Цена свободы.

х х х

If I could begin to be Half of what you think of me I could do about anything I could even learn how to love Love Like You by Rebecca Sugar

2005 год. Сентябрь. Ван Ибо, 8 лет. Ван Ибо трудно ладить со сверстниками, во всяком случае, так казалось со стороны. У каждого ребенка Поднебесной плотный график, если позволяет статус и кошелек родителей, но режим Ибо — тот просто не предусматривал ни минуты вне рамок занятий. Во время учебного процесса было довольно сложно достичь того уровня близости, в котором на самом деле нуждаются дети между собой. Но Ибо даже не старался. Ему было не_интересно. Мальчики из класса его сторонились, Ибо был себе на уме, мог спокойно дать в нос, но в то же время — за защитой от мальчишек других классов шли именно к нему. И это в восемь-то лет. Похожая история была и с девочками. Те не интересовали Ибо от слова совсем, зачастую, ему отвечали тем же. Пока не узнавали, что он в чем-то очень крут и хорош. Но интерес угасал также быстро, как и возникал, натыкаясь на прочную стену игнорирования. Ибо многое спускалось с рук, в силу разных обстоятельств, начиная с того, из какой он семьи, заканчивая, в общем-то, его прилежной старательностью, упорством и любовью к спортивным состязаниям. Но даже классный руководитель не понимал: Ибо так старается ради родителей, ради себя или для чего-то другого? Мальчику всего восемь лет. Учитель редко видел, чтобы ребенок улыбался, играл хоть с кем-то. Казалось, его амбиции — это нечто вроде обязательной чистки зубов, к которой малыш Ибо (не дай боже вам его так назвать в лицо), подходил со всей серьезностью. Более-менее близким к состоянию счастья и искренней радости Ибо был только на тренировках по танцам, а так — дубль пусто. В общем, ребенком Ибо был странным, но родителей это радовало, они считали его прагматичным, целеустремленным и дисциплинированным — счастье, а не ребенок. Хоть, скорее, отлично выдрессированный песик? Поэтому, не так уж удивительно, что когда малыш Ибо потерялся в Гуанчжоу, он не стал особо паниковать. Его группа вместе с учителем ушли куда-то далеко вперед, но Ибо помнил, что следующей остановкой в их дне должен был стать Храм Умиротворения. Также он прекрасно помнил, откуда отбывал их автобус в конце дня, надо было просто успеть к нужному времени. У него было немного карманных денег, город не казался ему опасным, хоть и был огромным. Ибо нужно было добраться если и не до моря, то хотя бы на пляж Жемчужной реки. Не то чтобы он заранее хотел потеряться, но раз так удачно сложилось… Поправив лямки своего рюкзачка и бейджик на футболке, Ибо принялся искать ближайшее метро. Тот факт, что в данный момент его учитель рвет на себе волосы и готовится к харакири, так как потерял Ван Ибо, самого мальчика не волновал вовсе. Станция метро Zhong Shan Ba, линия 5, выход D Сяо Чжань, 15 лет. Сяо Чжань нервничал. Вся эта авантюра со свиданием выносила ему остатки самообладания. И да, он сам все это придумал: прогулять занятие, пригласить Мэй Ни на пляж и устроить там пикник. Они ведь так и не нашли времени, чтобы изучить город получше, а программа скоро закончится, будет пора возвращаться в Чунцин. Идея была очень романтичной, прямо как в дорамах. Но, кажется, дорамы из них двоих и смотрел только сам Чжань. Он уговаривал себя, что опоздание девушки на час и десять минут — это приемлемо, но когда ему пришла смс с грустным смайликом и «все же, не выйдет, гэгэ», с самообманом пришлось заканчивать. Тяжко вздохнув, он посмотрел на корзинку. Он ее специально купил для такого случая. Сегодня ровно 365 дней с того момента, как