Мазохист.

POV Чимин Вот уже месяц в Америке. Это самый переломный момент… Я точно помню, с какой интонацией это было сказано. Будто зажёванная кассетная плёнка, презрительный тон одногруппника. — Чимин, когда ты смеёшься, твои жирные щеки так смешно трясутся. Я тогда неловко улыбнулся под общий хохот и кивнул в подтверждение. Весь внешний вид действительно вызывает лишь смех. Я думал эта компания мой спасательный круг, но теперь, кажется, она тащит на дно. В тот день я впервые не съел ужин. Выбросил весь сахар из шкафчиков общей кухни. Я зарегистрировался на форуме «Анорексия, как смысл жизни» и оставил там первый пост с фотографиями своего мерзкого тела и пухлых щёк. Я собрал весь жир на животе и зажал пальцами для снимка. В тот момент, кажется, я ненавидел себя больше всего. Как можно быть таким ничтожеством? Я не знаю зачем сделал это! — Эй, ты, что там задумал? — отозвался Тэ, смотря на меня через камеру. — Я хочу похудеть… — Я только привёл Джина в нормальное состояние. Не смей, Чим. Ты прекрасен, разве не хватает моих слов? — Хватает, — я улыбнулся, а Ким устало потёр шею. — У нас ночь, поэтому… Мне пора. Детка, я позвоню тебе завтра. Спи больше и ешь тоже. — Люблю тебя. — И я тебя. Я не послушался его и тем же днём выбросил из гардероба все приталенные вещи, которые, по скромному мнению лучшего друга Дон Мина, очень шли мне. Я оставил на вешалках только оверсайз свитера на три размера больше собственного. Я долго стоял и пялился на них, а потом на себя. Скривился, когда взгляд пал на слишком крупные икры. Интересно, будут ли когда-то вещи висеть на мне так же свободно, как на этих вешалках? Спустя неделю я сбросил целых 3 килограмма! Тогда я улыбался, как умалишённый, и прыгал по всей общаге в коротеньких беленьких носочках. А потом внезапно притих и задумался, усевшись напротив ноутбука, который подсвечивал мою бледную кожу. Я ведь не придерживался и половины правил из тех, которые соблюдают люди на форуме. Я пролистал обсуждение вниз, стараясь не смотреть на фото идеально худых людей с изящно выступающими скулами и ключицами. Ну вот, всё верно: 1. Таблетки вместо завтрака. 2. Чашка тёмного кофе вместо обеда. 3. Стакан воды вместо ужина. Но я вспомнил, как съел яблоко два часа назад и разозлился на себя так сильно, что отвесил пощёчину. Я не стоил того, чтобы выглядеть прекрасным лебедем, ведь рацион по-прежнему состоял из трёх тысяч калорий в день. Мама один раз тоже заикнулась насчёт веса, и я плакал всю ночь, но на утро шёл на съёмки, улыбаясь всем подряд. В тот вечер я купил блок красных мальборо и выбросил всю еду из своего холодильника. Сев на окно, открыл форточку, зажёг сигарету и, ненадолго задумавшись, взял ее в рот и вдохнул табак, но после быстро закашлял и выбросил оставшееся в окно. Нет. Не начинай курить, Пак. Оно не нужно тебе. Я не ем уже вторую неделю и отвес на этот раз в 2 килограмма и 250 грамм. Спустя ещё пару дней я получил первый комплимент на съёмках:

«Вау, Пак, ты так похудел! Выглядишь таким стройным».

Я плакал от счастья в мужском туалете, давясь сигаретным дымом и чувствуя, как желудочный сок разъедает пищевод. Я впервые сорвался после голодовки и помню, как заталкивал в себя жареную курочку с кимчи, как запивал всё сладким соком, как на десерт слопал целых два огромных куска карамельно-арахисового пирога. А после размазывал крупные слёзы по слегка впавшим щёкам и тащил себя в туалет, чтобы выблевать всё в унитаз и уснуть на керамической плитке, даже не прополоскав рот. Последнее время я заметил, что мне трудно бежать, каждый раз, будто тащит к земле и прибивает ржавыми гвоздями, а веки медленно закрываются. Спать-спать-спать. Я больше не могу сделать три подхода на пресс или больше шести отжиманий, где-то отдалённо в сознании мелькают воспоминания, что полтора месяца назад я подтягивался двадцать пять раз без остановки и танцевал почти 5 часов подряд. Кому нужен этот спорт, когда у меня теперь красиво проступают ребра и тело похоже на древнегреческую арфу. Когда у меня пропали щеки, и я забыл, что значит слово «ляжки». Я понял для себя правило ― еда мой друг, если не задерживается в желудке больше шести минут. — Привет, милый… — сказал я и взглянул на любимое лицо, пытаясь спрятать худое своё. — Что с тобой? — Тэхен приблизился к экрану и раскрыл глаза, — Ты серьёзно похудел…? — Немного. — Это, черт возьми, совсем не немного! Йа! Ты ахуел?! — вырвался мат у парня, а я опустил взгляд, — Мне прилететь? — Нет, я в порядке. Не отвлекайся от работы, — он собьёт мой режим, и я опять наберу вес, — Это из-за тренировок. — Кому ты врёшь? — в кадре мелькнул Хосок, и я помахал парню, прекращая эту дискуссию обо мне. Я перестал общаться со всеми и больше не ходил на тренировки, а появлялся только на площадке съёмок. К концу первого месяца Тэхен перестал безответно названивать мне вечерами или засыпать сотнями сообщений с вопросами: «Объяснишь хоть, зачем или что-то случилось?» Кому вообще нужны друзья, когда у меня выделяются косточки плеч, а пальцы похожи на тонкие соломинки. Когда в съёмную общажную квартиру приезжает мама. Я стою и глупо хлопаю глазами, а она смотрит на мои потрескавшиеся губы и просвечивающуюся тонкую кожу, а ноги-тростинки едва держат тело в вертикальном положении. Я вешу сорок три килограмма при росте сто семьдесят четыре. Я комкаю в руках направление к психологу под слёзы матери и закрываюсь на защёлку в комнате. Сейчас я боюсь. Я очень боюсь вылечиться и потерять своего самого близкого союзника — анорексию. Я делаю вид, что ем, с довольным лицом жую перед взволнованной матерью брокколи и хочу изо всей силы ударить свой, радостно поющий еде, живот. Мне от самого себя мерзко. Мерзко от этой разрекламированной субстанции во рту, которая мне не нужна. Я прекрасно жил без еды и смог бы жить и дальше. И неважно, что каждую ночь из носа хлещет кровь. И неважно, сколько прядей волос остаётся на расчёске утром. И неважно, что уже два зуба раскрошилось от очередного выброса желудочной кислоты. И самое главное, что я, наконец, почти полюбил себя. Почти.