Наследник

***

      На улице царила неимоверная жара. Солнце пекло нещадно, что огни преисподней могли показаться райскими садами. Ночью прошёл дождь, но он принес временную прохладу, а с рассветом ситуация усугубилась. Мне казалось, что мы находимся под парником и даже в шатрах нельзя было найти желанную прохладу.       Я понятия не имею, как окружающие терпели это пекло, но меня раздражало абсолютно все. Палящее солнце, горячий воздух, который обжигал легкие, окружение, которое улыбалось друг другу в лицо, а за спиной строили подлянки друг другу. О, Аллах, как можно вынести такие условия? Я в который раз одернул воротник кафтана, который укрывал мое тело с головы до пят. Будь моя воля, я бы избавился от него варварским образом, впрочем, за кафтаном тут же отправилась бы рубаха. Мне казалось, что я промок с головы до пят.       От жары меня слегка мутило, немного ныла голова, а проклятый совет дивана, созванный падишахом длился уже несколько часов. Я уже не мог так внимательно слушать, как мне хотелось бы. Я ничего не смыслил в военном деле и стратегии, но всеми силами старался делать умное лицо. Покосившись на братьев, я увидел, что даже Джихангир внимает словам пашей и беев, словно его вовсе не напрягает жара, духота и сложившееся ситуация.       Согласно разведке Неаполитанское королевство, объединившись с Генуей и Венецией атаковало границы Османской Империи, которые ранее принадлежали Венеции. Пользуясь тем, что султан Сулейман занят войной с Персами, они стремительно отвоевывали острова, захватывая их один за другим.       Происходящее все больше и больше напоминало страшный сон. События разворачивались так стремительно, что я с трудом успевал за происходящим. Армия во главе с султаном находилась на другом конце империи, чтобы перебросить хоть треть войска, нужны недели, не говоря уже о том, что напали-то Объединенные силы где-то неделю или две назад, а весть до султана шла слишком долго.       — Мы не сможем вести войну на двух фронтах, — подумал я, но только потом по красноречивым взглядам понял, что сказал это вслух. Рустем-паша заинтересованно на меня посмотрел. Я вздохнул, понимая, что мне придется все же высказать свое мнение, хотя я пытался не отсвечивать. — Слишком опасно. Разделив армию, мы потеряем численное преимущество, что может сказаться на результате, — вложив в голос силу, хотя я с ног валился от головной боли и усталости, сказал я. Но мысль казалась мне здравой. Как говорят, за двумя зайцами помчишься ни одного не поймаешь.       — Что же вы предлагаете? — спросил Рустем-паша, сузив серые глаза. Взгляд у него был крайне неприятный и пронзительный. Но я все же нашёл в себе силы выдержать его.       — Нужно заключить мирный договор с Персами, — предложил я, взглянув на султана, который внимательно меня слушал и почему-то улыбался.       — Они наши враги, — сказал Рустем очевидную вещь.       — Враги, которые верят в Аллаха, — промолвил я, переведя взгляд на великого визиря. — С кем лучше заключить мир с неверными или с теми, кто верят в Аллаха? Паши начали переговариваться. Послышались одобрительные шепотки, и я вздохнул от облегчения. Шехзаде Селим как-то неодобрительно на меня посмотрел и что-то тихо сказал Рустему-паше.       — Повелитель, — Рустем-паша, выслушав Селима, обратился к правителю. От него прямо-таки исходило льстивое повиновение, словно он самый преданный слуга султана. Я-то знаю, кому он служит. — Полагаю, шехзаде прав, — неожиданно сказал он. — Нам нужен мир.       Султан Сулейман некоторое время пребывал в задумчивости, рассматривая карту побережья, которое хотели отвоевать неверные. Он перебирал четки, а потом, вздохнув, произнес.       — Рустем-паша, нужно отправить шаху Тахмаспу посланником с предложением мира. Тебриз мы можем захватить позже, а вот потерять влияние в Европе нельзя, — я мысленно вздохнул от облегчения. Первый в моей жизни военный совет прошел вроде как успешно. — Теперь нужно разработать военную стратегию, — взгляд Повелителя снова коснулся карты.       — Наши корабли встретят вражеский флот в территориальных водах, мы точно победим, — с горячностью присущей только ему вскрикнул шехзаде Баязид, глядя на отца горящими нетерпением глазами. Он жаждал доказать отцу свою верность, он хотел заслужить прощения, но султан даже не наградил сына взглядом, отчего Баязид лишь недовольно поджал губы.       — У Неаполя сильный флот, их корабли очень маневренные и пушек на них достаточно, мы же истощены войной с Персией, к тому же через какой промежуток времени наш флот дойдет до места битвы? За это время они могут продвинуться вглубь империи, -промолвил я, вспомнив то, о чем читал холодными зимними вечерами. Неужели мне пригодилась теория на практике? Удивительно.       — Но наши корабли маневренные, — возразил Баязид.       — Это их не спасет от пушек врага, — хмыкнул шехзаде Селим, который до этого молчал, предпочитая наблюдать. Он так посмотрел на Баязида, словно хотел его в очередной раз унизить в глазах отца, сказать: «Я умнее и лучше».       — Что вы предлагаете, шехзаде Мустафа? — с ехидными нотками в голосе, вопросил Рустем-паша, глядя словно стервятник на добычу.       — В морском бою у нас нет шансов. Корабль на корабль. Пусть они высадятся, уставшие и утомленные длительным плаванием, враги станут легкой добычей, — сказал я, тщательно подбирая слова.       — Неплохая идея, — сказал султан Сулейман, посмотрев на меня. — Ты многому научился, сын мой.       Я лишь вежливо улыбнулся правителю. Да, уж многому. На самом деле мне просто повезло, но везение рано или поздно заканчивается.       На том и решили, что между Османской Империей и Сефевидским государством будет заключен мир, правда, чуйка подсказывала мне, что Тахмасп так просто не сдастся, он потребует что-то взамен. Воины готовились к долгой дороге к далекой границе, где их ждало очередное сражение.       Меня же одолевало мрачное предчувствие, что ничего хорошего из всего этого точно не выйдет. Вернувшись в свой шатер, я первым делом снял пропитанный потом кафтан и, положив его на сундук, сел на кровать. Яхья принес мне чистой воды, чтобы я умылся. Ташлыджалы был задумчив и угрюмо наблюдал за мной.       — Что-то не так? — спросил я. Яхья на мгновение замялся, н овсе же решил поведать мне о своих тревогах.       — Я видел сон, — сказал он. — В нем вы, облаченные в белоснежный кафтан, достойный самого падишаха, вошли в шатер, где на троне сидел султан Сулейман, — голос Ташлыджалы был напуган и взволнован, взгляд его в панике блуждал по шатру. — Стоило вам поклониться отцу, как из тени вышли воины в черных одеждах, немые палачи, они напали на Вас со спины и, поставив на колени, затянули шелковый шнурок на вашей шее, — рассказывая это, Яхья дрожал, словно видел все своими глазами. Глаза его лихорадочно блестели, и я всерьез опасался за его душевное состояние. — В какой-то момент вам удалось вырваться, вы почти дошли до выхода, но палачам вновь удалось стянуть шнурок на вашей шее. Вы погибали, а султан стоял и наблюдал за всем этим…       Ужас пронзил мою душу. Страх липкими щупальцами оплел сердце, я судорожно вздохнул, проглотив вставший в горле ком. То, что рассказал Яхья, я видел это, но не во сне, а в сериале, когда сестры пересматривали сериал. Именно так жестоко, по-варварски на глазах у родного отца и по его кровавому приказу была отнята жизнь шехзаде Мустафы. Но одно дело видеть все в сериале, а совсем другое — ощутить это на себе.       — Тебе не о чем беспокоится, Ташлыджалы, — сказал я, вернув голосу спокойствие, хотя в душе моей клубился страх. — Отец не может погубить сына, — кого я обманываю, скажите мне? У меня осталось не так уж много времени, а я лгу сам себе. — Никому не говори об этом сне, Яхья. Иначе головы лишишься.       — Как прикажете, шехзаде, но будьте осторожны, — заявил Яхья, глядя на меня взглядом побитой собаки. Я в который раз удивился его верности.       — Где Атмаджа? — спросил я.       — Он занят, получил письмо, — ответил Ташлыджалы, вернув на лицо привычную маску спокойствия.       — Письмо? Не думал, что ему кто-то пишет, — промолвил я и тут же выкинул мысли об Атмадже из головы. Мало ли с кем он переписывается, вдруг нашел даму сердца?       Вечером того же дня я, отдохнув от напряженного собрания и выпив лекарство от головной боли, вышел на улицу. К счастью, жара постепенно отступала, на лагерь опускались сумерки. Военный лагерь гудел, словно растревоженный улей, всюду виднелись кучки янычар, которые о чем-то переговаривались, очевидно, предполагали насколько затянется неожиданная война.       