***
Расплатившись с хозяином за ночлег, они разошлись по комнатам, чтобы немного отдохнуть и восстановить силы. Солнце уже стояло в зените, поэтому выходить из тени помещения не хотелось. Ваньинь отвязал ножны от пояса и, положив меч на стол, со стоном повалился на кровать. Он не устал. Скорее наоборот. Он пребывал в восторге. Столько времени наедине с Лань Сичэнем. Не нужно быть осторожным в словах или действиях на людях. Только с одним человеком. Соблюдать лишь его границы. Быть честным с собой оказалось гораздо проще, чем с другим. Обычно у Цзян Чэна возникали проблемы уже с первым. Он чувствовал, что сейчас они оба были немного свободнее, чем раньше. Чувствовал, что Лань Сичэнь все чаще идет навстречу. Они так бережно прощупывали, испытывали хрупкие границы… Те еще пока были. Тонкая черта, которую пока нельзя переступать, иначе разобьется, брызнув острыми осколками. Обязательно ранит. Им обоим нужно было время. Чтобы привыкнуть, чтобы осознать, понять, дать себе волю и отпустить себя. Разорвать годами сковывающие цепи, не дающие сделать шаг в сторону от намеченного пути. Заживить раны, стянуть кровоточащие края. Они оба ходили по остро заточенному лезвию меча, балансируя, отчаянно цепляясь за то равновесие, что у них еще пока было. Это всегда выматывает сильнее, чем кажется. Но им обоим это было нужно. И никто из них не смог бы сказать, кому больше. Но теперь они могут касаться друг друга. Все также будто случайно. Слегка задевая пальцами пальцы, потому что идут слишком близко, хотя вокруг — чистое поле. Потом смелея, переплетая их, идя, держась за руки, пользуясь тем, что этого никто не видит. Отвернувшись друг от друга, усиленно делая вид, что ничего не замечают, и это просто очередная случайность. Глупо, абсурдно, совершенно по-детски для двух взрослых мужчин. Но разве мог кто-нибудь найти людей, что были бы счастливее? Они не позволяли себе больше. Потому что знали, что сорвутся. Они вместе летели на мечах бок о бок, перекидываясь колкостями, шутками, рассказами о чем-то, соревнуясь в скорости и мастерстве, но каждый раз играя в ничью. Они вместе ели, вместе останавливались у ручья, чтобы пополнить запасы воды и умыться, вместе брели, разговаривая обо всем на свете, по никем не хоженным землям, просто возвращая мечи в ножны, потому что никуда не торопились. Они спорили. Не зло, лишь с целью обмена опытом, взглядами. С по-настоящему живым интересом. Вместе сражались. Цзян Чэн никогда не думал, что от боя можно испытать такое удовольствие. Он всегда любил сражения, они были его частью, въелись в кожу. Но оказалось, что это не было пределом. Сражаться самому, чувствовать, как тебя понимают без слов, отвечая тем же, наблюдать за чужими движениями, любоваться, подстраиваться. И снова стремглав лететь на мечах, виляя меж деревьев, догоняя особенно шуструю тварь. Вновь соревнуясь, вновь прикрывая спины. Из воспоминаний его вырвал стук в дверь. — Ваньинь? — тихий, немного нерешительный голос. — Входи, — Цзян Чэн резко сел на кровати, оправил ханьфу, а после поднялся, подходя к столу. Сичэнь почти бесшумно затворил за собой дверь. — Ты спал? Извини, я не собирался… — Нет, — перебил его Цзян Чэн. Он не любил слышать извинения, произнесенные этим голосом. Сам не знал, почему, — я не спал. Ты что-то хотел? — Поговорить. О том, что сказал господин Ван. Ваньинь раздраженно дернул бровью и отвернулся, доставая меч из ножен и садясь прямо на высокий столик, стоящий под окном. Сичэнь прошел вглубь комнаты и присел к письменному столу, на котором остались ножны Саньду. — Что-то не сходится во всей этой истории. — Например? Неужто в легенду поверил? — Лань Сичэнь помедлил с ответом, вглядываясь в чужое лицо. Цзян Чэн явно был не из тех, кто пропускает мимо ушей подобные вещи. — Ваньинь. Любая сказка на чем-то основана, не стоит этим пренебрегать. И с чего они взяли, что заклинателей именно «сожрали»? — Я не пренебрегаю, — Ваньинь вздохнул, тоже посмотрев на заклинателя, отрываясь от протирания меча. В лезвии сейчас отражались солнечные блики, зайчиками разбегаясь по комнате. — А «сожрали» — действительно единственное объяснение тому, чего никогда не было. Потому что то, чего не было, не оставляет следов. — В каком смысле? — Послушай. Три года назад к нам действительно поступила жалоба на это место. Они говорили, что здесь "сожрало двух заклинателей, а может больше, просто давно было". Когда прибыли, оказалось, что заклинателей «сожранных» была чуть ли не армия, но все — одиночки. Ну я привел сюда адептов пятнадцать, кажется, они прочесали всю гору и подножие, влезли в каждую пещеру, но, даже рассредоточившись, ничего не нашли. Я тоже тут был, потому что новость и впрямь насторожила. И что на горе, что вокруг — не было ни отклика тьмы. — А слухи о заклинателях тебя не смутили? — Сичэнь задумчиво скользнул пальцами по пустым ножнам. Не вычурные, добротные, не лишенные изящества, но практичные и строгие, как их хозяин. — Смутили, — Ваньинь сделал короткую паузу, заметив этот жест, и быстро продолжил, отводя