Наследник

***

1549 год. Османская Империя.       Нда, если я думал, что мы быстренько сходим в военный поход и вернёмся с победой и триумфальным шествием пройдём по улицам столицы, то я глубоко заблуждался. К сожалению, отсидеться в строке, пока другие сражаются и рискуют жизнью тоже не получилось. Судьба словно испытывала меня на прочность, подкидывая все новые и новые испытания. Для начала походные условия оставляли желать лучшего, но терпел, сжав зубы, понимая, что нельзя проявлять недовольства в логове потенциального врага. Да, я считал султана Сулеймана врагом.       Потом мы всё-таки благодаря усилием послов и дипломатии заключили мир с шахом Тахмаспом, который, как я и предполагал, своего не упустил. Он потребовал назад отвоёванные земли, иначе продолжил бы боевые действия. Войско султана разделилось бы на двое, одна часть сражалась бы на западе, вторая - на востоке, и много ума не требовалось, чтобы понять -на обоих фронтах мы точно проиграем. Пришлось идти на уступки, часть земель султан все же вернул, а вторую часть оставил себе. В конце концов у нас ещё была военная мощь, способная удержать некоторые территории.       После подписания мирного договора две третей армии выдвинулось на запад. Ранее султан все же отправил к западным границам треть янычар с орудиями и половину кораблей флота под командованием Барбароссы. Он славился своими талантами и умом, поэтому не было сомнений, что с таким командиром флот сможет удержать врага.       Через десять дней непрерывного пути мы уже были на другом конце страны. Все это время ощущал напряжение. Но рано я волновался. Отец решил, чтобы я разработал план сражения. Я был в ужасе, но потом, собрав мозги в кучу, созвал своеобразный совет из Ташлыджалы и Атмаджи, и мы начали обсуждение. Почти всю ночь напролет мы сидели, склонившись над картой. Я был благодарен талантам Атмаджи, который был хорошим стратегом. Таким образом, мы с Яхьей только внесли небольшие коррективы в план. Я поблагодарил друзей, да, я считал их друзьями, им я мог хоть немного доверять, и мы разошлись, чтобы отдохнуть.       Уже на очередном совете я предоставил султану готовую стратегию, заметив, что мне помогали мои соратники. За это я получил взгляды полные благодарности от Атмаджи и Яхьи. Султан, как мне показалось, остался доволен проделанной работой, и переключил внимание на других сыновей. Им он дал точно такое же задание.       Селиму по праву старшинства Сулейман первым дал слово, что очень не понравилось Баязиду. Я видел, как он сжал руки в кулаки и уперся гневным взором в спину брата, который начал что-то показывать на карте. Шехзаде никак не мог смирится, что он родился после Селима.       Когда Сулейман предоставил слово самому младшему сыну, Джихангиру, проигнорировав Баязида, тот вспыхнул от гнева. Я лишь поджал губы, наблюдая за происходящим. Вот зачем падишах так делает? Вроде взрослый человек, разве он не понимает, что своими действиями настраивает сына против себя?       Очевидно, нет. Видимо, надеется, что полное игнорирование отпрыска заставит его задуматься. На самом деле Баязид только злился и полнился ненавистью к Селиму, стараниями которого отец отвернулся от него.       К счастью, Баязид не взорвался, хотя я, наблюдая за ним, чувствовал приближение бури и с одной стороны жалел, что нахожусь в шатре и меня может накрыть взрывной волной, а с другой – мне хотелось подойти к брату и, положив руку на плечо, призвать к спокойствию.       Сулейман похвалил Джихангира и приступил к изучению трудов Баязида. Но, если в моих каракулях он нашел хоть что-то сносное, то работу Баязида разнес в пух и прах, даже не видя состояния сына и обиды в его глазах. Сулейман мне кое-кого напомнил. Был у нас в институте один преподаватель, старый, как сам этот мир, лицо его напоминало сморщенное яблоко, однако для своих лет он был слишком крепок и бодр, на мой взгляд. Так вот, этот человек при любом удобном случае унижал студентов, за что его все ненавидели и желали неудачно спуститься с лестницы. Те, кому повезло, переводились в другие группы, но большинство терпели его тиранию и тихо его презирали.       После просмотра всех трудов Сулейман объявил, что самый лучший план составлен шехзаде Джихангиром. Я смотрел на то, как расцветает от похвалы юноша, и не мог не улыбнуться.       