они начали встречаться. Он думал, что пора было… перейти к «следующей базе», начать целоваться чаще? Познакомить с родителями? Сделать всё правильно? Хоть они так молоды… Но, его родители тоже были знакомы со школьной скамьи, должны понять? Правда, у тех была какая-то там… крышесносная любовь. У Сяо Чжаня пока крышу сносило только от собственного невроза. Телефон завибрировал снова. Мэй Ни выразила желание расстаться. Смской. Да она издевается. Неплохой аттракцион: вот Чжань думает, что в перспективе нужно знакомить девушку с роднёй, а вот она уже его бросает. Он должен ощущать ярость, горечь? Разочарование? Чжань… ловит себя на облегчении. От чего становится немного паршиво и странно, ведь так не должно быть? Он запутался. Надоело. Сяо Чжань вырубает телефон и запихивает его на дно рюкзака. Чувства его были растрепаны донельзя, оказалось, его самообман по отношению к Мэй Ни имел очень глубокие корни и пора было что-то с этим делать. Из тяжких раздумий его отвлекает мальчишка, чинно прошагивающий мимо. На вид лет семь, может, восемь? Непослушная копна волос, белая футболка с бейджиком, белые шорты, белые носки и белые кеды. Спасибо, хоть рюкзак синий. Присмотревшись, Сяо Чжань увидел на нем эмблему школы. Школы города Лоян. Это довольно далеко от Гуанчжоу, разве нет? — Эй? Эй, мальчик! Выход со станции в другую сторону! Мальчик обернулся и Чжань улыбнулся ему, показывая рукой, что двигать нужно туда, если тот хочет выйти. Ребенок провел его жест взглядом, затем снова посмотрел на парня и подошел ближе. Чуть поклонившись (вот дожил, всего пятнадцать, а дети тебе уже кланяются, паршивый день), мальчик тихо сказал: — Спасибо. Вы не подскажете… как лучше добраться до пляжа Жемчужной реки? Моя карта подводит меня уже в третий раз… я не хочу ей больше доверять. Сяо Чжань медленно вскинул бровь. Ребенок очень серьезно уставился на него в ответ. Все это выглядело немного тревожно, но казалось, что любой жест или какое-то кривое слово, ребенка спугнет, и даже если тому нужна помощь, он ее не примет. Чжань улыбнулся снова, в этот раз чуть мягче, стараясь никак не комментировать такой взрослый настрой мальчишки, и похлопал по скамейке рядом с собой: — Садись, я покажу тебе по карте, но мне самому нужно на пляж, так что я могу тебя провести. У тебя есть карандаш? Мальчик кивнул. Устроившись на скамейке рядом, он достал из своего рюкзака карту и остро заточенный карандаш. Сяо Чжань поблагодарил его и принялся чертить прямо поверх карты, комментируя: — Вот. А потом мы повернем вот сюда, видишь? Чтобы сократить путь. Будешь моим рулевым, пока дойдем. У тебя на пляже серьезное дело? — Очень. Сяо Чжань не стал расспрашивать, просто отдал карту и карандаш ребенку, кивнув в сторону выхода. — Идем. Тебя зовут Ван Ибо? Я прочел на твоем бейдже. Мальчик кивнул снова и поднял на него взгляд, внимательно прищурившись. На самом Сяо Чжане никаких школьных бейджиков не было, да и не могло быть — он в самой обычной школе учился, о чем речь. Видимо, маленький Ибо ожидал ответную любезность. — Меня зовут Сяо Чжань. Будем знакомы. — Хорошо, Чжань-гэ. Ибо, смешно хмурясь, уставился в карту. Они только начали путь, но тот действительно корректировал каждый отрезок их передвижения. Чжань чуть усмехнулся и покачал головой — и как к этому мальчишке прилипло настолько суровое выражение лица? Аж кровь в жилах стынет, как глянет. Но в то же время — очень хотелось потрепать эти непослушные волосы. — У меня много еды с собой, если проголодаешься, то скажи мне, ладно? Я сам все не съем. Очень подмывало спросить мальчишку о школе, о