III
Все люди делятся на две категории: те, с которыми легко, и также легко без них, и те, с которыми сложно, но невозможно без них. Эрнест Хемингуэй
Декабрь, 2019 г. Влюбиться в Сяо Чжаня достаточно просто. Ну как просто. Вы пробовали прыжки со скал или с моста на тросе? Первые секунд пять вы реально думаете, что умрете. А потом… эйфория полета. Который, в общем-то, на самом деле падение. И сейчас кто-то хочет избавить Ибо от креплений. — Почему ты такой? Ибо, скажи мне? Это не игрушки, ты понимаешь? Чжань шипит. Они в туалете. Множество зеркал отражают их раз за разом, Ибо смотрит и молчит. Он не умеет играть в эти игры, более того — он не хочет. Влюбиться в Сяо Чжаня достаточно просто. Любить его намного сложнее. — Мы сейчас не на встрече фанатов. Там люди… там люди, которые решают судьбы, ты понимаешь? Прошу тебя. Мы встретимся после. Мы всегда видимся после. В этот раз нужно просто потерпеть. Ради нас, ты понимаешь? Я очень тебя прошу. Не наши агентства, а именно я. Ибо понимает. Головой он все отлично понимает, но это режет и выворачивает его. Он все еще ребенок, он в курсе. Но он начинает подозревать, что эта потребность, показывать и публично подчеркивать, что Чжань — весь Чжань, с его улыбками, взглядами, шутками, наивностью, с этими глазами, пальцами и родинкой под губой, — весь он принадлежит ему… эта потребность намного сильнее разумности. Нелепое «избранный мальчик» крутится в голове и его нестерпимо хочется. Глупо-глупо-глупо. Ибо кажется, что он и так делает очень многое. Он никогда не закатывает скандалы. Всегда ждет. Примчится, вопреки всему, стоит только позвать. Не напрашивается, не пишет больше, чем надо, хоть черновиков сообщений для Чжаня — больше сотни. И это ведь такая малость: держаться рядом, когда вас выставляют, словно драгоценности, на общий суд. Ближе — опасные люди своей среды. Чуть дальше — опасные люди, у которых власть в руках. Еще дальше — толпа ослепленных людей, чье восхищение граничит с чем-то устрашающим. Вспышки, огромное количество вспышек. Ты закапываешь глаза, потому что софиты сушат слизистую. Под макияж всегда наносится специальная основа, потому что свет сушит и кожу. Внутрь — пару таблеток успокоительного. Легкого, конечно же легкого, но все чаще кажется, что доза должна соответствовать истинному масштабу. А ещё лучше было бы опрокидывать в себя пару стаканчиков виски, но Ибо держится, потому что гэ такой способ не одобрит. Но ведь ещё вопрос, что хуже — таблетки или алкоголь? Печени одинаково неприятно, разве не так? Чжань все еще ждет ответа. Ибо сглатывает, прочищает горло и кивает, отворачиваясь. Но он всё равно видит их в отражении зеркал вокруг. Он видит, как Чжань тянется к нему. В этот раз он получает только касание к щеке. Теплое и сухое касание губ, прежде чем дверь хлопает. Они не должны выйти из туалета вместе. Ибо нужно занять себя чем-то минут на пять. Лучше на десять. Он смотрит в зеркало, упираясь руками по обе стороны от раковины, и все, чего он на самом деле хочет — вообще уйти. И пусть все катится к черту. В голове сразу возникает образ Чжаня, который старается скрыть свою растерянность, который сдержан и профессионален, стоит один на сцене. Улыбается. Когда он улыбается, внутри всё поёт, хочется улыбаться в ответ и чтобы это тепло между ними продолжало литься от одного к другому, но когда Чжань «улыбается специально», это как ждать тепла от неоновой лампы… Нет, не надо так. Ибо пропускает променад по красной дорожке. Он решает, что может себе это позволить, учитывая, как его бесит каждая минута происходящего. Ему душно. Он старается быть хорошим мальчиком. Даже не поворачивает головы, когда они садятся на, кажется, самом максимальном расстоянии на его памяти. Конечно, пару раз он не может не смотреть. Не может не ждать. Не может не. А потом Чжань уходит, забрав свой дурацкий термос. Мы всегда видимся после. Мы всегда видимся после? Ибо закрывает за собой дверь, электронный замок щелкает вслед. Из ванны доносится шум воды и это успокаивает — Сяо Чжань здесь. Самая обыкновенная квартирка-студия в спальном районе города. Какой-то там знакомый из «прежней жизни» Чжаня обеспечил ему такое