Вторая жизнь

С самого утра Такао был чрезвычайно взволнован, ему было и страшновато ехать на собственные похороны, и в то же время это, скорее всего, был его единственный шанс увидеться с родителями и сестренкой. А еще там будет Шин-чан, по-любому будет. Суге пришлось несколько раз напомнить ему, чтобы он не забывал о своем нынешнем положении и имени. Нервно огрызнувшись, Казу психанул, схватил его за руку и вылетел за дверь. Чем скорее это закончится, тем быстрее он успокоится и придет в себя! Друзья из Сейрин уже ждали его, на их лицах была искренняя печаль, даже у Куроко потускнели глаза, а Кагами словно потух. Нервный Такао очень даже вписался, и вскоре они, дружно молча, поехали на кладбище. Хм, его не кремировать, значит, будут... Казу передернулся, такие мысли казались полным бредом – говорить про погребение самого себя. Нет, проще думать, что в закрытом гробу всего лишь пустое тело, а душа-то вот она, в Изуки оказалась, и вполне себе живая. Оглядевшись, он поразился, сколько человек приехало с ним попрощаться. Там были и шутокувские баскетболисты, абсолютно все, во главе с Накатани-саном, который словно еще сильнее постарел за эти дни, и Кисе с Касамацу, пусть последний и выпустился уже из школы. Химуро, с которым они неплохо пообщались на куроковской днюхе, присоединился к толпе сейриновцев, встав рядом с Кагами. Также рядом с ними остановились всхлипывающая Момои с мрачным Аомине за спиной. А неподалеку застыл Акаши, которому Мидорима доверил пригляд за заплаканной Шизукой. Казу потрясенно оглядел огромную толпу и прикипел взглядом к Шин-чану, единственному, кто стоял среди родных Такао. Тихо плачущая в платок мама, разбитый папа с покрасневшими глазами, бледная, как мел, сестренка, уже искусавшая все губы до крови, и... Шин-чан, с совершенно мертвым выражением глаз. Их зелень словно выцвела, они смотрели не просто равнодушно, а именно мертво. Казу задохнулся, дернулся, но Суга тотчас предупреждающе сжал его ладонь, не давая сделать опрометчивый шаг вперед. Вся церемония прошла абсолютно мимо него, он едва уловил, как расходились баскетболисты. Заметив, что Сугавара отвлекся на что-то спросившего Химуро, Такао на цыпочках подобрался к родным. Мидорима все еще не отошел от них, и при более внимательном рассмотрении стало ясно, почему – мама Казу, уже выплакавшая все глаза, мертвой хваткой вцепилась в его рукав. Немного постояв, они отошли в сторону, Такао, стрельнув глазами по сторонам, последовал за ними. – Я все еще не могу поверить... – прошептала мама. – Да, я тоже, вот что, – глухо ответил Мидорима. – Знаешь, Шинтаро-кун, в доме стало так пусто и тихо... Невыносимо... Думаю, что, скорее всего, мы переедем, – призналась она. – Возможно, так станет чуточку полегче. Такао зажмурился. – Кстати, Шинтаро-кун, вот, – женщина протянула ему мобильник. Мидорима узнал вещь и закаменел. – Там так много фото – его, твои... ваши... Теперь они принадлежат тебе, а мы все равно не сможем им пользоваться, это ведь его... Она всхлипнула в платок, утерла заслезившиеся глаза и втиснула телефон в подрагивающую ладонь Шинтаро. Тот отсутствующе посмотрел на телефон и поспешно засунул его в карман, в свою очередь доставая коробочку с диском. – Это песня, – он протянул его женщине. – Такао... сам ее написал для вашего дня рождения. Она отшатнулась и выставила перед собой трясущиеся руки. – Нет! Прости, Шинтаро-кун, но я не могу! Просто не могу... Пожалуйста, пусть она тоже останется у тебя. – Но он пел ее для вас, Такао-сан... – Нет, – слабо повторила она, – нет. Мама аккуратно отвела руку с диском и на прощанье попросила Мидориму не бросать команду. – Казу бы этого не хотел, Шинтаро-кун, он так