***
Июнь 1546 года. Османская Империя
Солнечный свет заливал просторную опочивальню, обустроенную в персиковых и розовых тонах, любимых цветах хозяйки покоев. Худощавая и бледная девушка, облаченная в светло-желтое, расшитое золотой нитью платье, склонилась над колыбелью, в которой лежал маленький ребенок, смотрящий на мир серо-голубыми глазами. Махпейкер Султан пыталась застегнуть одежду сына, но тот всячески мешал ей, размахивая руками и беззубо улыбаясь. Конечно, такое поведение маленького Мехмеда весьма радовало Махпейкер, все-таки мальчик родился слабым и болезненным из-за подлого отравления. Лекаря разводили руками и шепотом, боясь вызвать гнев шехзаде Мустафы, твердили, что ребенок обречен. Махидевран Султан, увидев внука, кажется, смирилась с его скорой смертью, она поставила на нем крест, это вызвало в уставшей душе Махпейкер Султан гнев. Она сама, не жалея сил, ухаживала за долгожданным и любимым ребенком, не спала ночами, вздрагивала от каждого шороха. В конце концов ее забота и любовь сделали, кажется, невозможное. Шехзаде Мехмед постепенно начал поправляться и вот теперь, когда ему уже было полгода, уже ничто не напоминало о тех страшных днях, когда все ожидали худшего. Махпейкер Султан, наконец, застегнула одежду и ласково улыбнулась сыну. Девушка откинула от лица темно-русые волосы. Из-за сына она так и до конца не привела себя в порядок и теперь ее распущенные волосы мешали. Взяв с тахты маленькую шапочку, султанша надела ее на черноволосую голову сына, а после подняла его на руки. Шехзаде Мехмед издал писк и уронил голову ей на плечо. Махпейкер Султан устало вздохнула и огорченно покачала головой. Сегодня шехзаде Мустафа вместе с верными соратниками уходит в военный поход. Он должен отбыть сразу в военный лагерь, не посещая столицы. Осознание грядущей разлуки, обжигало сердце не хуже огня. Махпейкер Султан искренне любила мужа. Со временем она даже смогла усмирить ревность, бушующую в сердце, смирилась с присутствием в их отношениях Айше-хатун, которая продолжала делить с шехзаде Мустафой ложе в ночь с четверга на пятницу. Как бы не старалась Махпейкер отнять у нее эту ночь, все ее попытки терпели крах. Махидевран Султан, отчего-то невзлюбившая ее, лишь усмехалась, глядя на ее жалкие попытки и читала нотации, советуя получше следить за сыном. Дошло до того, что Махпейкер Султан стала видеть в словах госпожи угрозы ребенку, но она тут же заглушала подобные мысли. Все-таки шехзаде Мехмед — ее внук, разве может султанша причинить ему вред? Махидевран Султан однозначно больше любила Айше-хатун и Румейсу Султан, что уж скрывать, даже подлая Элиф Султан пользовалась ее расположением. И чем провинилась Махпейкер? Девушка, прижимая к себе единственного ребенка, напряженно думала, как ей окружить себя надежными людьми. Теперь, когда шехзаде Мустафа покидал санджак, Махпейкер лишится единственной защиты. Только его любовь оберегала ее, подобно щиту. И теперь этот щит исчезнет. Юная султанша содрогалась от одной только мысли о будущем. Гарем — это змеиное логово. Слухи о счастливой жизни наложниц и любви — жестокая ложь. Махпейкер Султан просто повезло, что ее любовь взаимна, и ее страшила одна только мысль о том, что эта любовь может растворится, как мираж в пустыне. Поэтому она с тщательностью ухаживала за собой, носила изысканные платья персиковых оттенков, подводила краской глаза, старалась почаще улыбаться и смеяться, чтобы не обременять Мустафу ревностью и проблемами. Махпейкер Султан не была глупой и замечала мельчащие детали. Она видела, как нервным стал Мустафа, как остервенело по утрам он упражняется в саду вместе с охранниками. Чисто женским чутьем девушка ощущала приближение бури и надеялась, что ее шехзаде сможет защитить родных. Именно поэтому старалась не досаждать ему ревностью и обидой из-за его ночей с Айше-хатун. — Султанша, — в покои вошла невысокая черноволосая девушка, облаченная в платье служанки. — В покоях управляющей уже собираются? — спросила спокойно Махпейкер Султан, поглаживая