Дни летели мучительно медленно, каждый был похож на предыдущий, что очень угнетало. Мы продвигались на другой конец страны, войско было огромным и шло медленно, когда у нас на счету была каждая секунда. Я ехал на своем черном коне рядом с угрюмым Баязидом, который сверлил спину Селима, беседующего с венценосным отцом. Солнце пекло нещадно, хотелось отдохнуть. От стольких дней в седле болела поясница и ноги, но я уговаривал себя потерпеть. Скоро все закончится, убеждал себя я. Но я даже не подозревал, что все только начинается.       Военная кампания затянулась на долгие месяцы. Мы треском проиграли несколько сражений. Вынуждены были отступить. Неверных было слишком много, а затянувшийся поход дурно сказывался на положении Османской Империи. Страна была истощена войной. Необходим был мир.       К счастью, не только османам война была невыгодна, но и Неаполю и его союзникам. Из-за войны прервалась торговля. Многие венецианские купцы были лишены возможности торговать на территории Османской Империи, которая служила некоторым перекрестком между востоком и западом.       Мир был заключен только летом 1549 года спустя три года после начала похода на Сефевидское государство. Османы вернули Неаполю несколько захваченный ранее островов, Неаполь же убрал свои войска с территориальных вод империи. Лишь когда долгожданный документ о мире был в руках султана, я вздохнул с облегчением. Наконец-то мы возвращаемся домой. Радости моей не было предела.       В составе Османского войска мы выпустили к столице, но потом я, поговорив с отцом, решил сразу же, не посещая Стамбула, отправится в Амасью. Я прикрыл столь острое желание уехать в санджак тем, что провинция три года была на плечах совета, а мой долг, как наследника, заботиться о тех, кого мне доверили. На самом деле я просто не хотел попасть в Топкапы, где правила Хюррем Султан. Оказавшись на территории дворца, я очутился бы в сетях ее интриг, что мне было не по душе.       Дворец Амасьи встретил меня оживлением. В лучах утреннего солнца он казался сказочным, но я-то знал, что жизнь в нем точно не похожа на сказку. Меня встречали как героя. В цветущем саду собралась вся моя семья. Стоило мне спешиться с коня, как ко мне с радостными воплями побежали двое детей, похожих друг на друга.       - Ура, папа вернулся! – кричал черноволосый мальчик, с трудом поспевая за сестрой. Одного взгляда на детей хватило, чтобы понять – это дети Румейсы Султан. Эсманур Султан кинулась ко мне и обняла, когда я расставил руки в стороны.       - Здравствуй, моя султанша, - поговорил я, поднимая девочку на руки. Она с готовностью обняла меня за шею, я подхватил на руки и шехзаде Ахмеда, который смущенно мне улыбался.       - Мустафа, сын мой, наконец-то ты вернулся ко мне, - прошептала со слезами на глазах Махидевран Султан, когда я приблизился к ней. Я поставил детей на землю, и они поспешили встать рядом с матерью.       - Матушка, здравствуйте, - улыбнулся я с почтением поцеловав руку матери. В следующий миг растроганная султанша сжала меня в объятьях. Я неловко погладил ее по голове и плечам и отстранился. – Ну будет вам, Валиде, я жив и здоров, не нужно плакать, - промолвил я уверенно. Она погладила меня по щеке. Было что-то необычное в том, что меня встречала, как сына чужая женщина. Я еще раз поцеловал руку матери и двинулся дальше. Следующей в веренице султанш стояла Румейса Султан, как мать старшего наследника, хотя, на мой взгляд, первой должна стоять Махпейкер или Айше. Я проигнорировал Румейсу и Элиф и поприветствовал следующим маленького шехзаде Касима, который скромно спрятался за матерью.       - Касим, сынок, папа вернулся, - промолвил я, придав голосу нежности. Хотя мальчик был очень похож на опальную мать, я не мог его проигнорировать. В конце концов мне не очень хотелось, чтобы мои сыновья враждовали так же, как Селим и Баязид. Касим боязливо сделал шаг вперед, смущенно глядя в мое лицо, я наклонился и поднял мальчика на руки. Он продолжал смотреть в мое лицо и молчал, широко раскрыв светло-карие глаза. У шехзаде была молочно-бледная кожа, золотисто-русые кудри, из-за которых он походил на ангелочка.       