***
1545 год. Амасья. Покои Румейсы-хатун. Румейса-хатун, несмотря на время обеда, все еще лежала в постели. Девушка уже почти полностью оправилась от падения в хамаме и всем сердцем желала покинуть успевшие надоесть за эти несколько дней покои. Но с другой стороны она боялась за сына, который рос под ее сердцем. Поскользнувшись на мокром полу в хамаме, Румейса на некоторое время потеряла сознание от удара головой о мраморный пол, а когда пришла в себя — вокруг нее суетились лекари. Девушка не могла пошевелиться, живот невыносимо болел, словно у нее имелась открытая рана. К счастью, грамотные действия врача предотвратили потерю ребенка на позднем сроке. И Румейса-хатун вздохнула от облегчения, не уставая благодарить Аллаха за милость. Девушка соблюдала постельный режим, следовала всем указаниям лекарши, пила отвратительно-горькие отвары и все это ради того, чтобы сохранить долгожданного ребенка. Румейсе-хатун не сразу удалось забеременеть. Она четыре с половиной года была наложницей шехзаде Мустафы, однако забеременеть ей долгое время не удавалось. По гарему поползли слухи о бесплодии фаворитки, и предотвратить их распространение оказалось невозможным. В конце концов Махидевран Султан, несмотря на то, что любила невестку, поставила ей условие. Она должна забеременеть за три месяца или навсегда лишиться возможности посещать шехзаде. Для бесплодных золотого пути не существует. Румейса-хатун была в отчаянье. Она всем сердцем любила Мустафу и готова была разделить с ним и горе, и радость. Но вот только, чтобы всегда быть рядом и чтобы с твоим мнением хоть кто-то считался, нужна власть. Ее можно получить только одним путем — родить шехзаде. А с этим вышли проблемы. Румейса злилась, нервничала, переживала, когда периодический Махидевран Султан отправляла в покои сына наложниц. Этого она не могла простить даже ей, но Румейса молчала и терпела, понимая, что без поддержки султанши ее очень быстро загрызут в гареме. Ей оставалось только метаться в гневе, когда очередная рабыня ублажала шехзаде да периодический подливать фавориткам в питье специальный отвар, не дающий им забеременеть. Румейса не хотела, чтобы хоть кто-то возвышался над ней. Ей с головой хватало Айше-хатун, хотя первая супруга Мустафы была тихой, спокойной и в основном занималась воспитанием дочери. Но наличие ребенка даже у безликой Айше жутко раздражало. Для Румейсы было жизненно необходимым забеременеть и родить, иначе в гареме, где много красивых женщин, не выживешь. К счастью, Мустафа никогда не забывал ее даже после ночей с другими женщинами. Румейса-хатун же всегда ему улыбалась, хотя хотелось после очередной измены устроить грандиозную истерику. Когда счет пошел уже не на месяцы, а на дни и недели, Румейса нашла в городе знахарку, которая начала продавать ей специальные травы. Лекарства, приготовленные из этих трав, помогли. Румейса забеременела и объявила об этом, когда срок, назначенный Махидевран Султан, подходил к завершению. Ребенка под сердцем Румейса любила и берегла, как зеницу ока. И вопрос уже был не во власти, а в простом женском счастье. Девушка хорошо питалась, пила отвары и даже сама вышивала узоры на пеленках для будущего малыша. Она сердцем чувствовала, что будет шехзаде, наследник, который в будущем после своего отца займет престол. Шехзаде Мустафа, узнав о долгожданной беременности любимой фаворитки, воспрял духом после внезапной кончины брата Мехмеда и, кажется, воспарил над землей. Он с новыми силами окунулся в дела провинции, чувствовал небывалое оживление и прилив энергии. А ещё он окружил наложницу любовью и заботой. От такого внимания Румейса расцвела, хотя раньше ее с трудом можно было назвать