Телохранитель киллера

      Неуверенно замирать под дверью Читтапона с занесённой для стука рукой становится традицией. Рутиной. Я даже не сильно нервничаю, если не анализирую, почему так происходит. Можно сколь угодно притворяться, что ничего не произошло — а Читтапон уже доказал, что мастерски умеет так делать, — однажды мы вынуждены будем поговорить. Я хочу, чтобы «однажды» наступило как можно скорее, не нависая надо мной Дамокловым мечом.       Нелёгкий, но нужный разговор и сумбурное расставание с Лукасом оставили на душе ощущение облегчения и грусти. В первую очередь я рад, что он наконец решил разобраться в себе и перестать прятаться. Ему давно пора повзрослеть, страх перед отцом у него возник не на пустом месте, но он совершеннолетний взрослый мужик, живущий в другой стране и подчиняющийся её законам, кто сможет ему навредить? Кем бы ни был отец Лукаса, он не бандит и не головорез, действовать незаконно не станет.       Также я с облегчением выдыхаю от того, что наши непонятные недоотношения прекратятся, хотя признаться в подобном даже самому себе сложно. Я к нему привык, привязался, расслабился, ведь не нужно было ничего делать, чтобы добиться этих отношений. Качественный и приятный секс по щелчку пальцев, никаких обязательств или требований. Идеально для любого несерьёзного холостяка, бегущего от ответственности. Может, именно такие взаимоотношения меня и смущали? Всё выглядело и происходило слишком несерьёзно: мы не жили вместе, приходили и уходили, когда хотели, не требовали к друг другу особого отношения. Мы даже целовались лишь после смены «статуса», а сам секс, хоть и был прекрасен, но словно ограничивался невидимой преградой, не позволяя нам переступить черту настоящей близости.       Лукас в моей жизни похож на дорогой ресторан — там здорово и престижно покушать, там вкусно, но вскоре тебе хочется вернуться домой и поесть простой еды. А я для него лишь ширма, стена, за которой он прятался от самого себя, выдавая действительное за желаемое. Как мы могли, понимая истину, так долго продолжать себе врать?       Будучи всегда и во всём инициатором, Лукас не требовал многого. Но если признаваться себе откровенно, то отношения с ним всё равно оказались самыми серьёзными из всех, что у меня когда-либо были. Именно потому до сих испытываю смешанные чувства, даже расстройство, ведь благодаря ему я стал осознавать свои истинные желания.       Но даже так я продолжаю оставаться эгоистом. В момент нашего расставания я чуть не дал слабину, ещё немного, и сил прервать тот поцелуй не осталось бы. После пришлось бы сожалеть, никаких сомнений. Даже я, абсолютно неискушенный в отношениях человек, понимаю — близость подразумевает не только трах, а нечто большее, в то время как лежать в обнимку и прижимать к груди Лукаса мне точно не хочется. И оказаться в его объятьях, нежности там всякие устраивать… Подобную сцену мне даже в фантазиях представить сложно, ведь Лукас такой… неприжимаемый. Он сам доминантный самец, который, по отчасти понятной причине сдался на мою милость, и я этим пользовался. Неприятно признавать, что я банальный потребитель, подобные выводы совсем не говорят обо мне, как о хорошем человеке. Зато согласиться со своей слабостью — половина пути к выздоровлению.       Я сам боюсь признаться в том, чего хочу, и главная причина моих сомнений за дверью напротив. С другим клиентом я бы уже давно решил что делать, но с Тэном связано слишком много странных вещей, разобраться в которых он мне совсем не помогает. Но самое важное, я хочу понять, что именно меня около него держит. Неужели повёлся на его тощие плечики и игривые взгляды? Ни-за-что. Я не такой слабак.       Снова поднимаю руку для стука, колеблюсь и сразу пресекаю свою нерешимость. Три раза ударяю костяшками по поверхности двери и отступаю в сторону. Что я ему скажу? Ежесекундно в голову приходят новые оправдания, и каждый раз мне хочется не извиняться, а лишь доказывать, что я прав, что имел право так поступить. Ведь я старался ради нашего блага, волновался, не хотел попасть в ловушку. Лишь хотел его защитить от всех опасностей, как и заложено в основу моего задания, но разве есть моя вина в том, что он такой скрытный?       Двери открываются не сразу, даже собираюсь постучать опять, прежде чем слышу щелчок замка. Тэн снова не спрашивает, кто пришёл, в глазок ему ничего не видно, а я стою под стенкой. Он высовывает голову наружу, выглядывает в коридор, замечает меня и цокает языком.       — Похоже, тосты, приготовленные с душой и огромной любовью, не сработали. Пришёл увольняться?       — Пришёл поговорить. И извиниться.       Его лицо вытягивается, а брови недоуменно взлетают.       — Ты не выглядишь так, будто пришёл просить прощения. Хотя обнадёжить меня у тебя получилось, проходи.       Как будто в другом случае он захлопнул бы перед носом дверь… Захожу в гостиную и усаживаюсь на диванчик в ответ на гостеприимный жест. На столике напротив стоят две бутылки пива, одна из которых уже пуста.       — Сейчас принесу и тебе пивка. Я помню, безалкогольное.       — Не рановато ли для выпивки?       — У меня, — он достаёт из холодильника банку, щелкает колечком и любезно протягивает мне, садится рядом, закидывает ноги в пушистых канареечного цвета тапках на стол, — можно сказать, личная жизнь рушится. Вот бросишь беднягу Читтапона, и ему придётся сложить безвольно лапки и уехать на хрен к родителям помогать садить редьку. Эхх… — он тяжело вздыхает. — Не получается у меня с чистого листа начинать, видимо, не судьба.       — Шантажируешь?       Он улыбается уголками губ и отводит глаза в сторону с самым невинным видом.       — Предлагаю уговор: я не стану разрывать контракт, если ты расскажешь мне правду. Именно правду, а не столь обожаемую тобой полуправду. Мне жаль, что я без спроса зашёл к тебе в спальню и стал подозревать в нечестности. Однако ты тоже хорош, подогреваешь мою паранойю каждый день. Куда ты ездил ночью?       Читтапон непроизвольно дёргается от моих слов, сжимает губы в тонкую полоску, через мгновение угрюмо их искривив.       — Я не имею права выйти из дома, когда захочу?       — Ты сам сказал, что не водишь машину из-за проблем с ногой.       — Я бы возмутился, что ты слишком внимательный, но, наверняка, в ответ услышу, что ты лишь выполняешь свою работу. Я принял обезболивающее.       — Что такого срочного произошло посреди ночи, что ты наглотался столь ненавистных таблеток и рванул чёрт-те куда?       