Я реши немного прогуляться, подышать воздухам так сказать и поупражняться. Рана на моем плече хорошо заживала, что очень радовало. К счастью, обошлось без заражения крови и прочих гадостей жизни. Велев Яхье найти Атмажду, я отошел от лагеря и снова оглядел собравшийся народ. Множество мужчин сидели у шатров, наслаждаясь желанной прохладой.       — Шехзаде Хазретлери, — поклонился Атмаджа, подойдя ко мне. За его спиной маячила высокая и худощавая фигура Ташлыджалы, который выглядел все еще встревоженным. Я кивнул воину, и мы двинулись прочь от моего шатра в поисках подходящего места, где будет не так много любопытных глаз и не менее любопытных ушей.       Мы отошли на приличное расстояние от шатра туда, где начинался лес. Внезапно мое внимание привлек шум, жестом призвав сопровождающих к тишине, я прислушался. Мысль, что это вражеские диверсанты я тут же отбросил. Враги не стали бы так сквернословить и сыпать пустые угрозы, значит, свои.       Я двинулся через деверья, крадучись, чтобы остаться незамеченным. Как правило, если тебя не видят, можно узнать гораздо больше. Этот урок я усвоил еще с детства. Мне открылась занимательная картина. Видимо, не только я решил поупражняться в военном деле, но и мои братья. Селим и Баязид с обнаженными саблями в руках и без доспехов кружили, словно хищники по поляне. Нет, они сейчас не напоминали братьев, они были заклятыми врагами. Я понял это, посмотрев на их решительные и неподвижные лица. Баязид тяжело дышал, глядя на брата. Селим сузил глаза в презрении. Я замер, наблюдая за происходящим. Было ощущение, что они сейчас кинуться друг на друга и раз и навсегда решат проблему с наследованием трона.       В какой-то момент Баязиду надоела игра в кошки мышки, и он с воинственным кличем кинулся на брата. Селим блокировал удар, приняв оборонительную позицию. Он с трудом успевал отражать мощные удары брата. Баязид же вошел в азарт и словно позабыл, что перед ним родной брат. Мной овладел страх, если родные братья готовы убить друг друга, то мне точно грозит от них опасность.       Особенно мощным ударом Баязид сбил Селима с ног. Рыжеволосый наследник упал на землю, выронив меч. Его зеленые глаза расширились от страха, когда Баязид занес меч над головой брата.       — Что мешает мне убить тебя? — спросил с ухмылкой победителя младший из шехзаде. Селим молчал, глядя немигающим взглядом на брата.       — Я твой брат, — ответил он и усмехнулся.       — Самому смешно не так ли? — хмыкнул Баязид, отводя меч в сторону. Да, он был вспыльчив, действовал по велению сердца и всегда на эмоциях, но очень быстро отходил. Я не сомневался, что однажды это его погубит. Если ты выбрал путь, то нужно идти до конца.       Тут я оступился и очень глупо выдал свое присутствие. Под моими ногами хрустнула ветка. Баязид повернул голову и этого мгновения хватило, чтобы Селим, извернувшись, зачерпнул горсть сухой земли, больше похожей на песок и швырнул ее в лицо брата. Баязид задохнулся от пыли и, отступив назад пошатнулся. Земля попала ему в глаза, он начал тереть лицо, выронив меч и совершенно позабыв о брате, который явно жаждал реванша.       Шехзаде Селим, не теряя времени зря, взвился на ноги и, схватив свой меч, сбил брата с ног. Баязид упал на колени и, вытерев глаза, мутным взглядом уперся в фигуру старшего брата, который грозно возвышался над ним. Да, Селим в очередной раз подтвердил слухи о себе. Он был слабее Баязида физический, но ум его был острым, как лезвие кинжала. Он действовал с хитростью и теперь победитель и проигравший поменялись местами.       — Что мешает мне убить тебя? — спросил шехзаде Селим, глядя с насмешкой в грязное лицо брата. Тот исподлобья на него смотрел, на его виске вспухла венка, говорящая о приближении бешенства.       — Я твой брат, — процедил Баязид.       — Забавно не так ли? — спросил Селим, вдавив лезвие меча в шею брата, я забеспокоился. Конечно, мне не нужны были соперники, я сам хотел их стравить, но не сейчас, когда у нас столько проблем, а с двух сторон мы окружены врагами.       — Нужно прекратить это, -сказал я и вышел из укрытия. Селим вздрогнул, уставившись на меня.       — О, Мустафа, а мы тут упражняемся, — с непринужденной улыбкой сказал Баязид, когда Селим убрал меч подальше от его шеи. Видимо, рыжеволосый понял, что убить брата без свидетели не получится. Я взглянул на Баязида, который широко и ясно мне улыбался.       «Упражняетесь? — хотелось мне спросить. — А по-моему я только что остановил братоубийство», но я, разумеется, не сказал это вслух.       — Да, это хорошо, — покивал я. — Продолжайте, если хотите, я посмотрю, — заявил я, глядя то на Селима, то на Баязида. Они выглядели, как нашкодившие котята, пойманные с поличным.       — Мне пора, отец хотел поговорить со мной о делах, все-таки я санджак-бей провинции наследника, — заявил нагло Селим, взглянув с насмешкой на вставшего на ноги брата. Баязид сжал руки в кулаки, но промолчал.       — Не говори отцу то, что видел. Он итак волнуется, — сказал Баязид, глядя вслед брату. Я кивнул, понимая, что султана лучше не волновать, особенно в такой ситуации. Но нужно ему как-нибудь раскрыть глаза на косяки сыновей. Дворец санджак-бея в Амасье 1548 год.       Махпейкер Султан, держа за руку маленького сына, шла по коридору в сторону покоев Махидевран Султан. Да, госпожа ее не звала, но девушка проявила инициативу. Все-таки султанша, как бы не относилась к ней, внука любила, но ей почему-то не очень-то нравилось имя Мехмеда. Махпейкер не знала с чем это связано. Но пообещала себе, что обязательно обо всем узнает, когда будет время.       У девушки хватало других забот. Она самостоятельно, несмотря на большое количество служанок, заботилась о сыне. Мехмед отнимал у нее почти все свободное время. Вечерами, когда утомленный шехзаде засыпал, Махпейкер Султан писала письма возлюбленному и размышляла над тем, кто ей друг, а кто враг.       В гареме нет дружбы и любви. Так говорила Махидевран Султан, если с первым Махпейкер Султан была согласна, то со вторым нет. Они с шехзаде Мустафой любят друг друга, и пожалуй жизнь Махпейкер и ее сына зависит от этой любви. Мустафа — щит, который защищал их от опасностей. После его отъезда султанша потеряла покой, она в каждом взгляде или невинной фразе видела угрозу и со временем стала совсем нервной. Невыносимо жить в ожидании удара, невыносимо ждать угрозы. Однако на нее не спешили нападать.       Румейса Султан, кажется, вообще забыла о существовании Махпейкер Султан, она с головой ушла в материнство и, казалось, что женщина вполне довольна жизнью и собой. Румейса не обращала внимание на соперницу и редко награждала ее даже взглядом. Но Махпейкер Султан чувствовала, что это лишь затишье перед бурей, что соперница выжидает подходящий момент, когда ее преступление забудется. Ну или она, действительно, образумилась и поняла, что судьбу в лишний раз лучше не испытывать.       Элиф Султан не обладала острым умом первой жены наследника. Она в противовес Румейсе жила чувствами, а не разумом, была завистлива и ревнива. Маленьким Касимом занимались няньки, а у Элиф было полно времени на сплетни. Изредка Махпейкер обменивалась любезностями с светловолосой султаншей, поскольку знала, она слишком глупа, чтобы начать действовать. Но все равно Махпейкер была настороже. Мало ли что взбредет в голову Элиф под влиянием опытного кукловода.       Айше-хатун находилась на последних сроках беременности и через несколько недель должна была родить. Махпейкер не очень-то любила ее за то, что с ней приходилось делить возлюбленного. Но причинить вред не пыталась, все-таки она мать детей Мустафы, и за покушение на ее жизнь можно получить проблемы. Айше никому не мешала, она в основном проводила время с дочерью, гуляла по саду и обшивала пеленки различными узорами.       Таким образом, из всех женщин Мустафы больше всего опасений вызывали Румейса и Элиф. Махпейкер осознавала, что поход может идти годами, а она совершенно одна, поэтому пыталась получить влияние в гареме, делая небольшие и ненавязчивые подарки рабыням. К тому же что-то подсказывало ей, что нужно заслужить признание Махидевран Султан, при ее покровительстве ей точно ничего не грозит. Несколько недель султанша думала, как ей приблизится к свекрови, и в результате пришла к кое-каким выводам.       Дойдя до дверей в покои Махидевран Султан, Махпейкер Султан взяла на руки сына и вела евнухам сообщить о ее приходе. Уже спустя минуту она вошла в просторную и залитую солнечным светом опочивальню. Махидевран Султан сидела на тахте и читала какую-то книгу, изредка хмурясь. При появлении невестки она отложила книгу и смерила девушку чуть прищуренным взглядом. Впрочем, ее взор тут же потеплел, стоило ей взглянуть на маленького внука.       — Султанша, мое почтение, — поклонилась Махпейкер Султан, прижимая к себе сына, который с интересом смотрел по сторонам.       — Здравствуй, — кивнула Махидевран Султан, но все так же подозрительно смотрела на невестку.       — Вы давно не видели внука, госпожа, и мы решили вас навестить, — сказав это, Махпейкер Султан поставила сына на пол. Махидевран Султан, улыбнувшись, жестом подманила его к себе, и мальчик подошел к бабушке. Та сразу же посадила его на колени, глядя в по-детски круглое личико.       — Какой же он хорошенький, -умиленно вскрикнула Махидевран, проведя рукой по темно-русым волосам шехзаде, который тут же протянул ручки к ожерелью султанши, блестящему в солнечных лучах.       Мехмед был самым младшим из внуков Махидевран Султан, и она едва ли обращала на него внимание, хотя, бесспорно, любила. Маленький шехазде совершенно не был похож на отца, у него были темно-русые волосы, бледная кожа и серо-голубые глаза. Мальчик не был таким активным, как Касим или Ахмед, он, наоборот, казался спокойным. Глядя в личико внука, Махидевран пыталась увидеть в нем хоть одну черту от единственного сына, но ничего не находила. Даже златовласый Касим унаследовал от отца карие глаза…       — Он уже начинает говорить, — поделилась достижениями сына Махпейкер Султан, глядя на мальчика. Махидевран Султан взглянула на нее, но ничего не сказала, она все еще опасалась этой наложницы.       Тут в опочивальню вошла черноволосая служанка Махидевран Султан, облаченная в простое темно-серое платье. В руках она держала поднос, на котором стоял графин, несколько кубков и вазочка с фруктами. Служанка, опустив голову, прошла к низкому столику и поставила на него поднос.       — Султанша, не желаете ли щербета? — спросила служанка тихо. Махидевран Султан кивнула, и девушка поспешила налить в кубок содержимое кувшина. После этого приблизилась к госпоже и протянула ей кубок.       — Подождите, — вскрикнула Махпейкер Султан. Султанша удивленно посмотрела на невестку. Служанка тоже замерла.       — Что-то не так? — поинтересовалась Махидевран Султан.       — Госпожа, не сочтите за дерзость, но рабыня ведет себя странно, пусть она выпьет то, что налила в кубок, — сказала дрогнувшим голосом Махпейкер. Госпожа некоторое время молчала, глядя в лицо невестки, которая побледнела от волнения. После этого она посмотрела на служанку:       — Выпей, — сказала Махидевран. Рабыня удивленно взглянула на мать наследника, после чего поднесла к губам кубок и в несколько глотков, глядя в лицо управляющей гаремом, выпила щербет. — Вкусный? — спросила Махидевран Султан, вглядываясь лицо служаки, когда допила. Девушка кивнула. — Можешь идти, — сказала госпожа. Служанка направилась к выходу, а Махидевран Султан строго взглянула на притихшую и отчего-то побледневшую невестку. Она уже хотела поругать ее за глупые подозрения, как вдруг служанка, почти дошедшая до выхода, закашляла и, схватившись за живот, упала на колени.       Махидевран Султан встала на ноги, держа на руках маленького внука. Махпейкер Султан поспешила забрать сына из рук госпожи и прижала его к себе. Служанка тем временем задыхалась, кашляя кровью.       — Лекаря! — крикнула Махидевран Султан, приблизившись к служанке, которая распласталась на дорогом ковре. По телу несчастной прошла волна судорог, она хватала ртом воздух, но жизнь постепенно уходила из ее тела. Последний вздох сорвался с посиневших губ, взгляд светло-карих глаз остекленел.       Махидевран Султан пошатнулась, а Махпейкер закрыла рот рукой, подавляя тихий всхлип. Она широко раскрытыми глазами смотрела на тело служанки и в голове ее возникали панические мысли.       В опочивальню забежала Фидан-калфа и несколько евнухов, калфа, увидев труп, закричала, напугав маленького Мехмеда, который тут же разразился плачем.       — Что-что случилось? — заикаясь, спросила Фидан, обратив напуганный взгляд на госпожу.       — Меня хотели отравить, Махпейкер спасла мне жизнь, заметила неладное, — плохо слушающимся языком прошептала Махидевран Султан, обратив взгляд, полный благодарности, на невестку. Та лишь кивнула в знак уважения, сил говорить не было.