привлекательной. Слишком худая и угловатая, с резкими чертами лица и темными глазами, она казалась неправильной и нескладной. Но беременность приятно округлила ее формы, прибавила румянца на бледные и впалые щеки, к тому же она стала еще более чувственной, что очень понравилось Мустафе. Однако все изменилось в один день. В день, когда Мустафа упал с лошади. Румейса-хатун чуть с ума не сошла от ужаса и беспокойства, но, к счастью, Аллах отклонил беду, но не полностью. Мустафа потерял память… <Шехзаде совершенно ее не помнил, хотя и пытался быть вежливым и добрым. Но у Румейсы было ощущение, что она проводит время не с любимым мужчиной, а совершенно чужим человеком. Далеким, холодным и… равнодушным. Что-то с шехзаде было не так, слишком сильно изменилось поведение, но никто, кроме нее, похоже, этого не замечал. Румейса-хатун переживала за любимого мужчину, но быстро решила, что сможет снова покорить сердце шехзаде, но теперь она не была в этом так уверенна, и осознание этого злило ее. Началось все с того, что шехзаде не позволил ей его сопровождать в Топкапы на правах первой жены. Он сделал выбор в пользу Айше, о существовании которой Румейса за месяцы беременности успела забыть. Наверняка это Нергисшах повлияла на решение отца, маленькая хитрая дрянь, которая только строит из себя невинного ребенка. Румейса-хатун переживала из-за того, что не она, а Айше будет сопровождать Мустафу в столицу, боялась, что между ними что-то произойдет, и она снова окажется в его постели, но беда пришла, откуда не ждали. Во-первых, какого же было ее изумление, когда только-только, отойдя от падения в хамаме, Румейса узнала о ранении шехзаде. Не успела она как следует испугаться, как ей сообщили, что раны Мустафы могли бы быть серьезнее, если бы наложница не повалила наследника на землю. Узнав о новой фаворитке, Румейса ощутила жгучую обиду и досаду, значит, пока она переживала о любимом, он проводил время с другой. Ревность отравляла душу девушки, изводила её. Румейсе хотелось пойти в гарем и взглянуть на нее. Но ребенок под сердцем — превыше всего. Вот и теперь Румейса-хатун, лежа в постели, размышляла о таинственной наложнице, о каждом шаге которой ей докладывала верная служанка Ягмур. Приподнявшись в постели, Румейса все-таки решила действовать, ее сжигало любопытство. Она позвала служанку, которой велела принести платье. Переодевшись, наложница разместилась на тахте, подложив под спинку подушку, чтобы было удобнее. Ребенок в чреве отчего-то заворочался, видимо, чувствуя волнение матери. Несмотря на все препятствия и частые волнения, малыш рос на удивление крепким и сильным. Махидевран Султан, на жалобы невестки касательно неугомонного преимущественно ночного бодрствования внука, только улыбалась и говорила, что будущий шехзаде будет храбрым воином, как и его отец. Это грело Румейсе душу, и она с нетерпением ждала рождения сына. — Ягмур, что происходит в гареме? — спросила Румейса-хатун у верной служанки, которая принесла ей ароматный ромашковый чай. Ягмур-хатун посмотрела на госпожу и улыбнулась. — Ничего особенного, — пожала она плечами, чем вызвала внезапный гнев хозяйки. — Ничего особенного? По гарему эта девица расхаживает, а ты говоришь «ничего особенного»?! — гневно вскрикнула Румейса-хатун и поморщилась от особенно сильного толчка сына в чреве. Она положила руку на живот, словно успокаивая ребенка. Последние события и беременность сделали ее слишком нервной и эмоциональной, перепады настроения случались по несколько раз за день и ничего не могло их побороть. — Не переживайте, госпожа, Анастасия-хатун не высовывает носа из покоев. Сидит тихо в обнимку с учебниками, — промолвила Ягмур-хатун. — Ты делаешь то, что я