***
Март 1546 года. Османская Империя
Зима пролетела в тягостном ожидании. Вот только чего я ждал? Не знаю. Возможно, в глубине души я надеялся на удачу, что мне не придется проливать кровь и становится тем, кого будут ненавидеть и бояться. Однако времена были другие, жестокие и страшные. Я убеждался в этом с каждым днем все сильнее и сильнее, пока изучал историю Османской Империи. Братоубийственный закон Фатиха был ужасен и кровав. И в глубине души я не желал никого убивать, надеялся, что можно нейтрализовать соперников без убийств. Например, ослепить или свести с ума. Существовали такие снадобья, которые существенно могли пошатнуть душевное состояние человека. Но, мне кажется, милосерднее убить. Я еще не выбрал наиболее верный путь действий, однако разумом я понимал, что без крови не обойтись. Чья-то кровь обязательно прольется, и хорошо бы, чтобы не моя. Первый месяц весны был дождлив. В саду стало решительно невозможно гулять, кругом были лужи и приходилось осторожно петлять между ними, чтобы не вымазаться в грязи. Небо над провинцией было темно-серым, тучи свинцовыми, было ясно, что весна наступит нескоро, и царица зима будет до последнего бороться за господство. Я продолжил тренировки в одном из помещений дворца. Я изводил себя физическими упражнениями, и за эти месяцы мое тело оплели мышцы, я стал быстр и ловок, что не могло не радовать. Но, пожалуй, это единственное мое достижение. На политической арене дела обстояли не лучшим образом. Наложница Повелителя, Назенин-хатун, родила дочь, Разие Султан, однако меня не волновали пассии и дети султана Сулеймана. Девочка не представляла для меня угрозы. Больше проблем доставляла Хюррем Султан, которая внезапно затаилась, словно змея в высокой траве, готовая в любой момент нанести смертельный удар. Мне оставалось порадоваться, что я нахожусь на достаточном расстоянии от Хасеки Султан, впрочем, едва ли это могло меня спасти. У Хюррем Султан руки длинные, она где угодно меня достанет. У меня же не хватало опыта в интригах и чутья политика. Я не готов был к такому «подарку» судьбы, как перерождение в теле наследника Османской империи. Попытка очернить Селима в глазах отца-султана с треском провалилась. Нет, сначала все шло довольно хорошо, что я успел обрадоваться, но я слишком рано расслабился и недооценил хладнокровия соперницы. Мои люди нашли вдову торговца и свидетелей, вроде как установили надзор, но в Манисе внезапно произошла вспышка оспы, которая по стечению обстоятельств унесла жизни только свидетелей и несчастной вдовы. Письменная жалоба к кадию тоже пропала без следа, словно ее не было. О, не описать словами, в каком гневе я был, узнав о провале. Как так вышло, что погибли только необходимые мне люди? Была ли это случайность? Вряд ли. Я по опыту прошлой жизни знал, что таких роковых совпадений не бывает. Если это Хюррем Султан, узнав о проступке сына, замела следы, то это ужасно. Султанша только подтвердила мои опасения. Если она хладнокровно избавилась от свидетелей, не оставив следов, то у нее точно хватит сил довести меня до могилы. Как я мог противостоять ей? Без опыта? Без знаний? Я был обычным человеком двадцать первого века, да я получил медицинское образование, изучал философию, биоэтику, историю России, латынь, но могли ли эти знания помочь мне сейчас? Если только у кого-то из близких заболит зуб. У меня появлялось ощущение, что я напрасно барахтаюсь в вязкой трясине. Мустафа умер по истории, значит и мне суждено. Можно было праздно прожить эти семь лет, а потом встретить смерть, как давнего друга и покинуть этот бренный мир. В конце концов я уже однажды умер. Не проще ли сдаться? Отдаться судьбе и принять ее, как должное? Или лучше идти дорогой войны, насилия и жестокости? Меня съедали противоречивые чувства. Все чаще и чаще я проводил ночи