Вторая жизнь

В дороге Такао было очень неуютно под пристальными взглядами Киеши и Куроко. И чего они так пялятся? На нем узоров нет и цветы не растут. Это заставляло ерзать и вдвое больше нервно болтать, пока раздраженный Хьюга не пригрозил заклеить ему рот скотчем. Такао надулся и отвернулся к окну, снова вспоминая горячего Шин-чана в онсене. Теперь ерзать пришлось из-за тесноты белья и шорт. Суга тоже наблюдал за ним, но отвлекся на пиликнувший телефон. – Что там? – спросил Казу, с интересом глядя на залившиеся румянцем щеки Коуши. – Это Касамацу, мы с ним переписываемся, ты же знаешь... – Знаю, – развеселился Такао. – И что он пишет? – Ну, я сказал, что мы возвращаемся в Токио из лагеря, и он... предложил встретиться. – Ого, да вы времени не теряете! – Замолчи, Шун! Мы всего лишь общаемся! – Да-да, конечно... И какое там по счету это будет свидание? – Это не свидание! – Суга окончательно побагровел и треснул его по плечу. Такао со смехом увернулся. К ним, привлеченные громкими голосами, обернулись Цучида и Коганей. – Вы о чем? – Ни о чем! – поспешно ответил Суга, но был перебит. – У Суги будет свидание. Парни присвистнули: – Везет... – Мне бы так, – вздохнул присоединившийся Кавахара. Фукуда и Фурихата оживленно закивали. – Делать нечего, – буркнул Кагами. – Уж лучше мяч погонять. – Ты и так каждый день мячи гоняешь, Кагами-кун. И чаще всего с Кисе-куном. – Он сильный соперник, с ним здорово играть! Не, есть еще и Ахомине, но он ленивая задница, а Кисе классный. – Вот как... Парни переводили взгляды с одного на другого, ничуть не удивленные. Такое чувство, что все уже давно догадались, кто к кому неровно дышит, и, как ни странно, ничего не имели против. Повезло, что в сейриновской команде нет гомофобов, хихикнул про себя Такао. Они наверняка и про Изуки с Киеши все знают, не зря же Хьюга не раз спрашивал, не поссорились ли они. Казу снова наткнулся на сосредоточенного Киеши и вздохнул. Им надо срочно прояснить ситуацию, Казу же обещал Изуки, что расстанется с Теппеем. Жалко Киеши, он такой хороший, но именно поэтому он заслуживает быть с любимым. И к тому же... он не Шин-чан. Вчерашнее только сильнее убедило Такао, что нужен ему лишь Шин-чан. Пусть даже просто другом, но только он. После приезда Киеши выловил его из толпы и шепнул: – Нам надо поговорить, но без Суги. – Да, надо. Давай сегодня ближе к вечеру, у него как раз свиданка будет. Киеши кивнул и отпустил его. Пропустивший их перешептывания Коуши был мило взволнован и в предвкушении. Всю дорогу до дома он делился идеями для предстоящего сви... да-да, это не свидание, а встреча, мы тебе верим, Суга... Такао ухахатывался и уворачивался от подзатыльников и тычков в бок. Дом встретил их недельным запустением, так что они по-быстрому прибрались, посетили магазин и приготовили ужин, к которому Суга даже не притронулся, ему кусок в горло не лез от волнения. Посмотрев на часы, он подскочил и умчался переодеваться, не обратив внимания на подавившегося от неожиданности Такао. Прокашлявшись, тот проводил глазами вылетевшую из дома молнию и расхохотался. Правда, без него быстро стало скучно, Киеши еще не звонил, и Казу тоже покинул дом, неспешно направляясь в сторону парка. Там его поджидал сюрприз. – О-о-о, наконец-то вы вернулись, – обрадованно улыбнулся Изуки. Кенма обозначил приветственный кивок, а Сора с лаем накинулся на Казу, стараясь облизать его лицо. – А где Суга? – Он на свиданку пошел, – с мстительной радостью сдал ангела Такао, почесывая пса за ушами. Кенма оторвался-таки от консоли и удивленно вытаращил кошачьи глаза. – Он осмелился нарушить правила, за которые так цеплялся? Не ожидал... – А что, встречаться с человеком это тоже нарушение правил? – встревожился Изуки. Кенма кивнул: – Как минимум пять правил нарушается. За это могут либо отозвать обратно, стерев память о нем всем, кроме подопечного, либо самого сделать человеком. Обычно для ангела нет хуже наказания, чем променять небеса на землю. – Ну, если у него сложится с Касамацу, то, думаю, он не пожалеет, – поразмыслив, сказал