Не держи меня

Когда твое почти что безжизненное и холодное тело выносят из школы навстречу машине скорой помощи, идет снег. Он ни толику не похож на первый: кажется так, будто он падает несколько дней подряд. Снежинки не тают, коснувшись земли, а формируют тонкий слой снега, который, к моменту, как мы доедем до главной больницы, станет толще. У нас нет времени любоваться этим: мы садимся в машину и сразу же уезжаем. Меня берут с тобой, потому что директор думает так, будто я что-то знаю и могу рассказать медикам о том, что с тобой происходило. Они не учли только того, что я ни черта не знала о том, что происходило с тобой последние три недели, но я не стала возражать. Главным было то, что меня взяли с тобой. — Во сколько часов она упала? — Один из работников скорой помощи не прекращает задавать одни и те же вопросы. Я выдыхаю и говорю ему то же, что и две минуты назад: — Я не знаю. Я не следила за временем, когда ловила Виллоу. Он недовольно хмурится, но все же записывает мои слова. Директор звонит в школу и просит миссис Абрамс опросить девочек. Прежде, чем она засыпает его вопросами, он успевает отключиться. Теперь же ему звонят родители Виллоу, спрашивая, куда им ехать. Он диктует адрес, а затем выключает телефон, устало вздыхая. Мистер Кроуфорд переводит взгляд на маленькое окно и замечает, что мы остановились. — Что произошло? — раздраженно произносит он, поворачиваясь к сотруднику, что ехал с нами сзади. — Почему мы стоим? — Дорогу не прочистили от снега. Мы не можем проехать. — Что значит «мы не можем проехать»? Если бы ты была в сознании (а мы водили нашатырем перед твоим носом несколько раз), ты бы обрадовалась виду за окном. Ветер сильный настолько, что кажется так, будто он воет. Вдобавок ко всему этому, снег падает так быстро и такими большими хлопьями, что заметить что-либо практически невозможно. Спустя несколько минут ругани и криков мистера Кроуфорда мы все же едем заново. Тебя качает из стороны в сторону, но ты не просыпаешься, и именно тогда мне становится по-настоящему страшно. Что же с тобой произойдет?

***

Ты ненавидела больницы с самого детства. Ты рассказала мне об этом после нашего похода в горы, когда мы проезжали мимо одной из них. Тогда, я помню, я рассмеялась и сказала, что в них нет ничего страшного. По крайней мере, они не такие жуткие, как тот дьявол из «Астрала». Я ошибалась. Больницы были квинтэссенцией всех страхов. Это было место, где люди теряли надежды. Место, где они и оправдывались. В этом месте никто не мог сказать что-то точно, поэтому люди так сильно и боялись больниц. Когда мы оказались внутри больницы, нас встретили отвратительно стерильные белые стены. В холле слабо горел свет, поэтому, когда тебя увезли направо в светлый коридор, на секунду мне показалось так, словно тебя отправляют в мир иной. Я тут же одернула себя: ну не можешь же ты умереть? Это ведь всего лишь обморок: в школе такое происходило по крайней мере три раза в месяц. Мистеру Кроуфорду к такому не привыкать, однако сейчас он выглядит так, словно такое происходит с ним впервые. Я глотаю ком в горле и отхожу в угол.

***

Они подсоединяют тебя к каким-то трубкам. Говорят, это поможет тебе дышать. Твои родители на все соглашаются, и тебе делают электрокардиографию. Это-то меня и больше всего смущает: зачем трогать сердце? Врачи молчат, не желая объяснить мне ничего. Мистер Кроуфорд и твои родители тоже, но не из-за того, что никуда не спешат. Я догадываюсь о причине, но все же не рискую произносить ее вслух. Кажется так, будто если я это сделаю, это произойдет в действительности. — Как Виллоу? Я подхожу к твоей маме после допроса главного врача. Мне не хочется говорить ему о том, что происходило с тобой раньше, но мне приходится. Он убеждает меня в том, что это нужно для того, чтобы тебя смогли вылечить и привести в сознание. Твоя мама выглядит потерянной и лишней в этих больничных коридорах. Слишком живая, слишком загорелая, но все же сливалась с их белизной благодаря своей горечи, проглядывавшей через глубокую морщинку на лбу. Она бессмысленно ходит по коридору и останавливается тогда, когда я оказываюсь к ней вплотную. Она выдыхает так, будто я подошла к ней неожиданно и сильно напугала. Возможно, она была погружена в свои мысли слишком глубоко, чтобы заметить меня. — Лучше. Она улыбается мне уголками губ в точности, как и ты. Ты, в целом, больше похожа на свою мать, нежели на отца. У нее такие же пепельные волосы и голубые глаза, смотревшие на тебя по-щенячьи с преданностью. И она точно так же, как и ты, любила вращать предмету между своих пальцев. Только если у тебя это была коробка для лекарств, у нее это ключи. — Мне жаль, что так произошло. Я даже не поняла, что случилось, она просто пришла, а затем... — Это все моя вина, Венди. Не твоя. — Ей с трудом даются эти слова: после каждого предложения она делает паузу, глотая ком в горле. — Если бы я забила тревогу и вернула ее раньше, то можно было бы это обойти. — Но ведь с ней все будет хорошо, верно? — Я смотрю на нее с вопросом, и она отвечает сразу же: — Верно. Губы твоей мамы растягиваются в такой живой улыбке, что мне хочется ей верить. И я верю ей, как и ты однажды доверилась мне. И, в точности, как и ты, я разочаровываюсь. На следующий день, Виллоу, ты умираешь.