Штрихами

Он сидит перед ним — огромный, распухший, с пергаментной кожей, с суставами, измученными гемофилией, едва работающими сердцем и лёгкими. Он совсем не похож на восемнадцатилетнего парня, которому бы выпивать вино с дружками, орать песни и влюбляться в девчонок. Он не пьёт. К каждому его слову приходится прислушиваться — чем ближе к Выпуску, тем меньше и тише он говорит. И тем весомее каждое его слово. Девчонки влюбляются в него сами — вьются пёстрым роем вокруг коляски, выгадывают, на кого Вожак взглянет лишний раз, кому улыбнётся. Ему всё это безразлично. — Ты пользуешься авторитетом в… — Ральф чуть было не обмолвился «в стае», но быстро исправляется. — В своей группе. И ты точно знаешь, что будет послезавтра. Что вы задумали. Ральф всё ещё избегает вставлять в свою речь домовские словечки. Язык Дома он усвоит окончательно только через семь лет. К выпуску нынешних малявок. Рожа Мавра выражает ничего. Ровное фиолетовое ничего. И это вязкое равнодушное «ничего» заполняет весь кабинет воспитателя. В маврийском безразличии можно потонуть. Ральф сомневается, что его слушают. И что его видят. Если долго общаться с Мавром так, то можно начать сомневаться в своем собственном существовании. Это выбивает из колеи любого. Ральф начинает понимать стаю Мавра — чего ради они таскаются с этим заносчивым уродом, который ещё и периодически лупит их, как сидоровых коз. Никому не хочется быть пустым местом. Никому не хочется сомневаться в своем существовании. — Я Упыря из петли вытаскивал. Ральф сидит за столом, сцепив пальцы — живые, в тёплой человеческой коже и в черной перчаточной. Он знает, что говорить о мертвых прошлого выпуска с тем, чей собственный выпуск состоится через два неполных дня — бессовестно. И удар ниже пояса. Но надо же ему было как-то заставить Мавра услышать себя! Мавр отвлекается от созерцания собственных колен, укрытых даже в летнюю жару старым клетчатым пледом, и медленно поднимает взгляд на воспитателя. Глаза Мавра смотрят из-под толщи воды, Ральф зря не сдержался и теперь слышит циничное: — Не волнуйтесь, Р Первый. Меня верёвка не выдержит. Ральф хлопает ладонью в перчатке по столу и принимается орать, что засадит и Мавра, и Черепа в Клетку и сдаст лично в руки родителям, когда те приедут за своими ненаглядными детками. Мавр чернеет от дурной крови, прилившей к вискам, заставившей вздуться жилы на бычьей шее. Ральф вспоминает, что здоровье у мальчишки паршивое — Янус удивлён, что он до такого возраста дотянул. Ральф плескает в стакан теплую желтоватую воду из графина и протягивает воспитаннику. — Успокойся. Но Мавр кажется спокоен, только по тому, как он сжимает стакан, Ральф понимает, что тот, кого называют Лиловым Чудовищем, сейчас борется с сильнейшим искушением — запустить стакан в воспитательскую морду. Ральф на автомате тянется к сигаретам, но его одергивает скрипящий голос старшеклассника. — При мне не курят. Маврийцы действительно не курят при вожаке. При воспитателях вот курить они не стесняются. Рука останавливается, так и не дотронувшись до сигарет. — Ваша вражда с Черепом переходит все допустимые границы. Драки стали чаще. Жестче. И в их драках появилось что-то… человеческое. Раньше они дрались, как зверята. цель была — победить, доказать свою силу. Сейчас цель была — искалечить, изуродовать. Зверята так не делают. Удивительно человеческое качество. Мавр крутит в лапах стакан. Им с Черепом лучше знать, где их границы. А вот Р Первый о своих забывает. Духота стоит страшная и Ральф подходит к распахнутому окну в надежде на ветерок. Надежды не оправдываются. Ральф почти уверен — душно не из-за летнего зноя, а из-за того, что Мавру не нравится этот разговор. Ральф выглядывает в окно — чтобы вдохнуть хоть немного воздуха и дать возможность Мавру понервничать, погадать, чего там задумал этот бестолковый взрослый. Они же все кажутся им бестолковыми. Так, Мавр? За спиной Р Первого копится раздражение Мавра. Со двора слышится снисходительно — насмешливый голос Черепа, болтающего на крыльце с Хромым. На сторонний взгляд из двух вожаков Дома, Череп казался более вменяемым. И любой из взрослых Дома, решившись завести разговор о предстоящем Выпуске, заговорил бы с Черепом. Ральф перешагнул ступеньку «любого», когда понял, что именно закрашивал в окнах прошлый выпуск. И Ральф знал наверняка — и Череп, и Мавр за два дня до выпуска неотличимы. Начни он разговор с Черепом — все было бы так же. Разве что при Черепе можно закурить. — Свободен, — бросает Ральф Мавру. Мавр не шевельнулся, но Ральф не стал оборачиваться. Все эти приемчики он давно изучил. Дверь в воспитательский кабинет приоткрывается. Гвоздь — телохранитель Мавра, — не спрашивая разрешения, улавливая всё чутьём вернейшего пса из всей красной своры, плавно выкатывает коляску в коридор. Конечно же, никакого сверхъестественного чутья у Гвоздя не было. Он попросту подслушивал в коридоре. И да, Мавр прав — веревка это не их вариант. Возможно, всё обойдётся. Ральф достает сигареты. Обманывать самого себя он прекращает после третьей затяжки.