Наследник

***

      Румейса Султан сидела на тахте в детской, укачивая маленького сына. Шехзаде Ахмед и Эсманур Султан появились на свет раньше положенного срока, что вызывало беспокойство. Если Эсманур Султан оказалась крепче брата, хорошо ела, прибавляла в весе и громко кричала, когда ей что-то не нравилось, то шехзаде Ахмед был странно тих, мало ел, плохо прибавлял в весе, вызывая тем самым беспокойство матери. После рождения близнецов прошло несколько месяцев, а ситуацию изменить никак не удавалось. Шехзаде Ахмед был намного слабее сестры, и лекаря боялись, что, если мальчик не окрепнет к осени, зиму он не переживет.       Прогнозы врачей пугали Румейсу Султан, и она бросила все силы на заботу о детях, однако изменения были незначительными. Султанша после родов быстро похудела, вернувшись в первоначальную форму, ее перестал волновать золотой путь и наложница шехзаде, от которой она ранее пыталась избавится. К сожалению, попытка избавиться от Махпейкер-хатун чужими руками ни к чему не привела, а всерьез заняться фавориткой у Румейсы не было ни времени, ни сил.       Она все ресурсы направила на заботу о сыне, желая уберечь долгожданного и единственного шехзаде и дело было ни во власти, полученной после его рождения, а в элементарной материнской любви. — Уснул? — тихо спросила Ягмур-хатун, войдя в детскую. Румейса смерила ее усталым взглядом и нашла в себе силы кивнуть. — Вам бы поспать, султанша, я присмотрю за малышами, — промолвила служанка, приблизившись к госпоже. — Позвольте? — она протянула руки к завернутому в одеяльце шехзаде и неловко замерла, дожидаясь позволения. Румейса Султан напряглась, но, помедлив мгновение, кивнула, передавая сына в заботливые руки услужливой служанки.       Ягмур-хатун положила маленького шехзаде в кроватку, с лаской глядя в его маленькое и невинное личико. О, как бы она хотела быть матерью, но увы — диагноз лекаря не оставлял сомнений. Ягмур — бесплодна. — Султанша, может вам принести перекусить? — спросила тихо Ягмур-хатун, взглянув на госпожу. Но Румейса Султан только сонно мотнула головой. — Не стоит, — проговорила она. — Как там шехзаде Мустафа? — спросила султанша негромко. Ягмур-хатун замялась, не зная, что сказать, как преподнести эту новость, чтобы не ранить чувства любимой султанши. — Он велел позвать на хальвет Айше-хатун, — осторожно произнесла Ягмур-хатун, заранее опасаясь реакции султанши. Румейса Султан поморщилась, словно у нее внезапно заболела голова. Она закрыла дрожащими руками лицо и несколько раз вдохнула и выдохнула, словно пыталась прийти в себя. Когда Румейса Султан убрала от лица руки, Ягмур-хатун напряглась, но тут же успокоилась, увидев на лице султанши ледяное спокойствие. Госпожа наградила служанку немигающим взглядом и вдруг улыбнулась. — Пусть развлекается, — промолвила Румейса Султан. — Она в прошлый раз не смогла его увлечь, не сможет и в этот, — Ягмур-хатун нахмурилась, заметив на лице госпожи решительное выражение. Султанша внезапно встала с тахты и подошла к колыбели сына. Она заботливо поправила белый кружевной полог и нежно улыбнулась, глядя на спящего ребенка. Сейчас ее забота — дети, все остальное после. — А что делать с Махпейкер-хатун? — спросила Ягмур-хатун, приблизившись к султанше. Та покачала головой. — Пусть поживет, — вынесла она вердикт. Ягмур-хатун ничего не ответила. — Оставь меня, — приказала Румейса. Служанка хотела возразить, но под немигающим взглядом госпожи повиновалась и удалилась в комнату для прислуги.       Султанша же, вздохнув, отлучилась в свою комнату, подошла к шкафу и, открыв его, вытащила вышивку, которую шила уже несколько дней. Она хотела красиво расшить синий платок, чтобы подарить его Махидевран Султан. Румейса Султан вернулась в детскую и, сев на тахту, начала шить, хотя мысли ее то и дело утекали в иную сторону.       Сделав несколько стежков, султанша уколола палец и, рвано вздохнув, отложила вышивку. Терпение стремительно уходило, и Румейсе стоило титанических усилий держать себя в руках. Как бы она не убеждала себя, что дети — превыше всего, любовь к Мустафе никуда не уходила, она продолжала есть ее изнутри, причиняя неимоверную боль.       Румейса Султан видела, что шехзаде очень изменился за последние месяцы, нет, не внешне. Изменился характер, привычки, взгляд. И, что хуже всего, он отдалился от нее, хотя раньше не мог без нее жить. Румейса Султан занимала особое место в его сердце, но все изменилось.       