Наследник

***

Две недели спустя. Амасья. Покои Румейсы Султан. — Султанша, вы бы поели хоть немного, — проговорила тихо Ягмур-хатун, войдя в опочивальню госпожи. Служанка укоризненно посмотрела на Румейсу Султан, которая ходила по покоям, убаюкивая новорожденного сына. — Я не голодна, — проговорила султанша. — Можешь унести поднос, — промолвила тихо Румейса Султан. Ягмур-хатун вздохнула и подошла к низкому столику. Она посмотрела на почти нетронутый ужин и покачала головой. Румейса Султан совсем себя не берегла, переживая за маленького сына. — Но вы же совсем ничего не съели, — проговорила служанка. Румейса Султан замерла посреди покоев, трепетно прижимая к себе увесистый сверток. — Шехзаде Ахмед забирает у меня все свободное время, — промолвила султанша, покачав головой. Выглядела она неважно. Черты лица заострились и стали резче, волосы утратили блеск, пришли в полный беспорядок и теперь все чаще были не аккуратно уложены в красивую прическу, а наспех собраны в косу, сама султанша похудела и теперь выглядела болезненно. Все эти метаморфозы произошли из-за волнения за родившихся раньше срока детей. Пару недель назад Румейса Султан родила на свет двойню: очаровательную султаншу, которую шехзаде Мустафа нарек Эсманур Султан, и сына — шехзаде Ахмеда, рожденного через десять минут после сестры. Дети появились на свет на две недели раньше положенного срока, все же волнения и переживания дурно сказались на Румейсе Султан. Но это была не вся беда. Шехзаде Ахмед оказался слабее сестры и в первую же день жизни чудом не отправился к Аллаху, к счастью, внимательность матери его спасла. Султанша, проснувшись посреди ночи, заметила, что ее ребенок не дышит.       Непоправимое обошло стороной шехзаде, но страх продолжал изводить Румейсу Султан да так, что она совсем на себя не походила. Султанша вместе с новорожденным сыном заперлась в покоях, ни с кем не контактировала, оберегая ребенка от всего внешнего мира. Она даже новорожденную дочь отдала кормилице и нянькам, чтобы ничто не отвлекало ее от шехзаде Ахмеда. У Румейсы Султан было мало молока, и выкормить им можно было только одного ребенка. Эсманур Султан родилась крепкой и здоровой в противовес брату, она много ела и постоянно плакала, требуя внимания матери. Поэтому Румейса Султан, несмотря на материнскую любовь к дочери, решила окружить вниманием шехзаде Ахмеда, а Эсманур отдать кормилице. — Уснул? — спросила через некоторое время Ягмур-хатун, подойдя к султанше. Та устало кивнула, и губы ее тронула грустная улыбка. Румейса Султан положила сына в колыбель и укрыла его одеялом, чтобы малыш не замерз ночью. Ягмур-хатун подошла к колыбели и посмотрела на ребенка, в ее глазах на миг промелькнула зависть. Она тоже хотела быть султаншей и матерью, но, увы, ей все это не доступно. — Султанша, Анастасия-хатун в эту ночь снова пошла на хальвет, — осторожно проговорила Ягмур-хатун, следя за реакцией госпожи. Та неожиданно улыбнулась, но улыбка эта была сардоническая, словно человек через силу пытается показать радость. Глаза наложницы остались серьезными и печальными. — Пусть ходит, пока может ходить, — проговорила Румейса. — Мой сын так слаб, я не могу заняться этой выскочкой. — Может я смогу помочь вам? — предложила Ягмур-хатун с готовностью. Служанка за эти годы привязалась к госпоже, ведь эта она спасла ее от незавидной участи. Поэтому Ягмур-хатун была готова на все ради Румейсы Султан. — Ты и так помогаешь мне, Ягмур, — вздохнула султанша. — Те девушки, которых ты подкупила, и забытые фаворитки шехзаде сделают за меня всю работу. К тому же Элиф-хатун, я уверенна, периодический подкладывает в комнату наложницы отравленные предметы. Мне даже руки пачкать не придется. — Возможно, вы правы, султанша, но мне невыносимо видеть вас в таком состоянии, — промолвила Ягмур-хатун. — Если бы я могла что-то сделать. — Вернуть мне Мустафу ты не в силах. Никто не в силах, кроме меня, но пока я не могу отойти от колыбели Ахмеда, — ответила Румейса Султан, садясь на кровать. Она неотрывно смотрела на спящего мальчика, и только осознание, что он — частичка ее души, самый близкий и родной человек не давало ей окончательно утонуть в бездне отчаянья.       