*
Эмма не совсем понимает, что сейчас произошло, но обнаруживает, что все они вернулись в Сторибрук. Каким-то непостижимым образом они перенеслись с пристани в Неверленде в пристань родного штата Мэн. Воздух здесь солёный, но такой знакомый, что Эмма никак не может надышаться. — Что, чёрт возьми, произошло? — её бьёт сильнейшая дрожь, и не понять, из-за чего это происходит: из-за магии, скачка в пространстве или… Они с Реджиной всё ещё держатся за руки. Магия искрит на кончиках пальцев. И Эмма, крепко сжав руку Реджины, отпускает её, а затем пытается сориентироваться. Реджина растерянно моргает. Кажется, она в таком же замешательстве, как и сама Эмма. Земля под ногами кажется невероятно устойчивой. — Мы дома! — восклицает Генри. — Мы сделали это! Он по-прежнему стоит между ними и широко улыбается, но мгновением позже бросается обнимать обеих матерей. Мэри-Маргарет и Дэвид ошеломлённо щурятся на полуденное солнце. Крюк тоже помалкивает, растеряв своё хваленое красноречие, возможно, в первый раз в жизни. Перехватив устремлённый на него взгляд, он широко улыбается, и всё бы хорошо, но все они слишком счастливы, чтобы сразу заметить, что Голд не радуется победе вместе с ними. Сначала Эмма решает, что он мог остаться в Неверленде, но потом она видит его лежащим на скамье в нескольких шагах от них. Левая сторона рубашки вся в крови. Трость валяется на земле. И выглядит он очень старым и почему-то совсем крошечным. Глаза его закрыты, лицо серое и неподвижное. — Дедушка? — дрожащим голосом окликает Генри, из-за чего сердце Эммы болезненно сжимается в груди. Голд ещё дышит, но дыхание у него прерывистое, неглубокое, и Генри умоляет их сделать хоть что-нибудь. И когда Реджина берёт её за руку, Эмма надеется, исключительно ради благополучия Генри, что их общей магии хватит, чтобы спасти Голда.Глава 9
11 апреля 2020 г. в 23:49
Осознание накрывает ледяной волной. Они сами попались в хитроумно расставленные сети. Питер Пэн планировал это с самого начала. Никто из них не двигается. Напряжённые, они предпочитают держаться поближе друг к другу, в то время как Генри оказывается зажатым прямо между ними, что для него безопаснее всего.
Боковым зрением Эмма замечает какое-то движение. Это Мэри-Маргарет отступает на полшага, прячась за спиной Дэвида, и тянется за стрелой. Она вставляет её в лук и натягивает тетиву. Лицо Питера Пэна расплывается озорной улыбкой и становится как-то моложе.
— На твоём месте я бы поостерёгся это делать, Белоснежка! — его улыбка становится шире и добродушнее, обнажая ряд белоснежных зубов, чтобы мгновением позже превратиться в зловещий и угрожающий оскал. От былой свежести не остаётся и следа.
Мэри-Маргарет не отступает. Она готова выстрелить. Но стоит ей выпустить стрелу, как Пэн кивком приказывает Тамаре и Грегу снять пистолеты с предохранителей, что они и делают. В тишине раздаются негромкие щелчки. Мэри-Маргарет обменивается взглядом с Дэвидом. Ни один из них не произносит ни звука, но это и не нужно, они понимают друг друга без слов.
— Как я сказал, — скалится Пэн. — Я бы этого не делал.
Мэри-Маргарет нерешительно опускает оружие, но в тот же момент Реджина выступает вперёд. Эмма и опомниться не успевает, как она натягивает тетиву и без колебаний выпускает стрелу.
Она целится в сердце, но стрела, летящая едва ли не со скоростью света, неожиданно замедляется. Перед Пэном появляется тёмная фигура и одним взмахом отбрасывает стрелу в сторону. Она с грохотом падает на мокрую палубу.
— Попробуешь ещё раз, и я уничтожу тебя, ведьма! — пронзительно визжит Пэн. Именно в этот момент Эмма обращает внимание, что появились другие тени со сверкающими глазами, которые окружают их плотным кольцом, но стоит взглянуть на них прямо, как они тут же отскакивают в сторону.
Реджина вынимает ещё одну стрелу из колчана. Генри, дёрнувшись, жмётся всем телом к Эмме.
— Реджина, — шипит она, но Реджина не удостаивает её даже взглядом, собираясь выстрелить ещё раз.
