Наследник

***

      Военный поход длился уже несколько месяцев. Я потерял счет дням и неделям. Если сперва я пытался считать, то потом оставил эту бесполезную затею. К тому со временем происходило нечто, действительно, странное. Оно тянулось мучительно медленно. Минута напоминала час, а час длился, словно целый день. Я не мог объяснить эту странность, видимо, когда мы ждем чего-то, время начинает течь медленнее.       Да, я жил в ожидании. Я жаждал окончания похода. Я не очень-то привык к жизни в этом времени, а теперь и вовсе лишился всякого покоя. Жизнь в полевых условиях казалась сущим кошмаром. Особенно летом, когда летали полчища комаров. Я пытался всячески защищаться от них, но бесполезно. Перспектива умереть от малярии или какой-нибудь еще болячки меня откровенно напрягала. К тому же удобства, а точнее отсутствие таковых оставляли желать лучшего.       Единственной моей отдушиной были письма из Амасьи. Матушка и жены писали мне регулярно. Махидевран Султан переживала о моем здоровье и о том, что я по сути окружен врагами. Махпейкер Султан писала любовные признания, иногда присылала стихотворения. Да, они были весьма далеки от идеала, но все же каждая строчка, каждое слово отдавались теплотой в душе.       Румейса Султан тоже отправляла мне письма, и ее послания были более гармоничными, она не жалела эпитетов и метафор, описывая свои чувства. Видимо, надеялась задобрить меня словами. Впрочем, напрасно. Я не собирался ее прощать.       Изредка приходили послания от Айше-хатун. В основном ее письма не отличались большими размерами, она кратко описывала достижения Нергисшах и желала мне удачи. Весточки от Айше целиком и полностью отражали ее характер.       В этот день я снова читал письмо от Махпейкер Султан и против воли на моих губах расцвела мягкая улыбка. Именно в таком идиотском состоянии меня нашел Атмаджа-бей.       — Шехзаде, — войдя в шатер, поклонился мне воин. — Повелитель ждет вас на ужин. Я будто бы в удивлении на него посмотрел. О, Аллах, я совсем забыл про ужин. Из головы вылетело. Интересно, это весомое оправдание для опоздания?       — Хорошо, сейчас, — растерянно промолвил я, вставая с подушки и, сложив письмо, спрятал его в рукаве кафтана. После этого я покинул шатер и направился большому, роскошному шатру Повелителя.       На улицу опускалась вечерняя прохлада, чему я был несказанно рад. Я плохо переносил жару, чувствовал слабость и упадок сил. А здесь солнце пекло нещадно, к тому же одежда не располагала к комфорту. Кафтаны шились из плотной ткани. Я изнывал от жары, а невозможность помыться просто угнетала.       У шатра падишаха стояла охрана. Увидев меня, стражники склонились в поклонах, и я, даже не удостоив их вниманием, вошел в обитель султана Сулеймана. После яркого уличного света освещение в шатре казалось недостаточным, и я, прищурившись, замер у входа, постепенно привыкая к темноте. Я поклонился, увидев султана Сулеймана, сидящего на большой подушке за низким столиком.       — Простите за опоздание, Повелитель, — промолвил учтиво я. За прошедшее время я понял, что нужно быть вежливым, не выражать своего мнения, когда не просят, а когда простят — говорить то, что от тебя хотят услышать. Время показало, что Сулейман падок на лесть. Наверное, поэтому он больше любит шехзаде Селима.       — Ничего страшного, Мустафа, — благосклонно, как мне показалось, кивнул султан Сулейман. — Проходи, присаживайся.       Дождавшись позволения, я подошел к столику и сел на большую подушку между Джихангиром и Баязидом, который недобро поглядывал на шехзаде Селима, сидящего между Повелителем и Рустемом-пашой. Сразу видно, кому из сыновей правитель отдает предпочтение.       — Почему задержался? — оторвав раздраженный взгляд от старшего брата, спросил негромко Баязид, стараясь не привлекать внимания.       — Были причины, — уклончиво заметил я.       Начался ужин. Я давился пловом, не ощущая ни вкуса, ни запаха. Компания, собравшиеся за столом, не располагала к спокойствию. В главе стола сидел мой потенциальный убийца, которого я по жуткому стечению обстоятельств вынужден называть отцом. Нагнетал обстановку Рустем-паша, который до того вежливо улыбался, что меня переклинивало от одного только его вида. Напрасно его называли шакалом или волком, я бы назвал его лисой. Серые глаза паши поочередно касались сыновей султана, но больше всего внимания, конечно же, доставалось мне. Когда я ловил его взгляд, то мужчина вежливо улыбался, а в глазах его появлялся лукавый блеск.       