Вторая жизнь

– Шин-чан... – Такао сморгнул невольно выступившие слезы, шмыгнул носом и подошел к Мидориме, вцепляясь в его футболку и утыкаясь лбом в грудь. Поколебавшись, Мидорима неловко поправил очки и опустил руки на напряженные плечи, обхватывая и привлекая ближе. Такао... его Такао жив, действительно жив! Только Шин знает, как было плохо и пусто без неугомонного напарника, как постоянно ждал, что вот-вот в спортзал ворвется вихрь по имени Такао Казунари и заставит товарищей, зараженных его энтузиазмом, выкладываться на все двести, как вскидывался на каждый звонок в дверь, лишь потом вспоминая, что Такао больше никогда не придет. Осознание, что они никогда не сыграют, не поговорят, не прогуляются за талисманами, не станцуют, как обещал Такао, даже не увидятся, рвало на кусочки и резало сильнее ножа. Мидорима привык молчать, но если б он знал тогда, как мало им осталось, то обязательно бы признался в своих не вполне традиционных чувствах, которые осознал не так давно. И пусть натурал Такао их отверг бы или осмеял, Шин хоть знал бы, что сделал все, что в его силах... А сейчас Такао крепко стискивал его футболку, цеплялся изо всех сил и вздрагивал от непроизвольных рыданий. Мидорима зажмурился, опуская подбородок на черноволосую макушку. – Т-ты не поверишь... как сильно я х-хотел признаться, что жив, – выдавил Казу. – Н-но нельзя было... идиотские правила... И впрямь идиотские, вот что, понимающе кивнул Шин, ощущая, как проходит потихоньку напряжение Такао, как тот успокаивается. Но... – Что изменилось сейчас, Такао? Казу нехотя отлепился от него, вытер заплаканное лицо и вскинул глаза на слегка вздрогнувшего с непривычки напарника. Ну да, внешность-то чужая... – Странно видеть вместо прежнего меня Изуки, да, Шин-чан? – он слабо улыбнулся и потянул его к лавочке. Разговор предстоит долгий, так что лучше расположиться с комфортом. – Да, вот что, – признался Мидорима. Но на самом деле это не особо его волновало. Какая разница, какое тело, чье лицо, если он жив? – Ну, он хотя бы красавчик, мне еще повезло. Вот самому Изуки повезло куда меньше, его закинуло в Ханамию, прикинь! Мидорима поперхнулся от неожиданности. – Не ожидал. Киеши сказал, что Изуки тоже вернулся, но не говорил, в кого... – Ты разговаривал с Киеши? – вскинулся Такао. – Когда? – Вчера перед отъездом из лагеря, вот что. Тогда он все и рассказал. – А-а-а, то-то я смотрю, ты как-то слишком быстро принял это. Шин покачал головой: – Не скажу, что слишком быстро, я весь день думал и анализировал услышанное. Никогда бы не подумал, что такое реально, но очень много было подозрительных моментов. – Узнаю своего Шин-чана, – прыснул Казу, не заметив вспыхнувшего взгляда Мидоримы. Почему-то тому снова вспомнился распаленный Изу... нет, Такао, в онсене. Распаленный от его близости... И то, что они с Киеши встречались, доказывало нетрадиционную ориентацию бывшего Изуки. Постаравшись притушить ревность, Шинтаро задумался, есть ли у них двоих шанс. Но сначала надо узнать абсолютно все. – Что... что тогда произошло, Такао? Казу посерьезнел. – Меня убили, Шин. Я стоял на светофоре, никого не трогал, переписывался с тобой, когда меня с силой толкнули в спину. Несмотря на активированный в тот момент соколиный глаз, я так и не разглядел толком, как он выглядел. Каштановые волосы, темные глаза, примерно мой рост и телосложение – это все, что я успел уловить. И ненависть... он ненавидел меня, Шин-чан, не знаю, за что, но ненавидел. Мидорима, конечно же, знал, что это было... убийство, но таких подробностей не выяснили даже полицейские, как и не нашли виновного. А Такао, который его видел, сказать об этом не мог. Но теперь... что они могут сделать теперь? Как выяснить, кто этот мерзавец? Каштановые волосы, темные глаза, средний рост... Да таких пол-Токио ходит, искать можно бесконечно, и так и не найти. – Знаешь, – грустный голос Такао отвлек его, – умирать почти не больно, Шин-чан... Это было так быстро – вот я лечу