*
Внизу холодно и темно, всего лишь узкий коридорчик и камера, ничего жизнеутверждающего. Эмма не знает, чего ожидать, и ступает очень осторожно. Секунда, другая, глаза начинают привыкать к темноте, а потом она видит в камере Реджину, которая сидит, прислонившись спиной к стене, скрестив в лодыжках вытянутые ноги. Взгляд бывшей королевы устремлён куда-то вдаль. Некоторое время Эмма просто наблюдает за ней, чувствуя себя так, будто вторгается в чужое пространство. На Реджине по-прежнему заляпанные кровью и грязью джинсы с рубашкой, и Эмму почему-то захлёстывает чувство вины. — Привет… — её голос звучит громом в замкнутом пространстве. Реджина переводит взгляд на неё и… твою мать. Выглядит она отвратительно. Лицо бледное, осунувшееся, а под глазами залегли жуткие круги, будто она не спала несколько дней. Реджина ничего не говорит. Наверняка тоже не знает, чего ждать, поэтому и смотрит с затаённой опаской. — Ты в порядке, — шепчет она в конце концов, но по её голосу нельзя понять, что она сейчас чувствует. — Похоже на то, — отзывается Эмма, не сводя взгляда с Реджины, такой потрёпанной и потерянной, что сердце невольно сжимается. Эмма не выдерживает первой. Отводит глаза, пытаясь унять предательскую дрожь в руках, и в следующее мгновение открывает дверь. Зловещий скрип заставляет поёжиться. В нос бьёт застоявшийся запах плесени, соли и тухлой рыбы, и она старается дышать через рот, чтобы в довесок ко всему не проблеваться. Выждав несколько секунд, Эмма осторожно перешагивает порог камеры, и чувство вины возвращается с новой силой. Эмма дорого бы дала, чтобы Румпельштильцхен вообще не исцелял её, исключительно для того, чтобы показать Реджине, что это не было своего рода сделкой. Безопасность одной ценой страданий другой. Эмма садится рядом с Реджиной на расстоянии вытянутой руки, ощущая, какой влажный и неприятно мягкий пол. Реджина ничего не говорит. Просто наблюдает за ней с безучастным выражением лица. И что ей сказать? Извиниться за то, что родители посадили под замок, а, может, поблагодарить за спасение? Неплохо бы ещё выяснить, каким образом им удалось вернуться на корабль… И тут взгляд Эммы невольно цепляется за руки Реджины — покрасневшие, мозолистые, изрезанные мелкими осколками. — Твою мать! — вырывается у неё. — Что, чёрт возьми, с тобой произошло? — У меня всё отлично, мисс Свон, — отвечает Реджина и, сжав кулаки, с вызовом смотрит на неё. — А это… Это из-за того, что тебе пришлось грести в одиночку? — акт самопожертвования от Реджины Миллс сам по себе очень необычен. Вряд ли она когда-нибудь привыкнет к этому явлению. — Как сказать… — Реджина деликатно покашливает и переводит взгляд на свои руки. — Я не могла тебя разбудить, а нам нужно было убраться с острова. И потом, — она пожимает плечами. — Если с тобой случится что-то плохое, пока ты находишься у меня на попечении, Генри ни за что на свете не простит меня. Эмма криво улыбается. — Я у тебя на попечении? — Похоже, нет, — в голосе Реджины сквозят раздражение и усталость. — Если честно, я удивлена, что твои любящие родители вообще позволили тебе спуститься ко мне. Эмма не отвечает. Вместо этого она кивком указывает на руки Реджины. — Почему ты не исцелила себя? — спрашивает она, и это не говоря о том, что Реджина, задействовав магию, могла в два счёта выбраться из этой смехотворной тюрьмы. Реджина поднимает левую руку, показывая толстый кожаный браслет, прочно зафиксированный на запястье. Сначала Эмма решает, что это нечто вроде кандалов, но нет ни цепей, ни верёвок. Просто браслет. И всё. — Что это? — Антимагический браслет, — презрительно бросает Реджина с таким видом, будто ничего глупее она в жизни не произносила. — В смысле? — Небольшой подарочек от Тамары и Грега, — поясняет Реджина. — Частичка их потрясающего плана по избавлению вселенной от злой магии. Сердце