Я, поцеловав сына в лоб, поставил его на землю и двинулся дальше. Губы мои тронула улыбка, а взгляд потеплел, когда я взглянул на Махпейкер Султан. Моя султанша повзрослела и похорошела. В платье из насыщенного синего шелка, с крупными драгоценностями и короной, сияющей в ее темных волосах, она, действительно, была похожа на королеву.       Я улыбнулся Насте, она просияла, встретив мой взгляд. Мне показалось, что с ее губ сорвался вздох облегчения. Видимо, девушка боялась, что мои чувства остыли. Как бы мне не хотелось ее обнять и поцеловать, я пересилил себя, не желая делать свое отношение к Махпейкер достоянием окружающих.       Я перевел взгляд на маленького мальчика, стоящего около Насти. Он смотрел на меня голубыми глазами матери и молчал, Махпейкер нежно погладила его по темным волосам и тепло улыбнулась мне.       - Мой Мехмед, - вздохнул я, наклоняясь к ребенку. Я протянул руки к сыну, а он оглянулся на мать, ища у нее поддержки. Махпейкер слегка подтолкнула сына ко мне и больше он не сомневался. Я поднял сына на руки и, смотря в его по-детски очаровательное личико, ощущал себя самым счастливым человеком на земле. – Как ты вырос, сынок.       - Привет, - проговорил Мехмет и улыбнулся так же, как и мать. В душе разлилось приятное тепло, и я крепко прижал его к груди. – Ты больше не уедешь? – спросил он.       - Нет, - ответил я и поцеловал мальчика в лоб. Как бы я не хотел провести время с любимым ребенком, но у меня еще были дети от другой женщины, поэтому я поставил сына на землю, мальчик подошел к матери и улыбнулся мне. Я кивнул ему и приблизился к Айше Султан, которая держала на руках черноволосого и кареглазого мальчика, моего самого младшего сына.       - Айше, здравствуй, - сказал я, сделав шаг к женщине и протягивая ей руку.       - Шехзаде, наконец-то вы вернулись в добром здравии, - улыбнулась черноволосая султанша, беря свободной рукой мою руку и оставляя почтительный поцелую на ней. Я мельком взглянул в ее лицо и перевел взор на чудесного мальчика, который несмышлёно смотрел на меня, прижимаясь к матери. Боковым зрением я заметил, как Элиф Султан раздраженно взглянула на Айше и поджала губы. Румейса же, как обычно, скрывала все чувства за непроницаемой маской.        – Нергисшах, моя султанша, - вышел я из оцепенения и посмотрел на стоящую рядом с матерью девочку. Она изменилась за прошедшие годы, стала выше, волосы ее блестели в лучах солнца, а глаза напоминали две бесконечные бездны. Моя девочка росла, расцветала, подобно нежному цвету в саду дворца.       - Отец, я так тосковала, - прошептала Нергисшах Султан, когда я сухо поцеловал ее в лоб.       - Разлука закончилась, моя милая, - сказал я. Да, не я дал ей жизнь, но почему-то я любил ее так же, как и Мехмеда и Орхана. – Мой Орхан, - я вновь устремил взор на мальчика, которого трепетно прижимала к груди Айше Султан. Первое, что бросалось в глаза – это то, что мальчик был очень похож на меня. Даже шехзаде Ахмед, сын Румейсы и Нергисшах не унаследовали в полной мере мои черты. Одного взгляда на Орхана хватило, чтобы понять – таким был Мустафа, то есть я в детстве.       Видимо, прочитав что-то в моих глазах, Айше Султан сделала шаг вперед, я взял на руки своего второго (в полной мере!) сына. Меня тут же охватил странный трепет, когда я заглянул в темно-карие глаза мальчика. Он был таким хорошеньким, таким невинным, что я понял – пережитые испытания стоили этого прекрасного момента. Я прижал к себе мальчика и ласково погладил его по спине, он, то ли устав, то ли характер у него был спокойный, внезапно уронил голову на мое плечо. Я понял, что безумно его люблю. Так же, как Мехмеда.       После встречи с семьей я переговорил с матерью, пытался узнать, не случалось ли чего-то незаконного и тревожного в мое отсутствие, однако Махидевран Султан уверяла, что в городе и в гареме все спокойно и тихо. Либо она очень хорошо лгала, либо, действительно, все ничего не происходило.       