Ничего, Румейса Султан готова терпеть и ждать. Пройдет время, Ахмед окрепнет, и тогда султанша уничтожит соперниц, посмевших встать между ней и шехзаде. Ну, а пока девушка была вынуждена страдать от тревоги и мучится от ревности, зная, что любимый мужчина проводит ночи с другой.       Румейса Султан наивно думала, что после рождения сына их отношения с мужем снова потеплеют, но увы. Реальность оказалась жестока. Шехзаде заходил каждый день, но надолго не задерживался. Он и сына изредка брал на руки, словно чувствовал неловкость. Но, как сказал Мустафа, он боится причинить ребенку вред. Ахмед так мал и беззащитен. Но почему-то Румейсе казалось, что Мустафа избегает ее общества.       Вообще шехзаде после падения с лошади стал совсем странным. Он так ждал рождения сына, даже хотел назвать его Мехмедом в честь покойного брата, но почему-то в итоге выбрал совсем другое имя. К тому же изменилось поведение шехзаде, некоторые его жесты, он стал иначе говорить. В целом эти изменения были незначительными, и их мало, кто замечал и придавал им особого значения, но Румейса чувствовала подвох.       Глаза, которые прежде глядели на нее с нежностью и любовью, стали холодными. Слова, полные любви и нежности, которые раньше звучали, прекратили звучать. Румейса не понимала с чем связаны изменения в шехзаде Мустафе, она даже пыталась вывести его на откровенный разговор, но шехзаде вмиг закрылся от нее и оттолкнул. Временами Румейсе казалось, что шехзаде Мустафу кто-то подменил, и рядом с ней не ее любимый муж, а чужой человек. Она даже поделилась этим с Махидевран Султан, но та только посмеялась, сказав, что наложница накручивает себя.       Уставшая от тревог и переживаний, Румейса Султан откинулась устало на подушки, желая чуточку отдохнуть. Она боялась в лишний раз прилечь, опасаясь за жизнь сына, но Махидевран Султан, заметив состояние невестки, сказала, что ребенку нужна здоровая и сильная мать. Поэтому султанша прикрыла глаза и очень скоро погрузилась в чуткий сон. Ягмур-хатун, заметив, что ее госпожа задремала, приблизилась к постели и осторожно укрыла султаншу покрывалом, что она ночью не замерзла. После этого служанка села на тахту у колыбели маленького мальчика и с грустной улыбкой посмотрела в личико спящего малыша.       Шехзаде Ахмед, несмотря на нежные возраст, уже был очень похож на отца, унаследовав его смуглую кожу, темно-карие, почти черные глаза, которые у новорожденных бывают обычно голубыми. Ягмур-хатун осторожно поправила шапочку на голове ребенка, боясь, что шехзаде простудится. Служанка случайно коснулась иссиня-черных волос мальчика и удрученно вздохнула. Попав в гарем, она тоже мечтала о любви. Но мечты не имели ничего общего с реальностью. Однако Ягмур сделает все, чтобы мечты Румейсы Султан превратились в реальность. А пока она посмотрит за шехзаде Ахмедом, пока его уставшая мать отдыхает. Амасья. Покои Айше-хатун.       — Нергисшах, тебе давно пора спать, почему ты все еще не в постели? — спросила Айше-хатун, войдя в детскую. Нергисшах Султан даже не обратила внимания на ее появление, продолжа что-то увлеченно читать. — Нергисшах, — повторила фаворитка шехзаде, приблизившись к тахте, на которой разместилась дочь, облаченная в ночную сорочку. Иссиня-черные густые волосы девочки вились, спадая ей на плечи, некоторые короткие пряди лезли в лицо, но султанша словно не замечала этого. Она то и дело убирала надоедливые пряди волос за ушко, продолжая читать книгу. Иногда девочка хмурилась, становясь при этом еще больше похожей на отца.       