Такао. Изуки пораженно заморгал. – С Касамацу?! Хм... хороший выбор, Касамацу действительно классный парень и серьезный, такой не предаст. – Точно! Если бы не Шин-чан, то я тоже запал бы на Касамацу-сана. – О, а у вас там продвигаются отношения? – Ну... мы немножко сблизились во время лагеря, но это даже на дружбу мало тянет, – скуксился Такао. – Но я не теряю надежды! – И правильно, – ободряюще кивнул Изуки. Кенма тихо поддакнул. Рассказывая о веселых лагерных денечках и просто денечках, они неспешно прогуливались, то и дело отвлекаясь на Сору и Кенму. Оказавшись рядом с домом Ханамии, заскочили за мисками и игрушками пса – к сожалению, Изуки не мог забрать его себе насовсем, будет подозрительно, если пес Изуки Шуна окажется у Ханамии Макото. Когда совсем уж стемнело, они принялись нехотя прощаться. Изуки присел перед Сорой, тиская и взлохмачивая мягкую шерсть. – Ладно, мой хороший, теперь тебе пора к Та... к Изуки, – Сора заскулил и лизнул его в щеку. – Знаю-знаю, я тоже буду по тебе скучать. Но мы будем часто видеться... пока не поступлю куда-нибудь. – Ты так и не решил? – удивился Такао. – Нет, – Изуки вздохнул и с грустной улыбкой продекламировал: – Приняли б меня таким, поступил бы я в Сейрин! Казу прыснул, даже Кенма улыбнулся, но веселье погасил один лишь пораженный шепот: – Шун?! Они резко повернулись влево и уставились на шокированного Киеши, который не отрывался от побледневшего Изуки. Рядом стоял Куроко, впервые на его лице так четко читалось потрясение при виде тискающего пса и произносящего каламбуры Ханамии. – Теппей... – Изуки сморгнул накатившую влагу с ресниц и, поднявшись, невольно шагнул вперед. Киеши слегка отпрянул, а Шун поник. – Ясно. Ладно, эм, Изуки, пока, нам пора. Идем, Кенма. – Пока, – задумчиво попрощался Такао, провожая их взглядом, и повернулся к сейриновцам. – И как давно вы знаете? Киеши все еще потрясенно смотрел вслед Изуки, и за них ответил Куроко: – Мы случайно стали свидетелями твоего, хм, разговора с Сугой-саном перед лагерем. Казу быстро догадался: – Ты про тот срыв? Да уж, не думал, что ему будут свидетели... И что вы?.. – Мы рады, что ты не умер... Такао-кун, – искренне сказал Куроко. – Жаль, что тебе нельзя говорить об этом, так ты мог бы признаться во всем с самого начала. А то мы головы сломали, почему Изуки-сан так изменился. – Ну, он реально сильно изменился, – хмыкнул Такао, переводя взгляд на Киеши. – Извини, пожалуйста, Теппей, я не хотел лгать. Киеши кивнул, он уже простил Такао за обман, все-таки это было не из блажи, а по серьезной причине. Сейчас его больше заботило совсем другое. – Скажи, неужели Шун это... – Да, – взгляд Такао стал острым, режущим. – Изуки тоже вернулся – ради тебя, но попал в сдохшего в то же самое время Ханамию. – Нельзя так говорить об умершем, Такао-кун, – укорил его Куроко. – Можно. Он попал в ад, а в ад хороших людей не отправляют, так что он именно сдох. А его тело досталось Изуки. – Я... не ожидал такого, – признался Киеши. – Тебе предстоит тщательно обдумать, примешь ли ты его таким. Но запомни вот что – он мог вернуться в столетнюю старушку или аборигена-каннибала. Ты уверен, что тело Ханамии так уж плохо? Киеши погрузился в себя, а Куроко повернулся к Казу: – Что ты теперь будешь делать, Такао-кун? – Несмотря на то, что я Такао, обращайтесь ко мне "Изуки Шун". Если вдруг вас услышит кто-нибудь из знакомых, появится куча ненужных вопросов. К тому же мне теперь всю жизнь жить с этим именем. – Хорошо, Изуки... – Тецуя замялся, не определившись с вежливым обращением. Так-то Изуки старше, но Такао одногодка. Был... а значит, "сан". – Да мне все равно, – отмахнулся Казу. – Вообще, если бы не эти идиотские правила, на которых настаивает Суга, я бы на следующий же день вернулся в Шутоку, к Шин-чану. Эм... – Да мы все поняли, Изуки-сан, – бледно улыбнулся Куроко. – Но я все еще не теряю надежды. Может, Суга угомонится наконец, вон Кенма куда проще, его дело – заботиться об Изу... о Ханамии, а остальное пусть идет лесом. Так что если ты, Киеши, смиришься с новой личностью Изуки, то