сына по спине. Она взглянула на девушку, которая почему-то замялась, боясь на нее посмотреть. — Нет, — ответила служанка. — Что еще случилось? — спросила Махпейкер Султан, напрягаясь. — Султанша, простите, — пролепетала служанка, заставив фаворитку обеспокоенно нахмуриться. — Но в гареме говорят, что у шехзаде сегодня была наложница… И это не Айше-хатун. Сердце пронзила неприятная боль, от которой перехватило дыхание, но Махпейкер Султан даже не изменилась в лице, сохраняя внешнюю невозмутимость. Ах, как же было больно. Невыносимо больно. — Он ее принял? — спросила она бесцветным голосом. — Девушка вернулась той же ночью обратно в гарем и легла спать почти сразу, — поделилась Нарэ-хатун, глядя беспокойно на султаншу. — Хвала Аллаху, — вздохнула она, радуясь, что Мустафа прогнал рабыню, но радость эта была мимолетной. Что, если наложница успела побывать на его ложе, а после он ее отослал в гарем? Махпейкер слышала о правиле, что после ночи, как правило, наложницы уходят из покоев. — Что это за девушка? — Я не знаю, — пожала плечами Нарэ. — Так узнай, — громче, чем следовало прикрикнула Махпейкер, отчего ее сын, испуганный голосом матери, заплакал. — Тише, моя радость, тише. Мама немного переволновалась. Дворец санджак-бея в Амасье. Покои управляющей. Айше-хатун вошла в покои Махидевран Султан вместе с дочерью. Увидев султаншу в компании Фидан-калфы, женщина поклонилась и посмотрела на госпожу с мягкой улыбкой на губах. Несмотря на дурноту и слабость, Айше выглядела счастливой и светилась внутренним светом. Став еще краше. — С добрым утром, султанша, — радостно проговорила Айше-хатун, привлекая тем самым внимание матери наследника. Махидевран Султан взглянула на нее и изумленно вскинула брови, не понимая, почему невестка пребывает в столь взбудораженном состоянии. — Здравствуй, Айше, ты сияешь, словно солнце, — улыбнулась Махидевран Султан. Фаворитка лишь шире улыбнулась, не в силах поверить собственному счастью. Она положила руку на плоский живот и мечтательно прикрыла глаза, радуясь неожиданной удачи. — У меня будет братик! — вскрикнула Нергисшах Султан, опередив мать. Махидевран Султан изумленно замерла, глядя на Айше. Поразительно, какие повороты готовит для нас судьба. Еще год назад Айше и думать не смела о хальветах с Мустафой и беременности, она давно похоронила любовь в своей душе, как вдруг удача одарила ее вниманием. Махидевран Султан поднялась с тахты и, чинно приблизившись к невестке, посмотрела в ее счастливое лицо. — Поздравляю, Айше, спустя столько лет Аллах даровал тебе счастье, — улыбнулась султанша, а после дотронулась пальцами до щеки наложницы. В глазах Айше стояли слезы счастья, и она, кажется, до сих пор не могла поверить в происходящее. Спустя столько лет, когда она уже отчаялась, Всевышний сжалился над ней. Все эти месяцы, проводя ночи в объятьях шехзаде Мустафы, Айше молила Аллаха о ребенке. Малыш станет для нее утешением, когда Мустафа забудет о ней. Айше, наученная горьким опытом, не верила, что чувство, вспыхнувшее в ее душе, взаимно. Всему приходит конец. Женщина боялась, что не сможет забеременеть, но, к счастью, лекарша нашла специальные травы и начала лечение, чтобы она смогла понести. Выпивая на ночь лечебные отвары, Айше продолжала молить Аллаха о милости. И он услышал ее молитвы. — Мустафа знает? — спросила Махидевран Султан. — Нет, султанша, я, как узнала, поспешила к вам, — улыбнулась женщина.***
