***
Любимым развлечением Роджера было радио. Тёмными ночами, когда отец спал мертвецким сном, Тейлор брал старый приёмник, спрятанный обычно рядом с коробкой с «драгоценностями» и включал на минимальную громкость. Наверное, если бы отец узнал о этой игрушке, он бы продал её за бесценок. Но Роджер нарочно прятал её в самом защищённом от его нападок месте и обращался с приёмником очень аккуратно. Можно сказать, радио было единственным другом Роджера. У одиночества есть три стадии. Первая — жуткое желание общения после неожиданной его потери. В это время ты постоянно лезешь ко всем с разговором, стараясь зацепить хоть кого-то, пытаешься привлечь внимание всеми способами и хватаешься за любой способ общения. Ты ещё не осознаёшь, что внезапно остался один, это чувство чисто инстинктивно проникает откуда-то из глубины твоего существа. Тогда и наступает вторая стадия — непреодолимая грусть. Ты понимаешь, что остался один, и больше не пытаешься найти новых собеседников. Уже ясно — ты никому не нужен. И от этого тебе больно, ужасно больно. «Найдите меня, кто-нибудь, хоть кто-то, кого я смогу полюбить…» Наконец, третья стадия — принятие. Не замечая этого, ты сам начинаешь отталкивать людей, избегая общения с ними. Они уже ранили тебя своим безразличием, и подсознательно ты не хочешь дать им сделать ещё раз. Ты больше не питаешь светлых надежд. Они — просто люди, и ты им не нужен, а они не нужны тебе, так ты думаешь. И становишься окончательно одиноким. Все три стадии Роджер уже давно прошёл и принял собственное одиночество. Не хотят общаться, и не надо. Он тоже не хочет. Такие люди, как Брайан Мэй, всегда поражали его. Зачем они лезут к нему, проблем мало, что ли в жизни? Хотя «люди» — это он сильно выразился. Никто не хотел так сильно с ним общаться, как Брайан. Но Тейлор, тот ещё интроверт, не желал этого общения. По крайней мере он так считал. «Ведь я совсем не хочу этого? Вот и ладушки.» — думал он и закуривал очередную сигарету с ароматом яблока или винограда. Кто-то скажет, что он сознательно себя отговаривал, но это было не так. Он действительно не хотел говорить ни с кем. Только слушать, только музыку, только радио. Он только вышел из школы. Эта тюрьма, по его мнению, лишь отнимала время, но когда ты мелкий подросток, которого травили бы в любом месте, и которому нужно целыми днями скрываться от пьющего отца, жечь время в месте, где тепло зимой и прохладно летом не так уж и плохо и вполне выгодно. Сидеть несколько часов в скучном помещении стало легче, когда на найденную на улицу мелкую купюру Тейлор купил себе небольшой блокнот «для всего». Там он писал глупые рифмованные строчки о том, что любил, о том, что у него было — радио, игрушечная машинка прямиком из детства, желание прорваться к любви… Впрочем, он давно уже не любил никого. Ещё он рисовал глупые фигурки одноклассников и учителей. Записывал короткие очерки-описания, если в жизни случалось что-то важное. Делал пометки, чтобы не забыть интересные вещи. Переписывал тексты песен, часто идущих по радио — за несколько прослушиваний он успевал записать по два-три куплета с припевами. Половина блокнота уже была исписана, и Роджеру очень не хотелось, чтобы он кончался. Мелкие снежинки, тающие, стоило лишь подставить ладонь, опускались на лохматую макушку Тейлора, скатываясь по светлым прядям микроскопическими капельками. «Только не это…» — подумал парень, щурясь. Капли быстро оказывались на очках, снижая видимость практически до минимума. Чёрт бы побрал это плохое зрение. Он знал, что впереди кто-то идёт, хорошо бы не задуматься и не врезаться. — Э-эй, кто это тут у нас, — послышался сзади противный голос и смех. Роджер обернулся: к нему приближалась неблагоприятного вида компания, полностью состоящая из крепких парней явно из последних классов. Ожидая недоброе, он немедленно сдёрнул очки с переносицы. Мир сразу стал расплывчатым, но гопники, конечно, от этого не исчезли. — Блондиночка, номерок дашь? — А не пойти бы вам, — прошипел парень, медленно отступая назад. Он, словно ёж, ощетинился, готовый принять удар в любой момент. — Чего? — подошёл к нему самый рослый из всех, видимо, главарь. — А ну повтори, педик. — Пошли вы нахуй, говорю, — уже громче повторил Роджер. Голос предательски сорвался на сип. И получил кулаком в скулу.***