взгляд, — но тел обнаружено не было, оружия и одежд — тоже. Имен местные назвать не могут, описывают на уровне: «ну, вроде в синем был, да с бородой», да только таких — пруд пруди. Да, похоже, что кто-то был, но где гарантия, что они просто не пересекли гору и не пошли себе дальше, никого не встретив? Хоть каких-то свидетельств пребывания нет. Отсюда тебе и «сожрали». Нет здесь ничего, Сичэнь. Не было, по крайней мере. Да и сейчас они на нечисть не жалуются. — Почему они не могут назвать имен — понятно. Наших они не спросили. Да и среди бродячих заклинателей разве узнаешь, кто пропал? Думаю, стоит осмотреться. — Сейчас хочешь? — Имеет смысл. Если там что-то есть, то лучше это видеть при дневном свете, а если нет, то и все равно. Я могу и один осмотреться… — Ваньинь резко поднял голову, окинув Сичэня внимательным и почему-то хмурым взглядом, сжал пальцы на рукояти меча. — Нет, — он резко встал и подошел к столу, забирая ножны из-под чужих пальцев, — пойдем вместе.***
Лес оказался самым обычным, отличающимся от прочих только тем, что переломать ноги в темноте здесь действительно — раз плюнуть. Множество крутых склонов, подъемов, крупных валунов и ям, которые на поверку частенько оказывались чем-то вроде мелких пещер или гротов, провалы которых густо заросли травой и теперь были настолько незаметны, что заклинателям пришлось обломать две ветки и с их помощью проверять, куда они ступают. Впрочем, чем выше они поднимались, тем меньше таких мест попадалось, и со временем бурелом сменился вполне себе чистым лесом с гладкоствольными деревьями, которые мирно шумели кронами в вышине. Следов тьмы здесь не наблюдалось совершенно, что порядком озадачивало Лань Сичэня. Ваньинь просто молча шел рядом, внимательно осматриваясь. — Поднимемся выше? — А? — Ваньинь обернулся, очнувшись от своих мыслей. — Все в порядке? — Сичэнь шагнул к нему, внимательно вглядываясь в лицо. — Да, просто задумался, — отмахнулся он и отвел взгляд, уже громче добавив: — Выше, говоришь? — М-м, да, — он с задержкой отвернулся и пошел вперед, периодически бросая настороженные взгляды на заклинателя. — Ты что-нибудь чувствуешь? — Нет. — Я тоже. Ничего. Совершенно. И это настораживает. — Что именно? В прошлый раз тоже так было. — Местные жители совсем не жалуются на нечисть. И здесь действительно нет ее следов. Вообще ни одного. Ты ведь знаешь, что даже если твари были уничтожены заклинателями, после них остается слабый след. Ты, как совершенствующийся высокого уровня, должен его чувствовать. — Ну да. — А здесь этого нет. Такое бывает после уничтожения тварей только в том случае, если была сыграна соответствующая мелодия. Иначе след держится довольно долго, но из-за того, что он крайне слабый, опасности не несет. — И что? — Это может значить две вещи: первая — здесь живет кто-то из клана Лань, потому что это наша техника, а вторая — здесь очень много лет не было вообще никаких порождений тьмы. Первую отметаем сразу. Ваньинь шел, задумчиво смотря под ноги. Действительно странно. Сичэнь продолжил: — А насчет второй… Это было бы возможным, если бы на сотни ли вокруг никогда не жили люди. Но они здесь живут, и, похоже, не первый век. Живут и умирают. Здесь должны быть захоронения, призраки, неупокоенные души. Даже в самых мирных деревнях что-нибудь, да случается. В конце концов — гули, оборотни. Ты когда-нибудь такое видел? — Нет. И если тебя все это удивляет, значит и клану Лань не удавалось побывать в подобном месте? — Ты прав, в библиотеке нет ничего похожего. Священная земля, разве что, — скептически усмехнулся Сичэнь. Подобные места были такой редкостью, что их считали выдумкой. Да и в таких землях светлой энергией должна быть пропитана каждая песчинка. А здесь вообще ничего. Просто лес. — Грех жаловаться. Если тварей нет, то и заклинателям нечего убивать. Ваньинь резко затормозил, заставив Сичэня обернуться и встретиться с пронзительным взглядом ярких серых глаз. — Сичэнь. — М? — А на кой тогда они сюда ходили? Что здесь ничего нет, легко почувствовать и из деревни, жители ни на что не жалуются. Зачем выходить сюда среди ночи? Даже если просто пересечь гору? Ночью — не сподручно, да и обойти по укатанной дороге проще, чем через бурелом лезть. — За тем же, за чем и мы? — Тоже повелись на легенду и отсутствие следов? — Возможно. — И исчезли. Я бы заподозрил местных в каких-то ритуалах, если бы не знал, что тьмы здесь и впрямь нет. — Пойдем дальше, дойдем до вершины, осмотримся, и обратно. Они прошли всего пару чжанов, прежде чем Ваньинь снова окликнул Лань Хуаня и свернул куда-то вбок. — Что это? — Цзян Чэн подошел к большому плоскому валуну, на котором было расставлено несколько блюд с фруктами и чаша для благовоний. — Может, это чья-то могила? — Таблички нет. — Тогда алтарь? Место для поклонения божеству… — Это я вижу. Но просто вот так, в лесу? — Помнишь, что нам говорили? Здесь якобы умер заклинатель. Здесь могут молиться за него. — Или ему. И вот это уже опасно. Чему бы не возносили молитвы, если оно однажды оживет, легко никому не