Айше-хаутн вздохнула. Дочь в последнее время совсем перестала ее слушать, делала все наперекор и часто читала ночами при свете свечей. Стоит ли говорить о вреде зрению? Нет. Нергисшах игнорировала слова матери. Айше-хатун, потеряв терпение, забрала из рук дочери книгу и, захлопнув ее, убрала ее за спину. — Что ты делаешь, мама? — спросила обиженно султанша, вскочив с тахты. — Отдай! — Нет, — неожиданно твердо отозвалась Айше-хатун, нахмурившись. — Тебе пора в постель. — Мне папа разрешил почитать, он дал мне эту книгу, — обиженно насупилась султанша. — Думаю, твой отец не хотел бы, чтобы ты испортила себе здоровье, — промолвила Айше-хатун спокойно. Она давно научилась спокойно разговаривать с капризным ребенком. Нергисшах Султан промолчала, понимая правоту матери. Несмотря на возраст, девочка не была глупой и знала, когда лучше промолчать, но порой детская импульсивность давала о себе знать. –Завтра дочитаешь, — сказала Айше. Нергисшах кивнула и улыбнулась, что сразу же насторожило ее мать. — Как скажете, матушка, — мило произнесла султанша, сделав несколько шагов к валиде. После этого Нергисшах обняла мать, прижавшись лицом к ее животу. — Простите меня, матушка, вы же знаете, я такая же упрямая, как и отец, — Айше-хатун против воли смягчилась и улыбнулась, обнимая в ответ дочь. — Расскажите, пожалуйста, что-нибудь, — попросила Нергисшах, направляясь к постели. Айше-хатун последовала за ней, подаваясь просьбе дочери. Фаворитка положила отнятую у ребенка книгу на столик и посмотрела, как девочка поудобнее устраивается в постели. — Что ты желаешь услышать? — спросила наложница. — Ты знаешь мифы Древней Греции? — спросила Айше-хатун, садясь на кровать. Нергисшах согласно закивала, улыбаясь. — Расскажи о Персефоне, пожалуйста, — попросила султанша, отчего Айше удивленно приподняла брови. — Но ты уже не раз слышала эту историю, — промолвила с сомнением она. — Мне просто она нравится, — с милой улыбкой промолвила девочка.       Айше-хатун улыбнулась, поправила на дочери одеяло, чтобы она ночью не замерзла и начала рассказ. Хоть где-то понадобилось образование, полученное в школе гарема. Но большинству наложниц оно не нужно, чтобы рожать детей много ума не надо, а вот чтобы воспитывать… Айше-хатун была лучшей в классе, схватывала все налету, и учителя хвалили ее, это грело самолюбие несчастной девушки, у которой на глазах убили всю семью. После окончания учебы одна из калф посоветовала тихую и не глупую рабыню Махидевран Султан. Айше понравилась султанше, и та отправила наложницу в покои шехзаде. Но там было не до обсуждения мифов Древней Греции.       Айше-хатун закончила рассказ и посмотрела на заснувшую дочь, которая выглядела такой нежной и беззащитной в этот момент, что у женщины защемило сердце. Какой будет судьба у этой султанши? Айше надеялась, что участь дочери будет не такой горькой, как ее собственная. Размышляя о смутном будущем, фаворитка поднялась с кровати и вышла из комнаты, забыв на столике книгу.       Айше-хатун, устало зевнув, подошла к большому ложу, которое не с кем было делить и опустилась на него, развязывая халат. Женщина взлохматила густые черные волосы, стянула с плеч халат, оставшись в ночной сорочке. После этого наложница, наконец, легла, и очень скоро оковы сна оплели ее сознание.       В это время Нергисшах Султан приподнялась в постели и вслушалась в ночную тишину. Она специально пошла на уловку, чтобы усыпить бдительность матери. Султанша подождала некоторое время, пока мать заснет и, поднявшись с кровати, взяла книгу со столика. У девочки была целая ночь, чтобы дочитать произведение. Главное, чтобы валиде ничего не заметила. Амасья. Покои шехзаде Мустафы.       Мы в обнимку сидели на подушках перед растопленным камином и глядели на языки яркого пламени, жадно пожирающего дрова. Приятный жар исходил от камина, и я наслаждался им, задумчиво одной рукой перебирая волосы фаворитки. Я часто так делал, это теперь вошло в привычку, впрочем, как и сама Анастасия. Просто поразительно, как быстро человек может привязаться к кому-либо. Никогда не думал, что почувствую подобное на своей шкуре. — Мне жарко, — промолвила девушка тихо, отстраняясь от меня. Я усмехнулся. Сначала она говорила, что ей холодно и просила скорее обнять ее. Потом начала говорить, что жарко. Удивительные существа женщины, нет никакой определенности. — И отчего же? — спросил