Эммы пускается вскачь. — Они… — снова возвращается тошнота. Реджина вскидывает голову. — Крюк сохранил браслет. Поверь, мисс Свон, если бы я встретила кого-то из этих идиотов, от него осталась бы лишь горстка пепла. — Как нам его снять? — браслет выглядит совсем безобидным, но если бы всё было так просто, как кажется, Реджина не сидела бы здесь, терзаемая бессильной злобой. Реджина протягивает ей руку ладонью вверх. Эмма невольно морщится при виде волдырей и застрявших в коже маленьких осколков. Она осторожно дотрагивается до браслета, не до конца понимая, что именно должно произойти. Ничего. И тогда Эмма, оставив сомнения, хватается за браслет и тянет его на себя. Незамысловатая вещица с поразительной лёгкостью соскальзывает ей в ладонь. — Всё? — недоверчиво уточняет Эмма. На первый взгляд ничего примечательного, но браслет должен быть очень мощным артефактом, раз смог удерживать Реджину столько времени взаперти. Эмма прячет его в карман и протягивает Реджине руку. Тёмные глаза сияют зловещим блеском в полумраке камеры, вынуждают попятиться. А потом Реджина вскидывает ладони, с которых срывается нежно фиолетовое свечение, на что Эмма, зажмурившись, закрывается руками от магической вспышки. Так и не дождавшись удара, она открывает глаза и видит, что Реджина стоит неподвижно. Её кожа медленно исцеляется прямо на глазах; снова становится чистой и безупречной. — Всё в порядке, мисс Свон? — Да, — мало, что неловко, так ещё и чёртов браслет тяжелеет в кармане. — Да, всё просто отлично. Реджина, улыбнувшись, выходит из камеры с высоко поднятой головой. — Вам, Чармингам, не помешало бы поработать над проблемами с доверием.*
Ужин проходит так себе. Сказать, что он неловкий, — не сказать вообще ничего. Румпельштильцхен снова пропадает в каюте под предлогом какого-то крайне масштабного и, кто бы сомневался, магического проекта. Наверняка пытается найти способ пообщаться со своей драгоценной Белль. Пират, вспомнивший, что он на минуточку капитан «Весёлого Роджера», отсиживается на палубе. Собравшиеся за шатким деревянным столиком — Эмма, Реджина и Чарминги — без особого энтузиазма бултыхают ложками в тарелках с водянистым овощным супом. Реджина буравит мрачным взглядом Мэри-Маргарет, которая слишком старательно пытается этого не замечать. Дэвид то и дело украдкой поглядывает на дочь, будто хочет что-то спросить, но никак не может дождаться подходящего момента. Что до самой Эммы, то она просто хочет доесть треклятый суп, потому что после всех переживаний у неё не осталось никаких сил на общение с упёртыми по самое не балуй сказочными родственниками. Но когда она, бросив ложку, вскакивает из-за стола, чтобы спрятаться ото всех в каюте, слово берёт отец. — Мы с твоей матерью подумали… — И? — Эмма бросает любопытный взгляд на Мэри-Маргарет, а в ответ получает обнадёживающую улыбку. — О чём? — Просто… — Мэри-Маргарет косится на Реджину. — Дэвид собирается дежурить вместо Голда. Мы подумали, ты могла бы сегодня переночевать в нашей каюте. — Вот оно что, — Эмма отмечает про себя, что Реджина следит за ними со скучающим выражением лица, как если бы ей не было никакого дела до происходящего. — Не хочется доставлять вам неудобства. — Какие там! — Мэри-Маргарет продолжает лучезарно улыбаться. — Мы просто подумали, что Реджина будет рада личному пространству, пусть и всего на одну ночь, да и ты, наверное, ещё не до конца отошла после магического лечения. Эмма задумчиво кивает. Всё понятно. Мэри-Маргарет переживает. Хочет убедиться, что она, Эмма, оправилась после случившегося в Неверленде, но при этом не хочет… что? Задеть чувства Злой Королевы предложением о личном пространстве?.. Чушь собачья. Эмма была бы счастлива заполучить каюту в личное пользование. И потом, всякий раз, когда они с Реджиной оставались наедине, они неизменно начинали