Я вошел в просторную опочивальню, залитую солнечным светом. В покоях управляющей гаремом собрались члены моей семьи, которая за минувший год значительно расширилась. Если бы мне кто-то сказал, что у меня будет пятеро детей, то я счел бы это неудачной шуткой. Но прошло время, и я многодетный отец. Выстроившиеся в ряд женщины при моем появлении склонились в поклонах. Я до сих пор не мог привыкнуть к этому, хотя такое отношение, безусловно, льстило. Первой в ряду стояла Махидевран Султан. Я приблизился к ней, ощущая на себе всю тяжесть доспехов. Оставалось надеяться, что я от их тяжести не споткнусь и не упаду лицом в лужу на потеху толпе. Стоило мне подойти к матери, как она заключила меня в нежные, ко крепкие объятья, уткнувшись носом в мою грудь. Я неловко погладил ее по голове, позволяя матери обнимать себя. Воистину, материнская любовь останется таковой во все времена. — Береги себя, сынок, — промолвила султанша, отстранившись от меня. Я посмотрел в ее лицо и с тревогой заметил, что взгляд ее карих глаз затуманен слезами. — Если с тобой что-то случится, я не перенесу. — Не беспокойтесь, валиде, я вернусь к вам в целости и сохранности, — сказал я с улыбкой. А про себя подумал, что в целости и сохранности можно вернуть и труп. Мда, такие вот дурные мысли крутились у меня в голове. Я впервые в жизни отправлялся на войну, и от осознания этого ужас пронзал меня. Впервые в жизни я готов был молиться всем известным богам, чтобы остаться живым и здоровым. Позволив матери еще раз меня обнять, я подошел к Айше-хатун, которая стояла рядом с Махидевран. Пусть она родила дочь, но женщина была моей первой женой. — Шехзаде, — с нежной улыбкой поклонилась Айше-хатун. Я удивился ее настроению. Мои жены стояли с одинаковыми грустными лицами, только Айше светилась от какой-то радости. — Возвращайтесь скорее, мы с детьми будем ждать вас. Я сперва не придал значения ее фразе, поцеловал жену в лоб, а после, начав прощаться с Нергисшах, внезапно замер, как изваяние, глядя в лицо дочери. — С детьми? — спросил я потерянно, чувствуя себя полным идиотом. Я с бестолковой радостью посмотрел в лицо Айше-хатун, и она подтвердила мои мысли: — Я ношу под сердцем ваше дитя, — радость накрыла меня с головой. Ребенок! Мой ребенок, еще один малыш. О, не описать словами мое счастье. Однако не все разделяли эту радость со мной. Румейса Султан, стоящая рядом с Нергисшах, вздрогнула и посмотрела на Айше, но нужно отдать ей должное, ни один мускул не дрогнул у нее на лице. Воистину, дьявольское терпение. Элиф Султан уязвленно взглянула на меня, а после опустила голову, не желая, чтобы кто-либо видел ее слез, которые собирались в ее красивых глазах. — Поздравляю, Айше, береги детей, — улыбнулся я, не обращая внимания на окружающих, после чего чинно поцеловал жену в лоб. С губ моих не сходила улыбка, в душе пели птицы, а поход больше не казался чем-то ужасным. Когда я вернусь, у меня будет еще один ребенок. Я приблизился к Румейсе Султан и, не глядя на нее, взял на руки шехзаде Ахмеда. Мальчик был дивно хорошеньким, похожим на меня и улыбчивым. Интересно от кого он унаследовал нрав? Мать его была холодной и сдержанной, а каким был Мустафа? Я поцеловал мальчика в лоб, отчего он нахмурился и попытался отстраниться. Видимо, ему не очень понравилась моя борода. Я отдал ребенка матери и посмотрел на Эсманур Султан, которую держала на руках служанка Румейсы. Погладив девочку по угольно-черным кудрям, я шагнул дальше, не обратив внимания на мать близнецов, однако султанша даже не подала виду, что ей больно, только улыбнулась. Шехзаде Касим напоминал маленького купидончика. С золотыми кудрями, с круглым личиком, на котором горел нежный румянец и со светло-карими глазами, он, действительно, был похож на ангела. Оставалось надеяться, что характер будет такой же. Поцеловав сына и даже не взглянув на Элиф Султан, облаченную в бирюзовое платье, я подошел к Махпейкер Султан и на губах моих вновь расцвела улыбка. — Шехзаде, — поклонилась девушка и посмотрела в мое лицо. В ее глазах я увидел тень печали, но Махпейкер нашла в себе силы улыбнуться мне. — Разлука с вами невыносима для меня, — промолвила она, и я заметил, как Элиф закатила глаза и скривила губы в презрительной усмешке. — Вы наполняете мою жизнь смыслом. — Полагаю, я смогу тебя развеселить, — сказал я, погладив девушку по щеке. — В покоях тебя ожидает подарок. — Какой? — оживившись, спросила Махпейкер Султан, а в ее глазах вспыхнул интерес. — Увидишь, — туманно отозвался я, после чего взял из рук служанки шехзаде Мехмеда. Мальчику уже было полгода, и он за прошедшее время успел окрепнуть и похорошеть. Я был убежден, что лучше ребенка не существует. Я любил его безмерно, поскольку он — сын моей любимой женщины. После прощания с семьей я покинул опочивальню, стараясь не оглядываться. Когда идешь вперед, смотреть назад нельзя — помнил я из какого-то мифа. Я уходил в первый в своей жизни поход и понятия не имел, что меня ждет. Однако в душе крепла уверенность, что все будет хорошо.***