Он молчит, а я внимательно изучаю каждый его жест, каждое движение губ, глаз и жду откровений. Тэн, очевидно, не хочет мне отвечать, потому что пауза затягивается. Он мне вообще ничего не должен, ведь все его дела касаются меня лишь в рамках, прописанных в договоре, но наши непонятные взаимоотношения давно преступили допустимые границы: общаемся на «ты», он лечит мои синяки и готовит мне завтраки, а я шарюсь по вещам в его спальне. Когда я полез туда, куда не следовало, всё изменилось окончательно — моя заинтересованность давно сменилась из обычной рабочей на личную. И самое странное, что я до сих пор не слышу криков об увольнении, о том, что на меня подают в суд, и теперь до конца жизни мне придётся выплачивать ему компенсации. Тэн хочет, чтобы я остался, а я хочу знать, что происходит. С ним, со мной. С нами.       Ему точно что-то от меня нужно, и где-то глубоко внутри, так глубоко, что даже самому страшно туда заглядывать, я понимаю, что хочу этого. Быть нужным ему. Есть в этом парне нечто, заставляющее меня нервничать, замирать от волнения, нарушать правила. До нашего знакомства никому не удавалось подобное.       Но я должен знать правду, потому что, если буду честен, в ответ хочу получить то же самое. Открываю рот, чтобы повторить свой вопрос, но Читтапон успевает раньше. Он даёт мне её. Правду. Именно такую, которая ожидаемо всколыхнёт во мне чувство вины, заставит искать прощения…       — Я был так зол на тебя. Ничего не мог поделать, потому что… потому что на самом деле я тебе никто. Даже Ёнхо не удалось испортить мне настроение, но как только явился Лукас, — Тэн выплёвывает имя, словно насмешку, закатывает глаза, — я моментально почувствовал себя в бездне. Чёрной, беспросветной, одинокой. Будто среди ночи в сортир деревенский провалился, а вокруг на километры ни одной души. Сидел у себя в квартирке весь такой в дерьме и слезливо обтекал, воображая, чем вы там занимаетесь. Мне чудился ваш хохот, а потом стоны и скрип кровати. Да, — он грустно усмехается, скидывает свои яркие пушистые тапки на пол и забирается на диван с ногами, сцепляет руки вокруг колен и мостит на них свой острый подбородок. Смотрит не на меня, а на кончики своих пальцев, будто на них написана шпаргалка, помогающая подобрать нужные слова. — Знаю, у тебя нет кровати, а вы вели себя тихо, но, клянусь, в моём воображении я всё слышал! Вечером вы свалили развлекаться, и я понял, что ещё несколько минут, и просто-напросто взорвусь. Потому наглотался таблеток, вырядился как шалава, только блёсток на веках не хватало, и рванул в город. Хотел в клуб сходить или бар, да хоть снять кого-то… Знаешь, у меня отношений очень давно не было, и не особо-то я их искал после всех моих старых приключений, но чужая личная жизнь под боком вдруг открыла во мне новые грани желаний. Вообще последний год выдался чертовски сложный, неудачный, паршивый. Смерть дядюшки, которого я и не знал толком, дала мне возможность начать новую жизнь, и ты… ты давно стал моей мотивацией, иначе я бы давно уже сдался.       Последние слова он произносит шёпотом, едва слышно. Следом в комнате воцарятся тишина, такая внезапная после откровений, такая абсолютная. Тэн тяжело дышит, сдерживается, едва не задыхаясь, признание даётся ему нелегко, он трогателен, он прост и понятен в своих словах, но я совершенно не могу осознать сказанного. Почему он говорит так, будто знает меня давно? Чем я вообще заслужил подобное отношение?       — Я покатался по городу, — продолжает он прерванную речь после того, как справляется с эмоциями, — но так и не смог найти себе места. Мне, скорее, хотелось кого-то убить, нежели развлечься, потому вернулся назад ни с чем. Всю ночь я бесился от бессильной злобы, пока не заснул. А утром вахтёр обрадовал новостью, что ты вернулся домой ночью один. Какая парочка, свалившая на свидание, расстанется посреди ночи? Разве что вы поссорились, либо расстались, и я обрёл новый повод завалиться к тебе домой. Если тебе плохо, я тебя бы утешил, а если нет, то ты меня. — Тэн мельком смотрит на меня и начинает скрести ногтем по ногтю, одёргивает себя. — Ты, наверняка, неприятно удивлён моими откровениями о ревности, но вот такой я, если что-то возьму себе в голову, уже никогда не смогу избавиться.       — Я и правда… удивлён, — слово, совсем не подходящее к случаю, но каким другим способом могу выразить эмоции? Ещё никто и никогда не признавался мне в чувствах, тем более так внезапно. Смотрю на него и не верю, ведь с первой нашей встречи был уверен — ему просто скучно.       — Почему вы с Лукасом вместе? Вы же совсем не подходите друг другу! Прости, — он делает вид, что бьёт себя по губам ладонью. — Язык мой — враг мой.       — Почему я?       — Что «ты»?       — Почему ты решил, что я именно тот, кто тебе нужен? Ты меня совсем не знаешь.       Он снова молчит, замерев с приоткрытым ртом, и смотрит на меня во все глаза, будто видит впервые. Его драматические паузы интригуют и бесят одновременно.       — Можно не отвечать? — дождавшись моего отрицательного кивка, он тяжело вздыхает. — Как же сложно объяснять свои чувства, особенно безответные. Тэён, зачем мучаешь меня? Давай назовём это любовью с первого взгляда. Оставь мне право хоть на какие-то секреты! Я уже говорил, что честность и искренность среди людей, окружающих меня — редкость, а в тебе я разглядел иные качества. Хочу почувствовать, каково это — быть кому-то нужным не потому, что от тебя чего-то хотят, а просто так. То, что ты оказался в отношениях, да ещё и таким крепким орешком, подпортило мои планы и уверенность в себе, ведь я надеялся по-быстрому соблазнить тебя и больше никогда не отпускать. Вот только не нужно меня жалеть, — он весело смеётся, чем окончательно запутывает меня, — я совсем не несчастен, правда. У каждого свой путь, а я свернул со своего, и мне пока немножко не везёт. Но я приноравливаюсь. А когда ты сбежишь от Лукаса, я примусь за своё с удвоенным энтузиазмом!       Пережевать услышанное — та ещё задача. Проглотить и переварить и того сложнее. Он выкрутился хитрó, свёл всё к шутке, почти убедил меня в том, что у него реально всё прекрасно. Маленькие неудачи со всеми случаются, но он их встречает с гордо поднятой головой и прямой спиной. Я почти верю, ведь он так хорошо контролирует свой голос, интонацию, взгляды, и в целом к его лицу не придраться, не предъявить обвинения в фальши. Только руки выдают, как сильно он нервничает. Не зря он обхватывает колени, не зря сцепляет пальцы, ведь нервную дрожь лишь так можно унять, скрыть. Зато побелевшие замёрзшие пальцы не спрячешь. Так случается каждый раз, когда между нами возникает неловкость: тогда в парке, в ресторане, здесь… Я идиот, до меня всё туго и поздно доходит, но я внимательный идиот, который всегда подмечает такие вещи.       Теперь, когда мои собственные руки горят, а кончики пальцев покалывает, хочется взять его ладонь в свою и согреть. Неужели так оно и работает? То самое зарождение симпатии, чувств: сначала ты не находишь себе места, не понимая почему, после жаждешь встречи, вспоминаешь о нём в самый неподходящий момент, ищешь оправдание, хочешь коснуться. А может, это чувство вины, потому что я облажался? Или банальное желание защитить своего клиента, который надавил тебе на жалость? Никаких чувств, лишь делаю свою работу чуть более тщательно, чем обычно. Без особых причин. Нельзя испытывать к нему ничего, ведь он всего лишь очередной клиент, новая строчка в личном деле, приносящая прибыль, и я обязан вести себя профессионально, не должен даже гипотетически рассматривать его как нечто большее.       «Простите, господин Личайяпорнкул, но я не могу принять ваши чувства. Моя работа — защищать. Если вам нужно больше, наймите соответствующего человека». Ну же, Тэён, скажи, не будь мямлей!       — А что за тройной повод для радости? — мысли и правда мечутся в моей голове, словно рой пчёл в ловушке с одним единственным крохотным выходом, из-за чего наружу прорывается совсем не та пчела, то есть не те слова. А Тэн послушно отвечает, совсем не помогая мне поступать правильно.       — Ты же вернулся домой без Лукаса, и я мог в наглую припереться к тебе с тортиком. Какой дурак станет прогонять человека с тортиком? Мы могли бы провести утро вместе. Чем не повод для праздника? И вообще, я до сих пор не понял, в чём ты меня подозреваешь?       Получается, случившееся утром — лишь череда случайных совпадений. Тех самых, в которые я с детства не верю, но сейчас крыть нечем. Да и в чём, действительно, я его подозреваю? Во лжи? Или в том, что кейс с винтовкой заставил меня на мгновение подумать, что он Ангел? Это же смешно. Тэн совсем не похож на человека, способного на убийство. Да и с больной ногой вряд ли получишь звание неуловимого. Все остальные его тайны меня не касаются. Извинений будет мало, манипулировать его чувствами слишком подло, а спускать свои проколы на тормозах я не привык. Решаю рассказать правду.       — Не подозреваю больше. Вообще, такая глупость… Уже не первый год я пытаюсь напасть на след известного киллера. Пять лет назад он подстрелил меня, и с тех пор мы не единожды пересекались. Последний раз совсем недавно. Знаешь, с момента нашей встречи происходит много странных вещей: проблема за проблемой, неразбериха в агентстве, похищение меня, затем Джисона и многое другое, из-за чего и подумал, что этим киллером можешь быть ты. Нет, ну серьёзно, я такой идиот, — мне становится крайне неловко говорить подобное вслух, я не смею посмотреть Тэну в глаза, потому не вижу его реакцию. — Поймать Ангела Смерти крайне важно для меня, я стал подозревать всех вокруг. Понимаешь? Он неуловимый, он самый загадочный киллер нашего времени, а я настоящий параноик.       Наконец поднимаю на него глаза, ожидая увидеть что угодно: скептически искривлённые губы, сдерживаемый смешок, брезгливость, но он смотрит на меня в упор широко раскрытыми глазами.       — Ангел Смерти, значит. Киллер. И ты подумал, что это я. Хах. А имечко у него, похоже, в самый раз для убийцы.       — Точно. Дурацкое. Но подходящее.       — И правда дурацкое… Так он в тебя стрелял?       Цепляюсь за возможность отвлечь его от своей ошибки и неловких извинений, расстёгиваю кофту и обнажаю плечо, где чуток пониже левой ключицы виднеется неприятная отметина. Никогда мне не приходилось демонстрировать шрам специально, да и не особо страшный он, так, рваная звёздочка размером с монету, слегка отличающаяся по цвету. Летом, если ходить в майке, она всегда становится заметней — загар ко мне липнет быстро, но моя работа не подразумевает слишком свободный стиль в одежде, а на море я уже не ездил несколько лет.       Побледнев, Тэн касается кончиками ледяных пальцев давно зажившей раны. Его голос дрожит.       — Немного ниже, и он мог попасть тебе в сердце. Он, наверняка, целился тебе в сердце, а потом… потом передумал.       С такой стороны я не думал никогда, считая, что киллер промазал случайно. Ведь у всех у нас есть немного удачи, и, возможно, в тот день у меня её было достаточно. Но что, если я ошибаюсь?       — Болит?       — Знаешь… Давно не болит. Даже не ноет. Ох! Ты что, плачешь? — я мигом застёгиваю кофту, ведь даже в мыслях не допускал, что его так напугает какой-то несчастный крохотный шрамик. Хватаю его за руки, чувствую, что его трясёт, и сам он весь такой холодный, как льдинка. Что я могу сделать? Только притянуть его к себе и…       — Я в порядке. В порядке! — Тэн вырывает руки и трёт глаза. Влага с ресниц исчезает бесследно, будто и не было, заставив меня усомниться в реальности недавно увиденного. — После случившегося, — он кивает на ногу, — у меня периодически случается нечто вроде панической атаки. Я немного боюсь выстрелов. Даже мыслей о них. Глупости, не обращай внимания. Лучше расскажи ещё об Ангеле. Ты сказал, что вы недавно пересекались. Он снова хотел тебя убить?       Сменив тему, он ставит меня в неловкое положение. Мы не закончили говорить о случившемся в спальне, и я ощущаю разговор не доведённым до логического конца. Зачем он так делает?       — Ладно, не делай такое суровое лицо. Давай не будем больше говорить о том, как я тебя застукал у себя в спальне. Я был неправ, ты был неправ, а виноватой пусть будет кошка. Мы исправимся, и всякое такое.       — Я и правда сожалею. Ты слишком секретничал, я случайно увидел кейс, и понеслось. Кошка… Я испугался, что она нагадит тебе на кровать, а тут нахожу кейс, и у меня сработала профессиональная стойка — человек, хранящий оружие, может быть опасен. Но я ошибся, — улыбаюсь ему изо всех сил, пожимаю плечами, мол, ну что с дурака взять?       — Ну да. Какой из меня злодей? Я точно не стал бы стрелять в людей, я даже убежать с места преступления не смогу. Ха-ха.       Его «ха-ха» получается откровенно жалким, что лишь усиливает во мне чувство вины. Если в нашей истории есть злодей, то это я.       Опустив ноги на пол, Тэн сидит некоторое время, болтая оставшимся на дне бутылки пивом, наверняка, уже выдохшимся и тёплым. Пальцы у него нервно подрагивают. Он молчит, и молчание его совершенно мне непонятно, даже пугающе, ведь я совершенно не умею заполнять подобные неловкости. Обычно умудряюсь их игнорировать, сегодня же не получается.       — Мне жаль… — выдавливаю из себя. Почему мне жаль? Что какой-то ублюдок выстрелил в молодого парня и искалечил его? Что оставил Тэна одного вчера, или потому что Лукас мой парень? А может, из-за того что я всего лишь банальный телохранитель, который не привык думать, и совершенно не понимает, что происходит?       — Не стоит, правда. Я сам виноват, слишком уж люблю нагонять таинственности, а ты не любишь, я не сообразил сначала, что причиняю тебе неудобства. Теперь я всегда буду говорить только правду, и между нами больше не возникнет таких неловких моментов.       Похоже, он не осознаёт, что своими словами и странным поведением лишь усугубляет недопонимание.       — Ты мне ничего не должен, кроме зарплаты, — пытаюсь всё свести к шутке. — К чему такие обещания?       — Ты не понимаешь, что… — он театрально замолкает и смотрит мне в глаза, слишком долго, чтобы назвать его взгляд дружеским, и слишком пристально, чтобы попытаться проигнорировать. — Ты мне нравишься. С первого дня, с первой минуты знакомства. Возможно, ещё до того, как ты меня увидел и узнал обо мне. Назови меня странным, назови банальным и глупым, но я искренен. Я верю своему сердцу. Ощутив то самое чувство молниеносной уверенности, что передо мной именно тот человек, который сделает меня счастливым, я решил бороться до конца.       Его губы шевелятся, извергая странные, непереводимые для меня слова, и от них лицо у меня начинает гореть, будто кипятком ошпаренное. Тэн, подлец, что же ты делаешь! Это слишком… Я всегда думал, что о чувствах болтают лишь девчонки, лишь им свойственно разводить сантименты, мусолить подробности с подружками, смакуя детали и выдумывая новые. Именно им нужно говорить о вечной любви и зависимости, эдакий особый ритуал, когда самец покоряет самку. Мы недалеко ушли от дикой природы, пусть наши заигрывания и стали более изощрёнными и материалистичными. Но, услышав подобное в свой адрес, мой мир перевернулся. Получается, Тэн не хотел просто досадить Лукасу, он не от скуки выбрал меня объектом развлечений, он действительно… испытывает ко мне симпатию?       — О нет, тебе плохо? Мне льстит, что я довел тебя до полуобморочного состояния, но лучше бы тебя торкнуло от удовольствия, а не ужаса… Воды?       Пока я, словно завороженный, сижу неподвижно, Тэн подскакивает с дивана и тут же громко вскрикивает, падает на пол, с силой сжимает пальцами ткань штанов на неестественно подогнутой ноге, и я отчётливо слышу, как скрипят зубы. Мои, его — неважно, но скрежет отдаётся в голове, будто по кости пилят на живую.       Его внезапные крики точно заставят меня поседеть раньше времени, однако реагирую быстро, моментально позабыв о своих безумных мыслях, не задаю никаких вопросов. Подобные вещи просты и понятны для меня, это именно то, что я умею делать. Бросаюсь на помощь, чуть сгибаю ему ногу, начинаю твёрдыми, но не слишком сильными движениями разминать икроножную мышцу, пока не чувствую под пальцами, что напряжение уходит и мышца расслабляется. Тэн крепко, как утопающий за соломинку, держит меня за запястья, но не мешает, лишь вцепляется своими ледяными пальцами, будто ему так легче перенести боль, и я расслабляюсь, самое страшное отступило. Как же он задолбал пугать меня, ну сколько можно? Лёгким поглаживающим движением веду ладонью от колена вниз и на полпути с внешней стороны ощущаю неровность. Тонкая ткань домашних штанов почти ничего не скрывает, пальцы легко нащупывают приличную выемку, наверное, именно сюда вошла пуля, значит, он не соврал… И снова чувствую себя предателем, ведь недавно допускал мысль, что нет там ничего, что он притворяется.       — Отпустило? — пока он не заподозрил меня в чрезмерно тщательном ощупывании, оканчиваю движение на его щиколотке, да так и замираю — они у него, оказывается, тонкие такие, и кожа там нежная… Отстраняюсь, чувствуя беспокойство в груди и холодок внизу живота — то ли бабочки там, то ли душа от страха провалилась, но задержись я немного дольше, и конфуз мне обеспечен. Вот оно моё слабое место — чужие тонкие щиколотки, худые плечики и острые ключицы. Может быть, курносый профиль и хитрая, кошачья улыбка. А ещё ощущение своей силы. Тэн нуждается в моей помощи, и я могу ему её дать. Он слабее меня, беззащитней, и я могу потешить своё эго.       Дождавшись лёгкого кивка, встаю, обхожу его и поднимаю за подмышки, усаживаю на диван, надеваю на его босые ноги пушистые тапки и сам иду за водой, и пока наливаю воду в стакан, костерю себя на чём свет стоит. Я полностью сошёл с ума, и мысли в моей голове мне не принадлежат, они абсолютно безумны! Подаю ему воду, и он тяжело дышит между жадными глотками.       — Ну, и что мне с тобой делать?       — Что хочешь, Тэён. Я полностью в твоей власти.       Я снова проиграл.

***

      Мне не показалось. Кожа на его щиколотках и правда нежная. И выше тоже, где бы я ни коснулся пальцами, везде приятно. Мне приятно, а ему — не знаю, его лица не видно. Я сижу на полу у его ног, а он молчит, закинув голову на спинку дивана. Виден лишь его подборок, острый, упрямый и длинная шея, такая открытая, беззащитная, напряжённая, она теряется в вырезе халата, запахнутом под самое горло, а мои руки теряются под ним где-то снизу, ведь насколько целомудренно сверху, настолько бесстыдно снизу. Там ничего нет, лишь нежная кожа, едва прикрытая шёлком, от которой я не могу оторваться, и руки мои, покончив оглаживать щиколотки, минуют крепкие икры и тянутся к стройным бёдрам вплоть до того места, где природе было угодно их соединить.       Почти достигнув цели, я не отрываю взгляда от его подбородка, мне любопытно, о чём он думает, что чувствует? Нравится ли ему так же, как и мне? Как сильно бьётся его сердце? Вспоминаю, что хотел увидеть, что же он прятал на голени, ведь сейчас я во власти посмотреть, но тело не слушается, будто онемело, и лишь назойливый писк над ухом усиливается, раздражает, бесит до ужаса, в какой-то момент я почти отмахиваюсь от него, но просыпаюсь.       Сердце колотится ещё сильнее, чем во сне, а назойливый писк превращается в назойливую трель на телефоне. Роюсь рукой под подушкой, едва не выворачивая плечо, вторую руку запускаю под резинку штанов и накрываю рукой пах — там всё пылает, а внизу живота расходится тянущая боль, будто секса у меня как минимум полгода не было. Приятное и неприятное, ведь «кино» я не досмотрел до логического конца, а организм мой тоже не успел получить желаемое ни морально, ни физически.       — Блять…       Телефон глохнет, начинает надрываться заново и наконец попадает ко мне в руки.       — Чего тебе? — бурчу недовольно в трубку, мечтая хоть одним глазком, но досмотреть пикантный сон. Я ведь почти смог рассмотреть, что у него там… Не «там», которое первое приходит в голову, а там, где шрам. А после можно и повыше… — Ещё даже семи нет!       — Вы только посмотрите на этого соню! Раньше ты в такое время уже круги на стадионе наматывал. Совсем тебя твой таец разбаловал.       — Юта, ты по мне соскучился или по делу звонишь?       — Сдался ты мне, скучать. По делу, конечно. У меня бомбезные новости! Оказывается, наш Ангел — старпёр! Не буду говорить, как я это нарыл, но там нереально интересная история, которая длится уже лет сорок!       — Что-что? — резко сажусь и едва не падаю назад от головокружения. — Сейчас приеду!       — Притормози, красавчик. Можешь не ехать, из наших в офисе только Джехён, представь себе, трезвый, и Чэнлэ, представь себе, даже не очень злой, остальные все на объектах. Даже я. Буду весь день аппаратуру на точках проверять, затем поеду к Сунок, а то она меня точно бросит.       — Постой. Как такое вообще возможно? Мы о нём узнали только пять лет назад!       — А вот так, в одном очень-очень старом и совсем не оцифрованном архиве есть куча инфы на него. Наследил наш дедуля чуть ли не по всему свету: весьма ощутимо в Китае, но больше всего в Золотом треугольнике — мочил там всяких главарей банд, политиков и их любовниц, за его голову в те времена давали вознаграждение золотом! Есть даже записи, как он кого-то кокнул на Кубе. Собственно, именно в Корее он орудует лет пять, хотя может и больше, ведь мы о нём могли просто не знать.       — А Япония? В Японии тоже кого-то убивал?       — Нет, про Японию ничего не нашёл.       — Может он японец?       — Ну да, — Юта демонстративно пыхтит в трубку, — ты истинный сын своей страны — веришь, что всё зло от японцев!       — Прости, — я смущаюсь, ведь совсем забыл, что Юта тоже японец. — Я другое имел в виду.       — Ну конечно, все так говорят. Да шучу я, шучу. Я тоже подумал, что он может быть японцем, впрочем, с той же вероятностью, что и китайцем или даже русским. Факт в том, что раз у него такой опыт, поймать его будет ой как сложно.       — Старый конь, возможно, борозды и не испортит, но однажды у него вполне может не хватить сил сбежать, или он банально что-то просмотрит. Правда меня больше беспокоит то, что ему нужно от агентства. Почему он помог Чэнлэ? Да и… — Я вспомнил день своего похищения, когда снайпер в лёгкую порешил большую часть головорезов. Мне хочется мыслить логически, я до сих пор убеждаю себя в том, что он оказался там совсем не для того, чтобы спасти меня. Я совершенно случайно оказался в том месте, и он случайно спас мне жизнь. Эдакий жест доброй воли. Киллер понял, что я не один из бандитов, потому не пристрелил на месте, хотя такая возможность была. Но чем больше я себя убеждаю в этом, тем меньше верю, и сейчас сомнения взлетают выше — на кой я сдался старому убийце? Жизнь для него ничего не стоит — одним трупом меньше, одним больше, какая разница? Тем более я лишний свидетель, и для такого матерого бойца, который не совершает ошибок, подобная слабость — серьёзный прокол. Допустим, после ряда столкновений он проникся ко мне некоей симпатией, но причин спасать мою задницу у него точно нет.       — Ты что, заснул там? Алё-алё! — несмотря на заявленную занятость, Юта в прекрасном расположении духа и не прочь поболтать. — Я тут подумал, а вдруг в нашем агентстве работает его сын? Возможно, даже внебрачный. Прикинь, он исколесил полмира, наверняка у него было куча баб, случайные связи, все дела, и вот на старости лет он решил найти преемника, и им оказался один из наших. Во, блин, сюжет для дорамы!       — Ага. Тогда не ты ли его любимый сынуля?       — Увы. Какой из меня снайпер? Я по электронике. Он, наверняка, бы разочаровался во мне и не стал даже тратить время. А вот, например, о Чону известно мало. Он такой скрытный. Все мы знаем кое-что друг о друге, но я никогда не слышал, чтобы он говорил о своих родителях, а по стрельбе у него самые лучшие результаты. Наследственность. Точно тебе говорю, это Чону!       — Юта, ты случаем не пил сегодня с утра?       — Ну тебя. Уже и пофантазировать нельзя. О, звонок на второй линии, бывай, Тэён! Заезжай завтра в офис, покумекаем. И ковбоя своего прихвати!       Он отключается, а я в раздумьях некоторое время держу телефон около уха, впрочем, как и вторую руку до сих пор не достаю из штанов. К счастью, шокирующие новости отвлекают меня от других проблем, теперь переживать, куда девать утренний стояк, практически не нужно. Контрастный душ решит проблему окончательно. Сон тоже как рукой сняло, а ведь мне так хотелось подремать подольше. И правда, разленился я в последнее время.       Встаю, делаю лёгкую разминку, совершаю мыльно-рыльные процедуры в ванной, проверяю свои ссадины, синяки и царапины: некоторые стали почти незаметны, а некоторые уже выцвели, пожелтели, обзавелись синеватой кромкой, будто ко мне на рёбра медуз налепили. Главное, что боли почти нет, если только сильно пальцами надавить, чем я и занимаюсь некоторое время, мазохистски проверяя свою стойкость и болевой порог. Вдоволь наиздевавшись, наклеиваю новый пластырь на царапину на скуле, натягиваю спортивный костюм и наконец отправляюсь на пробежку. Любимые кроссовки легко пружинят по натоптанной дорожке, а звук моих шагов теряется в шелесте листвы под ногами и в кронах деревьев. На голову то и дело срываются тяжёлые капли росы — ночью температура снизилась до семи градусов, и теперь в низинах и над водой тонкими слоями стелется туман, будто облака поленились с утра возвращаться с земли на голубой небосвод. Привыкнув к тёплой осени, я, не задумываясь, оделся не по погоде и концу пробежки не столько разогрелся, сколько продрог, зато теперь чувствую небывалую бодрость и просветление в мозгах.       Оглядываясь по пути обратно, замечаю, что по тропинке у реки трусят два старика в тёплых ангоровых свитерах, жилетах и панамках — не один я люблю утренние пробежки. По виду старики не из нашего двора, по крайне мере я их раньше не видел, а уже почти около подъезда сталкиваюсь с моей соседкой по лестничной площадке.       — Доброе утро, госпожа Кан, — кланяюсь я, немного притормаживая около неё, и подхватываю тяжёлые сумки, нагруженные продуктами. — Рано вы сегодня.       — Доброе утро, мальчик. Какой там рано! — Она трёт побелевшие от холода, со следами врезавшихся лямок пакетов руки. — Вечером зять с командировки возвращается, полгода его не видели — моряк он у нас. Готовить надо стол праздничный. Всё на мою голову: и мать старая, и готовка, и уборка. Моя Сони́ уже два года замужем, а толку с неё ноль, сидит только в учёбе своей, да с подружками по телефону болтает. Что увидит муж, когда вернётся? Ой, заболталась я. Ты уж прости, если мы немного пошумим сегодня.       — Ничего страшного. Шумите сколько нужно, — я смеюсь, пока мы поднимаемся по лестнице — лифт соседка героически игнорирует, ведь у неё есть бесплатный носильщик, а я сам по себе не люблю данное средство передвижения, так что мы оба остаёмся довольны и улыбаемся.       — И не надейся, что я тебе скажу то же самое, если соберёшься устроить тут балаган, — она строго машет мне пальцем.       — А если балаган устроит наш хозяин сверху? — меня забавляет то, как соседка шутит с серьёзным выражением лица.       — Ну, а в такой ситуации наши полномочия как бы всё, — она смеётся, разводя руками в стороны, а потом забирает пакеты, шуршит среди покупок и достаёт «плату»: — Спасибо за помощь. Вот тебе яблочко. Кушай витамины и будь здоров, вон худенький какой.       — Спасибо, госпожа Кан!       Женщина скрывается за дверью, а я тру яблоко о бок и вгрызаюсь в него зубами. Сок брызжет во все стороны, а у меня брызжут слёзы, и сводит челюсти и желудок от оскомины.       — Киислоеее…       — Так ты хочешь, чтобы я устроил балаган?       