Брайан обернулся, услышав чьи-то крики. Голоса явно были не самыми доброжелательными, и невольно стало немного страшно. Но, кажется, к нему это не относилось. — Получай, блондинка, — слышались выкрики со стороны заднего двора школы, где обычно околачивались самые мутные личности. Кажется, кого-то бьют. Скрепя сердце, Брайан потеплее запахнул шарф и зашагал на звуки. — Отъебитесь от меня, твари! — послышался особенно громкий крик, от которого Мэй вздрогнул. Не столько от неожиданности, сколько от осознания — в этом голосе слышались столь знакомая хрипотца и отчаяние… — Чёрт, Тейлор, — прошептал Брайан, и теперь уже со всех ног рванул к месту происходящего. Сердце забилось от страха и желания поскорее помочь этому странному парню, постоянно влипающему в неприятности. Всего сутки прошли с неудачной лабораторной работы, а он уже снова куда-то ввязался. Снежинки лезли в лицо, дыхание сбилось, заболело горло — кажется, к вечеру воздух достаточно похолодел. Как-то не в тему в голову пришло, что Рождество наверняка окажется снежным. Но сейчас он не об этом должен волноваться, а о Тейлоре, которого избивали какие-то неизвестные гопники. — Отпустите его! — с ходу заорал он, подбегая к толпе дымящих вонючими сигаретами и непрерывно матерящихся парней. — Свалили, быстро! Было безумно страшно, но уже сломавшийся голос звучал грозно, а чересчур тонкие ноги, в отличие от высокого роста, из-за пальто не видно. Самый грозный из хулиганов вздрогнул и нерешительно отступил назад. Брайан бросил взгляд на землю, и еле скрыл сожаление и страх, рвущиеся наружу: из носа у Роджера текла тонкой струйкой кровь, а лицо украшали свежие ссадины и царапины. Как же хорошо, что он был рядом. — Я сказал уходите, — ещё раз повторил Мэй, стараясь вложить в голос больше мужественности, чтобы казаться более сильным и грозным. Кажется, получилось не очень, но этого хватило, чтобы главарь насупился и сделал ещё один шаг назад. Потом он скосил один глаз на щурящегося Роджера, сжимающего в ладони сокровенные очки и сплюнул: — Валим, пацаны. С этими словами он развернулся и зашагал куда-то в сторону пустыря, а за ним устремились и остальные. Брайан повернулся к Тейлору и присел на колено, не боясь уже испачкать элегантные штаны и подол пальто: — Ты как? Они не сломали тебе ничего? Он начал рыться в карманах в поисках носового платка, всегда аккуратно сложенного и постиранного. Но следующая реплика Роджера заставила его недоуменно поднять взгляд: — Съеби отсюда. — Чего? — удивился Мэй, наконец находя заветный кусок белой ткани. — Встать можешь? Помочь? Хватайся за плечо. Он сыпал вопросами, но, опомнившись, поймал взгляд Тейлора, выражающий явную… Озлобленность? Блондин встал, стараясь не давить на правую ногу, которая, кажется, всё ещё болела (и, похоже, ещё сильнее) и утёр рукавом кровь, стекающую солёной струйкой по губам. — Ты нахера это вообще сделал, — и без того высокий голос сорвался, Брайан сделал неловкий шаг назад. Такой реакции он не ожидал. — Я тебя просил? — продолжал Роджер, и в его словах послышались нотки металла. — Я хоть раз просил тебя о помощи? Мэй молчал, пытаясь понять, почему на искренне добрый поступок получил такой всплеск агрессии. Что он сделал не так? — Отвечай! — выходя из себя, выкрикнул Тейлор, — Только и можешь, что болтать, когда не нужно, а сейчас молчишь, как кретин. Последнюю фразу он проговорил практически шёпотом. Хриплым, обречённым шёпотом. — Нет, но… — начал было Брайан, но его снова перебили. — Тогда и не лезь, понял? Не приближайся ко мне. Твоя помощь никому нахуй не сдалась, — прошипел блондин, и, надев очки, зашагал от школы. Его светлые волосы спутались, разметавшись по плечам, тонкая куртка была в каких-то сомнительных пятнах. Брайан стоял и смотрел ему вслед. И в голове у него были только идиотские мысли о том, как ярко сверкали голубые глаза Роджера в гневе, и не холодно ли ему без шарфа.***