Разговор с матерью ничего не дал. Я решил потом побеседовать с женами по отдельности, к тому же во дворце я оставил только мне верных слуг. Они точно ничего от меня не скроют, поскольку первоочередная их обязанность – верно служить мне. После беседы с матерью я сослался на усталость и отправился в свои покои, где, наконец, сбросил с себя пыльную одежду. Как бы мне не хотелось отдыхать, я понимал, что отдых подождет. Амасья три года была под управлением совета, конечно, я каждый месяц во время военного похода получал письма от Лалы, который меня уверял, что все в порядке, однако интуиция подсказывала, что про некоторые проблемы лала умолчал. Чиновники всегда боятся начальства и стремятся скрыть наиболее проблемные вопросы. Так было во все времена.       Написав письма членам совета, в которых созывал их на собрание, я велел Ташлыджалы отправить их. Хранитель покоев тоже едва держался на ногах и казался очень уставшим, но в глазах его бурлил огонь верности и энергии. После этого я решил написать верным людям в санджаках и в Топкапы. Наверняка в гаремах моих любимых братьев в мое отсутствие происходили сколки и ссоры. Я желал знать все…       Когда приказы были отданы, уже был вечер. Ташлыджалы сообщил, что готов хамам. О, как я желал поскорее смыть с себя дорожную пыль. Мне казалось, что я с макушки до пят вымазан в грязи, и меня преследует запах крови и кисловатый запах пота.       Придя в хамам, я сел на скамью и прикрыл глаза. В голове что-то звенело от тревог, переживаний и усталость. Хотелось расслабиться. Шел 1549 год, до моей смерти оставалось четыре годы. Меня каждый раз охватывал животный ужас от осознания этого, вот куда спешит время?!       Внезапно я услышал шаги. Моя паранойя к этому времени приближалась к апогею, и я везде видел опасность. Не мудрено, если в сражении тебя несколько раз ранили, и ты едва не помер от кровопотери. Я возненавидел войну, поскольку в пылу битвы ты явно ощущаешь за спиной старуху с косой.       Я взвился на ноги и, не глядя схватив девушку за руку, толкнул ее к стене. Какого было мое удивление, когда мой взгляд встретился в напуганным взором голубых глаз Махпейкер. Она-то что тут делает? Как пробралась? Видимо, слишком соскучилась. Я тут же ослабил хватку и буквально навис над ней.       - Соскучилась? – растянул я губы в ухмылке. Махпейкер Султан была облачена лишь в ночную сорочку из тонкого белого шелка, которая обрисовывала ее прекрасную фигуру. Я облизал губы и скользнул взглядом по ее телу. Все-таки я три года не видел женщины.       - Не смогла больше ждать, - ответила чуть хриплым голосом Махпейкер. Я нежно заправил прядь темно-русых волос ей за ушко и, наклонившись, прошептал:       - Как пробралась мимо стражи? – девушка слегка повела плечами и усмехнулась.       - Я же султанша, а люди очень падки на золото, - слишком честно ответила девушка. Я лишь усмехнулся, пожалуй, мне нужно сменить стражу или устроить им небо в алмазах. А если бы в хамам пробрался кто-то чужой с кинжалом под одеждой, а я тут совершенно беззащитен? Может, спрятать под скамейками клинки, так, на всякий случай? Нет, это глупо. У меня уже крыша едет.       Я отстранился и с губ Махпейкер сорвался разочарованный вздох. Да, это кто без кого еще не может. Я усмехнулся и сел на скамью, похлопав по месту рядом со мной. Махпейкер, улыбнувшись, присела рядом, вытянув стройные ножки.       - В мое отсутствие ничего не случалось? – спросил я.       - Нет, шехзаде, - ответила султанша, я удивленно посмотрел на нее. Либо она блефует и не хочет загружать меня проблемами, либо гадюшник, как я ласково иногда называл гарем и женушек, впал в спячку. Ах странно. И страшно.       - А если подумать? – сузил я глаза, положив руку на колено девушки.       - Ничего не происходило. Махидевран Султан поддерживала порядок. Румейса занималась детьми и учила итальянский, Элиф сплетничала, а Айше проводила время рядом с Махидевран Султан.       - Удивительно, - прошептал я. С одной стороны мне очень хотелось верить словам жены, а с другой я прекрасно понимал, что меня обманывают. Ну не может дружный женский коллектив жить в мире и согласии. У Румейсы явно характер тот еще, но ее выдержка, надо сказать, восхищала. Элиф слишком глупа и от того опасна, она действует импульсивно, по зову сердца. К Айше Султан у меня претензий не было, она была мудрой и спокойной, но, как говорится, в тихом омуте черти водятся. А Махпейкер… За ней не было косяков, но почему-то, глядя в ее голубые глаза, я понимал, что лучшие свои черты она скрывает.