Пока я, оглушённый подлым фруктом, держусь за дверь, Тэн подкрадывается практически бесшумно, и если бы не чёртово яблоко, я бы точно его заметил или услышал, а так оскомина не отпускает, рот полон слюны, в глазах фейерверки. Вот угостила соседка со всей любовью…       — Ох, и кого ты собираешься приглашать? — шучу я, когда наконец снова могу говорить.       — М-да. Такта тебе не занимать. Лишний раз напоминаешь, какой я бедный и одинокий.       — Ну прости. Яблочко хочешь? — протягиваю ему эту смерть для Белоснежки, и он смотрит на зелёный фрукт с таким лицом, будто уверен, что я и вправду ему яду предложил, и отрицательно машет головой.       — Позавтракаем вместе?       — Снова хочешь готовить?       — Нет, — он морщит нос. — Поедим в ресторане?       Теперь морщусь я. Рестораны у меня ассоциируются с работой, бдительностью и глотанием слюнок за спинами своих подопечных. А ещё со скукой.       — Я надеялся, ты меня выгуляешь. Ладно. Тогда доставка на дом. — Он разочарован, и, глядя в его потухшие глаза, мне тоже становится грустно. Ну вот, а всё так хорошо начиналось.       — А я остался без машины, так что в город можно выехать либо на такси, либо на твоей колымаге. Но, говорю сразу, я терпеть не могу сидеть за рулём чужой машины.       — Боишься угробить?       — Да. Хозяина машины.       Он прикрывает рот тыльной стороной ладони и хихикает, я, конечно, не разделяю его радости. Свою машину я знаю, как свои пять пальцев, а в чужой даже посторонний запах может сбить с толку…       — Тогда такси. Я сейчас вызову, — выудив из кармана халата телефон, Тэн сосредоточенно роется в списке контактов, но я отнимаю у него аппарат и сбрасываю начавшийся вызов.       — Сначала иди переоденься. Не в пижаме и тапках поедешь же? — киваю на его бежевую пижамку под халатом и яркие пушистые тапки. — Там прохладно, оденься теплее. Мне тоже надо переодеться, а перед этим принять душ — я только после пробежки… Что смешного я сказал?       Тэн едва сдерживает ухмылку, мило закусив ноготь, и стреляет в меня глазками. Похоже, он меня разыграл.       — Ты такой серьёзный. И заботливый. А правда, что ты с Лукасом расстался? Я вчера определённо слышал что-то в духе «не вздумай встречаться» и «хитрожопый жук сверху». Если второе мне сложно отрицать, то с первым я категорически не согласен.       Открываю двери и захожу к себе, он ярким хвостиком следует за мной без приглашения и буквально сразу падает на кухонный стул, по-хозяйски закидывает ногу на ногу, на колени тут же вспрыгивает кошка, и ему приходится сесть ровно, чтобы животному было удобнее. И когда успели подружиться? Но кошка совсем не пытается улечься, наоборот, становится передними лапкам Тэну на грудь и тянется носом к шее, обнюхивая, тычется мокрым носом, и пока тот хихикает и пытается справиться с внезапной кошачьей любовью, я успеваю скрыться в душе, закрыв двери на щеколду. Звук щелчка получается слишком громким и демонстративным, заставляя меня чувствовать неловкость, будто я прячусь или боюсь, что Читтапон ворвётся ко мне в ванную. Зато пауза даёт возможность обдумать варианты ответа на его вопрос. Можно промолчать, сказать правду или соврать. Боюсь, от правды у Тэна совсем крышу снесёт, он и так себе многое позволяет, и от его поведения мои мысли уходят совсем в неправильное русло. Ведь я должен не забывать, что он в первую очередь мой клиент, а отношения с ними запрещены. Сколько у меня таких было, что клинья ко мне подбивали и соблазняли, причём более открыто и прямо, порой не оставляя пути к отступлению. Я всегда справлялся.       Нужно помнить о репутации, о том, что отношения и работу нельзя смешивать. Отношения с коллегами — плохо, но допустимо, если коллектив адекватный, либо совсем неадекватный, как у нас. Мы с Лукасом тому доказательство. Будь у Чону скверный характер, нам бы не поздоровилось. Будь Чэнлэ более консервативный, тоже всё закончилось бы плохо.       Зато если отношения разрушают саму работу, превращая её в балаган… Нет! Нельзя терять бдительность. Прочь подобные мысли! Мало того, что размышляю о своём подопечном в таком ключе, так ещё и понимаю, что Тэну не нужно приглашать толпу друзей, чтобы устроить хаос. Он его уже устроил, самостоятельно, в моей жизни.       Попытка вернуть размышления в нужное направление не удаётся. Снова возвращаюсь к вопросу Тэна насчёт расставания с Лукасом. Лучшим вариантом считаю молчание, но Тэн зачастую бывает сильно настойчив. Соврать? Вот такого точно не хочется делать. Всё моё нутро требует сообщить ему об истинном положении дел как на духу и с головой окунуться в «будь, что будет», но решаю не торопить события. Я буду молчать, пока не разберусь во всём.       Выключив воду, вытираюсь, надеваю домашние штаны и футболку — подготовить выходную одежду я не додумался, а выходить голым к Читтапону я пока не готов, потому что он, наверняка, ждёт чего-то подобного. Не успеваю выйти из ванной, как он жадно впивается в меня взглядом и, отвлёкшись, рассыпает кошачий корм.       — Эх. Я надеялся, ты выйдешь в полотенце. А ещё лучше — без.       — Ты уже видел меня голым и даже без сознания. Что нового ты надеешься обнаружить?       — Эй! — Тэн обижается. Ловко собирает рассыпанное и ссыпает в миску, к которой уже с аппетитом пристроилась голодная кошка. — Тебе было плохо, а я очень нервничал. Мне не до рассматривания подробностей было, о чём я уже жалею — такие красавчики, особенно не способные сопротивляться, не каждый день на голову сваливаются.       Он встаёт, чуток припав на ногу — каждый раз ему трудновато удаётся подъем с такого положения, — и ставит коробку на полку, а затем тщательно моет руки. В это время я роюсь в вещах: костюм надевать не хочется, тем более я так и не купил новые туфли. Да и кроссовки уже на последнем издыхании, как и половина моего гардероба.       — Какие у нас планы на сегодня? Я о работе, — уточняю сразу, так как глаза у Тэна моментально загораются недобрым огоньком. После моих слов он морщит нос.       — Да никаких. Я по большей степени бездельник. Только ближе к вечеру нужно съездить в офис одной строительной компании, хочу договориться об обновлении ограды вокруг Зелёнки. Камеры мы поставили на въезде, но, мне кажется, толку с них мало. Вся территория сплошь в дырах — лезь, куда хочешь, все как на ладони, любой тут ходит, как у себя дома. Бесит. А так я весь день в твоём распоряжении!       — Тогда иди, переоденься. Поедем на такси, позавтракаем в одном домашнем ресторанчике, а потом, если у тебя будет настроение, мы можем пройтись по магазинам. Ты ведь хотел, чтобы я тебя выгулял? Как насчёт шоппинга?       — Правда? Я всеми руками и ногами «за»! А ты позволишь заглядывать в раздевалку, критиковать твой выбор и совать свой нос куда ни попадя? У тебя ужасный вкус!       Возразить нечего, насчёт последнего он отчасти прав. Хотя его любовь к ярким и аляповатым шмоткам — у меня до сих пор глаз дёргается, стоит вспомнить леопардовое одеяло, — тоже не делает его гуру моды.       — Посмотрим.       — Даже не верится. Это же свидание!       — Это не свидание!       — Конечно, — он сразу соглашается, загадочно улыбается и теребит завязки на халате. — Иначе ты бы позвал для такого важного дела своего парня, не так ли?       Молчание. Вот моя тактика. Прихватываю его за плечи и выталкиваю за дверь, не сказав ни слова, ему тоже приходится промолчать, потому что в коридоре мы сталкиваемся с госпожой Кан, которая подметает порог. Она с некоторым неодобрением смотрит на мои руки на тэновых плечах — ещё бы, драгоценного хозяина не только лапают, но и выставляют за дверь, следом удивлённо пялится на жёлтые пушистые тапки, которые больше подошли бы какой-нибудь молоденькой вертихвостке, чем взрослому парню, и смущённо улыбается.       Раскланявшись, мы расходимся, я запираю дверь и сползаю на пол — похоже, каждый раз, прикасаясь к нему, у меня в голове и теле начинает твориться бум, только вот объяснить его происхождение я не могу. Тэн невыносим, он вредный и, чего уж греха таить, слегка назойливый. Он тощий, мелкий, курносый, и плечики у него хоть и крепкие, но костлявые, я успел посчитать пальцами все выпирающие косточки. Не успел только понять, почему кошка к нему так ластилась — наклониться к его шее и принюхаться стало бы верхом неприличия. Однако интуиция мне подсказывает, что Тэн может запросто себе такое позволить и даже одобрил бы мой поступок.       Как обычно отмахиваюсь от мыслей о Тэне, почти удачно, и решаю не надевать костюм, а обойтись обычной кофтой на молнии, джинсами и старенькими кроссовками. Если надо будет много переодеваться, то лучше с минимальной затратой времени, а не застёгивать каждый раз по десять пуговиц. Сверху накину осеннюю куртку — в джинсовой точно холодно будет, приложение на телефоне до сих пор показывает лишь десяток градусов тепла, разбавленные сильными порывами ветра. К обеду, наверняка, распогодится, и куртку придётся тащить в руках, но лучше так, чем замёрзнуть.       Поднимаюсь к Тэну на этаж и застреваю под дверью — он меня не пускает минут пятнадцать, потому что «подожди, я голый». Таким образом он пытается создать интригу, но я давлю её на корню и иду на общий балкон, присаживаюсь на перила и пялюсь на верхушки деревьев утреннего парка. Свежий воздух дразнит аппетит, и в животе начинает громко урчать — получив с утра лишь пару стаканов воды, да подлый кусочек кислющего яблочка, желудок жалобно требует еды, а в голове становится слегка грустновато и туповато.       Когда Тэн наконец соизволит выйти, я мечтаю лишь об одном — горячей тарелке лапши с большущим куском мяса в остром соусе и стакане клубнично-бананового сока вместо десерта. С балкона вижу, как вахтёр пропускает наше такси, и тут одновременно звонят и мой телефон, и Тэна, потому его эффектное появление полностью смазывается.       Звонят с сервиса, и на душе у меня холодеет. Сейчас точно скажут, что машине кранты, либо нужно кучу времени ждать, пока они найдут редкую и дорогущую запчасть…       — Доброе утро, господин Ли. — Голос механика бодр и весел, в отличие от моего настроения. — Можете приезжать за вашей красоткой, там ничего страшного не случилось, только карбюратор засорился. Мы его почистили, стал лучше новенького.       — Карбюратор? Да я его недели две назад чистил! Сдавал машину в СТО на плановое обслуживание. У меня командировка важная предстояла, вот и… — на той стороне молчат, терпеливо выслушивая историю очередного лоха, которого развели на бабки. К сожалению, на тот момент конкретно этот сервис был забит заказами, а мне нужно было срочно везти Ван И, из-за чего я воспользовался услугами известной фирмы. Разбирайся я в ремонте чуть получше, наверняка, заметил бы подвох, а так мой максимум — заправить бак и поменять колесо. — Я понял вас…       Прошу его провести диагностику и перечисляю нужное, то самое, что мне обещали сделать в прошлом сервисе. Получаю примерный прайс, грущу, но не отказываюсь. Ну вот, теперь точно придётся выбирать между новым спортивным костюмом и тем, что на выход…       Стрелка на радаре настроения, что с самого утра была на отметке «неопределённо» и почти сдвинулась в сторону «хорошо», скакнула вниз. Ненавижу незапланированные траты! Злюсь, и от злости хочу есть даже больше, чем раньше. Скорее бы. К счастью, Тэн тоже уже договорил по телефону, и выглядит он слегка недовольно.       — Проблемы?       — Нет. Отец звонил, ругает меня. Никак не привыкнет, что я живу теперь самостоятельно, — улыбнувшись, Тэн самодовольно добавляет: — Но поделать с этим он ничего не может.       До моей любимой кафешки мы добираемся минут за сорок — таксист нам попадается паршивый: он то тормозит не там, где положено, то гонит на открытых участках, в итоге не соблюдает рекомендованную по городу скорость и практически на всех светофорах попадает на красный. В придачу в машине воняет чем-то неуловимо противным. То ли носки грязные под сидение кто-то закинул, то ли проблевался недавно, а салон нормально не вымыли. Зато от Тэна пахнет приятно, но я предпочитаю суровую реальность сладким мечтам, и, чтобы не искушать судьбу, отворачиваюсь в сторону, всю дорогу пялюсь в окно, перебрасываясь с ним редкими фразами. Он, как и я, не спешит увлеченно болтать при посторонних.       В ресторанчике мы минут пятнадцать ждём заказ. Поваров всего двое: тётушка средних лет и её сын, они едва успевают обслуживать народ, коего в маленьком зале набилось немало, нам с Тэном достаются последние два места в самом отдалении от двери за крохотным столиком. Но он не жалуется и компактно мостится у стенки, пока я лично делаю заказ, а затем усаживаюсь рядом. Вижу, что ему даже нравится, что мы так близко сидим, хотя удобства так себе, зато перед нами открывается вид через большое панорамное окно, из которого видна узкая оживлённая улочка, переполненная спешащими на работу мужчинами и женщинами, школьниками, мелькающими на велосипедах и мопедах курьерами, и ни одной машины — все они остаются на другой стороне.       Мы расслабленно наблюдаем за жизнью за окном и ждём заказ, Тэн даже не спрашивает, что его ожидает, он покорился судьбе и оживает только тогда, когда появляется сын хозяйки с огромным подносом, на котором дымится горячая пища: две тарелки с лапшой, о которой я мечтал всё утро, мясо и плошки с соусами.       — Ты с ума сошёл? — шипит мне в ухо Тэн, продолжая любезно улыбаться. — Да тут одна порция на пятерых! Мне никогда в жизни не съесть столько!       — А ты попробуй. Тут самая лучшая лапша в городе. Ты такой нигде больше не попробуешь.       — Слишком много.       — Что не влезет — оставишь.       — А если хозяйка на меня обидится?       