в одиночестве, не желая никого видеть. Румейсу Султан и Элиф Султан я не мог простить за их преступление, хотя первая пыталась вымолить прощение, прибегала к хитростям, приносила иногда мне ужин, однако я не шел на ее уловки. Она никогда мне не нравилась, я относился к ней ровно только из-за детей, но теперь я даже видеть ее не желал. Девушка некоторое время ходила сама не своя, смотрела на меня с надеждой и любовью в глазах, но это меня не задевало. Махпейкер-хатун пребывала на последних месяцах беременности. Ее состояние оставляло желать лучшего. То ли дело было в отравлении, то ли в хрупкости наложницы, но с каждым месяцем ей становилось все хуже и хуже. Она сильно похудела, хотя и раньше не отличалась пышностью форм. Все чаще девушка не вставала с кровати, ела мало и только потому, что нужно было поддерживать силы. Я смотрел на нее и в душе у меня что-то обрывалось. Она была такой хрупкой и слабой, словно домашний цветок. На фоне ее фигуры выделялся разве что большой живот, в котором рос мой ребенок. Иногда мне казалось, что этот ребенок вытягивает из Насти последние силы, но я всеми силами гнал от себя эти мысли. — Ваш сын растет очень сильным, шехзаде, — проговорила однажды вечером Махпейкер-хатун, когда я пришел ее навестить. Стоило мне пересечь порог комнаты, девушка попыталась встать, но я жестом велел ей лежать. После нескольких вежливых фраз я сел на край постели и погладил наложницу по голове. Она подалась мне навстречу с вымученной улыбкой на губах и сказала мне эту фразу. Я посмотрел на ее живот и, отбросив сомнения, положил руку на ее живот. Ребенок несильно толкнулся, вызвав у меня улыбку. Что бы ни было, это мой ребенок. Я стану отцом. — Это мальчик, — уверенно заявила Махпейкер-хатун. Я посмотрел в ее бледное лицо с ввалившимися голубыми глазами и заострившимися скулами. От девушки, к которой я воспылал первобытной страстью осталась только жалкая тень. Но она по-прежнему была нужна мне. Если Айше даровала мне покой, то Махпейкер наполняла силой. Иногда, когда я был рядом с ней, мне казалось, что я могу сокрушить не то, что Хюррем Султан, а весь мир. Но для этого мне нужна точка опоры. — Откуда ты знаешь? –спросил я задумчиво, поглаживая Настю по поблекшим русым волосам. Я прекрасно знал, что пол ребенка зависит только от мужчины и меня забавила эта уверенность Насти. — Чувствую, — пожала плечами девушка, а после прильнула ко мне, блаженно прикрыв глаза. Я, вздохнув, погладил ее по голове. На улице лил дождь, а в помещении было тепло и уютно. Я обнимал Настю и чувствовал, что, кажется, обрел семью. — Шехзаде, — вдруг тихо позвала меня Махпейкер. — Вас что-то беспокоит? — С чего ты взяла? — поинтересовался я лениво. На самом деле да, меня беспокоило многое. Будущее было затянуто туманом, я не видел даже его очертаний. — У вас так сердце колотится в груди, — промолвила Настя, отстранившись от меня, а после положила маленькую ладошку мне на грудь туда, где находилось сердце. Я перехватил ее руку и нежно поцеловал ее. — Ходя слухи, что грядет военный поход, — поделился я. Действительно, подобные слухи были. Либо это янычары, желающие войны и наживы, грезят о новых победах и поражениях, либо султан, действительно, раздумывает о походе, но держит все в тайне. — Вы уедете на войну? — она пытливо посмотрела в мои глаза, а я лишь вымученно улыбнулся. Нет, воевать я не хотел. Это было ужасно и страшно, кидаться в атаку и размахивать мечом. У меня не было боевого опыта, но я надеялся, что за меня, в случае чего, все сделают военачальники, или как там их называют. — Да, — кивнул я. — Но это произойдет не скоро. Но Настю это не особо успокоило, она побледнела пуще прежнего, а ее перепуганный взгляд в панике забегал по комнате, девушка так вцепилась в мой кафтан, что я только подивился ее силе. — Если с