Наследник

***

Январь 1552 года. Османская Империя.       Я стал султаном. И первым же делом я запросил фетву на казнь шехзаде Мурада, рассчитывая, что с Баязидом разберутся с помощью яда. Кроме того, мне не терпелось поскорее увидеть своих детей и жен, но я подавил эти порывы. Пока у меня есть соперники в борьбе за трон, привозить их в Топкапы слишком опасно. Нужно еще немного подождать. В идеале до тех пор, пока все шехзаде не окажутся в гробах.       После запроса фетвы, я вспомнил о самом младшем своем брате и решил его навестить. Придя в его покои, я увидел занимательную картину: шехзаде Джихангир метался по постели, хрипя и рыча. Его лицо было искажено чудовищной гримасой, словно он испытывал самую страшную боль. На губах вскипела белая пена. Сперва я подумал, что причина страданий Джихангира — особенности строения его позвоночника, но потом врач шепотом мне сообщил, что причина кроется где-то в голове.       Конечно, как человек, прибывший из двадцать первого века, я прекрасно понял, о чем идет речь. Если говорить просто от сильного нервного потрясения, вызванного смертью отца, Джихангир тронулся умом. Как странно, он же был рассудительным и спокойным человеком. Такие обычно с ума не сходят. Хотя мало ли, какие черти скрывались в тихом омуте.       Я покинул покои Джихангира, не в силах видеть, как несколько евнухов связывают моего брата по рукам и ногам, чтобы он не причинил себя вреда. Увиденное в покоях Джихангира произвело на меня деморализующий эффект. Как страшно и ужасно. Человеческая психика — вещь очень тонкая и хрупкая. Одно неверное движение — и все рухнуло в пропасть. В Топкапы во всю шла подготовка к погребению султана Сулеймана. Я даже не желал взглянуть на тело старика, который через годик другой отправил бы меня в лучший мир. К счастью, я не умер от его руки. Но угроза все еще существовала.       Я отдал приказ привезти ко мне маленького шехзаде Мурада. Нужно самому убедится, что мальчика удавят и похоронят, чтобы не было сомнений. Мало ли, вдруг кто-то захочет его спасти. Я надеялся, что вести о том, что я запросил фетву на казнь шехзаде, не дойдут до Михримах и Нурбану раньше времени. Опасаясь утечки информации, я даже велел арестовать Рустема-пашу, верного цепного пса Михримах Султан.       Теперь оставалось ждать. А ждать я очень не любил. Ожидание сводило с ума и действовала на нервы. Я ждал вестей с Трабзона, желая услышать, что Баязидом покончено. Я хотел поскорее покончить с Мурадом и избавиться от Михримах. Для нее вполне подойдет какая-нибудь ссылка. Без претендента на трон она потеряет силу и влияние. Все ее попытки отомстить лишатся смысла. Как бы она меня не возненавидела, а династия — превыше всего.       Через два дня томительного ожидания прибыли Михримах, Нурбану и шехзаде Мурад, которого я никогда в жизни не видел. Я встретил их в султанской опочивальне, которая казалась мне чуждой. Но таковы традиции, я отныне должен был жить в ней. Я сидел на тахте, а не на троне и проверял документы отца. Похоже, в казне империи было не так уж и много средств, а я-то надеялся на большее. Нужно найти дополнительный источник доходов для строительства школ, больниц, спонсирования различных ученых. Но об этом после… Когда мне объявили о приезде родственников я мысленно запасся терпением. Мне нужно было лицом к лицу столкнуться с убийцей моего сына. Мне нужно было увидеть ребенка, которого со дня на день убьют во благо моих детей.       Двери в опочивальню распахнулись и первой вошла Михримах Султан, облаченная в дорожное платье из темно-коричневой ткани. Следом семенила Нурбану Султан. Без драгоценностей и платья яркого цвета, я не сразу ее узнал. Девушка похудела и подурнела. Ее глаза покраснели от недосыпа и слез, кожа на губах шелушилась. Султанша была облачена в траурное платье и до боли сжимала ручку сынишки, который с интересом оглядывался вокруг.       Михримах мне поклонилась. Нурбану последовала ее примеру, стараясь не смотреть мне в глаза. Я бы подумал, что ей стыдно за свое преступление, но нет. Она просто боялась меня, боялась власти, что оказалась в моих руках. — Мустафа, рада видеть тебя в добром здравии, — улыбнулась Михримах султан, глядя на меня. Она старалась говорить уверенно, но голос ее дрожал, что неудивительно. Она тоже пыталась меня убить. Теперь я склонялся к мысли, что это она намазала ядом чернильницу. Беседовать со своими потенциальным убийцами было задачей сложной, но я пытался держать себя в руках. — Прими мои соболезнования, сестра, — промолвил я, задумчиво глядя на молодую женщину. Михримах кивнула, отведя взгляд. Она любила отца, насколько я знал. Неудивительно, все дети любят родителей. — Кто там прячется? — спросил я с напускной улыбкой. Маленький Мурад спрятался за спиной матери и опасливо выглядывал из-за нее.       