будет. — Спросим, как вернемся. На пути к вершине они не встретили больше ничего необычного, равно как и на ней, поэтому приняли решение возвращаться, предварительно облетев на мечах противоположный склон. Добравшись до чайной, они приняли решение отдохнуть по крайней мере до ужина, потому что так и не сделали этого днем. Им обоим требовался если не сон, то хотя бы медитация для восстановления сил. Дядюшка Ван их догадки насчет поклонения мстительному духу, «чтоб уважить», подтвердил, за что получил от Лань Сичэня очень вежливое, доступное и внятное объяснение, почему так делать не надо, и, вроде даже испугавшись, обязался передать это деревенским. — Я все-таки хочу вернуться туда ночью, — сказал Сичэнь, когда они остановились у двери в комнату Цзян Чэна. — Зачем? Переломать ноги? — Встанем на мечи и полетим. Или выйдем засветло, — заклинатель казался непривычно напряженным, хотя никто со стороны не смог бы этого понять. Кроме Цзян Чэна. Едва сведенные к переносице брови, настороженный и задумчивый взгляд. Цзян Ваньинь открыл дверь к себе и жестом пригласил его внутрь. — Тебе нужно отдохнуть, я не хочу отнимать у тебя это время, — Сичэнь сделал шаг назад. — Отдохнуть нужно нам обоим, но у меня ощущение, что, если я оставлю тебя одного — ты куда-нибудь сбежишь. — Даже если я сбегу, я вернусь к ужину, потому что буду зверски голоден, — усмехнулся он и, наконец, расслабился. — Если ты сбежишь, я с тобой не поделюсь, — Цзян Чэн смешливо вздернул подбородок и сложил руки на груди. Он проследил, как Лань Хуань, чуть помедлив, отвернулся и скрылся за дверью своей комнаты, с улыбкой пожелав приятного отдыха. Из глубокой медитации Цзян Чэн вышел, когда солнце уже клонилось к закату, полностью восстановив силы. Из-за стены доносились звуки флейты. Плавные, успокаивающие переливы. Красивые. Цзян Чэн не считал себя большим любителем музыки, но цену ей знал. В мелодии чувствовались легкие отголоски духовной энергии. А ведь должен был отдыхать, паршивец. Ваньинь тихо вышел из своей комнаты и столь же беззвучно отворил дверь в чужую, застав Лань Сичэня сидящим боком к окну с закрытыми глазами. Порыжевшие солнечные лучи падали на нижнюю часть лица, высвечивая прижатые к инструменту мягкие, влажно поблескивающие губы, лаской проходились по обнимающим длинную флейту изящным пальцам. Лебин будто светилась изнутри. Белый нефрит в лучах солнца казался прозрачнее, сиял лунным светом. Росчерк лобной ленты струился по волосам и плечу. Интересно, какая она наощупь… В воздухе играла позолоченная пыль, редко и еле заметно вихрились бледные голубоватые всполохи энергии, вкладываемой в мелодию. Побоявшись встревожить заклинателя, Цзян Чэн не стал закрывать дверь, а просто бесшумно опустился рядом с ней на пол, облокотившись спиной на стену и откинув голову. Из-под полуприкрытых век он наблюдал за человеком, бывшим истинным воплощением изящества и силы. Следил за движениями тонких пальцев, за трепещущими ресницами, за вздымающейся грудью и приоткрывающимися на вдохе губами. Лань Сичэнь… Лань Хуань был красив. Людям было привычно говорить, что он обладал красотой небожителя, но Цзян Чэну были чужды эти сравнения. Сичэнь был просто красив. И в этом слове было гораздо больше, чем могли дать любые метафоры. Неизвестно, сколько он так просидел, не отводя взгляд, пока мелодия не закончилась. Только солнце опустилось еще ниже. Стоило чужим ресницам дрогнуть, как Цзян Ваньинь закрыл глаза, притворяясь задремавшим, успокаивая колотящееся сердце и выравнивая дыхание. Он стал вслушиваться. Тихий выдох. Шелест волос — повернул голову. Задержал дыхание. Почти неслышно хмыкнул, как получается только у него. Шуршание одежд — убрал флейту и поднялся. Мягкая поступь. Звук скольжения закрываемой двери. Еще шаг в сторону. Остановился. Прямо перед Цзян Чэном, загородив греющий шею свет. Вновь шуршание одежд — опустился на пол — и дрожащий медленный выдох. Сердце забилось сильнее. Цзян Чэн боялся, что его выдаст бешено скачущая грудная клетка. Приятная прохлада у щеки. Замерла, но не коснулась. Сердце сейчас выпрыгнет из груди. Ребрам уже почти больно было его сдерживать. Прикосновение. Легкое, как касание ветерка. Нежное, бережное. Лань Сичэнь лишь притронулся кончиками прохладных пальцев. Не в силах удержаться, но боясь разбудить. Рука щекотно скользнула по челюсти к мочке уха, большой палец обвел скулу. Чуть более громкий вдох и еще более медленный выдох. Убрал руку. Мягко отвел челку от лица. Сердце сейчас либо остановится, либо разорвется. Критически не хватало воздуха. Ваньинь хотел видеть его лицо. И открыл глаза. Они встретились взглядами. У Сичэня — непривычно взволнованный, удивленный, немного испуганный. Обжигающий. У Цзян Чэна, наверное, похожий, потому что Лань Хуань не отводил глаз, а его рука все еще почти касалась смуглого лица. Ваньинь, практически не отдавая себе отчета, не слушая мелькнувшее в голове слово «рискованно», подался навстречу ладони, склоняя голову. Вплоть до прикосновения. Прохладная рука едва заметно дрогнула, но