Мазохист.

— Ты так похудел, — проворчал Хосок и закрыл нашу дверь. Было небольшое помещение с зеркалами и диваном. Это все тоже для VIP клиентов. — Разве? — Посмотри на себя. Одни ребра. — Я думал, что наоборот набрал, — он сжал мои щеки и ухмыльнулся, — серьёзно. — Ты дрыщ. Не хватало ещё и РПП, а потом? — Я много ем. — Я заставляю тебя. — Но моё тело, правда, ужасное… — Люби своё тело, Тэхен, — он улыбнулся и сел на диван, — Посмотри на свои руки: они гладили так много славных животных и утирали так много твоих, моих слез. Смотри на свои ступни: они сопровождали тебя к некоторым твоим любимым местам и уводили из плохих. Посмотри на свой якобы «животик»: подумай о тех днях, когда он был наполнен теплом и твоей любимой едой. Вспомни, как мы объедались до потери сознания. Посмотри на свои ноги: они удерживали тебя, когда тебе казалось, что ты недостаточно силен, чтобы стоять, но выдерживал же. Посмотри на свои глаза: они видели так много красивых людей. Посмотри на свой рот: он так много раз признавался в любви родителям, парню или девушке, по крайней мере, мне, — мы усмехнулись и он обнял меня, — Твоё тело было для тебя с самого первого дня. Люби его, ведь оно любит тебя, — он отпустил меня и тоже начал раздеваться и примерять футболки. — Спасибо, хён. Когда мы, наконец, закончили с шопингом, то устало поднимались по лестнице домой. — Мне хочется поспать. Хотя бы пару часов. — Ты разобрался с Джином? — Да. — А Чимин? Может, я позвоню ему и договорюсь о встрече. — Я сам позвоню, но не сейчас. — Как скажешь, — я бросил пакеты и завалился в кровать — Хён… Ляг рядом со мной, — он укрыл меня и ухмыльнулся. — Я пойду, приготовлю что-нибудь. — Мы закажем еду. А сейчас просто останься со мной, — Хоуп выдохнул и лёг, приобняв меня, — Я… Правда, липучка? — Мы все — липучки. Мы липнем ко всему, что мы видим и что не видим, а всё — липнет к нам. И весь этот огромный липкий мир пронизывает нас насквозь, а мы, в свою очередь, вторгаемся и тащимся через его слои к звёздам, реальным звёздам, которые, в прочем — такие же жалкие, липкие массы, в которые, вляпавшись навсегда, никогда не сможешь выпутаться живым. — Что за звезды? — он провёл рукой по моим волосам, а я закрыл глаза. — Ты знаешь, что за звёзды. Ты каждый чёртов день мечтаешь о звёздах, когда лжёшь мне в лицо, что «все в порядке». В то же время, заходя в интернет, пролистывая всё, пока не попадётся пост с картинкой, либо же вообще не читая ничего, а только дожидаясь публикации рейтинга и просмотров. Всё это — пустое вранье, когда всем своим видом показываешь, что весь этот мир тебе безразличен, что никогда не давал никому тебя обидеть, да и не дашь. — Я не всегда вру. — Я это вижу. И не только потому, что иногда тебя выдают высокие ноты голоса и трение рук, а также прожигающие огромной красной полосой уши, нет. Просто я слежу за тобой. Да, даже когда ты строишь из себя сильного духом парня, стремившегося к звёздам напрямую — единственный твой путь это упасть, потому что я был на одной из таких звёзд, и я точно знаю, что там кого ждёт. Его слова, как сказки. Хосок очень мудрый, но я всегда плохо понимаю его сладкую речь. — Звёзды — такие же липучие массы, как мы все. Один раз догонишь звезду — она уже не отпустит. Мы высоко прыгаем, когда прикидываемся кем-то, кто когда-то считался сильным человеком, поэтому, только достигнув её один раз, мы продолжаем носить один и тот же облик, никогда не сменяя его, ведь так легче достучаться до собственного комфорта. Комфорт — вот та липкая слизь, которая помогает нам вступить в эту игру. Своим комфортом, допустим, назовёмся «меломанами», слушая порой один-два жанра, да и то, если не знать, как те правильно называются; под знаменем комфорта храним мы на своих полках Кинга, не прочитав ни страницы его книг; с фантомным комфортом в голове начинается странное творение, бросаясь от одной культуры к другой, подставляя своё творчество на блюдечках разных форм и расцветок одним, вторым, третьим людям и не людям — дожидаясь, когда один определённый имидж понравится обществу и, засидевшись на этой маленькой звёздочке всеобщего одобрения, продолжаем клепать одно и то же раз за разом, бесконечно насыщая такую же тупую, слепую и клейкую массу, которая тоже, как и мы все, любит притворяться живыми и своеобразными. — Фанаты? Ты про них? — промямлил сонно я, а он угукнул. — Они поддержат нас в любом случае. Даже если мы будем не правы и это неправильно. — Хосок, а ты притворяешься? — Да, и я тоже притворяюсь. Пою то, что попросят, пишу так, как смогу получить больше «плюсиков», одеваю то, что людям нравится. — Ты говорил о комфорте… — Его не нужно искать. Лучше в очередной раз зайти в интернет, поставить лайк на фотографию обнажённого парня, — я усмехнулся, — А потом повторить и сделать такую же фотографию, просто потому что это определённо выкупят, как выкупили ту фотку, которую ты только что увидел. — Почему? — Потому, что это звезда. Потому, что человек привык верить в то, что видит. И когда человек видит, что именно эта звезда горит в небе для него, что она понятна ему — за ней первою он устремится. Но это не потому, что других звёзд нет, а потому что он их не видит, не понимает. И будь путь до них в тысячу раз ярче, насыщеннее, смелее и громче — он никогда не устремится за ними, просто потому что будет уверен в том, что уже побывал на самых ярких. — Я устремился за тобой… — А я за тобой, — он чмокнул меня в лоб и укрыл сильнее, — Спи, нам скоро собираться. ********** Я встал под закат и начал одеваться, ведь Хосок был готов. Он включил прямой эфир и сел в моё кресло, чтобы я накрасил его. — Всем привет! — он улыбнулся и помахал ребятам. «Вы такие красивые! ≧∇≦» «Оппа-V, ты решил уйти с ютуба?», — прочёл мне вопрос Чон, а я помотал головой. — Я взял перерыв в пару месяцев. «Пару месяцев?!» «Ты вообще нас не любишь?» «Зато J-Hope остаётся. Или у вас там медовый месяц?» Друг засмеялся и начал объяснять нашу странную для подписчиков дружбу, а я пошёл на кухню и открыл вино. — Тэ! Ты не закончил меня красить! — Айщ… — я всё-таки глотнул немного и пошёл к нему.