взрослых, которых почему-то рядом нет, но Сяо Чжань чувствовал нутром, стоит спросить — тот вежливо попрощается и убежит. Надо было действовать куда осторожнее, словно с диким зверьком. Ибо кивает пару раз, наконец-то переводя взгляд на своего неожиданного проводника: — Хорошо, Чжань-гэ. Но у меня есть яблоко. — Что там того яблока. У меня целая корзинка всего на свете. Даже жареные осьминоги есть. Лицо Ибо приобретает выражение легкого недоумения. Этот засранец вскидывает бровь. Они как раз стояли на пешеходном переходе, ожидая светофора. Ибо уточняет: — Господин идет на пляж продавать еду? — Что? Нет. Я иду туда есть. — У господина нет дома, чтобы есть в нем? — Просто вода пробуждает во мне аппетит. — Господин странный. — Знаешь, ты тоже не так прост, верно? Ван Ибо решил не отвечать. Вместо этого — потянул Сяо Чжаня за руку, пора было переходить дорогу. Остальную часть пути они проделали почти что молча. Ибо изредка командовал куда им поворачивать, Сяо Чжань подыгрывал ему и хвалил «навигатор». Вскоре показалась нужная дорожка, её конец уже был началом пляжа — сплошной песок. Сяо Чжань поставил корзину на каменный выступ и принялся стягивать обувь. — Давай, Ибо. Иначе твои кеды и носки будут в песке, а это неприятно и сложно чистить. Ибо никогда не чистил обувь. Все эти бытовые вещи проносились мимо него, он даже не был уверен, как это работает и только сейчас осознал, что особо никогда не интересовался. Мальчик принялся снимать обувь, затем стянул носки и аккуратно сунул внутрь кед, копируя действия старшего паренька. Чжань кивнул и улыбнулся снова. Ибо никогда ещё не улыбались так часто. Это было странно и тепло? Хотелось ещё. Но улыбнуться в ответ он пока не мог. Ибо чувствовал, что если попытается, то выйдет криво и как-то неправильно. Поэтому он опустил голову, рассматривая пальцы ног, утопающие в песке. Дождавшись, когда Сяо Чжань справится со своими кроссовками, мальчишка последовал за ним, ощущая тепло песка под стопами. Ван Ибо подошел к кромке воды. Где-то позади копошился его новый знакомый, видимо, кроме еды в корзинке было еще и покрывало. Мальчик пока был очень заинтересован водой. Если сделать еще один мелкий шажок, можно было бы намочить пальцы. — Ибо! Иди сюда. И не лезь в воду, она сейчас холодная, поверь мне. Ван Ибо обернулся. Сяо Чжань и правда расстелил на песке плед и сейчас вытаскивал еду из корзинки. Той действительно было очень много. Озадаченный мальчик уселся на край покрывала, вытягивая ноги, наконец-то стянул с себя рюкзак, поставив тот рядом. Склонив голову набок, он ещё раз обвел взглядом весь этот пир: — Зачем господину столько еды? — Ты учишься в какой-то исторической школе? Хватит называть меня господин, мне всего пятнадцать лет… Это мало походило на нормальный ответ. Ван Ибо перевел взгляд на человека, которому «всего пятнадцать». Чжань поймал себя на мысли, что ему хочется тюкнуть Ибо в щеку, но тот вряд ли такой жест оценит. — Итак, жареные осьминоги. Тут еще есть вонтоны, две порции лапши. И курица в кисло-сладком. — Тут всего по два. — Ты наблюдательный. — У господина два желудка? Этот ребенок издевается? Сяо Чжань поднял на него тяжелый взгляд. Мало того, что девушка бросила, так еще и какой-то проблемный восьмилетка его стебёт. Ван Ибо смотрел на него без тени издевки. Он в целом был довольно странным, так что, вполне могло быть, что в его представлении у Сяо Чжаня и правда может быть два желудка. А не то, что он рассчитывал тут быть не в гордом одиночестве. — У господина… немножко разбито сердце сегодня, так что он решил заесть горе. Ван Ибо хмурится опять, не