Глядя на врага, я понимал, кого мне следует бояться. Этот человек предан не Хюррем Султан, а себе. Он чувствует на чьей стороне сила и выбирал сторону победителя. В военном походе волей обстоятельств мы с ним часто пересекались. Не могу сказать, что это был приятный опыт, но каждый раз, начиная говорить с Рустемом, я невольно восхищался им. Все-таки врагов нужно ценить, они многому могут нас научить.       Джихангир начал разговаривать с отцом о книгах, прочитанных им во время похода. Юноша был слаб здоровьем и в военных советах и боях редко принимал участие, поэтому ему оставалось довольствоваться книгами. Должно быть, он взял с собой в поход целую библиотеку.       Селим и Баязид, которые, как я смог убедиться, никогда не ладили, сверлили друг друга недобрыми взглядами. Наверное, опять затеяли какую-то игру, чтобы выяснить, кто круче. Многие упрекали Баязида во вспыльчивости и импульсивности, но никто почему-то не замечал в Селиме провокатора. Глядя на братьев, я понимал, что мне даже делать ничего не придется. Они и без моей помощи перегрызут друг другу глотки.       — Мустафа, — обратился внезапно ко мне шехзаде Баязид, при этом косясь на Селима. Я сжал губы в полоску, прекрасно понимая, что меня хотят вовлечь в очередной скандал. О, Аллах, вроде бы взрослые мальчики, а ведут себя, как дети. — Как плечо?       Я изумленно на него посмотрел, а в моей голове ясно вспыли картины двухдневной давности, хотя, признаюсь, я предпочел бы не вспоминать о столь неприятном опыте. Пару дней назад я, Атмаджа, Яхья и еще несколько воинов отравились осмотреть местность.       Все было тихо и спокойно, жара только-только отступила, пели птицы, солнце клонилось к закату и ничто не предвещало беды, как вдруг на нас обрушился град огненных стрел. Лишь по счастливому стечению обстоятельств никто не пострадал. Правда моя лошадь встала на дыбы и едва не сбросила меня.       Из засады, из-за деревьев на наш небольшой отряд ринулись враги, облаченные в форму янычар. Видимо, шах Тахмасп тайно забросил диверсантов на нашу территорию, чтобы остудить пыл султана Сулеймана. Войска Сулеймана продвигались вглубь Сефевидского государства, почти не встречая преград на пути. Вражеское государство было ослаблено войной с Венецией и не ожидало нападения султана Сулеймана.       Так или иначе, но мы вступили в схватку. Я никогда до этого лично не участвовал в сражениях, у меня были верные люди, которыми я руководил, вернее, если смотреть правде в глаза руководил Атмаджа, опытный воин и хороший стратег. К тому же все решения мы обсуждали с султаном Сулейманом.       Я остервенело сражался с врагами, которые сомкнули вокруг меня плотное кольцо. Я старался ранить их, помня, что они могут поведать нам о планах командования, к тому же я никогда никого не убивал. Одно дело отдавать приказы, другое — убивать самому. Сбив с ног одного из противников, я увидел справа от себя шевеление и в последний момент успел увернуться, выставив перед собой меч. Плечо обожгла резкая боль и я пошатнулся, и только потом понял, что мой меч в чем-то увяз. Подняв глаза, я прямо перед собой увидел неподвижного мужчину, грудь которого пронзил мой клинок. Я с неверием смотрел в смуглое лицо врага, наблюдал как из уголков узких губ струится кровь, а в черных глазах угасает огонь жизни.       Очнувшись от транса, я рывком вынул меч из тела врага, и тот повалился на землю без признаков жизни. Я же пошатнулся и тяжело привалился к ближайшему дереву. Пот заливал лицо, я посмотрел на свою руку, сжимающую окровавленный клинок и понял со стыдом, что у меня дрожат руки.       Ко мне тут же подбежал Атмаджа и стража, которые расправились с врагами.       — Шехзаде, вы ранены? — спросил обеспокоенно Атмаджа.       — Да так… Царапина, — потерянно пробормотал я.       Очнувшись от воспоминаний, я посмотрел на Баязида и вымученно улыбнулся.       — Все в порядке, рана не беспокоит меня, — солгал я. Я не хотел, чтобы кто-то знал, что рана все еще болит. Я не хотел, чтобы кто-то знал, что я все еще не могу нормально спать, поскольку во сне вижу убитого мной человека. Я был слишком мягок и слаб, а наследник не может быть таким.       Семейную идиллию прервал приход одного из доносчиков.       — Повелитель, — склонился он в поклоне. — Срочное послание от Али-аги, — мужчина протянул нахмурившемуся султану футляр. Сулейман, помрачнев, вытер руки салфеткой, взял письмо и, развернув его, начал читать. Присутствующие с одинаковым интересом и нетерпением уставились на правителя, и по его потемневшему лицу я понял, что случилось что-то неприятное.       — Они ответят за содеянное, — прорычал не своим голосом Султан Сулейман.       — Что произошло, Государь? — спросил Рустем-паша, серьезно. Поразительно, даже в такой ситуации его голос казался льстивым.       — Созови совет, Рустем, — промолвил султан Сулейман. — Неаполь пожалеет, что вмешался в нашу войну.       Спорить никто не решился. Мы быстро перестали ужинать, понимая, что скоро здесь соберутся паши и беи. Когда я вставал из-за стола, из моего рукава упало письмо от Махпейкер Султан. Баязид поднял сложенный лист пергамента и протянул его мне.       — Хранишь секреты, брат? — спросил шехзаде Селим, заметив письмо. Его глаза прищурились в подозрении, что мне не очень-то понравилось.       — А у кого их нет? — ответил я вопросом на вопрос. Селим усмехнулся, словно видел меня насквозь. Почему-то мне показалось, что он видит во мне врага. Наверное, ядовитые речи Хюррем Султан дали результат, или же он узнал о моих интригах против меня.       — Верно, но у тебя, должно быть, их намного больше, — промолвил лениво шехзаде Селим, но прежде, чем я успел ответить, Баязид сделал шаг к брату и процедил:       — Оставь Мустафу в покое, Селим, — рыжеволосый шехзаде лишь тонко улыбнулся, а в его глазах промелькнул недобрый огонек.       — О, малыш Баязид примерил роль защитника? — спросил он с сарказмом, отчего я только удивился. Похоже, я очень плохо знаю братьев. — Тебе самому требуется защита, братец, и сомневаюсь, что юбка твоей новой жены тебя спасет.       — Повтори, — убийственно тихо прошипел шехзаде Баязид, подавшись к брату. Его лицо исказилось яростью, а в глазах вспыхнула злоба. Понимая, чем все это может закончиться, я поспешил встать между братьями. Конечно, я не против, чтобы они покалечили друг друга, но что-то не дало мне стоять в стороне.       — Прекратите оба, вы как дети малые, — проговорил я твердо, пользуясь тем, что султан Сулейман за ширмой просматривает какие-то бумаги. — Вы — братья, помните об этом в любой ситуации, — добавил я таким же тоном. Да. с моей стороны было подло говорить, что они братья, словно это спасет их в случае чего. Предпосылки вражды Селима и Баязида были видны, когда они были детьми, но ни Хюррем, ни Сулейман ничего не сделали, чтобы помирить детей. Я знал, что по истории их вражда перейдет в самую настоящую войну после смерти матери. Но одно дело знать то, чем закончилась история, а другое — видеть, как она свершается.       — Я помню об этом, а Селим, похоже, забыл, — поспешил вставить Баязид, и я с трудом удержался от того, чтобы не закатить глаза.       — Я не забыл, — все так же спокойно отозвался рыжеволосый наследник. — Это Баязид мнит себя героем, — сказав это, Селим поспешил покинуть шатер, а Баязид едва не помчался следом. Но я успел его остановить, опасаясь кровопролития. Если они убьют другу друга, то я не против, но не сейчас.       — Как я его ненавижу, — процедил покрасневший от гнева Баязид, глаза которого метали молнии. Шехзаде Джихангир, о котором мы все благополучно забыли, вздрогнул, и я подбадривающе ему улыбнулся. Из всех братьев мне больше всего нравился самый младший, добрый и невинный, как ребенок.       — Он твой брат, — снова сказал я очевидную вещь. — Знаю, — усмехнулся Баязид. — Но он — предатель.       Я лишь поджал губы, вспомнив, как Селим сдал секрет брата отцу. Теперь Сулейман демонстративно игнорирует Баязида, думая, что наказывает его. Да, это было так, но так он только распалял в сыне ненависть и жажду мести. Моя главная задача — направить все это в нужное русло. Как бы мне не нравился Баязид, своих детей я любил намного больше.