восхищался твоими трехочковыми, – и вернулась к мужу и дочери. Казу был полностью солидарен, он никогда бы не согласился с тем, чтобы Шин-чан бросил команду из-за него. Пусть уж лучше продолжает играть, и, может быть, когда-нибудь Казу присоединиться к нему. И вероятно, они еще станцуют, хех, ведь диск-то остался у Шина. Жалко, что мама не согласилась его забрать, но понять ее можно. А вот весть о переезде заставился встрепенуться – это последний шанс объясниться с ними, потом он их уже вряд ли найдет. Он сделал пару быстрых шагов, но оказался перехвачен – вокруг груди обвились на удивление сильные руки Суги, а на ухо зашипел раздраженный голос: – Ни на минуту тебя оставить нельзя! Я же предупреждал, что ты не можешь им во всем признаться! – Пусти, – рванулся Такао. – Я хочу с ними поговорить! – Нельзя! Идем отсюда, – Суга дернул его назад, волоча за собой, пока никто их не заметил. Как Такао ни вырывался, освободиться у него не получилось, и в конце концов он смирился, мрачно, но покорно следуя на выход с кладбища. В какой-то момент к ним присоединился Киеши, с тревогой поглядывая на отстраненного Казу. До самого дома ни один из них не проронил ни слова, а стоило входной двери захлопнуться, как Киеши сразу же увлек Казу в его комнату. – Шун, ты как, в порядке? А что, не видно, что он не в порядке?! Проглотив едкий ответ, Такао помотал головой и с долей облегчения оказался в его крепких объятиях. Теппей тяжело вздохнул в черную макушку, прижимая его еще сильнее. – Не переживай так, со временем все утрясется. – Да, конечно. Но от его поддержки Казу действительно стало полегче, именно этого ему так не хватало, чтобы успокоиться. Он ведь не мог дать волю противоречивым, раздирающим его эмоциям при Киеши, тот попросту не поймет, отчего такая истерика из-за парня, которого настоящий Изуки почти не знал. – Шун? – Теппей непонимающе посмотрел на него, когда он потянул его к кровати. – Давай просто полежим немного, я вымотался, словно несколько матчей подряд отыграл. – Хорошо. Казу отчаянно пытаться взять себя в руки, но все-таки получалось как-то не очень. Ему нужно было срочно отвлечься, на что угодно, и он, замявшись, сам потянулся к чужим губам. Киеши опешил, но на поцелуй ответил, потом, правда, все же уточнил: – Шун, ты уверен? Сейчас не самое подходящее время. – Уверен, – тихо ответил Такао. – Просто заставь меня забыть обо всем, не думать о... Он не договорил, но Киеши прекрасно его понял и, ласково поглаживая спину, захватил его губы в поцелуе, удивительно нежном, чутком. Казу согласно что-то промычал, охотно отвечая. Да, забыть, забыть все, всех, обо всем... Как же было тяжело поначалу выкинуть посторонние мысли из головы, то и дело вспоминалась сегодняшняя поездка... Киеши очень старался отвлечь своего парня, пока, наконец, не усилил напор. И тогда Казу сдался, подхваченный проснувшейся страстью, горячо отвечал на поцелуи, дарил немного нерешительные ласки, все же для него лично это первый раз. Ощущая большие ладони, умело снимающие одежду, оглаживающие все тело, каждую впадинку, он стонал и не мог удержаться от ответного изучения мускулистого торса партнера. Легкие укусы и засосы в чувствительную шею заставляли подпрыгивать и выгибаться, а как только Киеши перешел ниже... Он совершенно потерялся в чужих губах, накрывших напряженный член, чужих руках, обхватывающих округлые ягодицы и дразнящих пульсирующий вход. Не осталось ни единой мысли, все поглотило наслаждение от жаркого рта Киеши, Такао даже не заметил, когда именно тот успел достать смазку. Подготовка его слегка напугала, ослабила накал, а уж протиснувшийся внутрь реально гигантский член и вовсе привел в ужас и заставил застонать