вами что-то случится, я не вынесу, — вдруг сказала наложница, посмотрев мне в глаза. Я улыбнулся и, притянув ее к себе, поцеловал, неуместно трепетно и нежно. Махпейкер-хатун ответила на мой поцелуй, а после резко отпрянула, вытаращив глаза. Я замер, глядя в ее неподвижное лицо и широко распахнутые глаза. — Что случилось? — спросил я. Настя словно прислушивалась к себе, а после протяжно закричала, положив руку на округлый живот. — Мой ребенок! — прошептала она не своим голосом, а после зажмурилась от боли. Я взвился на ноги и, выглянув в коридор рявкнул страже позвать повитуху, а сам вернулся к кровати, на которой лежала Настя. Девушку трясло мелкой дрожью, она закусывала губу и по ее щекам катились мучительные слезы. О, как она страдала. Одного взгляда в ее перекошенное лицо хватило, чтобы меня прошиб холодный пот. — Шехзаде, если я умру… — пролепетала девушка, посмотрев на меня затуманенным взглядом. — Любите моего сына так, словно он — величайшее ваше сокровище. — Не говори глупостей, Махпейкер, ты рано говоришь о смерти, — произнес я, погладив плачущую девушку по голове, не зная, как унять ее муки. Однако она внезапно схватила меня за руку и сжала ее с огромной силой. — Пообещайте, что будете любить моего малыша, — проскрежетала она, вперившись взором в мои глаза. Взгляд у нее был, словно неадекватный, но вместе с тем в ее глазах ясно промелькнул стальной блеск. — Обещаю, — вздохнул я, чтобы хоть как-то ее успокоить. Девушка ослабила хватку и откинулась на подушку, кусая губы. Она вся сжалась, обнимая большой живот и стонала от боли. Я смотрел на нее и у меня в душе все переворачивалось от ее криков. Было невыносимо видеть ее муки, слушать крики. — Посторонитесь, — в покои забежали повитухи, которые сразу же начали действовать. — Почему так долго?! — рявкнул я не своим голосом, глядя злобным взглядом на одного из врачей. Мне показалось, что прошла целая вечность с того, как началось это безумие. На деле прошло около десяти минут. — Простите, шехзаде, — промолвила лекарша. — Вам лучше выйти, господин. Я не стал противится, понимая, что лучше мне не видеть, что будет происходить. Я вышел в коридор и прислонился спиной к холодной стене. В голове мелькали лихорадочные мысли. Роды должны были быть на месяц позже. Что если ребенок родится слабым или больным? А если Махпейкер не выживет? — Сообщите Махидевран Султан, ч то у моей фаворитки начались роды, -произнес я, угрюмо взглянув на стражника-евнуха. Тот сразу же помчался выполнять поручение, увидев мое невменяемое состояние. Амасья. Дворец санджак-бея. Черноволосая молодая женщина возлежала на кушетке с расставленными ногами и, сжав зубы, терпела крайне неприятную процедуру, которая одновременно была унизительной и дарила надежду на светлое будущее. Лекарша терпеливо осматривала фаворитку шехзаде, а Айше-хатун мысленно взывала ко всем известным богам, надеясь, что ее надежды оправдаются. Когда лекарша закончила осмотр и ушла мыть руки, Айше-хатун вздохнула и, сев, поправила платье. Фаворитка смотрела на лекаршу и не знала, как реагировать на ее поведение. Уже несколько дней она ощущала недомогание и слабость, ее воротило от еды, тошнило по утрам, а тело изо дня в день наливалось слабостью. К тому же девушка немного поправилась. Сегодня, когда Айше в очередной раз вырвало, Лале-хатун, верная служанка фаворитки, посоветовала ей обратится к лекарше. И Айше осенило: она уже несколько месяцев посещала покои шехзаде Мустафы. Вдруг она беременна? Фаворитка ухватилась за эту мысль, как утопающий за соломинку. О, как она надеялась на беременность, но боялась, что ее надежды не оправдаются. Уж слишком много разочарований она перенесла, чтобы поддаться на жалкие иллюзии, однако сердце жаждало любви. Теперь, когда в жизни все налаживалось, когда шехзаде стал проводить