вперед, на дорогу, вскакиваю, а на меня несется машина... Только какую-то долю секунды больно, а потом темнота. Мидорима тяжело сглотнул, не желая вспоминать, как родители Такао рассказывали ему о заключении из морга, в котором жестокие сухие строчки сообщали, что Такао всего переломало, а внутренности превратило в кашу. Это какой же силы должен был быть удар... Казу наблюдал, как исказилось лицо Шина, и потянулся к нему, неловко обхватывая за плечи и шепча в ухо: – Все нормально, Шин-чан, я даже не мучился... а потом и вовсе смог вернуться. От утешающего шепота в весьма чувствительное ухо Мидорима едва заметно вздрогнул и нервно поправил очки, кидая косой взгляд на красивое лицо Изу... нет, надо привыкать, что это теперь Такао. – Кхм... как ты вернулся? – О-о-о, представляешь, оказывается, люди не сразу попадают в рай или ад после смерти, – протянул Казу, неохотно отстраняясь, – сперва оказываются в распределительном центре, не поверишь, я был даже разочарован! Это же натуральный торговый центр с кучей этажей, отделов и лестниц! В отделах ангелы-распределители изучают на компах – да-да, реально на компах, Шин-чан! – всю инфу о поступившей душе, высчитывают количество хороших поступков и прегрешений, а потом уже распихивают по раю и аду. Там меня встретил Суга и "обрадовал", что я попаду в рай. Какой нахрен рай, если я хотел жить?! Хотел вернуться к обычной жизни, к родным, к тебе! "Он отпустил родных, но тебя не смог...", "Он отказался от рая – ради тебя..." – пронеслось в памяти Мидоримы, и сердце заколотилось так заполошно и радостно, как никогда раньше. А Такао продолжал делиться, не заметив судорожно дернувшихся в его сторону рук в порыве обнять. – Уж как я его уговаривал, даже объяснил, что я ведь обещал тебе, что вернусь, даже если умру, – он прервался и насмешливо развел руками: – Увы, получилось не совсем так, как я думал, ну, помнишь, что я рожусь снова, все вспомню и найду тебя. – Помню, вот что, – хмыкнул Мидорима, глядя в лукавые дымчато-серые глаза. – Но так даже лучше, мне не придется быть младенцем и угрохивать черт знает сколько лет на взросление и твои поиски! Мы по-прежнему одногод... о-о-о, слушай, я ведь теперь старше тебя на год, хах! Получается, я твой семп... – Нет, Такао! Казу расхохотался, в задорном, хоть и самую капельку истеричном смехе растворился смешок Шинтаро. Успокоившись, Такао продолжил, нагло привалившись к его плечу: – Ну так вот, пока Суга изучал мою жизнь, я лихорадочно искал выход – его не могло не быть! И я нашел! Там была такая табличка, правила для ангелов, благодаря соколиному глазу я прочитал самую меленькую строчку внизу, где была приписка, что ангелы ни в коем случае не должны нажимать кнопку возврата до распределения души в рай или ад. – И ты нажал на эту кнопку, вот что, – утвердительно произнес Мидорима. Такао победно ухмыльнулся. – Само собой! Отвлек его и быстренько нажал "Backspace". Я, конечно, знал, что не смогу вернуться в свое тело, Суга уже сказал мне, что оно полностью разбито и нежизнеспособно, но надеялся, что уж куда-нибудь меня да занесет. И мне повезло, это оказался Изуки-сан! Правда, я охренел, когда осознал это... Прикинь, прихожу в себя, а дышать нечем, легкие заполнены водой и мне делают искусственное дыхание, а потом я вижу вокруг себя кучу голых сейриновцев, которые зовут меня Изуки! – Голых? – голос Мидоримы ощутимо похолодел, Казу поежился и мурашками покрылся, хотя в душе все встрепенулось в надежде на ревность со стороны Шина. Ведь это бы значило, что он для напарника не просто друг. – Это были источники, Шин-чан, – пояснил он, цепко вглядываясь в немного оттаявшие зеленые глаза, моментально спрятавшиеся за бликующими стеклами очков. – Естественно, все были раздетые, да и когда Изуки утонул, им было не до одежды. Он тогда, кстати, головой об камни ударился, помнишь, я с пластырем ходил? Вот, ударился он, а сотрясение оказалось уже у меня... – А амнезия – как способ объяснить незнание о жизни