сразу же вновь легла на щеку. Они все еще смотрели друг другу в глаза. Теперь уже без страха и удивления: пристально, цепко, с отголосками еще не осознанной ими жажды. И нежностью в лучистых морщинках у глаз. Кисть мягко скользнула к шее, вниз, большим пальцем очерчивая сначала линию подбородка, потом дрогнувший острый кадык, останавливаясь на яремной впадинке. Указательным чувствуя бешеный пульс. Сичэнь отвел взгляд от пасмурно-серых глаз только теперь, чтобы увидеть контраст молочно-белого и каре-оливкового. Ваньинь медленно подался вперед, своей рукой проведя по чужой шее, скользнув под плотный полог волос. Он остановился, когда меж их лицами осталось лишь условное расстояние. Заглянул в потемневшие древесно-ореховые глаза в поиске протеста, хоть чего-то, что могло его остановить сейчас. И не нашел. И готов был проклясть весь мир, когда за миг до того, как их губы соприкоснулись, раздался стук в дверь, заставивший обоих замереть. — Господа заклинатели, — голос дядюшки, чтоб его, Вана. Ваньинь утробно зарычал, все еще находясь в опасной близости от чужого лица. А потом на него накатило осознание. На Лань Сичэня, видимо, тоже, потому что отскочили они друг от друга одновременно. Когда подавальщик, не дожидаясь ответа, зашел — оба были в разных краях комнаты. Сичэнь стоял у окна, а Ваньинь сидел на кровати, хмурым взглядом встречая вошедшего. — А вот и ужин, как просили. Не помешал? — Нет, все в порядке, — с улыбкой ответил Лань Сичэнь, чуть поклонившись, помогая расставить блюда на стол. Дядюшка все что-то болтал и шутил, заклинатель лишь благодушно кивал. Алые мочки его ушей видел только Ваньинь. Он очень надеялся, что в тени не видно его наверняка абсолютно алого лица. Что он сейчас собирался сделать? На самом деле, у него не было проблем с осознанием этого желания. Возможно, оно преследовало его уже давно. Однако момент был безвозвратно упущен. Но все равно это было крайне неловко. И у него впервые не хватало сил скрыть эту неловкость злостью. Тем временем хозяин чайной уже скрылся за дверью, продолжая посмеиваться над очередной своей же шуткой. Сколько они молчали, каждый в своих мыслях? По ощущениям — вечность. На деле — возможно, несколько ударов сердца. — Ваньинь. Садись, нужно поесть, — Сичэнь не посмотрел в его сторону, с интересом разглядывая содержимое блюд. Со стороны он смотрелся голодным коршуном, склонившимся над добычей. — Пахнет вкусно. Цзян Чэн выдохнул, усмехнулся и подсел к столу. Есть хотелось неимоверно, а вот думать о произошедшем — не сейчас и не очень. Лань Хуань проворно орудовал палочками, то и дело перекладывая что-то в миску Ваньиня, будь то мясо или овощи в каком-то соусе. Мясо, кстати, было вкусным. Острым. — Лань Хуань, — сощурив глаза, с забитым ртом протянул Цзян Чэн. — М-м? — Ты ведь должен был отдыхать? — уже разборчивее проговорил он, все еще выдерживая интонацию «что бы ты сейчас не сказал, я все равно тебя убью». — Восстанавливать силы? Почему же, стоило мне выйти из медитации, как я слышу чудесную мелодию, в которой так и чувствуется твоя духовная энергия? — А я и отдыхал, — с Цзян Чэном заклинатель уже давно не соблюдал правило принимать пищу молча. Впрочем, как и массу других. — Мне не нужно проводить много времени в глубокой медитации. — Хвастаешься? — Нет, — Ваньинь хотел бы сказать, что «это и бесит», но сдержался. — Что ты играл? — Это мелодия моего собственного сочинения. Я не давал ей названия. Это… Пожалуй, можно сказать, что это — мой собственный способ медитации. — Хм? — Ваньинь взглянул на него с живым любопытством. — И как он работает? — Способствует свободной циркуляции энергии. Не только по внутренним каналам, но и вокруг меня. Помогает сбросить излишки, если они есть, успокоить ток. Достичь гармонии. А еще не позволяет кому-то чужому подобраться незамеченным. Обычно, — Сичэнь окинул Ваньиня каким-то странным долгим взглядом. — То есть, ты знал, что я вошел? — … — Сичэнь? — Нет, я не знал, — будто нехотя произнес он, заставляя Цзян Чэна резко вскинуть голову от удивления. — Но ты же… — Я сказал: «обычно». Но… Ваньинь. Мне неловко говорить это, — сдался он. — Ладно, — задумчиво протянул заклинатель, не сводя настороженного взгляда. Конечно, говорить о подобном было неловко. Сказать, что настолько доверился, настолько привык к другому заклинателю, что ощущаешь его энергию однородной своей. Как если в бесцветную воду добавить окрашенной: закрыв глаза, не почувствуешь, потому что температура одна. Можно только увидеть. Так и до парного совершенствования недалеко. Сичэнь чуть не поперхнулся от этой мысли, заслужив еще один настороженный взгляд. — Ты все еще хочешь туда идти? — посерьезнев, спросил Ваньинь. Они уже закончили с трапезой и просто сидели, любуясь заходящим солнцем и попивая чай. — Да, — губы Лань Хуаня были непривычно сжаты, а корпус напряжен. — Там ничего нет, ты сам видел. Что не дает тебе покоя? — Предчувствие. Ваньинь заинтересованно глянул на него, но и не думал смеяться. Если заклинатель уровня Первого Нефрита говорит о