Хотелось что-нибудь пнуть. Или ударить что-нибудь, а лучше кого-нибудь. Злоба клокотала в сердце со страшной силой, затуманивая взгляд, заполняя мышцы адреналином, заставляя двигаться быстро и дёргано, словно сдерживая невидимую мощь. Этих тварей было слишком много. Слаженная схема: двое держат, остальные бьют. А когда жертва уже не может дать отпора, бросают на землю и пинают ногами, пока их не попросят о пощаде. Да и тогда не факт, что подействует. Скорее всего, твой писк только позабавит и раззадорит их. Если бы он только был чуть-чуть сильнее, в нужный момент ударил бы главаря, и они бы отступили, трусы… Но он не смог, испугался. И теперь этот страх съедал его изнутри, сдавливая все органы. Злость и страх — гремучая смесь, создавать которую опасно. Но Роджер всё же сделал это. Но гвоздь программы, эта заноза в заднице — кудрявый идиот-отличник, как всегда не вовремя появившийся на горизонте. И если ещё с утра мнение Тейлора о нём было более-менее нейтральным, то сейчас в нём клокотала лютая ненависть к этому заучке. Кто его просил, ну кто? Кто просил его спасать Роджера? Парень вздрогнул от этого голоса, пронзившего его сознание. А ведь действительно. Брайан его спас, и это факт, хоть и не вовремя. Фактом так же являлось то, что сам бы Тейлор не справился. Но… Они бы и сами отстали, верно? Или нет? Всё же что-то, похожее на зачатки совести, шевелилось глубоко у него в груди и не давало спокойно вздохнуть. Наорал на того, кто не дал окончательно избить. Щёки запылали — теперь Роджеру было по настоящему стыдно. Находить оправдания было бессмысленно, ведь он уже понял всю свою вину, увяз в ней, и на этот раз никто не мог протянуть ему руку помощи. Он сам творец собственной судьбы, и он только что испортил самому себе жизнь. Что ему стоило делать? Благодарить. Даже сдержанное «спасибо» бы подошло. «Имбецил, — уже в свой адрес подумал парень, поднимаясь по ступенькам дома. — Мразь, сволочь, придурок!» Отличник от этого не переставал быть менее противным, но всё же заслуживал благодарностей, как не крути. И от осознания этой вещи становилось ещё стыднее. Скрипнула дверь: квартира была пуста, кажется, отец просто ушёл на какое-то собеседование. Пройдя по свежеубранному коридору, Роджер самолично убедился в этом (если, конечно, запискам на кухонных столах можно верить). Отлично, есть время побыть одному. А ведь он уже не был уверен, что ему этого очень хочется. Наступил холодный вечер. Парень заперся у себя в комнате, и, кутаясь в одеяло, читал книгу почти в полной темноте. Радио бурчало голосом хмурого диктора, музыки было не очень много. Да и та была на редкость унылой и скучной, в тон настроению Роджера. Чувствовал он себя прегадко, и не только от ноющей боли в ссадинах на шее (в неё били чаще всего) и лице. Вокруг глаза расплывался лиловый фингал, далеко не первый в жизни Тейлора, на разбитой губе засохла багровая корочка, которую так и хотелось сковырнуть, но нельзя — кровь хлынет ручьём, а тратить время на её остановку было совсем ни к чему. К тому же у крови противный вкус. Но сейчас его больше заботило чувство стыда, неотступно сидящее в сердце уже несколько часов. Глупое желание извиниться перед Брайаном терзало его, донимало тихим шёпотом совести, не давая сосредоточиться на чтении. Но он — Роджер Тейлор, он не извиняется перед теми, на кого наорал. И что подумает после этого Мэй? Ведь Роджер сначала проявил агрессию, а теперь просит прощения. Стоп. С каких это пор он беспокоится о том, что о нём подумают? Идиотизм какой-то. Нужно подальше держаться от кудрявых отличников, готовых помочь. Конечно, извиниться стоит, но как-то незаметно, не подходя. Подарить что-то важное. Но откуда взять деньги? Их у Роджера никогда не было, а из отцовского кармана взять невозможно, пока тот трезв. В душу начало медленно закрадываться отчаяние. Ситуация снова начала казаться безвыходной. Взгляд