убежище. Ибо никогда не спрашивает больше, чем нужно. Спасибо, что им есть, где ночевать вдвоем и они практически уверены, что это не обернется катастрофой. Вот такая вот «успешность», хотите? Ван Ибо может отсыпать довольно много. Он стягивает толстовку, затем футболку. Тормозит у дивана, куда кидает джинсы вместе с бельем и носки. В ванной душно и весь воздух — водная пыль. Чжань любит горячий душ в конце тяжелого дня, а сегодня выдался именно такой. Он коротко оборачивается и ничего не говорит, только улыбается устало. Ибо заходит в душевую кабинку. Чжань ставит лейку душа, теперь они стоят под импровизированным водопадом. Ибо молчит, ведь тут не угадать, что лучше, а что хуже. Чжань поджимает губы, берет гель для душа, выдавливает себе на ладони, размазывая между. Коротко посмотрев в глаза, он размазывает гель по плечам Ибо, проходится по груди, спускается по торсу к низу живота, и поднимается плавными движениями обратно к плечам, сжимает пару раз ближе к шее, заставляя Ибо прикрыть глаза. Чжань спрашивает, словно между прочим, но оба знают, что тот на самом деле пытается скрыть легкую нервозность: — Ты злишься? Ибо вскидывает брови и перехватывает чужие руки, чтобы спокойно поцеловать в костяшки пальцев. Теперь на губах привкус дурацкого лайма из-за геля. Ибо хочется сказать, что он постоянно злится, но никогда не на Сяо Чжаня. Вместо этого он говорит «правильно»: — Я все понимаю. Чжань криво усмехается, возвращаясь к своему занятию: массирует плечи, поглаживает по груди. Он выдыхает с усталостью: — А не должен. Ты должен радоваться жизни, наслаждаться собой и своими успехами, стремиться только вперед и метить дальше солнца, а не… это всё. — Не хочу. Чжань качает головой и чуть наклоняется, чтобы поцеловать Ибо у виска. А что ещё он может? — Ладно. Давай, помоем тебе голову. Ван Ибо усмехается и вручает Чжаню бутыль шампуня. Пахнуть ему сегодня миксом лайма и «морской свежести». — Расскажи еще раз про императора и Дун Сяня. Чжань цокает языком. Он методично заправлял им постель, пока Ибо «помогал» — держал то подушки, то одеяло. А на самом деле, конечно же, пялился. Особенно когда Сяо Чжань наклонялся. Что-то определенно остается неизменным. Чжань вздыхает и наконец-то укладывается, хлопая по постели. Ибо расплывается в довольной улыбке, устроившись под боком. Чжань не теряет надежды: — Может, лучше что-то другое? Ван Ибо пожимает плечами и подбирается ближе — обнимает поперек груди и не собирается отпускать до утра. Чжань сразу же вплетает пальцы в чужие волосы, поглаживает и массирует, задумчиво смотря куда-то перед собой. Это стало их новой традицией, которую Ибо любил не меньше всего остального. Чжань рассказывал ему древние истории, романтичные и далекие, чаще всего о тех, кто, как думалось им обоим, оказывались в похожем «капкане». Страсть отошла на второй план, уступив место тотальной нежности, которая норовила затопить обоих. Но сейчас, когда они в безопасности за закрытыми дверьми черт знает где, можно было спокойно в ней тонуть. Чжань коротко облизывает губы, мычит что-то утвердительное сам для себя, а затем начинает, продолжая играться с волосами Ибо: — Его звали Антиной. Этот греческий юноша был возлюбленным римского императора, и о его жизни известно не так уж много. Когда он трагически погиб, император Адриан обожествил его и создал культ в его честь. Так что практически все бюсты, которые можно видеть в музеях — это все этот юноша. Мало что осталось с тех времён, но достоверно известно, что… х х х Ибо не знает точно, с чем это связано. С его чувствами или с месяцами тренировок и съемок, но защищать и помогать Сяо Чжаню — дело мышечной памяти. Приобретенный рефлекс, не иначе. Он не размышляет над «зачем», когда идет со стороны толпы, оттесняя Чжань-гэ к витринам в их редкие «выходы в свет» под тотальным прикрытием. Не задумываясь тянет его на себя, когда мимо спешат стилисты, закончив с их образами. Он пробует чай первым не потому, что хочет подразнить своего гэ, а чтобы увериться, что чай не слишком горячий — Сяо Чжань ненавидит обжигать язык. Тысячи мелочей, которые можно оправдать уважением младшего к старшему, выливаются в общую