Нурбану напряглась, когда я обратился к ее сыну. Мальчик все же вышел из укрытия и посмотрел на меня карими глазами. Я нахмурился. Селим как-то во время военной кампании похвастался братьям, что его сын похож на него. Однако я не увидел никакого сходства. Селим был рыжеволосым, зеленоглазым мужчиной с бледной кожей. Мурад же был смуглым, черноволосым и кареглазым. Я взглянул на молчаливую Нурбану, которая напряглась, как тетива. Наверное, боится моего внимания к ее сыну. Так я решил. Знал бы я тогда, что причина в другом. Возможно, это помогло бы избежать неприятностей в будущем.       Наверное, мальчик похож на мать. Как иначе объяснить то, что он не похож на Селима. А сходство с Нурбану прослеживается. Темные волосы, темные глаза, только кожа смуглая. Но мало ли. Генетика — необыкновенная наука. — Полагаю, вам нужно отдохнуть с дороги. Покои готовы. Похороны Повелителя состоятся завтра, — промолвил доброжелательно я, чуть улыбнувшись Мураду, который чем-то напоминал мне моего Мехмеда. Наверное, детской непосредственностью и чистотой. Так, стоп. Никакой жалости к врагам, забыл?       Дражайшие родственнички удалились, а с моих губ сползла улыбка. Поскорее бы фетва была готова, и можно было на законных основаниях покончить с мальчиком. А пока нужно следить за ним в оба. Еще и новостей с Трабзона ждать долго. Нужна, как минимум неделя.       Снова потянулись однообразные дни. Султана Сулеймана пышно похоронили. А я все еще не был коронован, поскольку у меня все еще были соперники, и вывозить моих детей из укрытия в такое неспокойное время опасно. Народ возмущался, но я надеялся, что ситуация не обострится. Еще и с фетвой на казнь Мурада возникли проблемы. Шейх-или-как-там-его не хотел ее мне давать, твердя о большом грехе и о душе. Наивный, неужели он думал, что мою душу можно спасти? Я уже совершил столько злодеяний, что хватит на три пожизненных заключения в аду. К тому же моя душа стоит намного меньше, чем жизни моих детей.       Фетва была выдана только через неделю. Я получил ее утром, и долго не решался развернуть. Подумать только, в моих руках приговор невинному ребенку, который спокойно спит в покоях своей матери. Люди, подставленные к Нурбану, говорили, что султанша ни на шаг не отходит от сына и даже спит с ним вместе. Видимо, она все же хорошая мать.       Я положил фетву на стол и сел на тахту. Нужно было вызвать старшего палача и отдать кровавый приказ. Я морально настраивался на это, но никак не мог сделать то, что должен. — Повелитель, к вам Михримах Султан, — в мои покои заглянул Ташлыджалы. Да, я еще не был официально провозглашён падишахом, но почти все слуги и приближенные именовали меня им.       В покои вошла Михримах Султан, все еще облаченная в черные одеяния. Она посмотрела на меня, и на ее бледном лице я прочитал злую решимость. — Как ты мог, Мустафа? — спросила султанша, глядя мне прямо в глаза. «Что именно мог, сестренка?» — хотел спросить я, но, к счастью, промолчал. — О чем ты? — поинтересовался я небрежно. Неужели, она узнала о Мураде и о моих планах на него? И кто проговорился? — Баязид мертв, его дети тоже, — процедила Михримах Султан, и слезы покатились из ее глаз по бледным щекам. Я замер в неверии, неужели получилось? Мой план сработал, какое счастье. Осталось только затянуть шелковый шнурок на шее Мурада, и все буде конечно. Моя власть станет незыблемой. — Что? — я взвился на ноги, во все глаза глядя на сестру. Да, я просто отличный актер. Главное, не переиграть. — Что произошло? –спросил я, шагнув к Михримах. Но та отшатнулась от меня и посмотрела на меня с неописуемой ненавистью и яростью. — Он заболел и умер. Говорят, вода во дворце была плохая. Но Баязид всегда отличался крепким здоровьем, — произнесла султанша в перерывах между всхлипами. — Какое ужасное событие, — прошептал я, пытаясь обнять сестру. — Поклянись здоровьем своих детей, что это не ты убил Баязида! — отшатнувшись от меня, властно потребовала Михримах. Да, в этот момент она как никогда была похожа на Хюррем Султан. Все же яблоко от яблоньки недалеко падает.       