Так в весёлых препирательствах проходит наш совместный завтрак, и я действительно впервые вижу, как Тэн съедает так много за раз лишь потому, что боится обидеть незнакомую тётку. Под конец приходится ему немного помочь с мясом, бедняга даже расстёгивает пуговичку на брюках и тяжело дышит, а после сам предлагает пройтись пешком до ближайшего Дьюти-Фри без оглядки на больную ногу, лишь бы «растрясти жирок».       Там я наконец нахожу себе новый костюм, выбрав, конечно, привычного чёрного цвета, но Тэн без зазрения совести отчитывает меня прямо перед консультантом за полное отсутствие вкуса, и мы некоторое время спорим, я отказываюсь от всех предложенных им разноцветных вариантов, и, сдавшись, он предлагает последний цвета мокрого асфальта. Мягкий, приятный на ощупь, из сочетания шерсти и кашемира, он мне нравится, как и новые туфли, пара рубашек, в выборе которых Тэн зверствовать не стал: обычная белая и светло-розовая, видимо, взамен утраченной в бою с кошкой.       В итоге я снова остаюсь на мели, даже приходится воспользоваться кредиткой. Перед Тэном, конечно, держу морду кирпичом, мне стыдно, что я настолько несостоятелен, что заработанного у меня едва хватает на более-менее приличный костюм. Если бы не ремонт машины, я бы выкрутился, а так часть денег уйдёт на оплату обслуживания. Хорошо, что хоть бак успел заправить…       Освобождаемся мы уже далеко после обеда, и я чувствую себя полностью выжатым — такого жесткого шоппинга у меня не случалось ни разу, даже с сестрой: Тэн заставил меня перемерять, наверное, сотню костюмов и рубашек, я их все даже не упомню. Уверен, он издевался нарочно, чтобы я от усталости потерял терпение, и он в итоге смог напялить на меня что-то красное или полосатое, но я бдел до конца. Теперь мы оба уставшие до ужаса, а Тэн убедился, что максимум, на что я способен — небольшой компромисс, но никак не полное согласие.       — Заедем пообедаем? — предлагаю я, когда, нагруженный пакетами, покидаю молл.       — У меня ещё завтрак не переварился, — отказывается от сомнительного в его глазах предложения Тэн, хлопает себя по животу и резко присаживается прямо на грязный парапет, начинает растирать ногу. Он слегка бледнеет, хотя марку продолжает держать, и лёгкая улыбка не сходит с лица. — Ничего страшного, просто устал немного. Поедем домой?       Он очень хорошо держался, я даже не замечал, как он хромает, бегал по магазинам как угорелый, таскал его по лестницам и заставлял подолгу стоять. Впрочем, он сам постоянно торчал у раздевалки! Я не виноват.       — Ну не смотри на меня побитым щеночком, — смеётся Тэн. — Я отлично провёл время, забыл обо всём, что лишь доказывает — когда я с тобой, мне всё нипочём. Идеальным окончанием стало бы… ох, ну ладно, подобное вообще за гранью фантастики. Чёрт, лови такси! Вон там, уже отъезжает!       Мы возвращаемся домой, притормозив около ресторанчика домашней кухни, где набираем целую гору еды на двоих, я на свой вкус, Тэн на свой, и наконец возвращаемся в Зелёнку. К концу пути Тэн уже белее стены, хотя пытается держаться бодренько, а я молчу, так как совсем не знаю, чем ему помочь. Разве что выгружаю пакеты около подъезда на лавочку, помогаю ему вылезти из машины и веду наверх к лифту, где мы сталкиваемся с очередной непреодолимой проблемой — лифт не работает. Тэн стонет и прислоняется к стене.       — Всё. Сегодня я буду ночевать здесь. Больше не сдвинусь с места.       — Только не в мою смену. Тэн, тут совсем немного осталось, — уговариваю его, но он глух к моим мольбам. — Мне тебя, что, на руках нести?       Тэн мученически вздыхает, будто такое решение даётся ему нелегко, и тянет ко мне руки, как маленький ребёнок.       — Только через плечо не перекидывай, а то твоя хвалёная лапша окажется на полу.       Он что, серьёзно? Не веря в то, что сейчас собираюсь сделать, заглядываю на лестничную площадку, проверяю, нет ли посторонних. Я не переживу, если нас кто-то увидит, народ и так уже странно на нас поглядывает.       Подхватив его на руки, как жених невесту, и пытаясь сохранить на лице невозмутимую мину, взбегаю наверх. Тэн сначала кажется мне лёгким, как девчонка, но я явно переоцениваю свои силы и к третьему этажу начинаю задыхаться, к пятому ноги наливаются свинцом и кажутся неподъемными, а к двери Тэна добираюсь почти на автопилоте, весь взмокший и запыхавшийся.       — Это, фух, — тяжело выдыхаю, ставя его перед дверью, — одноразовая акция, фух. В благодарность, что помогал мне в магазине. Фух. Сам бы я не справился.       — Что же, — Тэн уже стоит на земле, но его руки до сих пор крепко обвивают мою шею, и говорит он шёпотом: — Если ради такой акции мне нужно терпеть боль, я готов терпеть её каждый день.       Когда он меня отпускает, я чувствую, что мой язык онемел, сердце замерло, а голова кружится от нехватки кислорода. Господи, как я, увидев тот сраный кейс, мог подумать, что Тэн наёмный убийца? Хромой парень, что не способен даже нормально подняться по лестнице, не смог бы провернуть ни одного дела. Слова Юты лишь подтверждают мою ошибку — Ангел Смерти уже немолод, да и такое прозвище он получил здесь, в Корее. Наверняка, раньше его называли иначе, потому и получилась путаница.       — Не нужно ничего терпеть. Если устал, говори прямо, не нужно издеваться над собой.       — Ой, брось, — Тэн проворачивает в замке ключ и останавливается. — Всё не так плохо, и нога у меня постоянно не болит. Порой из-за перенапряжения случается что-то вроде приступа или обострения. Хватит делать такое лицо. Я действительно в порядке. Кстати, если мы проведём весь день вместе, его можно будет считать за свидание?       Он невыносим, и мысли у него работают лишь в одном направлении даже в подобные моменты!       — Не думаю, — я пока не готов сдаться. — Я ведь твой телохранитель.       — Но ведь сегодня я тебя сопровождал, а не ты меня. Я помогал тебе выбирать костюм, а после ты носил меня на руках. Или ты не соглашаешься из-за Лукаса? Ты ведь так и не ответил на мой вопрос утром.       Он наконец полностью открывает дверь, резко вдыхает, будто от сильного испуга, и отшатывается назад, едва не заваливаясь в коридор. Я вспоминаю, что нахожусь здесь, вообще-то, не для того, чтобы флиртовать, а охранять своего клиента. Ловлю его, убеждаюсь, что он твёрдо стоит на ногах, и, на ходу доставая пистолет, врываюсь в квартиру.       Внутри никого нет, а на полу валяется грязный, поломанный пупс. Он огромен, размером с годовалого ребёнка, и его состояние ужасно: облущенная краска, закатившиеся вдавленные глаза, лысая покоцанная голова. Но совсем другое примечательно — он весь изломан, у него полностью нет правой ноги, а левая сломана в колене и вывернута в другую сторону. На груди завязан пышный бантик, поверх которого лежит маленькая открытка. Я жестом велю Тэну оставаться на месте и сначала проверяю комнаты, но Тэн не слушает, смело входит в свой дом и поднимает послание. Заглянув через плечо, читаю крупные печатные буквы: «С годовщиной, Читтапон. Ты ведь ждёшь новый подарок?»