Эти перемены пугали. Султанша надеялась вернуть внимание и любовь господина, но затянувшаяся болезнь сына мешала ее планам. Ей оставалось только терпеливо ждать, когда шехзаде насладится новой игрушкой, но шло время, а страсть Мустафы к Махпейкер-хатун не утихала. Подаваясь ревности, Румейса решила чужими руками убрать с пути наложницу, подтолкнула к радикальным действиям Элиф-хатун, которая не отличалась умом и была ревнива. Однако план провалился, фаворитка шехзаде выжила, и, мало того, она беременна.       Румейса Султан, видя злость шехзаде и его ненависть по отношению к Элиф-хатун, пришла к выводу, что нужно подождать. До Анастасии-Махпейкер у шехзаде было много женщин, но где они все? Из них осталась только Румейса Султан, остальные сгинули в временах. Румейса Султан решила, что избавится от Махпейкер, когда она надоест шехзаде, когда его страсть утихнет. Вроде бы план действий есть, но почему же так больно? Почему грудь сдавливает мучительная боль, а каждый вздох кажется противоестественным? Почему ревность сжигает остатки разума, туманит рассудок?       Румейса Султан потерла глаза, после чего посмотрела в окно. На улице царила непроглядная ночь. Еще одна ночь, когда в его объятьях находится другая женщина. Султанша сардонический улыбнулась, пытаясь скрыть за улыбкой разбитое сердце. Айше-хатун. Кто бы мог подумать. Когда-то Румейса Султан записала эту наложницу в проигравшие. А ведь, по сути, она предала когда-то Айше. Румейса тогда была обычной рабыней Лукрецией, которая и думать не могла о ночи с господином, она присматривала за маленькой Нергисшах Султан, видела в глазах Айше-хатун чувства по отношению к шехзаде Мустафе, но, несмотря на это, Румейса без зазрений совести предала Айше-хатун, вонзила в ее спину кинжал. И ради чего? Ради возможности стать для шехзаде всем, стать его опорой и поддержкой.       Теперь же, по прошествии лет, Айше-хатун совершенно неожиданно попала к шехзаде на хальвет. Ну, ничего, это ее последняя ночь в объятиях господина. Покои шехзаде Мустафы.       Я сидел на подушке перед камином, глядя на языки оранжевого пламени. Несмотря на лето, во дворце вечерами царил холод и приходилось топить камины. Я наслаждался теплом и спокойствием, которое внезапно обрел рядом с Айше-хатун. Минувшие месяцы нельзя назвать плодотворными и приятными. Я жил в ожидании удара и не знал, куда его нанесут. Лишь предполагал. Самое слабое звено в моей семье — дети, значит, нужно в первую очередь обезопасить их. Но как? Я уже усилил охрану, приказал проверять еду моих фавориток и матери на наличие ядов, за членами семьи по пятам следовала охрана, но я чувствовал, что принятых мер недостаточно.       Я прикрыл на мгновение глаза, пытаясь унять страсти, бушующие в душе. Несмотря на то, что моя казнь должна состоятся через восемь лет, я очень боялся и чувствовал, что сижу на пороховой бочке. Я думал, как мне ослабить Хюррем так, чтобы при этом остаться в тени. — О чем думаете, господин? — раздался негромкий голос со стороны постели. Я вздрогнул, выныривая из омута размышлений и устремил взгляд на Айше-хатун, которая приподнялась на локтях и смотрела на меня с молчаливым пониманием. — О многом, — туманно промолвил я. — Вас беспокоит Хюррем Султан, не так ли? — спросила Айше-хатун неуверенно. Я удивленно на нее взглянул. Наложница побледнела и отвела взгляд. — Простите, шехзаде, — неловко пролепетала она. О, Аллах, вроде как, взрослая женщина, которой уже двадцать пять лет, а ведет себя неуверенней, чем шестнадцатилетняя Настя. Настя. Вспомнив про любимую фаворитку, я помрачнел еще больше. Она, должно быть, сейчас не спит и льет слезы. Конечно, я объяснил ей, что таковы традиции, что шехзаде должен иметь много женщин и детей и уделять им одинаковое количество внимания, но по затравленному взгляду голубых глаз, которым она наградила меня днем, я понимал, что Махпейкер-хатун не устаивает такое положение вещей. Настроение окончательно испортилось. В последние недели я мало времени проводил с Махпейкер-хатун, все мое время отныне занимали тренировки. Чем больше дней проходило с моего воскрешения, тем сильнее я тренировался и учился. Я знал, что иду по тропе, ведущей в могилу, но надеялся, что в