проблем у вас не будет. – Мы... – Теппей вспомнил свое решение принять Шуна каким бы он ни был и твердо кивнул. – Я должен с ним поговорить и объяснить, что просто сперва не ожидал. – Удачи вам с этим, – пожелал Такао и продиктовал номер Ханамии. – Думаю, не стоит сомневаться, что мы с тобой больше не пара. – Да, конечно. Кстати, о Мидориме... – Нам пора, Киеши-семпай, – перебил его Куроко. – Тебе тоже удачи с Мидоримой-куном, Изуки-сан. А вообще, послезавтра увидимся – ты еще учишься в Сейрин, и мы будем тебя ждать на тренировку. – Хорошо, пока, – непонимающе посмотрел на него Такао, но ему ничего не объяснили и поспешно ушли. – Почему ты не дал мне рассказать ему, что Мидорима все знает? – нахмурился Киеши. Куроко пожал плечами. – Такао-кун многое пережил и вернулся, теперь очередь Мидоримы-куна определяться, готов ли он принять Такао-куна таким. Следующий ход за ним. Весь вечер Казу рисовал как одержимый, и в итоге на него с каждого листка смотрел Мидорима. Он даже вспомнил ту фотку, сделанную сестрой Шин-чана, и нарисовал их по памяти – красивая кружащаяся в вальсе пара. Только когда блокнот кончился, он остановился. Вовремя, потому что входная дверь хлопнула и прозвучал отстраненный голос: – Я дома. – Суга? – Такао нахмурился и выскочил в коридор. Тот стоял такой потерянный, что сразу стало ясно – что-то определенно случилось. – Мы... – Коуши сфокусировался на нем, прижал ладонь к губам и стремительно покраснел. Казу поперхнулся. – Да ладно! Только не говори, что вы целовались! Что, правда?! А говорил, не свидание, вот это вы стартанули. И как, понравилось? – Шун! – Не, я серьезно, вы молодцы, решили не тянуть кота за яй... – Шун!!! Прекрати! Мы же... я не могу, нельзя, – простонал Суга, сползая на пол и обнимая за шею подбежавшего Сору. – Они уже знают, значит, скоро назначат наказание. – Послушай, – посерьезнел Такао. – Почему ты так боишься стать человеком? – Откуда знаешь? – Кенма сказал, мы встретились сегодня. Ты можешь выбрать вид наказания? – Ну, теоретически могу. – Ну вот! Если тебе понравилось быть с Касамацу, то почему бы не остаться человеком, с ним, – напирал Такао. Суга задумался, действительно, почему его так пугает пребывание на земле? Раньше все ангелы считали это страшнейшим наказанием, но они невесть когда были на земле и ничего о ней не знали, не знали, как здесь интересно, замечательно, волнующе и... какие тут люди... В памяти всплыл уверенный Касамацу, его сильные руки, надежные плечи, твердые губы, которые заставляли коленки подгибаться. Коуши снова коснулся губ, все еще ощущая чужие сладкие поцелуи, и кивнул. – Ты прав, я лучше останусь человеком. Останусь с тобой и с Юкио. – Вот это другое дело! – обрадовался Такао, кидаясь обниматься. На полу образовалась куча-мала из рук, ног и лап. За ужином он выудил подробности свидания, то и дело заливаясь смехом, Суга не выдержал и сбежал к себе в комнату переживать сладкие мгновения наедине с собой. В замечательном настроении спать отправился и Казу, лелея надежды вскоре увидеться с Шин-чаном. Ведь если Суга станет человеком, то доносить на Такао будет некому, а значит, и препятствий для признания больше не будет! Но утром ему сперва пришлось неслабо поволноваться – Коуши едва поднялся с постели. – Да что с тобой? – Такао суматошно метался по дому в поисках градусника, обезболивающего и бог весть чего еще. Суга ухватил его за руку, пока опять не убежал, и слабо улыбнулся. – Все в порядке, Шун, это просто... как бы сказать?.. откат. Ночью я был там, – он возвел глаза к потолку, – и они вынесли решение. Казу напрягся, роняя градусник на кровать. – И... что? – Теперь я человек, самый обычный человек и дороги обратно больше нет. Стало немного... пусто, – Коуши приложил ладонь к груди и сразу оказался в крепких объятьях. – Ничего, теперь эту пустоту будем заполнять мы с Касамацу, – прошептал Казу в его макушку. – Я как брат, а он – как твой парень. Ты только не забудь ему признаться, кто ты, чтобы не было лжи и тайн. Это же теперь не будет не по правилам? Они не узнают? – Нет. Я