от боли, но Киеши прекрасно справился с его инстинктивным желанием отстраниться. Уже через несколько минут Казу двигался навстречу, хрипло постанывая, царапал широкую спину и впивался зубами в чужие ключицы. Оторвав его от своей шеи, Киеши захватил губы в поцелуе, чтобы немного приглушить громкость его стонов, и ускорился, очень метко попадая в нужную точку. Что было довольно легко, учитывая размеры его... От каждого мощного толчка прямиком по простате Казу вскрикивал и чувствовал накатывающее удовольствие. Не хватало совсем чуть-чуть... – Ну же, сильнее! – простонал он. Киеши слегка удивился такой непривычной активности своего парня, но и у него думать не получалось, настолько замечательно ему было. Ускорившись еще сильнее, он вколачивался в непрерывно стонущего и что-то бормочущего Такао, пока тот, закричав, не выгнулся дугой, выплескиваясь между их телами. Член Киеши сдавило, он сделал еще несколько толчков и содрогнулся, наполняя Казу спермой. Так хорошо Такао еще ни разу себя не чувствовал, ну, в интимном плане, своя рука даже рядом не стояла с настоящим сексом. И пусть этот секс был с парнем, так, наверное, даже проще и приятнее, хоть ему и не с чем сравнивать. Киеши осторожно выскользнул из него, вытерся сам и обтер его салфетками, выуженными все из той же тумбочки, куда отправилась обратно смазка, и нырнул под одеяло, снова крепко прижимая к себе. – Люблю тебя, Шун, – прошептал он. Казу открыл рот, но ответные слова не шли, так что он просто кивнул. И неожиданно зевнул. Киеши улыбнулся. – Спи, сегодня был тяжелый день, а у тебя еще сотрясение не прошло. – Верно... – мурлыкнул Такао, довольный, что "терапия" от Киеши прекрасно помогла. Может, у них действительно получится с отношениями? Правда, Казу все равно планирует все ему рассказать когда-нибудь, когда Суга не будет так бдительно следить за ним. Теппей замечательный парень, он заслуживает знать правду насчет своего настоящего парня. А там и до Шин-чана, глядишь, дело дойдет... Приняв такое решение и успокоив свою совесть, Казу моментально заснул. Вечером Суга тихонько заглянул в комнату и слегка потряс подопечного за плечо. Тот нехотя разлепил глаза, со вкусом зевнул и недоуменно приподнял брови. – Уже стемнело, Шун, вы долго спали, – он старательно отводил глаза от едва прикрытых одеялом обнаженных парней, но взгляд то и дело сам скользил по открытым частям тела, а щеки покрывались густым румянцем. – Ясно, уже встаем, – Казу повернулся к сонно улыбнувшемуся Теппею. На ужин тот не остался, отговорился тем, что совершенно забыл предупредить бабушку с дедушкой и лучше бы их успокоить лично. Получив напоследок жаркий поцелуй, Казу в куда более оживленном настроении принялся за ужин. Суга, отправляя в рот аппетитнейшее рагу, стрелял глазами. – Что такое? – не выдержал Такао. – Вы были... довольно громкими, – оповестил его Суга, заставив вспыхнуть, – мне пришлось срочно вооружиться наушниками и браться за изучение человеческой музыки, иначе пришлось бы... Он многозначительно подергал бровями, и Казу расхохотался, ярко представив, как бедный Суга изводится от его громких, откровенных стонов и, не в силах сдержаться, принимается за самоудовлетворение. – Ладно тебе, это был бы приятный опыт, – лукаво заметил он и со смехом увернулся от кухонного полотенца. Потом пригляделся и с изумлением заметил подозрительно сверкающие, с поволокой карие глаза. – Та-а-ак... кажется мне, что я что-то упустил... Признавайся, что произошло? Суга поерзал, поковырял палочками в тарелке и внезапно выпалил: – Скажи, кто был тот черноволосый парень с бритыми бровями? С ним рядом еще смазливенький такой блондин вился... Они что, встречаются? Как его