нужный момент смогу обойти ее. — Я, пожалуй, пойду. Наверное, Нергисшах не может уснуть без меня, — неловко промолвила Айше-хатун, поднимаясь с кровати. Она подобрала платье, в котором пришла и хотела уже надеть его, как я ее остановил: — Нергисшах не маленькая, а мы так мало времени проводим вместе, — услышав мой вердикт, Айше просияла. Она отложила платье, получше завернулась в простыню и приблизилась ко мне. — Благодарю, господин, — улыбнулась Айше-хатун, ее щеки тронул румянец. Я прищурился, глядя на нее. Фаворитка, несмотря на возраст, была красива. Не хочется, чтобы такая красота осталась без внимания. К тому же с ней было спокойнее. Она чаще всего молчала в моем присутствии, тепло и нежно улыбалась, что на душе в миг становилось уютно. Я совершенно неожиданно ощутил, как плечо и шею пронзает противная боль и скривился. — Что случилось? — обеспокоенно спросила Айше, заметив, как я потер рукой шею. — Позвольте, — произнесла она, а после, завязав края простыни на греческий манер, чтобы она не слетела с нее, Айше зашла мне за спину и положила руки на мои плечи. Я ощутимо напрягся, с недавних пор я не любил, когда кто-то приближался со спины, ведь это слепая зона и в спину проще всего всадить кинжал. Я тут же одернул себя, нет, моя паранойя до добра точно не доведет.       Айше-хатун умело начала массировать мои плечи, отчего я прикрыл глаза в блаженстве. Нет, эта женщина мне определенно нравилась. Пусть я и не питал к ней той огненной страсти, которая захлестывала меня при виде Махпейкер-хатун. Я не чувствовал с Айше той скованности, словно я что-то должен, но не могу этого дать, как это было с Румейсой. И я не чувствовал к Айше той ненависти, которую питал к Элиф. Утро следующего дня.       Солнечный свет заливал мою опочивальню, я сидел за столиком и традиционно разбирал документацию и читал письма. Айше-хатун ушла несколько часов назад, едва на горизонте показалось восходящее солнце. Она сослалась на то, что переживает за дочь и поспешила покинуть меня. Я не стал ее удерживать, поскольку дела не терпели ожидания. — Шехзаде Хазретлери, — в опочивальню вошел Ташлыджалы, и я хмуро на него посмотрел. Иногда мне казалось, что моя комната — проходной двор. Заходит, кто хочет. Ни минуты покоя. — Мы должны вам кое-что сообщить, — серьезно проговорил Яхья. Вслед за ним в покои вошел и хмурый, словно грозовая туча, Атмаджа. — И что же? — спросил я. Похоже, на меня готовили очередное покушение. Интересно, где оно состоится? — Мы выследили еще одного шпиона, — доложил Яхья. — К сожалению, им оказался глава дворцовой стражи.       Я ощутил приступ дурноты. Просто прекрасно. О какой безопасности и усилении охраны может идти речь, когда глава дворцовой стражи — шпион? И как Мустафа это проглядел? — Казнить предателя? — спросил с готовностью Атмаджа-бей, глядя на меня серьезно и собранно, его рука потянулась к поясу, за которым он хранил кинжал. Я не сомневался, что он с готовностью вспорет глотку предателя, дай ему только повод. — Нет, — неожиданно проговорил я, поскольку в мою голову пришла хорошая, как мне показалась, идея. — Нам нужно ослабить Хюррем Султан, а сейчас ее интересы в Совете Дивана отстаивает Рустем Паша, — это имя я буквально выплюнул, помня про поездку в столицу и отравленную стрелу, которая едва меня не угробила. — Этого человека же паша подослал? — спросил я, чтобы удостоверится в собственных подозрениях. Яхья и Атмаджа, переглянувшись, неуверенно кивнули. — В любом случае, мы можем использовать его. — Но как? — спросил Яхья. Я, вздохнув, выдержал паузу. Действительно, как? На словах все должно пройти, как по нотам, но я не сомневался, что вмешается случай и перепутает мне все карты. — Пусть он продолжает шпионить и отправлять своим господам информацию, выгодную нам информацию, — выделяя слово «выгодную», промолвил я. — Нужно подстроить все так, чтобы крыса услышала, словно мы собираемся избавится от Рустема. — И что это нам даст? — не понял Ташлыджалы. Я, взглянув на него, усмехнулся. — Должность визиря опасна и трудна. Узнав о готовящемся покушении, Рустем потеряет покой, а, как говорится, у страха глаза велики, — ухмыльнулся я. — Рустем-паша сам начнет делать ошибки, и наша задача, чтобы Повелитель увидел эти ошибки.       