я. — Не знаю. Я неважно себя чувствую в последнее время, меня тошнит и слабость иногда накатывает, — промолвила задумчиво девушка. — Ночами я мерзну, когда вас нет рядом, а вот теперь внезапно бросило в жар. — Я бы сказал, что ты влюбилась, но не уверен, — хмыкнул я без задней мысли. Анастасия внезапно густо покраснела и отвела взгляд. Я же усмехнулся, увидев эту перемену. Она никого кроме меня не видела, никто в этом дворце не относился к ней так тепло и трепетно, как я. Скорее всего, девушку терпеть не могли из-за того, что я выделял ее из других. Вполне ожидаемо в таких условиях влюбиться в единственного доброго к тебе человека. — Я… — Настя открыла рот, но замолкла. — Давайте выйдем на террасу? — предложила она, отчаянно краснея. Взгляд ее голубых глаз забегал по комнате, словно наложница боялась на меня посмотреть. — Сама же сказала, что тебе жарко, — я нахмурился. — Добавишь холод, который царит за этими дверьми, — я кивнул на двери, ведущие на террасу. — И простуда тебе обеспечена.       Анастасия промолчала, обдумывая мои слова. Наложница наклонила голову чуть вправо и закусила губу, о чем-то задумавшись. Я не в первый раз замечал за ней подобное. Когда Настя о чем-то хотела меня попросить, она прищуривала глаза, закусывала губу и наклоняла голову, обнажа шею. — С вашей террасы открывается красивый вид на сад и город, — промолвила она тихо. — А я ничего, кроме этих стен не видела, — пожаловалась она. Я внимательно на нее посмотрел и мысленно обругал себя. Я-то совсем позабыл, что она рабыня, запертая в четырех стенах. — Мы как птички в золотой клетке, шехзаде, но так хочется почувствовать ветерок на лице… — В таком случае я завтра возьму тебя на прогулку в сад, — промолвил я. Почему бы и нет? И доброе дело сделал, и с наложницей расставаться не придется. — Спасибо! — вскрикнула Анастасия и кинулась ко мне, чтобы заключить в объятья. Вот уж не думал, что в сдержанной и вроде как спокойной девушке живет столько эмоций и чувств. Настя постепенно менялась, исчезли колкие фразы и напряжение, она открывалась мне и, кажется, переставала боятся. Я обнял наложницу в ответ. — Моя валиде сказала, что дала тебе новое имя, — проговорил я, вспомнив про разговор с раздраженной матерью, которой не очень-то понравилось, что я все свободное время провожу с одной наложницей. Анастасия отстранилась от меня и насупилась, став похожей на милого, пушистого зверька, который, несмотря на внешний вид, обладал бойким характером. — Мне оно не понравилось, — проговорила Анастасия хмуро. — Ха-ти-же или Ха-ти-дже. Язык сломаешь, пока выговоришь и звучит грубо, — я усмехнулся, глядя на девушку. — Почему вы улыбаетесь? — спросила она, заметив мой взгляд и улыбку. — Ты красива, когда злишься, — сказал я. — Только когда злюсь? — с лукавым блеском в светлых глазах спросила Анастасия. — Всегда красива, — сдался я, понимая, что с ней лучше не спорить. Все равно, что пытаться дразнить кролика. Взгляд Насти помимо воли потеплел, когда она услышала комплимент. Ее губы тронула улыбка, а на щеках вспыхнул румянец. — Какое бы ты хотела имя? — наложница задумалась и прищурила глаза. — У тебя уникальная возможность, не упусти шанс. — Я слышала одно имя, когда главный евнух посвящал одну из девушек в мусульманство, но оно ей не понравилось. — И что же за имя? — поинтересовался я, не сумев совладать с любопытством. — Махпейкер, — промолвила Настя, улыбнувшись. — Да, от скромности ты точно не умрешь, — вырвалось у меня. На сколько мне известно из турецких сериалов, «Махпейкер» — означает луноликая, то есть красивая, как луна. — Мне оно не подойдет? — наивно спросила девушка, но в ее глазах плясали бесята. Я, не удержавшись, притянул ее к себе и поцеловал. — Наоборот, очень даже подходит, — прошептал я на ушко наложницы. — Отыне ты — Махпейкер-хатун, наложница шехзаде Мустафы. — Почему не Махпейкер Султан? — спросила фаворитка обиженно. — Я не жена вам? — Еще рано. Родишь сына и станешь султаншей, — обнимая наложницу. Та положила голову мне на плечо и упоенно вздохнула.