целоваться… Эмма оглядывается в надежде, что Реджина подскажет ей, как вести себя дальше, но та продолжает её игнорировать. — Ладно, — сдаётся она. — Прикольно. По лицу Реджины пробегает тень, боли или облегчения, чёрт его знает, уж слишком она мимолётная. А в следующее мгновение Реджина вскакивает из-за стола. Ножки стула протестующе скрипят по деревянным половицам. — Чудно, — говорит она с широкой улыбкой, едва ли понимая, что у Эммы в этот самый момент желудок в узлы завязывается. — Кажется, мисс Свон, ты на ещё одну ночь защищена от моих злодейских поползновений. — Реджина… — возражает Эмма, но бывшая королева, проигнорировав её, уходит прочь. Шаги эхом разносятся по коридору. Расстроенная Мэри-Маргарет распахивает глаза в замешательстве. — Я думала, она обрадуется, мы не хотели… Эмма со вздохом трёт лоб. — Да, я знаю, — отмахивается она. Господи, какая же фигня. — Знаю.*
Эмме не спится. Возможно, из-за того, что два дня провалялась в отключке, возможно, из-за того, что ночевать пришлось в чужой каюте, возможно, из-за того, что каждый раз, закрывая глаза, она думает о Реджине в клетке. О неестественно прямой спине, перепачканной кровью рубашке и израненных руках. Как бы там ни было, несколько часов Эмма ворочается без сна, слушая мерное дыхание посапывающей на верхней койке Мэри-Маргарет. В конце концов, поняв всю тщетность своих попыток, она скидывает одеяло и опускает ноги на прохладный пол. Первая мысль — подняться на палубу, но Дэвид сегодня отдувается в паре с Крюком, а у неё нет настроения придумывать колкости в ответ на недвусмысленные поползновения последнего. Вот почему Эмма, чувствуя себя шкодливым подростком, на цыпочках выходит в коридор и осторожно прикрывает дверь, стараясь не разбудить Мэри-Маргарет. Она даже не успевает всё как следует обдумать. Ноги сами приносят её к Реджининой каюте. Лунный свет, проникая сквозь крошечный иллюминатор, заливает помещение серебристым сиянием. Реджина снова выбрала нижнюю койку. Одеяло приспущено до бёдер, рук не видно. Она тяжело дышит, будто ей снится кошмар или её лихорадит, и Эмма дёргается было вперёд, решив, что должна во что бы то ни стало разбудить Реджину, но в последний момент останавливает себя. Реджина чуть шевелится, и в тусклом свете хорошо видно, как её лицо искажает гримаса, как её дыхание учащается, становится рваным и… божечки. У Эммы внутри всё переворачивается. Сердце бешено колотится. Надо уходить. Срочно. Без вопросов. Но Эмма не уходит. Вместо этого она переступает порог каюты. Тихий скрип половицы выдаёт её присутствие. Реджина выдыхает и распахивает глаза, и Эмма замирает, до побелевших костяшек сжимая дверную ручку, пока сердце гулко бьётся где-то в горле. — Мисс Свон? — спрашивает Реджина низким и дрожащим голосом. Всё просто. Элементарно. Надо уходить. Немедленно. Закрыть дверь с той стороны, вернуться в каюту Дэвида и Мэри-Маргарет, притвориться, что не приходила сюда. Но Эмма не уходит. Она не в состоянии контролировать свои действия — тело её будто живёт отдельно от разума. Не отдавая себе отчёта в том, что делает, Эмма преодолевает шесть шагов — от двери до койки — и присаживается на самый краешек. Реджина сама придвигается вплотную, а когда прижимается к её бедру своим, воздух мгновенно густеет, и Эмма глубоко вздыхает. — Я… Я не могла уснуть, — голос её звучит намного увереннее, чем она себя чувствует. Кожа горит огнём, одежда невыносимо давит. — Я заметила, — выдыхает Реджина, наблюдая за ней из-под опущенных век, и вся при этом словно светится потусторонним светом. Эмма не может отвести от неё глаз. Наверху, прямо над ними, раздаются чьи-то тяжёлые шаги. Сознательный Дэвид несёт вахту. Корабль плавно покачивается на волнах, лунный свет окрашивает каюту в чёрно-белые цвета, и всё вокруг кажется туманным, неправдоподобным, в чём-то иллюзорным. Но