теперь человек и пропал с их поля зрения, так что если какой-нибудь другой ангел не донесет, то они ничего не узнают. – Значит, смело признавайся! Если ты действительно дорог ему, то он примет тебя любым. Суга обмяк, обхватывая его за талию и растроганно улыбаясь. Как же ему повезло с подопечным, а ныне просто с братом. С настоящим братом! – А ты? – спросил он. – Когда поговоришь с Мидоримой? Теперь это безопасно. Твердая уверенность внезапно отступила, Такао окутал страх, и он задохнулся. – Не знаю... что-то страхово так стало, Коу-чан... – Коу-чан? – Ну, мы же настоящие братья теперь, а так я зову только близких. Ты не против? – Нет, – Суга улыбнулся, но тут же посерьезнел. – Почему тебе страшно, Шун? Ты же так хотел... – Знаю! – перебил его Такао. – Но... просто боюсь, что он не примет меня таким, не поверит и прогонит. А еще, что он окончательно замкнется в себе и... – Чш-ш-ш, успокойся, что ты так взвился-то? Все будет хорошо, вот увидишь. И, если хочешь, можешь подождать чуть-чуть, за пару дней от тебя не убудет, если учесть, сколько ты уже прождал. – Нет, я отправлюсь на площадку сегодня же, хватит с меня. Иначе я еще больше накручу себя. Суга смерил его озабоченным взглядом: – Да, ты что-то действительно какой-то взбудораженный. Что там у вас с Мидоримой произошло, и о чем ты умолчал? Чертовы щеки опять вспыхнули, загорелась шея, и Казу, неловко потерев ее, признался о жаркой сцене в онсене. У Суги округлились глаза и отвалилась челюсть, а лицо краснотой превзошло даже румянец Такао. – Вот это вы даете... – Я бы дал, да только возьмет ли он, – с пошлой ухмылкой протянул Такао и подпрыгнул, когда его с силой ущипнули за мягкое место. – Эй, куда руки распускаешь, Коу-чан?! Касамацу щипай, твой парень он, вообще-то! – А ты прекрати говорить пошлости! – Суга мстительно еще раз ущипнул упругую задницу и подтолкнул к двери. – Ладно, посмеялись и хватит, лучше иди к своему Мидориме. – А ты? – А что я? Полежу пока, отдохну... Казу осенило: – Пригласи Касамацу-сана сюда, пусть присмотрит за тобой. Это теперь и твой дом тоже, так что можешь приглашать, кого захочешь. – До тех пор, пока твоя мама не вернется, – уточнил Суга. – А когда она вернется, мы уже выпустимся из школы и будем подыскивать квартирку поближе к тому универу, в который поступим, так что она ничего и не узнает. – Ты ей не сказал обо мне? – Зачем? – Такао пожал плечами. – Она все равно не может приехать и познакомиться с тобой, иначе обязательно рассказал бы, ты же знаешь, что она каждые выходные звонит мне. Они молчали, пока Суга не встрепенулся: – Ну все, топай давай, а то мы разболтались что-то. – Не терпится уже поскорее пригласить Касамацу? – расхохотался Такао, увернулся от очередного щипка и выскочил из комнаты. Настроение подскочило, мандраж угомонился, и Казу, весело напевая, быстро влез в уличные шмотки, впрыгнул в кроссовки и, извиняюще погладив обиженно гавкнувшего ретривера, вылетел за дверь. До их с Шином площадки он добрался слишком быстро и даже не успел продумать, как будет рассказывать напарнику правду. Почему-то мысли о том, что Мидоримы вообще может не оказаться на месте, даже не мелькнуло. И он таки был прав – Мидорима уже был там и закидывал неизменные трехи. Скорчив моську, Такао пораскинул мозгами и решил шокировать с самого начала. – Приветик, Шин-чан! Мидорима, заслышав обращение, выронил мяч, резко крутанулся и уставился на подошедшего Такао. Зеленые глаза сперва расширились, потом прищурились, потемнели, жадно охватывая знакомую лукавую улыбку на чужом лице, знакомый ехидный прищур теперь уже дымчато-серых глаз... Ему до сих пор не верилось в услышанное от Киеши, но мозг старательно подкидывал все новые и новые детали изменений в Изуки, начиная с другого выражения лица и заканчивая пасами, столь родными и привычными, не пропуская и бесконечные моменты, когда он явственно хотел сказать "Шин-чан", но постоянно одергивал себя. И эти подробности их последнего дня перед трагедией... Казу, затаив дыхание, ждал реакции Шин-чана. И дождался... – Здравствуй... Такао.