зовут? Ошарашенный градом вопросов, которыми его обсыпал Коуши, Такао поперхнулся и во все глаза вылупился на него. – Кого именно – блондина или брюнета? – Брюнета, естественно! – Только не говори, что ты... – Суга смущенно кивнул, и Казу практически потерял дар речи. – Вот это да... ты серьезно запал на него? – Он такой... суровый, серьезный, надежный... и красивый... – Ну, не могу не согласиться, Касамацу-сан и впрямь такой. – Значит, Касамацу? – Касамацу Юкио, бывший разыгрывающий защитник старшей Кайджо, игрок национального уровня, между прочим. Сейчас учится на первом курсе в университете, каком, не скажу, не знаю. – О! – Казу с интересом рассматривал порозовевшее лицо, которое буквально светилось. Вот что первая любовь с людьми делает! И ревность, куда же без нее... Опасно прищуренные глаза были переполнены ею. – А этот блондин? – А это и есть Кисе Рета, Копировальщик из Поколения Чудес и второгодка старшей Кайджо. А еще он модель. Суга мучительно задумался, непроизвольно сжимая кулаки: – Как думаешь, Шун, они... встречаются с Касамацу? Опять невольно вздрогнув, Казу вспомнил взаимодействие кайджовцев и медленно ответил: – Если честно, то не думаю. По крайней мере, Касамацу-сан точно не питает к нему романтического интереса, не считать же за его проявления пинки и подзатыльники. А вот Кисе... в те редкие встречи, которые у нас были, он без конца трещал "Касамацу-семпай то, Касамацу-семпай сё". Суга мрачно надулся, ревниво скрипя зубами. Надо же, он никогда не испытывал такого накала эмоций и чувств, а сейчас в груди ворочалась трогательная нежность и одновременно царапалось что-то едкое, колючее, нашептывающее вцепиться в золотистые кудри и хорошенько проредить их, а еще украсить медовые глаза с длинными стрелочками здоровенными такими фонарями, чтобы не смотрели так больше на Касамацу. Он даже не знал, чего в нем больше – расцветшей любви или жгучей ревности. Проницательно прищурившись, Такао с легкостью считывал настроение и мысли Суги и ухмылялся. Ангелы таки тоже могут влюбиться, вот это новость. Интересненько... А им это разрешено? Или в таком случае ангелы тоже нарушают их идиотские правила? Может, тогда Суга сможет закрыть глаза на некоторые нарушения со стороны Казу, признание Мидориме, например, что Казу жив? – Ты будешь пытаться завоевать Касамацу-сана? – Ты что, нет, конечно! Да я даже не знаю, нравятся ли ему парни или нет! И мне нельзя... я же ангел... Казу резко дернулся вперед, напугав подпрыгнувшего Сугу: – Плевать! Насри на эти ваши идиотские правила! Если он тебе действительно нравится, ты не должен отступать. – А его ориент... – Ну, при мне он ни разу сам не обратился к той же Момои, все время впадал в ступор, запинался и отворачивался. В общении с девушками у него явный напряг, а вот с парнями ему куда проще, так что это вполне себе неплохой шанс. Суга еще немного посомневался и наконец расцвел широкой улыбкой. – Ты прав, хотя бы пообщаться не помешает, а там... кто знает. Спасибо, Шун, за помощь и поддержку. – Пожалуйста. Доедали они в приподнятом настроении, и уже после Суга не выдержал и поинтересовался, как оно прошло, ну, их с Киеши... эм-м-м... Казу расхохотался, покраснел и рассказал, не в подробностях, конечно, но весьма обстоятельно, отчего багровел уже Коуши. Не выдержав такого, он умоляюще попросил заржавшего Такао замолчать и утащил его на ближайшую площадку. Все равно спать ни одному из них не хотелось, а площадка освещалась фонарями. С удовольствием размявшись, Казу бросил тщательно вспоминающему правила Суге мяч. Сотряс сотрясом, а немножечко, совсем чуть-чуть, поиграть можно. И вообще, Казу необходимо узнать, насколько большая разница в их с Изуки