Она не успевает. Пэн заливисто хохочет, качает головой… и оружие исчезает. Не только Реджинино. Лук Мэри-Маргарет, мечи Дэвида и Эммы также растворяются в клубах чёрно-серого дыма, символа, указывающего на магическое вмешательство.
Голд моргает. Уголки его губ приподнимаются в чём-то отдалённо похожем на улыбку. Он выкручивает свои запястья, пытаясь воздействовать на верёвки, и проделывает это так мастерски, что Тамара, держащая его на мушке, кажется, ничего не замечает.
Пэн продолжает самодовольно улыбаться. Он определённо наслаждается происходящим. Эмма чувствует перемены в поведении Реджины раньше, чем замечает, как она дерзко вздёргивает подбородок, расправляет плечи и вскидывает ладони. Лёгкие движения, отточенные до совершенства, хорошо знакомые всем по Сторибруку. Эмма с замиранием сердца ждёт появления фиолетового дыма. И… ничего не происходит. Реджина беспомощно машет руками, а Пэн заходится хохотом, бездушным и издевательским.
— Твоя магия здесь не работает, ваше величество! — выкрикивает Пэн. — Неверленд тебе не подвластен. Это место вне твоего контроля.
— Это мы ещё посмотрим, — Реджина не сводит с Пэна немигающего взгляда. Тени вокруг сгущаются, с каждой секундой приобретают более чёткие очертания.
— Мальчишка — мой! — отзывается Пэн.
Эмма наблюдает за Румпельштильцхеном. Тот зловеще щурится. Любой добропорядочный житель Сторибрука трясся бы от страха. Но Питер Пэн даже не вздрагивает, хотя некоторые из Потерянных мальчишек, стоящих ближе всего, отступают в сторону, бросая быстрые взгляды, то на своего предводителя, то на тенеобразные фигуры.
— Он — наш! — парирует Реджина. Все четверо сдвигаются ближе друг к другу, заключая Генри в кольцо, не давая нечисти подобраться к нему.
— Это правда, Генри? — спрашивает Пэн.
Эмма застывает, не в силах пошевелиться, а вместе с ней и Генри.
— Да! — говорит он отчаянно. — Да, я хочу уйти с ними. Пожалуйста.
— Уверен?
— Уверен.
Пэн задумчиво кивает и, заложив руки за спину, делает шаг им навстречу.
— А как же ссоры?
Генри судорожно сглатывает и бросает затравленный взгляд на матерей.
— Ка… какие ссоры?
— Между твоими мамами, — подсказывает Пэн.
Генри шепчет одними губами:
— Откуда ты знаешь? — и смотрит себе под ноги.
— Я много чего знаю о тебе, Генри… — улыбается Пэн заискивающе, всё внимание сосредоточив на мальчике. — Я давно за тобой наблюдаю.
— Но почему?
— Потому что ты особенный, Генри, — отвечает он, а потом, заметив, что мальчик задумчиво хмурит лоб, уточняет: — Ты знаешь об этом, правда?
Генри ничего не говорит. Просто с опаской наблюдает за Пэном, который медленно вышагивает по палубе «Весёлого Роджера».
— Твои мамы не понимают, какой ты особенный, — продолжает засранец, и Эмма надеется, что в какой-то момент он подойдёт совсем близко, чтобы она смогла заехать кулаком по его самодовольной рожице.
— Они любят меня! — голос Генри твёрд как никогда.
Пэн сбивается с шага, но всего на мгновение, Эмма едва замечает это.
— Они бросили тебя.
— Я никогда его не бросала, — рычит Реджина.
Эмме не остаётся ничего другого, кроме как смотреть себе под ноги, чувствуя, как в груди разливается холод.
— Ты врала! — кричит Пэн. — Врала обо всём!
— Нет! — в голосе Генри звенит отчаяние. — Нет! Они… Нет… Всё было не так! — в этот самый момент становится понятно, что он ошарашен, растерян и совсем ещё малыш.
Пэн со вздохом качает головой.
— Так поступают все родители, Генри, — с горечью произносит он. — Они дурачат тебя, врут и пытаются превратить в себе подобных. Во взрослых, — последнее слово он выплёвывает с таким видом, словно это какое-то изощрённое ругательство, не меньше.