зная, как комментировать такой ответ. Он тянется за палочкой с щедрой порцией жареного осьминога. Изучив это нечто долгим взглядом, Ибо осторожно откусывает самую малость. Сяо Чжань не сдерживает короткого смешка, принявшись за свою порцию. На пляже практически не было людей, лишь где-то вдалеке можно было разглядеть семейную пару и детишек, бегающих у самой воды. Да, на это и был расчет, когда Чжань собирался тащить сюда свою девушку. Свою бывшую девушку. Ибо жует активнее, приноровившись к мясу, наконец-то формулирует вопрос по теме, который кажется ему удачным (возможно, это даже впечатлит этого гэ, взрослые часто впечатлялись): — А как это чувствуется, когда сердце разбито? — Ну… Сяо Чжань медленно выдыхает, откладывая палочки. Трёт себя по коленям, наблюдая за водами реки. Вот же, сам себе яму вырыл. На самом деле то, что сделала Мэй Ни, не особо «разбило» сердце Сяо Чжаня. Если подумать — это было ожидаемо. Но возможно, его сердце было разбито намного раньше. И вовсе не девушкой. Это ощущение было многим хуже. Там ты разбит весь. — М-гм. Тебе ничего не хочется после такого. И тебя ничего не волнует. Полностью все равно на всех и на себя. Тогда очень важно цепляться за что-то, что заставляет тебя чувствовать. У тебя наверняка есть такие занятия, да? Когда ты чувствуешь что-то очень хорошее. Ван Ибо моргает, и выдает тут же: — Танцы. Сяо Чжань кивает, обнимая свои колени. Танцы. Хороший выбор. У него это было пением. Было — потому что именно тот факт, что он не может себе позволить заниматься этим во всю силу, и разбил ему сердце. Это не то, что может принести достаток семье, не то, что почитается, только если ты не талантлив с пеленок. А Сяо Чжань считал, что он так, середнячок. Хоть хор бросать не собирался. Но последнее прослушивание ему доказало — он любитель. В нем нет никакой искры, ему отказали трижды подряд. Так что… да. Где-то тогда он и стал встречаться с Мэй Ни? Пытаясь компенсировать собственную убогость, будем честны. Сяо Чжань смотрел на гладь воды. Хотелось бы просто войти в эту воду и посидеть там, на дне. Восьмилетка рядом завозился, подсаживаясь поближе. Он протянул ему пустую палочку, видимо, предлагая придумать, куда им девать мусор: — Ты не назвал свое занятие. — Я люблю петь. Но сейчас это не принесет мне радости. Ван Ибо снова хмурый, вперился в Чжаня каким-то даже осуждающим взглядом, пока тот копошился в рюкзаке и корзинке в поисках пакета для мусора. Сяо Чжань наконец-то находит нужное, кидая туда палочку, переводит на паренька взгляд и чуть ли не ойкает — захотелось поежиться, но он сдержался. Ибо ставит перед фактом: — Ты противоречишь сам себе. — Я недостаточно хорошо пою. — Какая разница? И кто сказал? Всё равно. Пой. — Сейчас? Ван Ибо кивнул. Искреннее осуждение сменилось на явное любопытство, на губах Ибо появилась легкая улыбка, он замер в ожидании. Чжань цокнул языком. Этот мальчишка явно не отвяжется, от него так и исходила аура безмерного упрямства. — Ладно. Сяо Чжань прочистил горло. На ум ничего не шло, но уже через пару мгновений в голове зазвучала мелодия. — The blue sea is laughing…* Ван Ибо внимательно слушал. Он знал эту песенку. В какой-то момент очень захотелось подпеть, и переведя взгляд на реку, мальчик решился, тихо вторя знакомым строкам. Эта песня ему нравилась. Мама пела её, когда купала Ибо. Раньше. Чжань легонько толкнул Ибо в плечо, когда они допели последние строки. Мальчишка вскинул голову, и оказалось, что он искренне улыбается. Чжань, конечно же, улыбнулся в ответ. Всё же, такой странный мальчик… — Твое сердце немного затянулось? — Да, немного