скользнул куда-то вниз, туда, где таилась заветная ниша в стене. Все вещи оттуда были безумно дороги Тейлору, и он не мог представить, что расстанется с одной из них. Но, похоже, самое время. Уже через пять минут он ожесточённо рылся в коробке, выискивая что-то, что одновременно было не очень жалко отдать, но при этом стоящее спасения. Игрушечная машинка? Что за бред, такое имеет ценность только для самого Роджера. То же самое с вырезками из журналов. Барабанная палочка в одиночку бессмысленна, а значит, остаются сигареты. Очень дорогие, качественные сигареты, к которым Тейлор питает истинное благоговение. Кажется, выбора нет. С ужасом и сожалением он аккуратно погружал пачку в самый тайный и глубокий карман рюкзака. Тяжело расставаться с одной из вещей, которые ты хранишь, как зеницу ока, никому не показываешь и ценишь больше всего на свете. Но может хоть так его совесть будет чиста. Снова под одеяло Тейлор залезал, раздумывая, на каком уроке будет незаметнее всего подложить Брайану подарок. Становилось легче.***
Рождественское настроение обычно приходит раньше нужного, но Мэю везло с этим, ведь осталось всего пятнадцать дней до одного из его любимых праздников. Чуть больше двух недель, полмесяца. Чем не счастье? Он уже чувствовал запах пряничных человечков, приготовленных по фирменному рецепту его мамы и горьковатый дым бенгальских огней. Что-то подсказывало, что это Рождество станет началом чего-то нового. Казалось, жизнь меняется, происходит что-то непонятное. Словно слышен скрежет шестерёнок огромного механизма, в котором находится Брайан, но он ещё не может понять, кто нажал на красную кнопку, какие шестерёнки начали двигаться и зачем. Он просто прислушивается к этим звукам и ждёт, пока что-то произойдёт. Но он не знал, что «произойдёт» так скоро. Первые несколько уроков в этот день прошли как обычно. Мэй немного опасался физики, но, кажется, у учительницы было неплохое настроение. По крайней мере, она ничем не выразила своего мнения насчёт вчерашнего случая, либо же ей никто не сказал о том, как Брайан ходил к директору. Он очень на это надеялся, иначе неприятностей не оберёшься. Мэй ещё не знал, насколько всё пойдёт наперекосяк. И начало урока было самым обычным, за исключением одного небольшого эпизода. — Тейлор, — стрельнула взглядом в сторону Роджера миссис Хилл. — Вы забыли? Теперь вы сидите рядом с Мэем. Блондин поднял бровь, видом выражая что-то вроде «Я думал, это только на один урок» и, морщась от боли в ноге, вернулся за первую парту. Брайану тут же захотелось заговорить с ним, спросить, всё ли хорошо, но в классе царила идеальная тишина, да и после вчерашнего было страшно. Он не мог объяснить поведения Тейлора, хоть и был уверен, что причина существует. Его пугала вчерашняя вспышка ярости, но не потому, что он боялся Роджера, а потому, что не понимал, что сделал не так. Точнее нет, в целом Тейлор был прав… Нужно отстать от него хотя бы на какое-то время. Кинув взгляд на новоиспечённого соседа, Брайан заметил, что тот почему-то напряжён. Всегда немного небрежный, безразличный ко всему двоечник сейчас хмурился, казалось, Мэй слышит, как пробегают электрические разряды в его голове, где творится какая-то безумно сложная мыслительная работа. Почему он так волнуется? Во рту пересохло. Стараясь не думать о том, что будет, если учительница сейчас разозлится, Брайан поднял руку и без тени смущения спросил: — Можно выйти? Он не любил отпрашиваться на уроках, но пить из собственной бутылки на уроке было бы неуважительно как к одноклассникам, так и к учительнице. И если она неправильного мнения о нём, это не значит, что он будет делать ей всё назло. Зачем уподобляться тем, чьё поведение тебе не нравится? Миссис Хилл раздражённо цыкнула языком и выдохнула со звуком, похожим на шипение медленно сдувающейся шины. — Выйди, — бросила она спустя несколько секунд молчания. Странная у неё манера речи — говорить, словно камешки в воду кидать, коротко, сдержанно и лаконично. Брайан вскочил с места и прошёл мимо ещё