предчувствии, к этому нельзя относиться легкомысленно. — Что именно? — Не знаю. Но меня это тревожит. Я действительно ничего не почувствовал на горе, но сейчас… Мне хочется бежать в противоположном направлении. Это не явная эмоция, не чувство следящего взгляда или холода, как рядом с сильной тварью. Это что-то неоформленное. У тебя нет ничего подобного? Мне показалось, что во время нашей вылазки ты был напряжен. — Не уверен. Если оно и есть, то еще более неосознанное, чем у тебя. Но я точно знаю, что не могу позволить тебе идти туда одному, — почему-то эта мысль вызывала необъяснимый страх, далекий и неявный, хотя Ваньинь был хорошо осведомлен о выдающихся силе и способностях Цзэу-цзюня. — Тогда предлагаю выйти, когда солнце скроется за горизонтом. — Хорошо, — сказал Ваньинь, поднимаясь. — Я пойду к себе, нужно проверить талисманы.***
Выдвинулись они, когда верхний край солнечного диска скрылся за далекими холмами на горизонте. Преимуществом летней охоты всегда было то, что небо оставалось светлым довольно долго после заката и рано светлело перед рассветом. Действительно темных часов было немного. Так что перебраться через самую непролазную часть леса им удалось еще в сумерках, все также прощупывая импровизированным посохом дорогу. Хотя Цзян Чэн все же умудрился провалиться одной ногой в яму, по счастью, оказавшуюся неглубокой, незамедлительно озвучив свое мнение по этому поводу. Лань Сичэнь не понял пару слов, вернее, их взаимосвязи с остальными. Возможно, это был юньмэнский диалект. Возможно. Небо в пробелах меж листьев практически полностью потемнело, сливаясь с чернотой силуэтов крон, когда заклинатели, тихо переговариваясь, все же вышли к импровизированному алтарю. Ночной лес был черен и тих. В такой темноте сложно разглядеть даже очертания собственных пальцев. Где-то вдалеке попискивали совы, перелетая с дерева на дерево, из-за чего их крики каждый раз слышались с разных сторон. Сичэнь на треть вынул меч из ножен, чтобы был хоть какой-то источник света: тьма масляной пленкой заволокла все вокруг. Лес дышал. Где-то слышались редкие шорохи, издаваемые лесным зверьем, потрескивали ветки, легкий ветерок пускал волну по листьям. Заклинатели в полголоса разговаривали о чем-то отстраненном, разгоняя мягкую тишину. — Чувствуешь что-нибудь? — спросил Ваньинь, не оборачиваясь на шедшего справа и чуть поодаль Лань Сичэня. В такой тишине не нужно повышать голос, тебя все равно услышат. — Ничего. По-прежнему обычный лес. А ты? — Тоже. Значит, завтра возвращаемся? — Если хочешь. Честно говоря, я бы провел в таких вот почти безлюдных местах еще месяц, просто блуждая и выходя на охоту по вечерам. Или даже два. — Увы, у тебя осталось меньше недели. Я сказал управляющему, что выберусь дней на пять-шесть, чтобы не искали. — Разумно. — Как ты выбил у старика целую неделю вне клана? — С большим трудом. Мне кажется, я остался жив только потому, что я — его племянник. — В следующий раз нескоро удастся вырваться, да? — Скорее всего, — Сичэнь грустно улыбнулся, но в тусклом свете его меча этого почти не было видно. Сейчас он походил на призрак. Казался будто полупрозрачным в эфемерном освещении. Еще более белым с темными, совершенно бездонными глазами. — Тогда не думаю, что стоит торопиться на обратном пути. — Я бы хотел еще денек провести в Пристани. Мне там понравилось. — Не успел налюбоваться? — Не успел, — ласково усмехнулся он. — К тому же, брат сказал, что в конце этой недели они тоже будут в Пристани Лотоса. Хотелось бы встретиться до того, как он вновь исчезнет в неизвестных краях, — сбоку послышался глухой стук и сдавленное ругательство. — Цзян Чэн? — Все нормально. Споткнулся, — он произнес это раздраженно и чуть громче. — Они? Какого они там забыли? — Очередное странствие. Я же говорил тебе: с тех пор, как я… пришел в себя, они вновь большую часть времени проводят далеко от Облачных Глубин. Я убедил брата, что больше не нужно меня нянчить, — в его голосе слышалась улыбка. — Если я правильно понял, то Пристань — промежуточный пункт. Они пойдут дальше, не останутся надолго. Но сейчас они уже должны быть где-то в Юньмэне. Ваньинь промолчал. Они вышли на тропинку, которую обнаружили еще днем. Как оказалось, она уводила на противоположный склон к паре домиков и чьим-то огородам. Впрочем, они, как и в прошлый раз, не стали идти по ней, свернув немного влево — туда, где деревья стояли чуть реже и не было кустарника. — Сичэнь… — Да? — Ты… Завидовал своему брату когда-нибудь? — Цзян Чэн сорвал с попавшейся под руку ветки длинный узкий листок и теперь задумчиво прокручивал его меж пальцев, не смотря на Лань Хуаня, словно боясь, что тот заметит в его взгляде что-то, чего в нем быть не должно. — Иногда, — он произнес это на удивление беззаботно. — Но нам с самого начала предначертаны разные пути. Ни один из них нельзя назвать безоговорочно светлым. Но я рад за него. Сейчас он счастлив, и не один. Я долгие годы желал ему именно этого. Цзян Чэн молча вынул огненный талисман и поджег его. Пространство на полтора чжана вокруг