с ней время, в душе у Айше начали расцветать цветы любви. Как бы она не пыталась задушить эту привязанность, все было напрасно. Она любила его, хотя и понимала, что в его сердце ей не место. Вовремя первой беременности Айше не ощущала недомогание, а по слухам тошнота и слабость — это признаки интересного положения. Только к вечеру Айше решилась прийти на осмотр лекарши. И теперь у нее в душе все трепетало от ожидания вердикта. — Что со мной, Хатидже-хатун? — спросила дрожащим голосом Айше-хатун и тут же удивилась тому, как жалостливо прозвучал ее голос. — Я знаю, что вы желаете услышать, — негромко промолвила лекарша, не оборачиваясь. Айше затаила дыхание. — Вы, — фаворитка судорожно вздохнула, положив руку на живот. — Не беременны. В душе что-то оборвалось и со свистом рухнуло вниз. Айше-хатун закусила губу, чтобы не расплакаться и разочарованно вздохнула. Вроде бы прошли те времена, когда она страдала от безответной любви, с годами ее чувства угасли, но теперь она снова любила. Удивительно, но, оказывается, даже пепел может воспламениться. Разочарование ядом просачивалось в душу, а в глазах собирались предательские слезы, однако Айше-хатун усилием воли подавила их, не желая казаться слабой и ничтожной. Хатидже-хатун сочувствующе взглянула на нее. — Надежда есть? — совладав с эмоциями, спокойно поинтересовалась Айше, вставая с кушетки. Она устремила немигающий взгляд карих глаз на лекаршу. — Надежда есть всегда, — проговорила Хатидже. — Но есть риск, что вы не сможете забеременеть. Айше сжала губы в узкую полоску. О, как больно было. Видимо, она слишком стара для материнства. Что поделать — такова воля Аллаха. — Однако есть специальные травы, возможно, они помогут, — поспешила добавить лекарша. Айше заинтересованно на нее посмотрела, гадая, правда ли это, или Хатидже-хатун пытается ее подбодрить. — Найди их, я заплачу, — четко проговорила наложница, после чего, попрощавшись с ней, покинула лазарет. Айше-хатун шла по коридорам дворца, а в голове ее клубились мрачные мысли, отчего лицо женщины потемнело, в глазах отразилась печаль. Она по-прежнему держала руку на плоском животе. Кажется, в этом дворце везет всем, кроме нее. Румейса Султан, когда-то отнявшая у нее счастье, подарила шехзаде сразу двоих прекрасных детей. Элиф Султан, которая побывала в объятьях наследника лишь однажды, тоже забеременела и родила сына. Теперь еще и Махпейкер-хатун появилась. Вот кого Айше по-настоящему боялась и опасалась. Она не была дурой и видела, как Мустафа относится к этой женщине. Пока Махпейкер в положении, в его покоях властвовала лишь Айше, что грело душу. Правда в последние недели он все реже и реже ее звал к себе, предпочитал проводить время в одиночестве. Сегодня у Махпейкер-хатун начались роды. Кого бы она не родила, но, оправившись от беременности, девушка снова начнет проводить время с шехзаде, и Айше снова окажется в тени. Познав любовь и ласку, Айше не хотела все потерять. Но что она может? — Айше-хатун, какая встреча, — раздался сладкий и неприятный голосок. Айше подняла голову и с недовольством увидела Элиф Султан, которая шла в лазарет в сопровождении служанки. Девушка была свежа и прекрасна. Материнство было ей к лицу, однако глаза у нее были какие-то озлобленные и затравленные, что выдавало ее горе с головой. Она никогда не была любима и шанс на счастье она упустила по собственной глупости. От этого Элиф полнилась злобой и в свободное время сплетничала с служанками, шипела, словно змея и плевалась ядом. Чаще всего ее недовольство было направлено на Айше, которая внезапно начала пользоваться вниманием шехзаде. Элиф завидовала ей и пыталась сделать мелкие пакости, но бесполезно. Айше-хатун относилась к ней, как к назойливой мухе. Махпейкер-хатун Элиф ненавидела тихо, помня, что в случае чего шехзаде вступится