более напрягшегося Тейлора. Что творится в голове у этого блондина? Что с ним, чёрт возьми, не так? Школьный коридор встретил его гробовой тишиной, всегда воцаряющейся в нём во время уроков. Из спортзала слышались приглушённые удары мяча о пол и крики разгорячённых учеников, болеющих за друзей. Далеко, в соседнем крыле, открылась дверь и острые каблучки какой-то учительницы ещё несколько мгновений слышались, а потом стихли. Слабо пахло деревом и средством для уборки. Обычная школьная атмосфера. Мэй прошагал к ближайшему кулеру и налил воды в пластиковый стаканчик. «Их пора чем-то заменить, — подумал он, выкидывая его через несколько секунд. — Представляю, какой огромный вред окружающей среде наносит такое количество пластика, который мы используем один раз, чтобы попить раз, а потом выкидываем.» Он добавил к списку ближайших дел в голове эту мысль и направился в класс. При его виде Роджер вздрогнул, его светло-голубые в ярком свете ламп глаза забегали из стороны в сторону. Что-то тут не так, но что? Скорее всего ему просто стыдно за вчерашнее, подумал Брайан, и, не смотря под ноги, случайно споткнулся о свой рюкзак. Тот опрокинулся, и несколько вещей вывалилось наружу. — Прошу прощения, — быстро проговорил он на взгляд учительницы и начал быстро собирать выпавшие предметы. Миссис Хилл подошла ближе. — Позвольте спросить у вас, мистер Мэй, — в её голосе прозвучали какие-то новые, металлические нотки. — Что это такое? Она брезгливо коснулась кончиком туфли какой-то коробочки. Брайан кинул туда взгляд и оторопел. Сигареты в очень красивой, кажется, дорогой упаковке. «Treasurer» — прочитал он. — Это не моё. — Да что вы говорите, мистер Мэй? И снова в голосе учительницы прозвучало железо, означающее, что запахло жареным. — Но это правда не моё! В классе уже начали хихикать. Все знали, что Брайан не курит, но несколько человек, кажется, уже начали сомневаться. За спиной послышался настороженный шёпоток двух одноклассниц-болтушек. — Я вызову ваших родителей в школу, — вздохнула миссис Хилл. — Но я… — Это не обсуждается. Брайан вскочил, выронив из рук тетрадь по истории. — Я. Не. Курю. — отчеканил он. — Это не моё. Учительница лишь иронично подняла брови, всем своим видом показывая недоверие. Мэя начало бить мелкой дрожью. Он понятия не имел, что сейчас происходит, почему вокруг все шепчутся и сочувственно вздыхают, и вообще, какого чёрта у него в рюкзаке оказались долбанные сигареты?! Не было ни единой догадки о причине этого загадочного возникновения. Но в любом случае дело пахло жареным, и становилось понятно, что вызова в школу родителей не избежать. Осознание накатывало липкой волной неприятных ощущений, пробегая мурашками по телу, заставляя сердце в панике биться чаще и сбивая дыхание. Эта учительница и так ему не верит с первого дня, а теперь ещё и это… Как можно было так облажаться?! Но он не собирается извиняться, нет. Ведь он и правда не виноват, что бы там не сказала эта миссис Хилл. Звонок вырвал Брайана из панических раздумий. Класс шептался всё громче, но никто не рисковал встать с места. Было видно, что начинается что-то необычное и очень страшное. И больше всех боялся, конечно, сам Мэй. Нет, он не сомневался в своих родителях, но… Они ведь могут и поверить. — Пройдёмте со мной к директору, — насмешливо проговорила миссис Хилл. — И возьмите это. Она брезгливо указала на сигареты, всё так же лежащие на полу класса. Брайан поднял их, ощутив шероховатую поверхность пачки в руке, и отметив про себя, что эти сигареты, кажется, не такие уж и новые. Уголки немного измяты, весь картон в каких-то пятнышках… Нет, это точно не его. И вообще, выглядит эта коробочка очень престижно и дорого. — Брайан, что случилось? — ворвалась в кабинет директора взволнованная миссис Мэй, оторванная от дежурства в больнице. — Что случилось? Что случилось?! — вскочил со своего места директор. — Сначала ваш сын устраивает бунт в классе, пытаясь обмануть учительницу ради хорошей оценки, а теперь мы видим у него что? Сигареты! Лучший ученик, победитель