Я глубоко вдохнул и выдохнул. Разумеется, я не верил в проклятья и в кару. Я родился в конце двадцатого века, умер в двадцать первом и всегда считал, что все можно объяснить. Но путешествие в прошлое заставило меня поверить в высшие силы. Впрочем, не до такой степени. Я все еще верил, что каждый сам кузнец своей судьбы и на судьбу надеяться глупо. — Я клянусь тебе, Михримах, что не причастен к смерти Баязида и его детей. Он был моим самым любимым братом. Я хотел с ним разделить бремя власти. Готовил его назначение в Манису, — говорил я уверенно, глядя прямо в серые глаза сестры. Она, кажется, мне поверила. Впрочем, не все ли равно? Я уже султан. И сегодня моя власть станет незыблемой. Зачем мне клясться для этого детьми. — Это ты убил его, ты! — поняла все Михримах. Да, она точно не дурочка, к сожалению. — Аллах покарает тебя за содеянное. Будь ты проклят! Я ненавижу тебя! — истерично вскрикнула султанша, отскочив от меня. — Как ты мог?       Я сардонический улыбнулся. Да, как меня все задолбало. Представить страшно. Постоянно нужно что-то из себя строить, притворяться. Да, я убил, да. И что с того? Как будто бы меня бы пожалели, как будто бы пожалели моих детей? — А как ты могла? — спросил я тихо и вкрадчиво, отчего Михримах прервала поток оскорблений и поражённо замерла. Видимо, не ожидала подобной реакции. Да, я сперва хотел убедить ее, что не трогал Баязида и его детей, словно цеплялся за иллюзию семьи. Она была моей единственной сестрой в этом мире… Но потом я вспомнил, что я-то не Мустафа, и Михримах мне никто. Почему я должен держаться за нее, почему должен думать о ее чувствах? Кончено, после такого откровения она люто меня возненавидит, но толку с этого? Я ее вышлю как можно дальше. — Ты пыталась меня отравить, — промолвил я. — Я не хотел никого убивать, но мне просто не оставили выбора, — сказал я. — Не пытайся переложить ответственность, — процедила с ненавистью Михримах Султан. — Я признаю, что на моих руках кровь. Но лучше уж чья-то кровь на моих руках, чем моя на чьих-то, — прошипел подобно змее я. Да, я фактический признавался в многочисленных убийствах, которые были совершены по моему приказу.       Хюррем Султан, исполнители убийства Мехмеда, Баязид с тремя детьми и, скорее всего, со слугами. Шехзаде Селим, его сын Мурад. Мальчик — подкидыш, которого потом историки назовут лже-Мурадом, казненного по моему приказу в тот памятный день, Нурбану Султан… Это только малый список моих жертв.       Я буду править двадцать лет и каждый год по моему приказу будут убивать. Врагов, предателей, правителей соседних государств. Еще на мое правление придется восстание, которое поднимет сын Нурбану и Селима, выращенный на окраинах империи жаждущей мести Михримах Султан. В этом восстании сгорят два моих старших сына. Шехзаде Ахмед станет жертвой заговора и умрет в возрасте двадцати лет вместе с двухлетним сыном Селимом. Шехзаде Касим, который будет обижен на меня за недостаток любви и внимания, присоединится к восстанию. Он примет предложение от шехзаде Мурада, по которому в случае успеха Османская Империя будет разделена между ними на два государства. Я подавлю то восстание вместе с шехзаде Орханом. Шехзаде Касим вместе с двумя сыновьями будет казнен по моему приказу, как и мятежный Мурад. Помимо них мечу будут преданы две с половиной тысячи человек.       Но, разумеется, в тот день, когда я только-только начинал свой кровавый путь, как правитель, я об этом не знал. В тот миг мною двигал лишь страх за себя и детей. Я желал им лучшей жизни и не ведал, что один из моих сыновей падет от моей руки. Не ведал, что я буду стоять и смотреть, как шелковый шнурок затягивается на шее шехзаде Касима, золотоволосого и кареглазого молодого мужчины, который просто был обижен на меня за недостаток любви.       Я стоял и смотрел в серые глаза Михримах Султан, которые горели ненавистью. Да, я должен был ее убить в тот день, возможно, я спас бы Касима от злых влияний, возможно, я бы спас моего храброго и благородного Ахмеда, но я решил не брать грех на душу. Иначе говоря струсил, о чем в последствии очень сильно сожалел. — Будь ты проклят, Мустафа! — с чувством произнесла султанша. — Ты мне отныне не брат.       Сказав это, девушка покинула опочивальню, а я стоял и смотрел ей вслед. Да, я тебе не брат. И я больше не Денис Сергеевич Амирханов. Я — Султан Мустафа Хан Хазретлери, правитель Османской Империи. Счастливый отец Нергисшах Султан, шехзаде Ахмеда, Эсманур Султан, шехзаде Касима, шехзаде Мехмеда, султана Орхана, шехзаде Махмуда, Атике Султан и шехзаде Ибрагима. Я — Мустафа, одиннадцатый падишах Османской Империи, законный супруг Хасеки Махпейкер Султан.