Изуки, – сразу сообразил Мидорима. – В точку! Как мне сказал Коу-чан, воспоминания принадлежат душе, так что все воспоминания Изуки остались с ним, как мои со мной. А вот знания – нет, они остались с телом, ну и плюс свои собственные прибавились. Короче, я нихрена не помнил ничего о жизни Изуки, его родственниках, друзьях, даже о собаке его не знал, пока Хьюга не сказал, как ее зовут. – Коу-чан? – Суга же! Его разжаловали до ангела-хранителя и отправили на землю за его подопечным, то бишь мной, и в больнице, куда меня спешно приволокли, он представился как мой практически двоюродный брат, с которым мы якобы поссорились в детстве, потому и не общались. А теперь "помирились" и живем вместе у И... у меня. На самом деле, он замечательный парень, пусть и немного был зацикленный на правилах, именно поэтому я не мог тебе сразу рассказать правду. – Вот как, – сухо произнес Мидорима. А раньше Такао так сокращал только его имя... Казу прыснул и внезапно уронил голову на его плечо, потершись щекой. – Он мне правда стал как брат, Шин-чан, особенно теперь. Не злись... – Кто сказал, что я злюсь? – Цундере! – Такао!.. И почему "особенно теперь"? Вспомнив пикантную ситуацию Суги, Такао хихикнул: – А он сам влюбился в человека, сходил на свидание и поцеловался, а все это, оказывается, тоже нарушение небесных правил. Сегодня ночью он был там, и его... сделали человеком! – на недоверчивый взгляд он активно закивал. – Да-да, Шин-чан, теперь он самый обычный человек. И одинокий... у него же нет родственников, из друзей только я да сейриновцы, которых он знает всего пару месяцев. Поэтому я решил, что раз он назвался моим братом, то пусть им и остается. А брата я, само собой, не собираюсь звать по фамилии. – А как же родители Изуки? Они же знают правду. – Нет, у Изуки только мама, папашу он даже не видел никогда, тот слинял еще до его рождения. А она как раз перед этим случаем, о котором ей не сказали, чтобы не тревожить, уехала в другую префектуру по работе на целый год, так что мы с ним одни живем. Ну, и теперь еще и Касамацу заходить будет, я думаю. – Касамацу?! – у Мидоримы едва не отвалилась челюсть, вот такого услышать он точно не ожидал. Казу снова заржал. – Ага, прикинь, Коу-чан влюбился в него с первого взгляда! И, что самое классное, это оказалось взаимно! У его многочисленных поклонниц из школы никакого шанса, впрочем их и раньше не было, если учитывать его ориентацию. – Он гей? – Ну да. Первое же, что мы сделали, как только оказались здесь, это проверили свою ориентацию, хотя я мог и не напрягаться, Коу-чан меня уже "обрадовал", что Изуки стопроцентный гей и встречается с Киеши. От напоминания, что Такао был с Киеши, Мидорима заледенел, а внутри бесновалась горькая ревность. Так еще мало Киеши, он и с этим Сугой... или нет? – И вы вот так сразу с Сугаварой? Такао подскочил, возмущенно ткнул локтем в бок. – Еще чего! Мы с ним не спали вместе, Шин-чан! А, не, спали, но именно что просто спали, во избежание кошмаров! И не занимались сексом! Я же говорил, что Изуки встречался с Киеши, а соответственно, и я, эм... Он запустил пальцы в волосы и неловко взлохматил, отводя взгляд. Этого и воспоминания о словах Киеши, что "Изуки даже наедине стал другим", оказалось достаточно, чтобы все понять. Мидорима зло стиснул зубы, пытаясь сдержать рвущиеся с языка полные ревности гневные слова. Такао и Киеши... скорее даже Такао под Киеши, обнаженный, распаленный, с призывным взглядом... в точности как тогда в онсене с ним, Шином... От него повеяло ледяной аурой, Казу обеспокоенно затаил дыхание, а в руке Мидоримы что-то глухо треснуло. Талисман, который тот сжимал в ладони, покрылся трещинами, натужно захрустел и лопнул, заливая содержимым перебинтованные пальцы. Такао вытаращился на него и потерял челюсть. – Поверить не могу, ты раздавил яйцо... Слушай, это же нечто, Шин-чан! И... э-э-э, что тебя так разобрало-то? Брезгливо стряхнув уже бесполезную в качестве талисмана яичную скорлупу, Шинтаро