множества конкурсов, и вдруг такое… Мама с ужасом в глазах обернулась к хранящему спокойствие Брайану. — Всё не так, мам, — проговорил он, глядя ей в глаза. — Я всё могу объяснить. «Всё, кроме появления сигарет у меня в рюкзаке.» — добавил про себя он, но решил не говорить лишнего при враждебно настроенных миссис Хилл и директоре. — Это выпало у него из рюкзака во время урока, — кивнула учительница, вырывая из рук Мэя злополучные Treasurer’ы. — Мы лишь просим вас, миссис Мэй, повнимательнее следить за своим сыном. Брайан кинул взгляд на свою маму, и, поймав её ответный, перевёл глаза на дверь. Та еле заметно кивнула и сделала шаг назад. — Большое спасибо за беспокойство, — она выжала из себя милую улыбочку. — Мы с Брайаном обо всё поговорим. С этими словами она развернулась на каблуках и прошагала к выходу, увлекая за собой парня. Тот кинул взгляд на ехидно улыбающуюся миссис Хилл, а после на взволнованного и разгневанного директора. Сложно даже представить, что он сейчас думает! — Мам, я не курю, — заговорил Мэй, стоило им только захлопнуть за собой дверь. — Клянусь, я понятия не имею, как это оказалось у меня в рюкзаке. — Как же быстро ты у меня растёшь, — проговорила мама, облокачиваясь на стенку. — Ты меня вообще слушаешь? Это серьезно не моё! Миссис Мэй мягко улыбнулась, делая пару шагов в сторону сына и максимально сокращая расстояние, и уложила свою изящную руку на тощее плечо Брайана. — Я тебе верю, дорогой. Я знаю тебя с самого рождения, ты бы никогда не начал курить. Брайан не мог поверить своим ушам. Он удивлённо поднял на неё свой взгляд, слегка встряхивая кудряшками. Парень приподнял уголок губ, а его глаза мгновенно засияли. — То есть всё в порядке? — Конечно. Куришь ты или нет, дело твоё, главное каким человеком ты вырос, и мы с папой в любом случае будем тебя любить. Она нежно приобрела брюнета и поцеловала того в висок, слегка привставая на цыпочки и понижая голос до шёпота. — Я знаю, ты бы не стал. — Ты права, не стал. Спасибо, мам. Женщина потрепала его кудрявую голову и усмехнулась. — Люблю тебя, дорогой. Наконец-то миссис Мэй отлипла от парня и быстро зашла обратно в кабинет директора, давая Брайану шанс побыть наедине с собой и всё хорошенько обдумать. Юноша и правда некоторое время пребывал в прострации, глупо и счастливо улыбаясь. Вскоре он осознал, что мама уже ушла, и проговорил ей вслед: — И я тебя, мам. Теперь ему было гораздо спокойнее, чем десять минут назад. Ему верят, верят даже в этой непонятной ему самому ситуации. Сигареты не его, хоть и выпали из его рюкзака, что за чушь? Сам бы он никогда в такое не поверил, даже несмотря на то, что это была правда. И как маме это удаётся… Впрочем, виновник всего этого беспредела оставался неизвестным. Кто мог подложить Брайану сигареты, и зачем? Да, одноклассники иногда подкалывали или разыгрывали его, но это никогда не выходило за рамки дозволенного, а значит, это не просто глупая шутка, но реальное желание навредить. И это чертовски пугало, ведь он абсолютно никому ничего не сделал. Кажется, не сделал… Прентер и Рид? Да нет, они не кажутся такими уж опасными. Распустить слухи за спиной — это было вполне в их стиле, но не подбрасывать сигареты, из-за которых могли начаться реальные проблемы, вплоть до исключения из школы. К счастью, благодаря отменной (уже нет) репутации Брайана до серьёзных наказаний не дошло. А вот слухи пошли, и явно без помощи Пола и Джона. Шагая по школьному коридору, Мэй так и чувствовал на себе злорадные и презрительные, а иногда полные насмешки и желчи взгляды учеников. И как новость о том, что у «заучки» нашли сигареты, смогла так быстро разлететься по школе? — Кудрявый, одолжи сигаретку, а? — выкрикнул кто-то из толпы у шкафчиков, и Брайан ускорил шаг. Быстро лавируя между шепчущимися школьниками он приметил Роджера, одинокого и никому не нужного изгоя, смотрящего прямо на него… Небесный взгляд впился в настороженные каре-зелёные глаза Брайана, и тут же шум перемены отошёл на второй план. Было в этом взгляде что-то… Жалкое. Словно Тейлору было страшно, до ужаса страшно, так, что от дрожи в коленках сводит мышцы, а дыхание сбивается до ритма звучащей из каждого утюга Tutti Frutti. Но всё это длилось лишь мгновение — уже через секунду Мэй снова мчался, сломя голову, к классу, в котором должен был проходить следующий урок. Похоже, сегодня снова не обедает.***