Стоило шехзаде Мустафе покинуть опочивальню, как его жены начали расходиться. Румейса Султан приблизилась к Айше-хатун и с мягкой улыбкой проговорила: — Поздравляю, дай Аллах, родишь здорового ребенка, — беременная наложница ответила вежливой улыбкой. Она знала, что Румейса лицемерит и пытается казаться хорошей в глазах Махидевран Султан, которая была свидетельницей этого разговора. Но кого волновала правда? — Благодарю, — кивнула Айше, не зная, что сказать. Ей снова казалось, что она очутилась в змеином логове, и проклятые твари смыкают кольцо вокруг нее. Чувствуя липкий страх за будущего ребенка, Айше оберегающим жестом положила руку на пока еще плоский живот и заметила, каким недобрым взглядом ее сверлит Махпейкер Султан. Любимая женщина шехзаде Мустафы, поймав взгляд Айше, усмехнулась и направилась к выходу, следом за ней двинулась Нарэ-хатун, ее служанка, с ребенком на руках. Стоило Махпейкер покинуть опочивальню управляющей, как вдруг ей преградила путь Элиф Султан, которая смерила ее злобным, пылающим ненавистью, взглядом. — Отойди с дороги, — не желая обмениваться ежедневными любезностями, спокойно сказала мать шехзаде Мехмеда, глядя усталым взглядом на Элиф. Та неожиданно растянула красивые губы в ядовитой улыбке, а после сделала шаг к ней, приблизившись почти вплотную. От Элиф Султан пахло лавандой. Она очень любила этот аромат и всегда пользовалась им. В свете факелов волосы матери шехзаде Касима отливали золотом, а глаза, казалось, светились. Но огонь этот был недобр. — А то что? — дерзко спросила Элиф Султан, глядя в глаза Махпейкер. — Жаловаться тебе больше некому. Не желая начинать ссору, Махпейкер Султан попыталась обойти соперницу, но та неожиданно схватила ее за руку и с силой сжала хрупкое запястье. Глаза Элиф загорелись дьявольским огнем. Махпейкер попыталась вырвать руку, стараясь не подавать вида, что ей больно. — Теперь, когда шехзаде ушел в поход, ты осталась совсем одна, — прошипела Элиф со злобой. — Румейса Султан тебя раздавит, как букашку. Сказав это, девушка отпустила Махпейкер и ушла. Султанша же потерла запястье и с раздражением заметила, как на нежной коже проступают красные пятна — следы от пальцев Элиф. Взглянув вслед девушке, Махпейкер Султан недобро улыбнулась. Она, действительно, осталась одна, но ничего, даже у котенка есть когти. Собравшись с мыслями, Махпейкер Султан продолжила путь. Она думала, как стать сильнее. По всему выходило, чтобы обезопасить себя и сына, нужно подняться на самую вершину. Но как? Размышляя в подобном русле, султанша вошла в свои покои. Нарэ-хатун пошла следом с маленьким шехзаде на руках. Махпейкер Султан забрала сына из рук служанки и поцеловала его в висок. — Мой Мехмед, только ты всегда будешь со мной, — прошептала султанша, вдыхая запах единственного ребенка. — Анастасия? — раздался изумленный голос. Вздрогнув от неожиданности, Махпейкер Султан повернула голову и с губ ее сорвался полу-вскрик-полу-всхлип. Напротив, нее стояла, словно призрак, девочка лет двенадцати, облаченная в бежевое платье из грубой ткани. — Сестра… — одними губами прошептала Махпейкер, глядя на девочку. В теле внезапно появилась слабость, граничащая с болью. В горле она почувствовала ком. Нарэ-хатун, видя состояние госпожи, поспешила забрать у нее сына, и султанша сделала шаг навстречу девочке. — Сестра… Елена. Елена улыбнулась сквозь слезы и, подбежав к старшей сестре, обняла ее, уткнувшись лицом в грудь. Махпейкер, не веря своим глазам, гладила ее по темно-русым, как и у нее, волосам, а плечи ее вздрагивали от всхлипов. Шехзаде Мустафа сдержал свое обещание, он подарил ей целый мир.