залило теплым желтым светом. Только длинные тени заклинателей и деревьев теперь нервно дрожали, паучьими лапками расползаясь в стороны. Теперь Ваньинь шел чуть впереди, чтобы освещать путь. Лань Сичэнь не видел его лица, но чувствовал чужое напряжение. Внутри что-то болезненно сжалось. Как и тогда, на пристани. — Расскажи мне, — он произнес это как можно мягче, но Ваньинь все равно заметно вздрогнул. Заклинатель готов был поспорить, что еще и поморщился. — О чем? — наигранная непринужденность в голосе человека, сжавшего руку на рукояти меча так, что побелели костяшки. В таком освещении это казалось еще более неестественным. — О том, что тебя гложет каждый раз, когда ты слышишь упоминание господина Вэя. Ваньинь бросил взгляд через плечо, будто проверяя, какое выражение лица у спросившего. Насмехается ли он? Равнодушен или волнуется? Неизвестно, что он увидел, но заготовленный колкий ответ проглотил. — Ты и так все знаешь, разве нет? — Все? — Все, что необходимо, и даже больше. Все знают больше, чем нужно, — он устало выдохнул, но была в этом какая-то болезненность. Лань Хуань с трудом сдержал порыв подойти ближе. Сейчас это казалось лишним. — Прости, — он сжал в кулак и отдернул уже протянутую руку. — Не извиняйся. Я просто не хочу об этом говорить. — Я не буду настаивать. Лишь напомню, что держать эмоции в себе — не самая лучшая идея. — У меня иммунитет. — Его нет ни у кого, Ваньинь, — с горечью произнес он. — Однажды оно воспалится. Лучше не дать этому произойти. — Буду знать, — невесело усмехнулся он. Он и так это знал. Лучше, чем другие. Оно воспалялось и не раз, прорывалось наружу, кое-как срасталось и нарывало вновь, сильнее, чем раньше. Всю жизнь с тех самых пор, как сожгли Пристань. Он всегда переживал это один. Стоило ли что-то менять? — Я всегда готов выслушать, Цзян Чэн, — в его голосе прозвучала почти мольба. Ваньинь прикрыл глаза, успокаиваясь. — Мне нужно, чтобы ты знал это, — последние слова он почти прошептал, но в окружающей их абсолютной глухой тишине они все равно были отчетливо слышны. — Спасибо? Наверное, — а может и стоило. «Я буду ждать» невысказанным мелькнуло в голове. Они какое-то время шли молча, слушая тихое успокаивающее потрескивание пламени на почти сгоревшем талисмане, висящем в воздухе рядом с Ваньинем. Был еще один вопрос, невысказанный, но важный для обоих. Хоть они и сделали вид, что ничего не было. Тем временем заклинатели вышли на полянку. Довольно широкую, густо заросшую травой, повлажневшей от росы. Над головами россыпью звезд переливалась Серебряная река. Напоминало о том вечере в Гусу пару месяцев назад. Ваньинь вышел в центр и поднял голову к небу. Талисман уже совсем погас. Сичэнь остановился рядом, вернув меч в ножны, чтобы не мешал тусклым светом. Поразительно мирная ночь для охоты. И столь же поразительно тихая. — Лань Хуань, — низким, немного неуверенным голосом. — Цзян Чэн? Возможно, даже слишком тихая. — То, что было днем… Мы… Но договорить он не успел. Между лопатками сначала просто зазудело. По спине прошелся холодок, вдруг резко впившись тонким острием в позвоночник. Во все стороны по коже побежали мелкие разряды, вселяя холод и скручивая мелкими судорогами мышцы. А потом нахлынуло непередаваемое ощущение ужаса, приковав к земле. Будто резко окатили ледяной водой, сразу и отовсюду. От неожиданности он распахнул глаза, резко схватившись за меч. Давящее чувство опасности исходило со всех сторон, мешая двинуться, обернуться, вынуть меч из ножен. На спине выступил холодный пот. А потом все исчезло. Также резко, как и появилось. Он бы подумал, что ему показалось, если бы Лань Сичэнь не выглядел столь настороженным. — Ты тоже почувствовал? — Да. — Какого хрена произошло? — Не знаю. Ваньинь. С каких пор здесь так тихо? Вокруг действительно не было ни звука. Когда они вошли в лес, он точно слышал птиц, ветер, зверей. Когда все успело умолкнуть? Вот черт. Заклинатели, называется. Главы кланов. Идиоты. Не заметить столь давящую тишину, расслабиться, отвлечься. — Без понятия. Они медленно, стараясь не издать ни звука, вынули мечи из ножен и встали спина к спине. Новый талисман Цзян Чэн зажигать не стал. Не хватало еще мишень на себя повесить. — Я больше ничего не ощущаю. Как будто оно просто исчезло, — Сичэнь говорил не шепотом, но очень тихо, так, что даже Ваньинь его едва слышал. — Я тоже. Но стоило ему это сказать, как накатило снова — еще сильнее. Пальцы закололо, резко потемнело в глазах. Страх. Вот, что это такое. Перехватывающий дыхание, заставляющий замереть сердце, выбивающий почву из-под ног, будто падаешь в пропасть. Как во сне, только пробуждения все нет, а ты все продолжаешь падать. Они почти слышали этот вязкий масляный рокот. Темная энергия невероятной мощи окружила их, обступила плотным кольцом. Она будто густой перекатывающейся жижей затопила лес, казалось, даже укрывая древесные кроны. И схлынула снова. Дала вдохнуть, расправить плечи. Будто кто-то просто играл, загоняя жертву, победа над которой неизбежна. Или что-то. Они стояли спина