Совесть липкими щупальцами обвивала томительно бьющееся сердце и шептала нелестные слова. Он опять облажался, опять сделал всё не так. Кто же мог подумать, что сигареты увидят учителя, и что Брайан им совсем не обрадуется? Ведь они были такими дорогими, такими красивыми, и, к тому же, наверняка очень вкусными. Роджер так ни одной и не выкурил. Но гораздо страшнее было думать о том, что теперь будет с Брайаном. А вдруг его теперь лишат всех хороших оценок, или, что ещё хуже, исключат из школы? Тейлор закрыл глаза, стараясь не думать об ужасном. Нет, всё не может быть так плохо. Или может? Мимо пролетел, стреляя глазами во все стороны, сам Мэй. Роджеру вновь стало страшно. Невольно он задержал взгляд на трясущихся от каждого шага кудрях, тонких чертах лица и худой фигуре. Не такой грозный, если подумать. Всего лишь очень умный подросток, которого сейчас исключат из школы из-за него, аутсайдера с последней парты, похожего на девчонку парня, двоечника без будущего, из-за него, Роджера Тейлора. Из-за идиота, решившего, что сигареты — неплохой подарок. Теперь он ещё больше виноват. Вчера наорал, сегодня так глупо подставил. На этот раз, признался он себе, нормальных извинений не избежать. Ветер продувал тонкую курточку насквозь, липкий и мокрый снег не прекращался со вчерашнего дня. Очки снова покрылись сетью мелких капель, но на этот раз Роджеру было плевать. Брайан вышел через десять минут, к счастью, без родителей. Несколько минут бесшумно проследовав за ним, Тейлор наконец набрался смелости, чтобы окликнуть одноклассника. — Мэй! — он ускорил темп, приближаясь к обернувшемуся кудрявому. — Стой. Нужно поговорить. Подобрать слова извинения — одна из сложнейших на свете вещей. Как объяснить человеку, что не хотел ничего плохого, а получилось как всегда… Вот почему он так не любил общаться с людьми — каждый раз что-то идёт не так, и он, глупый очкарик, всё портит. Хорошо бы этого не случилось хотя бы сейчас. — Это… — он неосознанно прервался, переводя дыхание. — Мне нужно извиниться. — Ты о чём? — спросил явно потрясённый Брайан. И Тейлор понимал его — ещё вчера наорал, а сегодня уже сам подошёл, да ещё и с какими-то извинениями. — Это я подложил сигареты, — на одном дыхании выпалил он. Последовала немая пауза. Подождав несколько секунд, Мэй настороженно поинтересовался: — И зачем же?.. Казалось бы, Роджер несколько раз прокрутил в голове заготовленные объяснения, но тогда это звучало куда убедительнее. Сейчас он не мог вымолвить ни слова… А ведь нужно было. — Это подарок, — наконец выдавил он из себя и тут же пожалел об этом. Брови Мэя взметнулись вверх, кажется, кудрявый совсем ничего не понимал. И Роджер, кажется, тоже. — Я хотел извиниться за вчерашнее… Это правда дорогие сигареты. Извини за случившееся. Он не мог понять, почему фразы, вылетающие из его уст, кажущиеся пять минут назад такими правдоподобными, сейчас звучали сухо и безэмоционально. Словно какая-то преграда внутри мешала выразить настоящего себя, показать настоящие чувства. Впрочем, какие чувства? Он налажал — он извиняется, вот и всё. Совесть тут совсем не при чём. В это мгновение произошло сразу три вещи. Первая: Брайан раскрыл рот, чтобы задать очередной вопрос, так и просящийся на уста, особенно после такого странного объяснения произошедшего. Вторая: Роджер наполовину развернул корпус, чтобы быстро слинять после сухих, но достаточно внятных слов, ведь находиться дальше здесь ему не хотелось. И, наконец, самая неприятная, третья вещь: откуда-то послышались полупьяные выкрики: — Блондиночка с каланчой снова тут! — А ты не такой и крутой, а, кудрявый? — Давно курточки не пачкали, мелкотня? Времени на раздумья не