силах, и устранить ее. А заодно довести орлиный глаз до ума... В таком ленивом темпе прошли остатки недельных каникул. Почти ежедневно приходил Киеши, каждый раз удивляясь сильно изменившемуся после клинической смерти Шуну. Они в основном болтали, Казу выспрашивал у Киеши все подробности их отношений, а потом ангел и его подопечный отправлялись на площадку, куда брали с собой счастливого Сору, с упоением гоняющего мяч. Благодаря способности Суги снимать все болезненные ощущения Казу умудрился-таки превратить орлиный глаз в соколиный, какой был у него прежде. Еще приходили остальные сейриновцы, из-за чего Казу нервничал, он же так ничего и не "вспомнил". Те расстроились, но ни в коем случае не винили его, а наоборот, принялись рассказывать самые запоминающиеся моменты из их школьной жизни, и даже Хьюга поддался атмосфере и поведал немало интересного о его и изуковской дружбе. Они совершенно не заметили, как наступил первый учебный день. Взбудораженный Суга с самого утра носился по дому, то наглаживая их рубашки, то подыскивая нормальные носки, то пытаясь приготовить и не спалить обычные блинчики, а Казу мрачно разглядывал гакуран. Синие полоски на рукавах и вдоль пуговиц его бесили до невозможности, он же привык к совершенно черному шутокувскому гакурану. Так и хотелось отодрать их, эти полоски, и уехать в полюбившуюся за год школу. Хлопнула дверь, и в комнату влетел Суга, тормознув на пороге, когда увидел даже еще не одетого подопечного. – Это как понимать, Шун? – возмутился он. – Нам уже выходить пора, а ты вообще не одет! – Я уже ненавижу эти синие полоски, – буркнул Такао, безуспешно подергав рукав. – Привыкай! – резко отрезал Суга, приблизился и схватил рубашку. – Давай, иначе тебя одевать буду я. Казу выдрал рубашку из его рук и нехотя надел, пытаясь не замечать удовлетворенного лица ангела. Понуканиями Суги и огрызаниями Казу они собрались в рекордные десять минут и направились к школе. Коуши всю дорогу гадал, понравится ли ему учеба, и Такао даже оттаял, посмеиваясь на его восторженные вздохи. Он не ожидал, что ангелы не ходят в школу, а становятся таковыми уже имея необходимые знания для работы с душами. Суге, в общем-то, уже около ста лет (– "Да ты шикарно сохранился, дедуля!" – "Не зови меня так!"), и он многое знает, но в школу не ходил. Так что теперь, одаренный тем же возрастом, что и подопечный, и богатой палитрой человеческих эмоций, он никак не мог справиться с волнением. Первым, на кого они наткнулись, был Коганей, зазывающий первогодок в клуб. – О, Изуки, привет! Как ты? – Нормуль все, не переживай, – Казу показал "виктори", широко улыбнувшись, и указал подбородком на стремительно тающую стопку листовок в руках товарища. – Ну как, пополнение есть? – И еще какое! – Кога довольно подпрыгнул, легкомысленно откидывая в сторону цепляющее воспоминание о несвойственном жесте Изуки. – Ребята сами подходят и спрашивают про клуб, представляешь? – Вау, круто! Повезло ва... нам! – Мы можем чем-нибудь помочь? – вклинился Суга, маясь от бездействия. – Листовки у Рико, а она за столиком баскетболистов. Изуки, покажешь? – Если бы я помнил... – Казу пожал плечами, а Кога виновато ойкнул, забавно округлив кошачий рот. – Извини, Изуки... Может, дораздашь тогда эти листовки, а я пока провожу Сугу, он как менеджер, кстати, может и с Рико посидеть. – Ладно, – хором ответили те и разделились – Такао взял тощенькую стопку листовок, а Суга в сопровождении Коганея отправился на поиски тренера и капитана. – Значит, надо раздать их... Хорошо. Итак... Вступайте в баскетбольный клуб!.. – громко выкрикнул Казу, обаятельно и радостно улыбаясь и ловко лавируя в толпе, не замечая двух недоуменных взглядов.