затянулось. Спасибо. — Ты очень красиво поешь. Никогда не прекращай петь. И твое сердце всегда будет крепким и не будет разбиваться. Сяо Чжань тихо посмеивается, не успевая одернуть свой порыв: он треплет Ван Ибо по голове, взъерошивая непослушные волосы ещё больше. Тот сразу же пытается хлопнуть его по ладони, но вряд ли обижается всерьез, ведь продолжает улыбаться. После Сяо Чжань смог выяснить, откуда Ибо и помог ему найти нужную автобусную станцию. Оказывается, учитель уже как два часа пил валерьянку (а по слухам и чего покрепче), был на созвоне с полицией, которая искала Ибо по всему Гуанчжоу. Когда со всем разобрались и Ван Ибо выслушал длинную лекцию о своем поведении, Сяо Чжань решился уйти под шумок. Но в самый последний момент — Ибо обернулся и улыбнулся ему снова. Чжань не мог не улыбнуться в ответ. Как показала потом жизнь, никогда не мог. х х х День первый. Где-то в глуши под Пекином. Дом бабушки Биньвэня был традиционным сыхэюанем. Внешние стены дома были без окон, зато имелись вырубленные узоры: пара драконов на счастье, и еще двое крылатых львов  — чтобы злых духов отвадить. Небольшой внутренний дворик мог похвастаться тремя деревцами неизвестного (для обоих парней, но не для бабушки Биньвэня) вида, да и всё. На часах было пять тридцать утра, когда Сяо Чжань пялился на одно из них. Он выполз из-под жаркого, тяжелого тела Ван Ибо, размял шею и вышел на воздух, чтобы начать свою практику. Если бы не эти упражнения, вряд ли бы Чжань так хорошо справлялся с тем, что выбрал в своей жизни. Причудливое сочетание мало зрелищных упражнений из даосизма и асаны йоги — рецепт вашего здравого рассудка и позвоночника. Это помогало отсеивать лишнее, дисциплинировать себя и, как Сяо Чжань надеялся, держать иммунитет в тонусе. Время текло сквозь него, когда дело касалось утра. Ибо называл это «дао-режим господина Сяо», сам же он обходился обычной зарядкой. И Сяо Чжань, на самом деле, был этому рад. Он вовсе не философии ради выполнял все это каждое утро своей жизни. К какой-либо практике ты приходишь не из любопытства, даже если кто-то так и говорит. Чжаню просто надоело ловить панические атаки, не высыпаться и дергаться, концентрироваться только на болезненном и постоянно бояться, упуская столько моментов счастья, особенно с Ибо. Последний приходит к нему во дворик, беззастенчиво завернувшись в чужой халат на голое тело, с тарелкой нарезанных фруктов. Сяо Чжань чуть усмехается и оборачивается, перетекая из одной асаны в другую: — Тебе идет. Я думал, ты захочешь выспаться? — Без тебя я не высыпаюсь. Сяо Чжань очень старается не закатить глаза, выпрямляется, чуть запрокинув голову. Ибо, устроившись на ступеньках, протестующе мычит: — Чжань-гэ, это же был такой вид! Ты сложился пополам, как… надрезанный бамбук? — Ты просто ужасен в метафорах. Ван Ибо отвечает довольной улыбкой и протягивает ему кусочек персика. Чжань взвешивает все за и против, в итоге сдается, усаживаясь рядом и забирая дольку из чужих пальцев. Персик сладкий и сочный, приходится облизнуть губы. Ибо замечает на тон ниже, стягивая с тарелки кусочек яблока: — Нам не стоит сидеть тут долго, все же холодно. — Какая рассудительность, учитель Ван. Это ты в халате выперся, простудишь себе все самое дорогое. Ибо тихо рассмеялся, дожевывая яблоко. Следующим на очереди оказывается апельсин, Ибо берёт его дольку. Та продолжает свой путь, упираясь в губы Сяо Чжаня. У него нет выбора, Чжань приоткрывает рот, с довольным мычанием принимая угощение. Взгляд Ибо, который следил за его губами, как всегда обжег изнутри и Сяо Чжань отвернулся, принявшись