за любимую фаворитку. В лишний раз напоминать ему о себе подобным образом не хотелось. Румейсу Султан Элиф опасалась. Она знала о уме госпожи и предпочитала не рисковать. Тем более в последнее время, после ссоры с шехзаде, Румейса сама не своя. — Я тоже рада тебя видеть, — ровным голосом, быстро смахнув слезы с глаз, произнесла Айше. — Вижу ты от лекарши идешь, что надежда на беременность не оправдалась? — спросила Элиф Султан елейным голосом. С губ ее лился мед, однако он был отравлен. — Как жаль, что ты слишком стара для беременности. Айше-хатун в любой другой ситуации нашла бы, что ответить, но не в тот раз. Она была слишком ослаблена внезапным крахом надежд, поэтому поспешила обойти султаншу. Но не тут то было. Элиф преградила ей путь. — Я молода и красива. Я подарю ему еще много сыновей. Он зовет тебя только из жалости, но скоро ему надоест твое увядающее тело, — надменно проговорила Элиф Султан, пытаясь еще больше задеть соперницу, которая с ровным выражением на лице ее выслушала. Айше-хатун внезапно улыбнулась, подчеркнуто вежливо, а в глазах ее отразились веселые искорки. — Почему ты улыбаешься? — Ты молода и красива. Но какой в этом толк, если шехзаде на тебя не смотрит? — спросила черноволосая фаворитка. У нее внезапно появилось желание побольнее уколоть эту змею. — Ночи он со мной проводит, а о тебе вспоминает только из-за маленького Касима. Не дождавшись ответа, Айше обошла замершую девушку и удалилась. Элиф Султан проводила ее взглядом, в ее глазах отразилась обида, а лицо покрылось красными пятнами от унижения. Она жалела, что развязала перепалку. — Что встала? — напустилась девушка на служанку. — Пойдем к лекарше, голова болит невыносимо.***
Махидевран Султан сидела на тахте и пыталась читать, однако у нее не получалось сосредоточиться, поскольку по покоям туда-сюда расхаживал ее сын, Мустафа, который не мог найти себе места от волнения. Вот-вот должно было взойти солнце, а они этой ночью не смыкали глаз, ожидая вестей. Махпейкер Султан рожала, именно в этом причина неадекватного поведения Мустафы. Султанша молилась всем богам, чтобы фаворитка родила девочку, а не мальчика. Махидевран не очень-то нравилась это гречанка, рядом с которой Мустафа превращался в неадекватного мальчишку. Девушка приехала из Топкапы, где правит Хюррем. Что если эта Махпейкер — сторонница рыжей змеи? О таком раскладе даже думать не хотелось, но Махидевран, наученная горьким опытом, не могла оставить панические мысли, именно поэтому, она всяческий пыталась ослабить влияние рабыни на Мустафу. К сожалению, Румейса Султан, самая сильная соперница Махпейкер, попала в опалу. Но ничего, думала Махидевран, пройдет время, та темная история забудется, и Румейса снова станет властвовать в покоях ее льва. А пока приходилось довольствоваться Айше-хатун, которая совершенно неожиданно вновь начала посещать покои наследника. Столько лет Мустафа на нее даже не смотрел, а теперь звал к себе каждую ночь с четверга на пятницу. — Почему же так долго? — в сотый раз вопросил шехзаде Мустафа, взволнованно посмотрев на мать. Он то садился на тахту, то внезапно вскакивал и направлялся к выходу, но замирал у дверей, а после начинал расхаживать кругами по опочивальне. — Терпение, сынок, — улыбнулась Махидевран. Еще не разу на ее памяти сын так не переживал за наложницу и ребенка. Неужели, он, действительно, любит всем сердцем Махпейкер? Вряд ли. Махидевран когда-то тоже была любимой фавориткой шехзаде, но с годами она поняла, что любовь шехзаде быстротечна, а истории о взаимной любви, которые так любят наложницы в гареме — жестокие сказки. Дверь отворилась и в покои вошла Фидан-калфа, которая выглядела радостной. — Госпожа, шехзаде, — поклонилась женщина. — Поздравляю вас, династия пополнилась славным наследником. Махпейкер Султан родила сына.