Путь

Адаар пытается не замечать. Не замечать толпу церковников, верующих и пилигримов - сложно, но Адаар пытается. Из-за каждого угла слышится это. Песня света. Молитвы. Кто-то каждое утро вешает на его дверь венки из немногочисленных горных цветов. Кто-то освещает церковными знаками его спину, когда он и отряд Кассандры отправляются в путь. Убежище небольшое, и скрыться трудно, но Адаар пытается. Он выше всех людей в округе на две головы. Может, больше. Гномов наполовину. Эльфов головы на три, если они выпрямятся перед ним во весь свой рост, а не будут в панике отступать. Домики в Убежище все деревянные, небольшие. Дверные косяки низкие, и Адаар привыкает. Здесь нет других васготов, Адаар один, но он пытается. Вернуться к своей обыденной жизни. Узнать свой новый отряд поближе. Сработаться. Исправно выполнять задачи. Зарабатывать деньги. Работу на Конклаве им так и не оплатили. Адаар пытается не замечать чужого шепота и взглядов. Он притворяется, что его наняли. Он кивает на слова Тренн, когда она отсылает его к Лелиане. Ведь Лелиана отвечает за оплату наемникам. Не она. В следующую встречу Тренн перед ним извиняется. Адаару неловко и немного стыдно, он не хотел дурить. Он лишь не хотел быть тем самым словосочетанием, которое лезет изо всех щелей. Словно демоны Тени рядом с разрывом. Вестник. Вестник. Вестник. Вестник Андрасте. Они называют тебя Вестником Андрасте. Это беспокоит церковь, не тяжел ли титул? Это правда? Ты же кунари? Адаар за время пребывания в Ферелдене понимает лишь то, что церковная риторика настолько глубоко въелась в людские души, что не признай он себя во всеуслышание Вестником Андрасте – никто и не пошевелится. Всем сейчас нужно хоть бы какое свяшенное, правильное, великое, чтобы начать помогать, верить и бороться. Полчища демонов не страшнее отсутствия веры. Огромная дыра в Завесе – пшик, по сравнению с погибшей надеждой. Я не верю, говорит он Кассандре, а та лишь пожимает плечами, будто бы всё ещё впереди. Будто бы осталось совсем немного, ещё немного того пиздеца, что творится вокруг, чтобы наконец уверовать. Некоторые мотивы песни Света уже набили оскомину, Адаар, возможно, только возможно, сможет их воспроизвести по памяти – но поверить? Наёмникам за это не платят. С появлением Быка многое меняется. Адаар теперь не «один», а «один из». Теперь он не самый большой и даже не самый высокий. Он отстаёт от кунари лишь на пару сантиметров, но это заметно. Бык настолько хорошо оправдывает свою кличку, что по сравнению с ним мало кто может показаться больше и выше. Разве что «примерно такой же». У Быка рога раздаются в разные стороны. У Адаара – назад. Они могли бы шутить, кому в какой позе удобно спать или сколько раз в бою ты думал применить их на деле, но не шутят. С Быком нет той легкости, которая была чуть ли не с каждым вторым из отряда Шокракар. У Быка нет глаза и его голую грудную клетку не комментирует только ленивый. Адаар же с удивлением смотрит на то, как снег тает на мощных мышцах. Тебе точно не холодно, Бык, или ты лжешь? Вопросов он, конечно, не задаёт. На Штормовом берегу непрекращающийся дождь, густой влажный воздух, пропитанный солью и запахом водорослей, а ещё кучка венатори, стремящихся без свидетелей высадиться на берег. Боевые быки действуют быстро и слаженно, группа Адаара поспевает ближе к концу, когда последним врагам откручивают дееспособные части тела. Крэм с удовлетворением смотрит на своих товарищей, а Адаар узнаёт о связи Быка с кунари и холодеет. Этого ещё не хватало. Настоящий кунари. Кунари-шпион. Бен-Хазрат. Прямо под боком. Он будет следить, отправлять отчеты, оценивать эффективность этой сумасбродной человеческой затеи – Инквизиции. И если раньше всё расценивалось как небольшой междусобойчик: хренотень посреди неба и горстка людей, которые решили взяться за неё, то теперь всё куда больше. Кто только не наблюдает за происходящим в Морозных горах Ферелдена. Кассандра говорит, что мир рвёт на части. Адаар такого не замечал. Проблемы магов с храмовниками всегда были проблемами магов с храмовниками. Да ещё и церкви, но никогда – простого народа. Если изолировать и тех, и других, то никто и вспоминать не будет. А сейчас – помнят все. Не понимают, но помнят. Хорошо ли это – быть настолько оторванным от других, Адаар судить не берётся. Будь на то воля Адаара – он бы уже седлал коня, чтобы отправиться на поиски Шокракар, но он сейчас преступник и спаситель, поровну того и другого. А ещё у него совершенно нет денег на ездовое животное, и остаётся только оскорбить всех будущих властителей мира сего наглой кражей. Если добраться до ближайшего порта в Гварене, не попадаясь шпионам Лелианы, ещё можно, то как скрыться на корабле, полном людей Адаар не представляет. Да и в святость намерений окружающих он не верит, а рука всё еще дорога. Он всё еще спрашивает у Соласа – можно ли что-то сделать. Исчезнет ли метка, если они закроют брешь? Исчезнет ли метка, если они закроют все разрывы и брешь? Возможность управляться двумя руками так дорога Адаару, что он готов добираться до самых отдаленных закутков Тедаса, лишь бы … Лишь бы. Размытые ответы Соласа не успокаивают, только добавляют тревоги. Его магией рост метки не остановишь, часто говорит Солас. Адаар щурится, стараясь разглядеть за неменяющимся росчерком зеленого света на руке – рост. Маленький разрыв на руке как будто бы тот же самый, ни больше ни меньше. Когда Солас с Аданом устраивают свои консилиумы вокруг руки Адаара – тому не по себе, настолько непричастным он чувствует себя к этой своей части тела. Будто взрыв на Конклаве вместо руки дал ему что-то другое. Совершенную руку. Руку-инструмент. Будто бы сама Андрасте, вывев его из Тени, руку и пожала. Или кто-то другой подарил её, как Варику Бьянку. Ты назвал свой арбалет Бьянкой? Не пора ли тебе, Адаар, дать имя своей ладони? Рука с меткой – длинно и громоздко, успей назвать сам, пока куча фантазеров, следящих за каждым твоим шагом, не придумала за тебя. Божественная длань. Метка Создателя. Вестник Андрасте с Меткой Создателя. Союз, заключенный в Золотом городе, не иначе. Не хотел бы Адаар быть тем, кого пометили. Следящий за всем наёмник-кунари и шпион – добавляет лишь слепой злости. Для него Адаар – нечто среднее между «дикарь» и «вынужденная мера». Бык шутит, смеётся, втирается в доверие, но на каждый разговор о них – отнекивается. Нет, он не такой, как он. Между ними пропасть, а не разница в терминологии. Они оба уже не косситы. Бык – кунари. Адаар – не кунари. Имя – хорошее, но ты – не кунари. Я люблю, когда имена отражают суть вещи. Сам такой. И не прочь мерить мерками Кун – тебя и остальных. Адаар расслабляет сведенную челюсть и слушает дальше. Тал-васготы безумны, как хорошо, что таковыми не были твои родители. И твои товарищи, босс. Да, босс? Кого вы брали в отряд, босс? Тал-васготов? Всё лучше, чем разбоем промышлять, босс? И в каждом слове слышится – не были ли? Не безумен ли ты сам? Не промышлял ли ты разбоем? Тяжело, наверное, без Кун.