упорно жевать. Он осматривает дворик, немного унылый вид никуда не исчезает. Чжань дожевывает, затем интересуется: — И что нам делать еще пять дней? — Такие вопросы меня ранят. Мы можем делать что угодно. — Да? А я думал, ты нам целую увеселительную программу подготовил. Бо-ди, как так… Сяо Чжань хмыкнул и обнял колени по привычке. Светало медленно, но упорно, и вскоре солнечные лучи омыли светом весь дворик. Где-то щебетали птицы, словно весной, и Чжань чуть прикрыл глаза, подставляя лицо под солнце. Ровно через шесть секунд Ибо «бипнул» его по носу и засмеялся. Сяо Чжань выразительно цокнул языком: — Ты просто будешь дразнить меня все пять дней, я правильно понимаю? — И кормить. Чжань-гэ научит меня хорошо готовить его любимые блюда. — Это был твой коварный план, да? — А еще будем смотреть кино. Я взял проектор и скачал много всего. — Мгм. Кушать и смотреть кино. Мы растолстеем и наши агентства порвут с нами. — Это тоже мой коварный план. А это уже ровно у той кромки, за гранью которой всегда была их ссора. Основная тема: отношения с агентствами и то, как они видят свое будущее. Сяо Чжань решил никак не комментировать этот полушутливый выпад и просто уложил голову на плечо Ибо. Он не хотел тратить ни минуты их затворничества на то, чтобы орать или, наоборот, молчать, смотря в одну точку, пока орет Ван Ибо. Выхода все равно не было. Во всяком случае не такого, который устроил бы их обоих. — Когда-то давно, еще где-то в III веке, один военачальник изобрел баоцзы. Он был на юге, когда его войско постиг страшный недуг и мудрецы объявили, что спасти его людей может лишь человеческая жертва богам. Но военачальник приказал приготовить пирог из теста с мясной начинкой, поступив милосердно. Как закончился этот военный поход неизвестно, но рецепт пирожков остался. Доволен? Сяо Чжань коротко глянул на Ибо, который послушно нарезал мясо. Тесто ему Чжань пока не доверял и неизвестно, доверит ли на пятый день. — Чжань-гэ такой умный. Чжань прищурился и метнул в него кусочек теста. Кошмарное расточительство, но это рефлекс. Ибо сразу же оказался намного ближе, коротко целуя в плечо: — Мясо нарезано, шеф! Что дальше, шеф? Сяо Чжань пытается скрыть улыбку и качает головой. — Тебе нужно измельчить его, но, так как я не вижу комбайна, просто нарежь еще мельче. Потом натри немного имбиря и обжарь его на масле. После этого ты добавишь мясо. Затем немного воды, чтобы фарш быстрее пришел в себя. — И начал хрюкать? — Ибо! Будь внимательным. — Я очень внимательный, ведь это будем кушать мы вместе. — Вот именно. А тут есть аптечка, кстати говоря? Ибо смачно пихает Чжаня в бок, прежде чем продолжить свою часть работы. На самом деле, Ван Ибо хотелось улыбаться круглосуточно, пока они здесь. Это могло бы заставить Сяо Чжаня задуматься о его душевном здоровье, так что Ибо старался не быть таким уж придурком. Вроде бы получалось. — Если серьезно, то аптечку я тоже собрал, на всякий случай. — А родителям моим звонил? Слишком долгая пауза для спокойного «да, Чжань-гэ». Сяо Чжань отвлекается от теста и поднимает голову. Ибо сосредоточенно колдует над мясом, кажется… делая вид, что не услышал вопрос? Что за детский сад… — Ибо. Мои родители знают, что на самом деле меня не выкрали? — За это отвечает агентство и мне сказали не звонить, но я уверен, что они в курсе, правда. Это не очень устраивает Сяо Чжаня. Тот бросает свое занятие, отходит к раковине, чтобы вымыть руки. Ибо поджимает губы, провожая Чжаня взглядом — тот выходит из кухни. Он хотел позвонить сам, но это ставило под угрозу план. К тому же, мама Сяо Чжаня не отличалась