просила? –спросила Румейса, немного успокоившись. Служанка довольно кивнула. — Я подкупила служанку Анастасии и настроила против нее Элиф-хатун, — отчиталась Ягмур. Румейса задумалась. Элиф-хатун очередная девушка Мустафы на одну ночь, он провел с ней всего один вечер и даже не позволил ей остаться с ним на ночь. Бедняжку после хальвета нашли рыдающей в прачечной, она не смогла заинтересовать наследника, к счастью для Румейсы. — Этого недостаточно, — вздохнула фаворитка. — Подкупи пару наложниц, чтобы они начали мутить воду. Грянет буря, которая уничтожит Анастасию, и она пожалеет, что попала на ложе Мустафы, — решительно проговорила Румейса-хатун. Ягмур-хатун кивнула, разделяя ее мнение.***
Амасья. Покои шехзаде Мустафы. Я открыл глаза и первое, что увидел — темный полог кровати. Сфокусировав взгляд, я приподнялся на локтях и огляделся. Похоже я в своих покоях, в Амасье. Проклятье, почему так болят плечо и голова? Я прикрыл на мгновение глаза, и перед внутренним взором в одно мгновение вспыхнули картины минувших дней. Анастасия, вечер и вражеская стрела, пронзившая мне плечо. От осознания, что меня могли убить, мне сделалось дурно и я снова откинулся на подушки. Если бы Анастасия меня не толкнула, стрела точно попала бы в грудь. В лучшем случае она угодила бы сразу в сердце, и я мгновенно умер бы, в худшем — пронзила бы легкое, и я задохнулся бы. От подобных мыслей по телу прошла стая мурашек, и я порадовался, что в очередной раз остался жив. Интересно, сколько раз меня, то есть Мустафу, пытались убить? Кое-как поборов дурноту, я поднялся с постели, чувствуя неприятное покалывание в правом плече, после этого зашел за ширму и нашел там чистую, аккуратно сложенную одежду. Штаны я кое-как натянул, а вот с рубахой возникли проблемы. — Мустафа, хвала Аллаху, тебе лучше, — раздался голос Махидевран Султан. Я, вздрогнув от неожиданности, выглянул из-за ширмы, смерив мать задумчивым взглядом. Выглядела женщина неважно, в ее волосах прибавилось седых волос, под глазами залегли тени, а сами очи покраснели. Должно быть, она всю ночь не спала, волнуясь обо мне. — Добрый день, матушка, — промолвил я. — Уже известно, кто стоял за нападением? –спросил я, чувствуя, что покушение не случайность. — Ташлыджалы ведет расследование, ему помогает Атмаджа-бей, — ответила матушка. Я кое-как, морщась от боли, надел рубаху и накинул на плечи кафтан. Атмаджа. Атмаджа. Знакомое имя, знать бы откуда. Либо это память Мустафы подкидывает сюрпризы в виде внезапных образов и воспоминаний, либо это воспоминание из сериала. Не поймешь с ходу. Откуда вообще взялся этот Атмаджа? Его не было в моей охране, вроде бы. Так или иначе, я переоделся, убедил мать, что чувствую себя отменно, и вызвал к себе Ташлыджалы, желая разобраться в происходящем. Я сел на тахту, ожидая визита соратника. Яхья явился спустя десять минут. По тому, как мужчина переминался, встав напротив меня, я понял, что-то произошло. И это что-то не очень приятное. — Шехзаде Хазретлери, — поклонился Ташлыджалы. — Рад видеть вас в здравии, — продолжил расшаркивание мужчина, я же терпеливо его слушал, ожидая, когда он перейдет к основным новостям, но видимо Яхья пытался собрать мысли в кучу. — Мы провели расследование, и выяснили, что нападение организовал торговец из Амасьи, Али-ага. — Али-ага значит, и почему же он так поступил? –спросил я, пытаясь говорить, как человек из шестнадцатого века. Но пока такие тонкости давались мне с трудом. — Мы схватили мерзавца, и он признался, что ему приказал Великий Визирь Рустем-паша, — промолвил сквозь зубы Ташлыджалы, в его карих глазах отразился гнев и ярость. Черт, я как-то забыл про Рустема-пашу, мужа, вроде бы, Михримах