устремил взгляд вдаль, подальше от проницательного Такао. – Ничего, вот что. А вот Казу что-то подсказывало, что это имело прямое отношение к его отношениям с Киеши. Неужели Шин-чан... ревнует?.. Захотелось крепко-крепко стиснуть своего цундере, что он и проделал. Мидорима вскинулся и попытался его отпихнуть. – Прекрати, Такао! Нечего на мне виснуть, вот что! И вообще, у тебя Киеши есть для таких целей, – последние слова вырвались против его воли, и Шин немедленно захотел прикусить язык. Но слово не воробей, Такао уже ехидно хихикал. – А с чего ты взял, Шин-чан, что я висну на тебе именно с такими целями? Это твои фантазии? – Такао! – Ничего-ничего, Шин, как новоявленный гей я прекрасно тебя понимаю. – Заткнись, Такао! Ржущий в голос Казу отлепился-таки от побагровевшего Мидоримы и, внезапно успокоившись, признался: – Да и не встречаемся мы уже с Киеши. Вчера они с Куроко наткнулись на нас с Изу... эм, пора привыкать звать его новым именем... так вот, на нас с Ханамией и Кенмой и услышали, как тот каламбурит. Ну и догадались, естественно. Правда, сперва у них была та еще реакция, Из... Ханамия наверняка обиделся, но Киеши твердо решил извиниться и примириться с новой личностью своего возлюбленного. А мы с ним мирно расстались. Он хотел бы сказать, что и сам любит другого – Шин-чана, но, заценив его хмурое лицо, решил дать ему время переварить услышанное. Да и боязно, а вдруг Казу ошибся и это не ревность? Вдруг Шин злится просто по-дружески, ведь даже Куроко оказался в курсе, а он, лучший друг, узнал все едва ли не последним... – Короче, вот так все и было, Шин-чан, – подытожил Такао все вышесказанное. – Теперь, когда доносить на меня некому, я свободен как птица. Как думаешь, меня примут в Шутоку, если я переведусь? Точнее, нас с Коу-чаном... Мидорима расслабил напряженные плечи, перестал хмуриться и с легким предвкушением ответил: – Конечно, примут, вот что. И в команде, думаю, у тебя не будет проблем с возвращением в стартовый состав, нынешние распасовщики слишком слабые по сравнению с тобой. – Ого, комплименты от Шин-чана, – растаял Такао. – Сейчас расплачусь... Но если серьезно, то у меня есть преимущество – я улучшил орлиный глаз Изуки до соколиного и даже больше! – Больше? – Ага! Правда, не знаю, как теперь его называть, но, в общем, я по малейшим движениям могу сказать, как будет действовать игрок, а куроковские обманки для меня больше не проблема. – Это... сильно, – пораженно признал Мидорима. – Могу заметить, что это очень похоже на способности Акаши и это действительно сильный козырь. – Только, по твоим словам, насколько я помню, Акаши скорее анализирует и ему помогают знание и опыт, а у меня это особенности зрения. Хе-хе, интересно, а я смогу научиться сбивать противников с ног, раз могу видеть каждое движение и замечать перенос центра тяжести? Шин вспомнил, как его всегда бесило это умение Акаши, и мстительно приподнял уголки губ: – Думаю, мы можем попробовать натренировать тебя в этом, вот что. – Да, я бы тоже не отказался отомстить ему, – Казу, как всегда, прекрасно его понял. Теперь и его распирало желание поскорее начать тренироваться с Шин-чаном и шутокувцами. – А для этого надо поскорее переводиться! Сегодня уже поздно, а завтра возьму Коу-чана в охапку и... нет, сперва надо будет объясниться с сейриновцами, они имеют право знать, почему "Изуки" внезапно их бросает. Да еще приход Ханамии... он ведь как раз хотел вернуться к ним. – Вам проще вместе собраться и все объяснить, чтобы по два раза не повторять, вот что. – Ты прав, Шин-чан, – кивнул Такао, поднимаясь и потягиваясь. Футболка его задралась, обнажая плоский живот, Мидорима кашлянул, поправил очки и отвел глаза, понимая, что сейчас не время и не место пялиться на Такао, тем более на такого другого Такао. Тот усмехнулся, подхватил мяч. – Ну что, может, развеемся и сыграем? Как раньше... Шинтаро тоже встал, разматывая испачканные бинты. Наконец-то его охватило подзабытое воодушевление