талантом к конспирации, и это было уже не единожды доказано. Ибо был уверен на процентов 97, что все в порядке. Конечно, он не мог знать точный контекст того, как агентство подаст эту информацию родителям Чжаня, но они же адекватные люди… Что же касается его собственных  — было достаточно смс-ки отцу. Что-то про то, что он едет кататься на сноуборде ради шоу, и всё окей. Как и все годы до этого. Точечка. Но родители Сяо Чжаня были совсем другой историей, которую Ибо все силился понять. В связи с чем часто давал осечку: эмоциональные связи были сложны для него, как и всякие оттенки, а если уж говорить о любви к родителям… Это сложно. И безмерно легко в семье Сяо Чжаня. Ван Ибо приступает к обжарке. Натертый корень имбиря в масле, затем мясо. Немного пожарить так, потом добавить воды. После он тянется к соевому соусу и молится, чтобы не плеснуть лишнего. Соль, перец, мирин. Мясо пахнет вкусно, Ибо удрученно помешивает его на сковороде. Сделав огонь поменьше, Ибо переводит свое внимание на чеснок — его тоже надо измельчить, а затем растворить с крахмалом в холодной воде. Он отлично все помнит, но подразнить и попросить Чжаня повторить — это же святое. Сяо Чжань возвращается тогда, когда с начинкой для баоцзы покончено. Ибо вытирает руки о полотенце и оборачивается. Вроде бы все не так плохо. — Твое агентство сказало, что у меня творческий кризис и я решил уйти в подполье. Мол, такая легенда соответствует моему привычному характеру. Что полная хрень. Ма очень переживала, па был зол на агентство, но я все разрулил. Ибо, почему ты сразу мне не сказал? — Было бы странно говорить о твоих родителях в любой из отрезков времени вчера? — Странно было бы, если бы маму хватил удар, пока мы… В общем. Сяо Чжань отмахивается от него и возвращается к своему тесту. Он зло мнет его, хоть в этом уже нет надобности. Ибо чувствует себя провинившимся ребенком. Если рядом с другими такое вызывает глухое раздражение, то рядом с Чжанем действительно становится стыдно. Он подходит ближе и заглядывает ему за плечо, наблюдая расправу над тестом. — Чжань-гэ, прости. Я правда не подумал. — У тебя это вообще плохо получается. — Не правда. Не всегда. — Очень часто. — Чжань-гэ… Ибо обнимает его со спины и утыкается в шею носом. Движения Чжаня по отношению к тесту становятся плавнее и он медленно выдыхает. Тесто занимает свое место в глубокой миске, Сяо Чжань накрывает его полотенцем, прежде чем повернуться в чужих объятиях. — У нас есть два часа в запасе, прежде чем можно будет продолжить. — Это ты дразнишь меня намеком или…? — Или. Ибо наклоняет голову вбок и вскидывает брови. Чжань не делает никаких движений ближе, но в то же время и не пытается освободиться от объятий. Вон, даже руки привычно на бедрах Ван Ибо устроил, значит — не так уж и злится. — Ты говорил что-то про свою коллекцию кино. Мне хоть и страшно, но давай посмотрим, что ты там скачал. Ибо улыбается и тянется за коротким поцелуем. Ему в нем не отказывают, даже обнимают за шею, но после, все же, выскальзывают. Ибо усмехается. Первый день можно считать практически идеальным. Когда вечером Сяо Чжань выходит во дворик, чтобы пристроить мешок с мусором у стены, он слышит странный звук. Чем-то напоминает цикаду, только которую заело? Чжань слушает еще пару секунд, но Ибо выходит на ступеньки и зовет его, напоминая, что он тоже может отморозить себе все самое дорогое, если продолжит стоять на холоде. Сяо Чжань качает головой, но улыбается, чтобы в итоге быть пойманным у дверей в теплые объятия. «Цикада» умолкает через какое-то время. Либо Чжань просто перестает её замечать.