Султан. Да, именно ее. Я немного помнил об этом хитром лисе, и это были воспоминания из сериала. О том, как Рустем предал шехзаде Баязида, что повлекло за собой серию событий, приведших к смерти последнего. Рустем вызывал у меня долю восхищения, однако не сейчас, когда паша затеял игру на выживание против меня. Эх, мне бы такого союзника, но поздно. К тому же Рустем не надежен, он никогда не действовал на чьей-либо стороне. Он всегда действовал в своих интересах. Но пока этот хитрый лис на поводке у Хюррем Султан добра не жди. К тому же поводок специфический в виде Михримах Султан. Я пришел к выводу, что мой главный враг — Хюррем Султан, пока она жива, я не смогу спать спокойно. Только за последний месяц меня пытались дважды убить. И в первый раз у них это удалось. После того, как шехзаде Мустафа прокатился на лошади с подрезанными креплениями седла, он свалился и умер, а его тело занял я. Во второй раз меня спасла Анастасия, оттолкнула от смертельной стрелы, которая не причинила мне существенного вреда. Значит, нужно избавиться от рыжей змеи, пока не поздно. Пока она не добилась результата, вечно бегать от смерти у меня вряд ли получится. Но в запасе было как минимум восемь лет, и я должен сделать все, чтобы и я и мои сыновья пережили осень 1553 года. Вот только как? Не знаю. Во-первых, нужно собрать сильных союзников, но где их искать? Кто друг, а кто враг? Не понятно. Во-вторых, нужно лишить Хюррем Султан людей, вроде Рустема, но как? Почему-то мне казалось, что таких, как Рустем и его госпожа, не так-то просто убить. В-третьих, мне нужны знания. Потому что знания — это власть. А власть — это сила и относительная безопасность. Я пришел к таким умозаключениям. — Али-ага может свидетельствовать против Хюррем Султан и Великого Визиря? — с глупой надеждой в голосе спросил я. Конечно, было бы наивно полагать, что такие умные люди, как хасеки, оставят свидетеля в живых, но мало ли, вдруг повезет, но реакция Ташлыджалы меня убедила в обратном. — Господин, дело в том, что агу кто-то отравил, — промолвил Яхья, и разочарованный вздох вырвался из моей груди. Я вскочил на ноги и пошатнулся от резкой слабости. Ташлыджалы подскочил ко мне и хотел придержать под локоть, но я жестом его остановил. Переборов слабость, я нервно заходил по опочивальне, ощущая небывалый гнев. Проклятье, я даже в собственном дворце не был в безопасности. Чем тогда дворец Амасьи лучше Топкапы, где я на каждом шагу чувствовал опасность даже от стен, вздрагивал от каждого шороха и спал с одним открытым глазом?! Али-ага отравлен! Отравлен! Вот ведь… Я ощутил небывалое желание использовать старую, не очень добрую нецензурную брань. Как говорится вместо тысячи слов. Но присутствие Ташлыджалы меня отрезвило. Бедный Яхья стоял у тахты и внимательно следил за мной. Я мерил шагами покои и пытался усмирить панику. Если эти шпионы без труда отравили хорошо охраняемого заключенного (отчего-то я не сомневался, что агу хорошо охраняли), то они могут добраться и до меня, и до моих детей. Осознание этого породило новый приступ страха. Я слишком хорошо помнил смерть Дениса Амирханова и вполне естественно боялся еще раз пройти через это. К тому же знание того, что шехзаде Мустафа будет казнен осенью 1553 года как-то не прибавляло радости. Пусть я еще не привык к новым людям, обстановке и времени, но я чувствовал себя живым, и был счастлив, осознавая это! Я остановился, глядя в окно. Решение было. У меня есть восемь лет, чтобы наверстать навыки покойного Мустафы, у меня есть восемь лет, чтобы собрать союзников и тайно, не привлекая внимания, избавится от Хюррем Султан… Меня внезапно передернуло, когда я вспомнил про закон Фатиха. «Тот, кому достается