картину «агрессивной заботы». Именно так называет это Сяо Чжань, хоть сам он далеко не лучше. Каждый божий день Ван Ибо получает смс «ты ел?» минимум трижды. Его гастрит, стараниями Сяо Чжаня, уходит на убыль, но стоит только перенервничать или съесть что-то не то — Ибо приходится держать серьезную мину, хоть боли начинаются адские. При этом они все меньше и меньше видятся, и их отношения переходят в разряд отношений на расстоянии. Доходит до абсурдных вещей, но Ибо настолько в них нуждается, что даже не считает их странными: они звонят друг другу перед сном, немного говорят, а потом засыпают, не сбрасывая звонка. За ночь вызов либо отрубается сам, либо тот, кто проснулся первым — скидывает, но сразу же пишет сообщение вслед с пожеланием доброго утра. Это крохи, теплые мелочи, которые дороже всего за день. И в то же время именно они причиняют мучительную боль. Чем больше времени проведено врозь, тем больше пространства для мыслей. Бесконечная жевательная резинка размышлений о том, как им быть дальше. Наслаждаться моментом получается все реже, тоска снедает все сильнее, а выхода нет, даже намека на него. Сяо Чжань устает, и Ибо злится на его агентство. Когда в Китае происходит вспышка нового вируса — Ван Ибо сразу же отказывается от всех съемок, причем это происходит раньше, чем он даже узнает об этом — у агенства на этот счет серьезная политика. Что касается Чжаня… У того не отменяется ничего. И, конечно же, они ссорятся. Ибо говорит такие вещи, за которые стыдно и паршиво уже через минуту, но он все еще уверен — крупицы истины в его злых словах есть. Да, агентство Чжаня работает с ним на убой, но в то же время Сяо Чжань никогда не бывает против. Надо — значит надо. Очень хреновый девиз. Когда Ибо говорит, что если он полетит на съемки сейчас, он не будет говорить с ним неделю, Чжань парирует, что это просто невозможно. Ван Ибо сбрасывает вызов. Выключает телефон. И не дает себе бросить его в стену. Он перезванивает через два часа, чтобы попросить прощения и успевает за десять минут до того, как Чжань отключил бы телефон ради перелета. Сяо Чжань говорит, что любит его и что он дурак, прежде чем включить авиарежим. Январь, 2020 г. Решение украсть Сяо Чжаня приходит в голову Ибо во время тренировки. Он лежит на мате и смотрит в белый потолок зала, пытаясь вслепую нащупать полотенце рядом с собой, чтобы вытереть лоб. Можно ли счесть его «гениальную идею» легким помешательством? Вполне, он знает. А если уж он её реализует… Всё это может стать скандалом и обязательно станет, во всяком случае — у агентства Сяо Чжаня точно будет истерика. Могут обвинять сасэнов, или даже наоборот — использовать безумных фанатов ради поиска. Так еще и выкрасть надо так, чтобы никто не запалил. Мимо проплывает Биньвэнь и Ибо медленно садится, наблюдая за своим телохранителем, словно лев в засаде. Тот решил потягать гантели. Пока план все еще в голове, он кажется идеальным, но Ибо знает: стоит только рассказать вслух, его логические выводы посыпятся, как карточный домик. Ему необходим сильный стратег и относительно здоровый мозг. Сам он вряд ли мог рассуждать объективно, учитывая, как зудит в нем желание оказаться рядом с Чжанем на больше, чем один жалкий день, вырванный из цепкой хватки графика. Ибо решает зайти издалека, можно сказать, бросить наживку: — Биньвэнь-гэ… А какая операция в твоей жизни была самой сложной? Телохранитель пыхтит в десятый заход и оставляет гантели на полу, тянется, разминает шею, раздумывая, а потом криво улыбается: — А, мы должны были обезвредить базу противника, но нас было всего трое, а их десятки. Но ничего, справились. Главное — это мозги, Ван Ибо, мозги всему голова. И не поспоришь. Ибо улыбается и склоняет голову набок, смотря на Биньвэня снизу вверх, мысленно пытаясь подобрать удачные слова и выглядеть при этом настолько мило, чтобы его не послали в жопу сразу же. Он чуть вздыхает, потирает плечо, словно в раздумьях: — А если… чисто теоретически… Выкрасть айдола, это сложнее? Сложнее чем обезвредить базу? Биньвэнь немного зависает, смотрит на Ибо с легким недоумением: — Что? Ну это определенно пиздец как сложно. Ибо улыбается. Этот вид улыбки