к спине, судорожно вглядываясь в темноту, держа мечи на изготовке. Цзыдянь пока еще кольцом потрескивал на пальце, посылая по руке отрезвляющие импульсы. Слева что-то шелохнулось, едва касаясь травы, скользя над ней, приближаясь неимоверно быстро. Сичэнь моментально сложил ручную печать, посылая Шуоюэ в атаку. Но меч высветил траву, даже не качнувшуюся, и, не встретив препятствий, вернулся к хозяину. Напряженное молчание длилось вечность, прерываемое лишь размеренными ударами сердца и тихим дыханием. Вдруг что-то бесшумно скользнуло совсем рядом, почти коснувшись вытянутой руки Цзян Чэна, моментально исчезнув в плотной темноте деревьев. Воздух вокруг будто застыл, отказавшись пошевелиться, совершенно не реагируя на чужое, столь стремительное движение. Заклинатель даже не почувствовал приближения, только увидел. Внутри что-то замерло. Если бы это захотело атаковать, он мог быть уже мертв. — Что это вообще за хрень? — решился нарушить тишину Ваньинь. — Не имею ни малейшего понятия, — Сичэнь говорил ровно. Возможно, он даже не видел это. По позвоночнику пробежали мурашки. — Если уж ты не знаешь... — он нервно усмехнулся, прижавшись спиной к чужой спине и чуть расправив плечи, успокаиваясь, вслушиваясь в голос. Ваньинь почувствовал, как Сичэнь тоже едва заметно выдохнул. — Но одно я знаю точно. Оно нам не по зубам. — Нам? А кому тогда? Мы — Главы кланов и нас двое. — Даже так. Надо уходить. — Цзэу-цзюнь бежит с поля боя? — с нервной усмешкой обернулся он к Лань Хуаню через плечо. — Сейчас не время для шуток, Цзян Чэн. Я серьезно. Это опасно. Что бы это ни было, оно может скрывать свое присутствие. Цзян Чэн нахмурился. Судя по мощи темной энергии, которую им давали почувствовать, для ее сокрытия нужно невероятное мастерство. И сила. — Хорошо, — кивнул он и уже было готовился встать на меч, как застыл. По спине вновь прошелся холодок. Совсем слабый, не чета тому, что раньше. В ушах зашумело. Медленно наращивая громкость, накатывая, как морские волны. — Ваньинь? — уже стоявший на парящем над землей мече Лань Сичэнь с тревогой оглянулся на болезненно зажмурившегося заклинателя. Что-то было не так. Все было не так, если подумать. — Цзян Ваньинь! Мужчина распахнул глаза, почувствовав, как его с силой оттолкнули, но на встревоженного Лань Сичэня даже не взглянул, круто развернувшись, посылая Саньду в атаку. Будто наугад. Но нет. Он попал. Вернее, попал бы, если бы нечто, выглядевшее, как черная, меняющая форму и размер тень, не пропустило клинок сквозь себя и не растворилось в ночной тьме без следа. Поймав вернувшийся меч, Ваньинь выбросил в воздух сразу пять огненных талисманов, заставив их зависнуть по краям поляны. Лань Хуань спрыгнул на землю, вновь заняв боевую стойку. — Что это? Я не смог разглядеть: пронеслась слишком быстро. — Тень, — пожал плечами Цзян Чэн. В желтом свете талисманов было видно легкую испарину на его лбу. — Что с тобой? Она тебя задела? — Все нормально. Ваньинь покачал головой. Из-за спины подул ветер. Мир погрузился во тьму. Теперь существо, что они назвали тенью, не скрывало присутствия, воздух сгустился, затрудняя движение. Она неуловимым вихрем носилась вокруг, окутывая заклинателей, заставляя терять координацию и друг друга в непроглядном мраке. Талисманы больше не горели — потухли, как свечи от дуновения ветерка. Меч проходил, как сквозь столп дыма, совершенно не причиняя твари вреда. Она даже не касалась их тел. До сих пор. Поэтому, когда, налетев, тварь отбросила Цзян Чэна на два чжана назад, с силой впечатывая спиной в широкий ствол дерева, он даже не сразу понял, в чем дело. Но больше она не медлила. Она норовила вонзиться невидимыми в темноте черными гибкими клинками в плоть, заставляя лишь защищаться, но не атаковать. Благо, теперь меч хотя бы спасал. Тень нападала будто на обоих сразу, изредка обращая свое внимание лишь на одного, давая другому передышку. Цзян Чэн постоянно, сам того не осознавая, выискивал в темноте фигуру в белых одеждах, чтобы удостовериться, что все в порядке. Лань Сичэнь был так грациозен в бою. Они не были ранены до сих пор, лишь потому что им невероятно везло подставить меч именно туда, куда приходилась атака. Когда-то удача должна была закончиться. Отразив очередной удар, приходившийся сбоку, Лань Хуань услышал чужой вскрик. Таким знакомым голосом. Он резко обернулся, ища глазами Цзян Чэна, и нашел: окруженным кольцом пылающего бело-фиолетовым Цзыдяня. Другой рукой Ваньинь держался за правый бок: меж пальцев просачивались темные струйки, выглядящие сейчас лишь черными полосами на светлой коже. Их взгляды встретились. И Сичэнь впервые увидел в глазах Главы клана Юньмэн Цзян испуг. Он знал, что Цзян Чэн чего-то, да боится, но все равно был удивлен. Остановился, отключился от реальности на несколько жизненно важных секунд. А потом увидел, как замахивается заклинатель, как летит прямо на него сверкающий, гудящий от напряжения Цзыдянь. Как чужие глаза смотрят на него со злобой и отчаянной решимостью. Сичэнь инстинктивно увернулся, и вовремя: раскаленный кнут с шипением и грохотом врезался в тень, отсекая потянувшуюся к заклинателю часть, выжигая ее ярким белесым светом, как сверкают молнии в сухую грозу. — Твою мать! Не отвлекайся! Помереть захотел!? — не голос — раскат грома, звериный рык. Они вновь оказались рядом, вставая спиной к спине. Тень скрылась где-то среди деревьев, явно не ожидавшая, что ей могут нанести урон. Время для передышки. На земле дотлевала широкая выжженная полоса, разделившая поляну на две половины. — Ты ранен. Сильно? — Пустяки, полоснуло, едва задев, — только вот такая рана должна была уже перестать кровоточить. Однако Цзян Чэн чувствовал, как теплая жидкость уже пропитывает ткань на его бедре. — Судя по всему, Цзыдянь может ее ранить, и довольно существенно. — Приходится вкладываться. С каждым ударом силы утекают, как сквозь пальцы. — Мне кажется, он здесь ни при чем. Ощущение такое, будто тень вытягивает энергию. Медленно, но верно. В бою с обычной тварью, даже очень сильной, расход в два раза меньше, — чужое потяжелевшее дыхание было подтверждением словам. — Согласен. И судя по направлению ударов, она метит в грудь. Либо пытается пронзить сердце, либо — золотое ядро, к чему я склоняюсь больше. Ты как? Рану немного жгло. Судя по всему, она все же была несколько глубже, чем он себе представлял. Лань Сичэнь продолжал молчать. — Лань Хуань, ты там язык что ли прогло… — Ваньинь замер на полуслове. Он не слышал дыхания. Не чувствовал жара и энергии. По крайней мере, духовной. Цзян Чэн резко развернулся, ударяя кнутом и отскакивая: на месте Лань Сичэня висела, покачиваясь, будто дразня и насмехаясь, черная дымка. Он даже не заметил. На этот раз от Цзыдяня она ловко увернулась и сразу кинулась в атаку, заставляя отступать и не позволяя отвлечься, чтобы оглядеться и попытаться найти Лань Хуаня. Следующий пропущенный удар пришелся в левое плечо: острая черная игла пронзила его насквозь, тут же выскользнув обратно и словно забрав с собой часть из того запаса энергии, что еще оставался. Цзян Чэн перехватил Цзыдянь другой рукой и снова ударил, вложив в этот удар столько силы, сколько мог. Так оглушительно, как в прошлый раз, не вышло, но тварь явно опалило, вновь заставив ненадолго скрыться. Отдышавшись, Цзян Чэн оглянулся и уже в который раз за эту ночь поблагодарил человека, решившего одеть клан Лань в белое. Это было единственным, что еще можно было увидеть в слабом свете звезд и неровном — оружия. Лань Сичэнь сидел, привалившись спиной к дереву и тяжело дышал. Только подойдя, Ваньинь увидел, что у того распорото бедро до самого колена. Кровь промочила ткань штанов и верхнее одеяние, смотрясь абсолютно черной в темноте. Мужчина был в сознании, это радовало. — Нужно пережать чем-то, — Ваньинь опустился на колени, и теперь аккуратно сдвигал разорванную ткань, чтобы осмотреть рану. Глубокая, — Если увидишь ее — ори. — Ваньинь, не сейчас, она может вернуться, — у заклинателя были болезненно сведены брови и напряжена шея. — Дай мне немного времени, я стяну сосуды. — Силы еще есть? — Меньше, чем хотелось бы. — Тогда лечись, — сказал он, вглядываясь в чужие темные глаза. Внезапно расширившиеся. — Цзян Чэн, сзади! Замахиваться кнутом места не было, поэтому он сложил ручную печать, обнажая Саньду, который спрятал в ножны сразу после первого ранения. И вовремя: меч со звоном отвел очередное лезвие, давая время подняться и разойтись на полную. Несколько ударов Цзыдяня пришлись на тень, нанося слабый, но все же урон, однако стоило Цзян Чэну перейти в нападение, как он услышал мелодию. Тяжелый и густой звук сяо, пахнущий дождем. Тварь застыла в воздухе и пошла мелкой дрожью. Что бы Лань Хуань ни играл, оно действовало. Но недолго. Тень задрожала сильнее, завихрилась и, словно сбросив с себя оковы, метнулась к сидящему у дерева заклинателю. Мир замедлился. Посылать кнут опасно: она может увернуться, а вот Лань Сичэнь — нет. Цзян Ваньинь вскочил на меч. По ощущениям, слишком медленно. Он даже не понял, что именно сделал. Какую мертвую петлю прокрутил в воздухе. Но оказался перед Лань Сичэнем он вовремя. Вовремя, чтобы защитить, но слишком поздно, чтобы защититься. Лань Хуань практически не заметил, что произошло. Вот Ваньинь дерется, вот тень направляется к нему. Как Цзян Чэн оказался перед ним настолько быстро? Он даже не успел выхватить меч взамен флейты. А потом налетела тень, поглотив фигуру заклинателя, окружила его, обвила коконом, скрыла от глаз на долгий миг. И полыхнула белым пламенем изнутри. Таким ярким, что Сичэню пришлось зажмуриться. В нос ударило запахом грозы так, что вдох застрял где-то на середине. На землю посыпались исчезающие в белом свечении крупные ошметки. Но тень еще была жива. Как будто удар такой мощи ей все равно был нипочем. Или нет. Тварь больше не держалась неделимым облаком, от нее то и дело норовили отстать тянущиеся за ней щупальца. Она просто растворилась в воздухе. Сбежала, как и раньше. Цзыдянь вернулся на палец. Саньду вонзился в землю чуть поодаль. А Цзян Ваньинь начал медленно оседать на землю.