Генри пристально смотрит на него широко распахнутыми глазами. В какой-то момент Эмме кажется, что сын не замечает никого из них, кроме Питера Пэна, а потом она опускает взгляд и видит, что ноги сами несут её мальчика вперёд, пока совсем медленно, но…
Ситуация выходит из-под контроля, осознаёт Эмма с ужасом. Тени подбираются близко-близко, а Генри не сводит взгляда с Питера Пэна, и она при всём желании не может понять, что он при этом чувствует или думает. Выражение его лица не выражает ровным счётом ничего.
— Генри… — зовёт Эмма, но когда сын поворачивается к ней, в его широко распахнутых глазах абсолютно пустое выражение. Господи, да что, чёрт возьми, творится?! — Не слушай его, малой, хорошо? — говорит она с жаром. — Мы любим тебя. Мы пришли тебя спасать. И мы все вместе вернёмся домой. Вместе, понимаешь?
Генри моргает, а затем растерянно кивает и исподлобья поглядывает на Реджину. Заручившись её улыбкой, он, судя по всему, принимает окончательное решение:
— Хорошо, — обращается он тут же к себе. — Хорошо.
Пэн продолжает наступать на них, но шагов его не слышно.
— Понимаю, тебе кажется, что они переживают за тебя, но…
— Ты похитил меня! — перебил Генри. — Запер в клетке!
Эмма мрачно улыбается: «Так его, малой, держись!»
Пэн бросает гневный взгляд на Грега, который, дёрнувшись, словно от пощёчины, делает нерешительный шаг назад.
— Сожалею, Генри, — продолжает Пэн. Он больше не смотрит на подельника, но Грег всё равно пятится, и пистолет, направленный на Крюка, немного смещается. — Правда, сожалею. Этого не должно было произойти. Все ответственные понесут наказание.
— Не слушай его, Генри, — вмешивается в разговор Реджина. Её покрасневшие глаза наполнены тревогой. — Он — чудовище, он тебе не поможет. Он хочет разлучить нас. Не позволяй ему сделать это, слышишь?
Реджина в отчаянии. Эмма дотрагивается до её запястья, чувствуя, как под пальцами искрит нежная кожа. Генри скользит взглядом по их рукам, растерянно моргает, а затем смотрит на них с нескрываемой… надеждой?
— Заткнись! — вопит Пэн.
Тени вокруг начинают движение. С каждой секундой они становятся всё темнее, всё реалистичнее. Что-то подсказывает Эмме, что их невозможно победить, по крайней мере, без помощи магии. Реджина, наверное, придерживается той же точки зрения, потому что снова вскидывает ладони.
Эмма физически ощущает эмоции, исходящие от неё, вибрирующие и наэлектризованные, как в тот день в шахтах. Её собственная кожа зудит. У Эммы перехватывает дыхание. Она почти верит, что Реджина сможет, что она создаст магию в этом невозможном месте, но… ничего не происходит. Реджина беспомощно машет руками. А тени всё ближе и ближе, протягивают костлявые пальцы, норовят схватить. Дэвид сжимает кулаки в бессильной злобе, Мэри-Маргарет тянется за несуществующим луком, но правда в том, что ни один из них не способен противостоять тёмной магии Пэна.
— Эмма! — громко окликает Румпельштильцхен и начинает выводить в воздухе замысловатый узор. От его ладоней тонкими струйками поднимается чёрный дым. Тамара не сразу понимает, что происходит, впрочем, мгновением позже, спохватившись, всё-таки нажимает курок, но уже слишком поздно. Румпельштильцхен даже не вздрагивает, когда пуля попадает в него, в то время как дым становится гуще и темнее, а в воздухе разливается электрический запах магии.
Эмма не думает… Она не строит догадок и не задаётся вопросами о истинной любви. Она просто берёт руки Реджины в свои, сжимает её пальцы и держит крепко-крепко. Сердце трепещет в груди, бьётся быстро и сильно, она почти задыхается, но чувствует себя такой живой, как никогда раньше. Чувствует себя настоящей, цельной и достойной. Кожа у Реджины горячая, а глаза — тёмные и блестящие, и где-то в глубине души Эмма понимает, что сейчас происходит предписанное судьбой ещё в незапамятные времена.
Внезапно вспыхнувший свет ослепляет. Обжигающий и могущественный, он настолько яркий, что поглощает солнце. Бледно-фиолетовый свет заполняет собой всё небо, сжигает тени, искажает, а затем взрывает весь окружающий мир.