оставалось: с первого взгляда стало понятно, что к ним приближается вчерашняя компания придурков, и на этот раз их куда больше. И настроены они серьёзно. На ходу пряча очки во внутренний карман прохудившегося пальто, Роджер сорвался с места, схватив Мэя за руку. Можно бы было написать, что он много внимания уделил этому прикосновению, но, по правде говоря, сейчас его мысли были полностью сосредоточены на побеге. Брайан, не отставая (конечно, с такими-то ногами!) устремился следом, точно так же схватив Тейлора. И нет, он тоже думал лишь о придурках сзади. Не обращая внимания на сбившееся дыхание, Роджер втолкнул кудрявого в первую попавшуюся по пути подворотню. Компания неотступно следовала за ними, и с каждой секундой их шаги были всё ближе. Адреналин ударил в голову. — Вали отсюда. И не вмешивайся, — выдохнул блондин, уже не глядя на Мэя, и, обернувшись на долю секунды, припустил дальше, но на этот раз с криком: — Не догоните, сучары! Кажется, это должно было звучать задорно, но вместе с его тонким голоском и бешено бьющимся сердцем получилось как-то жалобно. Впрочем, даже такой дурацкий трюк сработал: не разбирая дороги, хулиганы устремились следом. Очки были в сравнительной безопасности.***
Брайан вжался в ледяную стену обшарпанной многоэтажки, мелкими шажками отходя подальше от выхода из подворотни, всё больше погружаясь в липкую тёплую темноту. Тут его не заметят, но… Сколько времени прошло с тех пор, как Роджер втолкнул его сюда? Двадцать секунд? Минута? Пять? Ударами сердца не посчитаешь — слишком сильно оно билось сейчас, до боли в груди, до жжения в горле. Несмотря на длинные ноги и неплохие оценки по физкультуре, бегал Мэй не очень хорошо, а ведь сейчас этот навык ему как никогда пригодился бы. Возведя два в десятую степень последовательными шагами (четыре, восемь, шестнадцать…), он перевёл дыхание и осторожно выглянул из подворотни. Кажется, никого, лишь вдали слышатся крики, но, сколько не прислушивайся, понять точно, что кричат, невозможно. Он лишь осторожно… Проснулось волнение за Роджера. Смог ли он убежать? Если нет, то нужно немедленно вмешаться. Или… Нет, Тейлор же сам попросил не делать этого. Но взглянуть-то всё равно стоит, верно? Брайан быстрым шагом направился в сторону звуков, но, различив слова, остановился, как вкопанный. — Так просто ты от нас не убежишь, голубок проклятый, — с насмешкой рычал кто-то, слышались глухие удары, словно били по чему-то… Живому? На глаза невольно навернулись слёзы страха и жалости. Мальчики не плачут. Он разрывался между безумным желанием помочь и вчерашним опытом — помогать Тейлору не стоит. Блондин сам два раза просил, даже нет, словно умолял, и во второй раз Брайан не в силах ослушаться его, ровно так же, как и противостоять своей внутренней доброте и привязанности к этому замкнутому интроверту. И эти два фактора разрывали его с ужасающей силой. Ещё несколько секунд он стоял, как вкопанный, не зная, что в такой ситуации предпринять. А потом сделал несколько шагов вперёд. И ещё. Аккуратно высунул голову из-за угла, страшась того, что мог увидеть. Сердце сковало ледяной коркой, и в то же время оно обливалось кровью. Несколько человек держало Роджера за локти, не давая тому дать отпор, но, кажется, на это он уже не был способен. Молча снося беспорядочные удары он закрыл глаза и стиснул зубы, практически повиснув в руках двух сволочей. Вот один поднёс к его обнажённой, испещрённой шрамами и ссадинами шее зажигалку, получив в ответ рефлекторное отдёргивание. Но по-прежнему ни стона, ни болезненного вздоха. «То же самое могло бы произойти со мной» — вдруг подумал Мэй, и наконец всё понял. Сухой, закрытый для всех волк-одиночка только что увёл от него действительно опасных людей, приняв удар на себя. Душа наполнилась ужасной, невыносимой болью, но вместе с тем и благодарностью. Ещё один кулак впечатался в заплывший глаз Роджера. Брайан развернулся, и, пока его не заметили, побежал. Каштановые кудри тряслись в такт спешным шагам. Такой горячей боли он ещё не испытывал.