от игры, которое пропало после смерти Такао. Сам Казу предельно сосредоточено отбивал мяч об асфальт, раздумывая над тактикой. Прищурившись, он таки активировал особый глаз, сконцентрировавшись на Шин-чане. Тот едва ли не физически почувствовал его всей кожей, словно его изучали со всех сторон, каждую черточку, каждое микродвижение. Не успел Мидорима сделать шаг влево, чтобы заблокировать, как Такао уже рванул на полной скорости в обход с другой стороны и моментально забил из-под кольца, совсем чуть-чуть оторвавшись от него. Все же Шинтаро тоже был очень быстр, не только из-за меткости он стал Асом. Противостояние было жарким, Такао на полном серьезе пытался обойти Мидориму, тот отвечал столь же серьезными блоками и трехочковыми. На сей раз Казу удалось отыграть далеко не одно очко, но все равно проиграл – трехи приносили больше, чем обычные броски. Только когда совсем стемнело, они обессилено опустились на лавку. – Я выжат как лимон, – простонал Такао, благодарно улыбаясь на протянутую запасную бутылку с водой. – Ты зверь, Шин-чан, загонял меня по самое некуда. – Раньше ты лучше выдерживал такой темп, вот что, – недовольно заметил Мидорима, тяжело сглотнув при виде прозрачных капелек воды, сбегающих по подбородку напарника, по изящной шее и собирающихся в ложбинке острой ключицы. Что прежде вид пьющего Такао будоражил, что сейчас – с полуприкрытыми красивыми серыми глазами, плавными чертами, мягкими даже на вид влажными губами, длинноватой густой челкой, прилипшей ко взмокшему лбу. Такао был прав, Изуки красив, но для Шина вся эта красота ничего не значила без "начинки" в виде души Казунари. – Конечно, лучше, это все рикша, – пробурчал Казу, едва не подавившись под пристальным взглядом Шин-чана. – Знаешь, какие накачанные ноги у меня были? А теперь... не, я не жалуюсь, Изуки держал себя в отличной форме, но все-таки такого "допинга" у него не было. – Хочешь наверстать? – Не-не, обойдусь! Да и не поймут нас, Шин-чан, если новый я внезапно начну катать тебя в рикше. – Хм, действительно, вот что, – согласился Мидорима, доставая полотенце и протягивая его Такао. Казу устало просиял, он совершенно забыл взять хоть что-нибудь с собой. – Кстати, у тебя на самом деле улучшился особый глаз, я его безостановочно ощущал, как рентген. Думаю, это будет очень полезно. Только насколько об этом осведомлены сейриновцы? – Они не знают, что на меня больше не действуют куроковские обманки, думают, что я просто типа улучшил взгляд до соколиного. И еще я не стал им говорить, что он намного мощнее и я могу считывать их движения едва ли не до того, как они их вообще сделают. Я не терял надежды вернуться в Шутоку, потому не раскрывал всех секретов. – Предусмотрительно. Значит, у нас будет хорошее преимущество. Ты... молодец, Такао. – Спасибо, Шин-чан! Неторопливо собравшись, они нехотя покинули площадку и притормозили перед тем, как разойтись. Мидорима замялся, охваченный опасливым напряжением, Такао это заметил и, естественно, моментально все понял. – Эй, со мной ничего не случится, – он подошел поближе, кладя ладонь на чужое широкое плечо. – А если что, теперь мы знаем, как можно вернуться. – Даже слышать об этом не хочу! – отрезал Шинтаро, не отрываясь от серых глаз, переполненных пониманием и теплом. – Ты будешь осторожен, Такао! – Конечно, – Казу подмигнул и в свою очередь замялся, вздохнув: – Только... не Такао, Шин-чан, больше нет. Теперь у меня новое имя – Изуки Шун, зови меня так. Хм, считай, что я просто сменил имя и сделал пластическую операцию. Он прыснул, развеивая напряжение. Мидориме было непривычно и неуютно, но он понимал, что это необходимо – Такао ведь "погиб", а то, что он находится в теле Изуки, нельзя делать достоянием гласности. Значит, его действительно надо звать по новому имени. – Хорошо... Изуки. Еще немного помедлив, Казу внезапно крепко обнял его за шею, отпрянул и, отсалютовав на прощанье, зашагал к автобусной остановке. Шинтаро только тихо улыбнулся.