Яхья и Атмаджа-бей переглянулись, а после кивнули, приняв план дальнейших действий. Оставалось надеяться, что спектакли для одного-единственного зрителя пройдет, как по нотам, и крыса поверит нам.       Мы еще некоторое время поговорили, выверяя детали и нюансы. Никогда не думал, что когда-либо буду плести интриги, но мало ли, куда жизнь нас приведет. К обеду сценарий был готов, и мы назначили время спектакля. Сегодня вечером, в саду. К тому же я думал, что не только глава дворцовой стражи чужой человек. Скорее всего, был еще кто-то, но кто? Нужно поскорее вычислить их, пока последствия от подрывной деятельности крыс не погубили и меня, и моих детей. Амасья. Комната на этаже фавориток.       Когда я вошел в уютную комнатушку Махпейкер, она сидела на кровати и задумчиво глядела в окно. Услышав приглушенные ковром шаги, девушка дернулась от неожиданности и повернула голову. Увидев меня, она вскочила на ноги и поклонилась, положив руки на немного округлившийся живот, в котором рос мой ребенок. Я улыбнулся наложнице, приблизившись к ней. Махпейкер взволнованно посмотрела в мое лицо, и я увидел, что ее глаза покраснели, словно от слез. Понятно, пока я искал покой в объятьях Айше-хатун, она плакала. — Как ты? — чтобы хоть как-то начать разговор, поинтересовался я. Махпейкер-хатун уязвленно на меня посмотрела и угрюмо промолчала, насупившись. — Нормально, — промолвила она немного погодя. — Надеюсь, вам хорошо спалось? — неожиданно ехидно спросила Махпейкер-хатун, сузив голубые глаза. Я усмехнулся, видя ее ревность. Любовь красивой девушки льстила самолюбию, впрочем, в этом не было ничего удивительного. — Крепко и без сновидений, — улыбнулся я, вспоминая массаж в исполнении Айше-хатун. Руки у нее были золотыми и очень нежными, боль в спине отступила. — А я не спала полночи, пока вы развлекались, — дерзко сказала Мехпейкер-хатун, забыв, с кем говорит. Я промолчал. Если бы на моем месте был настоящий шехзаде, неизвестно, как он отреагировал на такое заявление. Я устало вздохнул и посмотрел на наложницу снисходительно и мягко, как на ребенка. Внезапно в мою душу проникла жалость и, подаваясь ей, я обнял фаворитку, но та уперлась в мои плечи руками и, извернувшись, выскользнула. — Не прикасайтесь ко мне, после того, как были с другой, — спесиво заметила девушка. Она наградила меня пламенным взглядом.       Да уж, я даже не подозревал, какой ураган чувств бушует у нее в душе. Ранее он не задевал меня, и Настя была кроткой и спокойной, теперь же она, пользуясь моей слабостью к ней, позволяла себе дерзость. — Я объяснял тебе законы гарема, — проговорил я устало. Мне нужно было спешить на очередную тренировку, потом вечером должен был состояться спектакль для главы дворцовой стражи, необходимо проконтролировать его, а тут еще Настя явно собирается закатить истерику. — Я должен любить всех жен одинаково. — Значит, Элиф-хатун тоже будет спать с вами, после всего, что она сделала? — спросила резко Махпейкер-хатун, пытаясь сдержать слезы и не расплакаться от одолевающих ее чувств. — Нет, -уверенно промолвил я. Да, мой гнев на провинившуюся наложницу был велик, я даже думал ее казнить, но потом пришел к выводу, что ребенок в грехах матери не виноват и она будет нужна малышу, тем более если родится шехзаде, но быть с ней я не желал. — Но вы говорили, что я буду с вами, — плаксиво промолвила Махпейкер, все-таки всхлипнув. Я, вздохнув, в очередной раз обнял ее. Девушка начала вырываться, но все же подчинилась. Я угрюмо смотрел поверх ее макушки и гладил девушку по вздрагивающим плечам.       Махпейкер-хатун все еще не могла привыкнуть к порядкам гарема. Если раньше она могла проводить несколько ночей в неделю со мной, то теперь вход в мои покои для нее закрыт из-за беременности. Я не собирался пренебрегать безопасностью малыша. Я несколько месяцев не звал к себе никого, но, подавшись уговорам матери и соблазну. Вызвал Айше-хатун, решив, что лучше всего соблюдать традиции и одаривать вниманием всех жен. Ну или почти. Я предполагал, что Махпейкер это не понравится, но не знал, как ее успокоить. — Будешь после родов, — проговорил я, не добавив, что в порядке очереди. — Я подарю вам сына, — сказала тихо Махпейкер-хатун, более менее успокоившись. Она отстранилась от меня и взглянула в мое лицо, после чего взяла мою руку и положила на небольшой животик. — Я назову сына Мехмедом, — ляпнул я, вспомнив еще одно подходящее имя.