Штрихами

Веселый черный зверь откусил от луны краюху, и теперь она — щербатая, недовольная —подглядывала в щель между плотных штор, надеясь отыскать того зубастого и веселого, кто так ее обидел. Но в комнате луну не любили. И звери здесь водились другие. — Толку от тебя никакого, — пренебрежительно скрипит большой фиолетовый. В скрипе за пренебрежением прячется усталость, за усталостью — плохо сдерживаемая боль. В такие душные безветренные ночи, которые приходили перед дождями, ему особенно доставалось — суставы выкручивали, ввинчивали железные штыри и вкручивали обратно, чтобы выкрутить вновь, воздух заканчивался, и хлюпающее сердце грозило подать в отставку. Лис цыкал недовольно и нервно. Гвоздь становился ещё молчаливее и напряженно поглядывал на запертый ящик с маленькими ампулами. Отличное средство, одна ампула — и про боль можно было забыть. Только по сердцу оно лупило нещадно. Мавр предпочитал терпеть. Дурная ночь. А тут ещё и этот. — Толку, говорю, никакого. Даже нож держать не умеешь. Теперь в скрипе голоса — насмешка. Луне любопытно — с кем разговаривает такой страшный. Она суется в комнату, где притворяются, что спят. Не спят они оттого, что не спит фиолетовый. А притворяются оттого, что в такие ночи он разговаривает с другим. Мавр бесконечно долго усаживается на кровати и накидывает рубашку. Застегнуть пуговицы распухшими пальцами с измученными суставами он даже не пытается. И пересаживается в коляску. Ещё одна маленькая долгая бесконечность. Герда успевает задремать и просыпается вновь лишь когда коляска отъезжает к окну. Герда до сих пор думает, что Вожак разговаривает сам с собой. — И дурак, — выносит вердикт Мавр. От кровати до окна — пять шагов обычного человека. Коляска проезжает два из них и останавливается. Мавр восстанавливает дыхание. Чтобы хватило на оставшиеся три шага. Луна любопытно щурится, хочет разглядеть — кого обзывает дураком большой и фиолетовый. Мавр опять толкает колеса, и правое наезжает на тонкий лунный луч и катится по нему легче — коляска забирает левее, Мавр чертыхается. Тот — дурак, от которого нет толку и который не умеет держать нож, беззвучно смеется. Всадить нож в глотку колясника, который сам не в состоянии проехать пять метров и задыхается после десятка слов? Что может быть проще? Да, он действительно дурак. Это было второе покушение на Лиловое Чудовище. Первое и покушением назвать нельзя — через пару месяцев после Ухода мучителей оконных стекол, в период расстановки сил, один из неопределившихся кинулся душить Мавра. Они были на медосмотре — сидели в коридоре Могильника, ещё все вперемешку… Этого психа от Мавра оттащили мгновенно, и Дом он вскоре покинул. Мавр тогда даже не успел испугаться, а после, вспоминая эту историю, понял, что с таким же успехом могли кинуться душить и Черепа. Время после выпуска — дурное. Немногим лучше времени перед выпуском… Второе покушение было спланировано. Всё было продумано и учтено. Субботний вечер, когда все сидят в кинозале, а Мавр уезжает, не досмотрев даже до середины. Сырая погода — с ноющими суставами Мавр просто не сможет удержать маленький ключ от стайной, и дверь будет открытой. Хорошо поставленный удар. Отточенный нож. Всё было продумано и учтено. Кроме самого Мавра. Отточенный нож? Хорошо поставленный удар? Твой удар поставлен с расчетом на обычного человека. Твой нож просто завязнет в жирной туше Лилового Чудовища. Ты же знаешь, у колясников очень сильные руки. Представь, насколько они сильны у Мавра. Не представляешь? Спроси любого из его стаи. Помнишь, Завра уволокли Пауки с гематомой на пол-рожи? Мавр слегка погорячился. Знаешь, как эти руки вцепятся в твою шею? Второй твой удар будет значительно слабее. Потому что воздуха уже не хватает тебе. До своего третьего удара ты не доживешь. Луна спотыкается, чуть не падая прямо во двор Дома. Светловолосый парнишка в черной кожаной куртке и с синими следами маврийских лап на шее невесомо опирается на ручки маврийской коляски. Кличку его Дом по своему обычаю давно стер со стен и из памяти. А самого парнишку оставил Мавру. На веки вечные. Ведь нет у убийцы никого ближе убитого им. — Пошел к черту, — вяло предлагает Мавр призраку. Тот на такие предложения только скалится. Черт по сравнению с Мавром совсем не страшный. Распухшая уродливая лапа наконец дотягивается до шторы и задергивает медленно, будто издеваясь над любопытной луной. Когда наступает темень и не видно ни живых, ни мертвых, по комнате расползается тихое скрипучее бормотание Вожака. Под него спокойно засыпать. Только если не вслушиваться в слова. И не думать о том, кому они говорятся.