в сети называют «лыбой гремлина» и от нее Биньвэню становится как-то не по себе. Ибо решает его добить: — Я так и думал. Но ты ведь любишь сложности, да? Биньвэнь уговаривает Ибо рассказать об этой «опасной затее» собственному агенту. В данный момент Ван Ибо сидит в ее кабинете, крутится в кресле, ожидая, когда же эта женщина-гроза ворвется в дверь. Ибо уверен: его телохранитель ввёл начальство в курс дел. Сюин не врывается в кабинет, а заходит безмерно спокойно. Плавно закрывает за собой дверь, «доплывает» до своего кресла, чинно устроив сумку на столе. Вот это уже страшно, правда страшно. Она молча смотрит на Ван Ибо где-то с минуту, обходит стол и садится в кресло, сложив руки в замок перед собой. Ибо зависает на паре колец, скользит взглядом выше, смотрит в чуть подведенные глаза. Кажется, Сюин не моргает. Пугающий взгляд тотального дзена. Она начинает размеренно: — Я знала тебя ещё мальчишкой. Так что понимаю, что лучше тебе помочь, чем отказать. Наше агентство все равно всегда радо подпортить жизнь другим агентствам, но до такого мы еще никогда не доходили. Это опасно, тупо и кошмарно. Но есть три варианта развития событий. Первый — все это станет большим пиаром и легендой, где Сяо Чжаня выкрал безумный фанат. Снова поднимется тема приватности и безопасности айдолов, что на руку абсолютно всем. Второй план — объявление о плохом самочувствии Сяо Чжаня, пока мы будем его «искать». В моей власти убедить Мэйли подать все именно так. Конечно, это может быть чревато массовой истерией, учитывая все новости, но… как вариант. Привлечем внимание к теме пандемии, это в госструктурах любят. Больше страха равняется большей осознанности в подчинении правилам. Ну и третий. Ты перебесишься и успокоишься. Но я в это не верю. В твоих глазах истинное безумие. Так что… есть еще четвертый вариант, но вы на него не согласитесь. Это принять спонсорство, чтобы ради этого мы поощряли ваше совместное времяпровождение. Двумя агентствами. Ибо пожал плечами и уперся локтями в стол, выдерживая взгляд Сюин. — Первый вариант самый удачный. — Возможно. Но ты подумал о том, что Сяо Чжаню это не понравится? — О, он будет в бешенстве. Сюин откидывается на спинку кресла и обреченно выдыхает: — Небо, какие же вы придурки. х х х — Ты меня украл. — Да. — Чтобы поесть лапшу и курицу, а потом выспаться. — Да. Ну, есть еще и другая еда, вообще… — Сорвав съемки в фильме и съемки вечернего шоу. Меня везли с маской для сна на глазах. — О, еще шоу должно было быть? Досадно, но да. Кто снимает вообще в период праздников и когда в стране эпидемия, такие самоотверженные люди. И ты же сразу знал, что это Биньвэнь. Он сто раз извинился за маску, но если кто-то мог фотографировать, все должно выглядеть правдоподобно. — Биньвэнь чуть сам не задохнулся в своей лыжной маске. — Он военный, я думаю, он может справиться с тряпкой на лице? — Да? А я могу справиться с инфарктом, как думаешь? — Чжань-гэ… Попробуй курицу, она очень вкусная. Тут есть медовый соус. Ибо ждет, что его сейчас начнут бить. Или орать. Он тянется палочками за куском курицы-караге. Они с Биньвэнем потратили полдня, чтобы забить холодильник и обустроить этот нежилой домишко в нечто уютное. Раньше в нём жила бабушка Биньвэня, а потом тут затеяли ремонт. Основное закончили, остались только косметические излишки, но Ибо до этого дела не было. Туалет и ванна присутствовали, огромный холодильник радовал глаз, кровать — чудесно, а стены белые, что просто идеально для проектора, который Ибо все никак не успевал испробовать. Ван Ибо ждет удара или крика уже больше минуты, но ничего не происходит. Чжань смотрит на него как-то странно, и это тревожит больше, чем если бы тот злился. Сяо Чжань опускает взгляд на курицу, берет палочки и цепляет самый большой кусок, принимаясь жевать. Ибо смотрит снизу вверх, пытаясь уловить оттенки происходящего в чужой голове: — Ты злишься? — Есть нужно молча. — Из нас двоих Лань Чжань не ты. — Тихо. — Гэгэ… Ты злишься же, да? — Похитители обычно таким не интересуются. — Чжань-гэ… — Тебе нельзя больше двух кусков, иначе будешь страдать. — Я тебя люблю. — Я заметил. — Чжань-гэ! — И я тебя тоже, Ибо, и я тебя тоже.