когда Эмма, склонившись, прижимается губами к губам Реджины, то даже не удивляется этому внезапному порыву. Губы у Реджины тёплые и мягкие, а на вкус она точно такая же, как и в предыдущие два раза, и Эмма почти физически ощущает, как внутри всё переворачивается. Реджина тянет её на себя, обхватив свободной рукой затылок, зарывшись пальцами в волосы. До рассвета остаётся несколько часов. Может, чуть больше. Эмма осторожно опускается на Реджину, невольно отмечая про себя, что вторая рука той всё ещё спрятана под одеялом. Она чувствует, что лежащая под ней женщина слегка смещается, меняя положение, слышит, как пальцы скользят по обнажённой коже, и — Господи — Реджина всё ещё трогает себя! Эмма прикусывает нижнюю губу. Проводит пальцами вдоль Реджининой руки, пока не добирается до запястья, обжигающего в сравнении с прохладной тканью пижамных штанов, замирает на миг, а после ведёт дальше. Её пальцы сплетаются с влажными и горячими пальцами Реджины. Она касается тех мест, которые трогает Реджина, и та, испустив рваный вздох, дёргает бёдрами навстречу. Друг от друга их отделяют пижамные штаны и одеяло. Эмма сжимает тонкую и неожиданно хрупкую руку в своей, пока Реджина вертится, отчаянно пытаясь избавиться хотя бы от одной преграды. Майки задираются, и они тесно соприкасаются грудью, а дальше всё развивается так стремительно, что в реальность происходящего верится с большим трудом. Но Эмма не может остановиться, не может замедлиться и смиренно сдаётся перед надвигающейся неизбежностью. Эмма не торопится признаваться, даже себе, но её не покидает ощущение, будто она всегда хотела именно этого. Что ж, возможно, происходящее станет ещё одним оружием, которое Реджина однажды со свойственной ей лёгкостью использует против неё. Впрочем, нет, не факт. Происходящее больше похоже на начало чего-то нового, сдвига в отношениях между ними, но окончательного и бесповоротного. А потом всё разом исчезает — мысли, сомнения, гипотезы… Эмма двигает пальцами, чувствуя, как Реджина извивается под ней, и невольно улыбается кончиками губ, когда та издаёт сдавленный стон. Она продолжает касаться пылающего центра, ласкать, поглаживать, и уже через мгновение Реджина напрягается всем телом, запрокидывает голову, а ещё через одно её сотрясает дрожь. Эмма не сводит с неё завороженного взгляда. Кажется, проходит вечность, когда Реджина наконец-то высвобождает запястье из Эмминой хватки и стягивает её пижамные штаны. Перехватывает взгляд зелёных глаз, показавшихся ей неестественно яркими, и растерянно моргает. Она обжигает горячим дыханием щёку Эммы, любуется покрасневшими и припухшими губами, смутно догадываясь, что Эмма никогда прежде в своей жизни не хотела ничего так сильно, как она хочет этого. И когда Реджина кладёт ладонь ей между ног, Эмма закусывает щеку изнутри, сдерживая готовый вырваться стон, запоздало осознав, как близко друг к другу они все находятся на корабле. Но пальцы Реджины творят магию, и в какой-то момент Эмме не остаётся ничего другого, как забиться в сладостных конвульсиях, позволив Реджине заглушить разоблачающие звуки поцелуями. Немного отдышавшись, Эмма открывает глаза, чтобы посмотреть на Реджину. Тёмные волосы разбросаны по подушке, а лицо торжественно сияет в полумраке. Реджина тоже смотрит на неё и самодовольно улыбается. — Всё в порядке, мисс Свон? — спрашивает она с превосходством, но в её голосе столько прежней Реджины, величественной и снисходительной, что Эмма против воли смеётся, громко, от души и с облегчением. — Да, — выдыхает она, чувствуя невероятную лёгкость не только в теле, но и на сердце, а потом кладёт голову на плечо Реджины и обнимает её за талию. Светает. Скоро рассвет, с наступлением которого от лёгкости не останется и следа, но прямо сейчас всё кажется возможным, пусть и совсем ненадолго. — Да, всё просто отлично.