султанат, должен казнить всех своих братьев и племенников, чтобы избежать смуты в государстве» — вроде так он звучал. Мои сестры как-то обсуждали этот закон, споря правильно ли поступила Нурбану Султан, решив убить маленького Мехмеда, сына Баязида. Чисто по-человеческий — не правильно, но кто подумает о человечности, когда на кону жизнь и благополучие твоего мужа и ребенка? Нурбану Султан действовала во имя сына, чтобы шелковый шнурок не затянулся на его шее. И я ее понимал. Осознание этого вызывало мерзкие ощущения. Мысль, что мне придется убивать, пусть не самому, а чужими руками, для выживания, пугала и вызывала отвращение. Нужно лишить Хюррем Султан силы и могущества, тогда ее сыновья начнут делать ошибки и султан сам оборвет их жизни. Можно зайти с другой стороны, начать с сыновей, то есть с моих братьев, тогда Хюррем будет уже не за что бороться. Однако этот путь показался мне жестоким. К тому же из братьев мне не понравился только Селим, очень похожий на мать. Баязид и Джихангир произвели приятное впечатление. Но как долго оно будет приятным? — Ташлыджалы, как Али-ага мог быть отравлен? –спросил я тихо. Я стоял к нему спиной, и он не мог видеть всех эмоций, сменяющихся на моем лице. — Дворец полон шпионов, ты понимаешь это? — я повернул голову и посмотрел на хранителя покоев, тот молчал, глядя прямо перед собой. — А если они меня захотят отравить? –спросил я, повысив голос. Ташлыджалы вздрогнул, глядя на меня во все глаза. — Мы не допустим это, — промолвил он тихо. — Уже допустили, раз единственный свидетель причастности Хюррем Султан к покушению, мертв, — прошипел он. — Слушай меня внимательно, — двигаемый страхом за собственную жизнь, я говорил твердо и уверенно, слова мои звенели и пропитывались злостью. — Весь дворец переверните, но найдите всех крыс, абсолютно всех. Усильте охрану, пусть мою еду и питье проверяет дегустатор на наличие ядов, — я видел как расширяются от удивления глаза Ташлыджалы. Он, видимо, не ожидал от меня подобных слов. — Ты понял меня, Яхья? –спросил я с ощутимой угрозой в голосе, посмотрев прямо в глаза слуги. Хранитель покоев кивнул. Наверное, я впервые его назвал по имени, раз его передернуло. — И еще, — я вспомнил кое-что важное. — Нужно подготовить своих крыс, — я криво усмехнулся, наслаждаясь произведенным эффектом. Ташлыджалы разве что рот не открыл от шока. Надеюсь, я не перегибаю палку. Хотя бережёного Бог бережет. Параноики живут дольше всех. А это и есть моя цель. Яхья кивнул и поспешил ретироваться. Было видно, что он весьма удивлен, но мне в целом было плевать на его мнение. Жизнь — это самое прекрасное, что есть у человека, и никто не в праве отнять у меня этот дар. В голове стремительно зрел план. Он был прост, но я понимал, что для воплощения его в действительность нужно время. Да и не сработает он в точном соответствии, как я хочу. Но лучше хоть что-то, чем вообще ничего. Нужно было подготовить верных мне шпионов и агентов, заслать их в Топкапы и в санджаки к братьям, чтобы они тайно следили за султаном и за шехзаде. За султаном следить будет не просто, малейшая ошибка, и на моей шее затянется шелковый шнурок. Такая себе перспектива, лучше, конечно, следить за Хюррем Султан и ее цепными крокодилами. Да и Баязида и Селима необходимо окружить верными только мне людьми. Мне самому нужно затаиться, сидеть тихо и занять позицию наблюдателя, чтобы набраться опыта. За эти восемь лет до предполагаемой смерти, необходимо получить хорошее образование, чтобы не остаться с пустыми руками в момент решающей битвы. В том, что битва будет, я почему-то не сомневался. Неприятно садящая рана на правом плече, оставленная стрелой, только подтверждала мои мысли.