Цена свободы.

x x x Июль, 2018 год

«Ты — большая капля росы под листом лотоса, а я — маленькая капелька на его верхней стороне», — сказала Росинка Озеру. — Рабиндранат Тагор

Все началось с этой фразы, которую Сяо Чжань сказал в обед. «Лотосы — это не только их семена, можно сделать как минимум пять блюд из лотоса!». Ван Ибо стал его подначивать, но тот отказался перечислять, а потом уже было не до этого — съемки, съемки, съемки. В какой-то момент Сяо Чжань снова стал тихонько ныть о еде, это было его любимым садомазохистическим хобби. Он перебивался снеками, вареной курицей и овощами. За первое довольно часто получал нагоняй, если это не были кусочки тех же фруктов, а какой-нибудь сникерс. Ван Ибо честно его прикрывал, как мог, но не всегда мог уследить. И вот он снова стал перечислять чуть ли не все съедобные позиции в Старбакс, когда Ибо также тихонько решил подать голос. — Если я достану тебе весь лотос, сделаешь те пять блюд? Сяо Чжань тихо фыркнул. Мимо слонялись техники, сзади них была вездесущий стилист, которая видела в них не людей — только волосы. Дело в том, что эти дорогущие парики настолько прихотливы, что за ними нужен глаз да глаз, а стоит прилепиться хоть одной пылинке — в кадре это будет просто конец света. За время съемок их расчесывали несколько сотен раз в день, и это вообще не шутки. Чжань наклоняется ближе и отвечает на грани слышимости. — Кроме этого мне еще понадобится место, где готовить. И курица. И одно яйцо. — Курица? Так может это будет пять блюд из курицы, а лотосы ты просто в вазу поставишь? — Нет, Ибо. Курица это только одно блюдо, где очень важен лотос. И да, мне нужны все его части. И нет, не вздумай чудить. Когда-нибудь потом я тебе устрою все пять блюд, а сейчас — забудь. — Одно яйцо меня интригует. — Бо-ди, забудь. Ван Ибо только хмыкнул. Это хмыканье Чжаню не понравилось, но момент был упущен — их позвали на площадку, предстояло потренироваться в сцене боя. Сяо Чжань и думать забыл про лотосы и несколько дней еще прожил без воспоминаний о тех возможностях, которые за ними скрываются. Пока Ван Ибо не присел у его кровати в два часа ночи. — Бо-ди? Иди сюда, давай спать. — Не-а, гэгэ, вставай. — Ты с ума сошел? Два часа ночи, куда вставай? Ибо сидел перед кроватью с упертостью, которой мог позавидовать их коллега по съемкам — осел. Сяо Чжаню пришлось сесть в постели и взъерошить свои волосы. Без парика было даже непривычно. Ибо был взъерошен не меньше, а еще на его щеке был след от… грязи? — Бо-ди… ты что сделал? Ван Ибо действительно достал все и в немаленьком количестве. Сяо Чжань стоял в шортах и чужом худи, не понимая, что происходит. Во-первых, они были в чьем-то домишке, куда приехали на «взятом напрокат» мопеде кого-то из стаффа. Домишко этот был традиционно деревенским в самом глубоком понятии, с отдельным домиком-кухней, где была глиняная печь. Во-вторых — Ибо явно… явно самолично обокрал чей-то пруд? — Бо-ди… где ты взял… и где мы? — На пруду. В доме. Сяо Чжань переводит на него тяжелый взгляд, но Ибо улыбается, а потом и вовсе тихо смеется. Половина третьего ночи, они в чужом доме, с чужими лотосами, собираются готовить. — Все в порядке, гэгэ. Я договорился и заплатил бабушке, она бабуля одного нашего техника, живет тут рядом, как видишь. Лотосы тоже ее. Попросила что-то и ей оставить. У нас нет выбора, придется готовить! Сяо Чжань где-то с минуту молча смотрит на него, а затем вздыхает, засучив рукава. — Курицу тоже нашел? — Вон. Конечно. Она такая стремная… — Она вся твоя. — Гэгэ… — Только руки помой и со щеки грязь сотри. Сяо Чжань намывал корни лотоса, очищал от всей грязи и обрезал ненужное. Затем все это передавалось Ибо, который нещадно тер их на огромной терке над деревянным тазом. Раз уж он хотел все возможное, что реально сделать с лотосами — он у Сяо Чжаня пахать будет не меньше. Готовка — это труд, дисциплина и время. Но в каком-то смысле Чжань даже находил в этом что-то от медитации. Ты точно знаешь, что делать и мысли при этом текут так ровно и плавно… А может, нужно просто спать. Но завтра у них первый выходной, по идее можно будет отдыхать весь день, пока отснимут сцены, где их нет. А этого не так уж много, так что следующий такой «выходной» скорее мечта, чем реальность. Но ничего. — Добавь воды еще. Потом пойдем в огород, там есть нужная качель с марлей. — Качель с марлей? — Я забыл, как это правильно называется, ты увидишь. Мы на марлю это все выложим и оставим отдыхать до утра, вода должна полностью сойти. — Зачем я ее тогда вообще добавляю? — Бо-ди… Просто делай. Ты никогда в деревню ни к кому не ездил? — Нет. Большую часть сознательного детства с десяти лет я провел в школе в Сеуле. Сяо Чжань кивает, заканчивая с последним крупным корнем. Точно, в Ибо было довольно много от нравов Южной Кореи, да и запада в целом. И это… привлекало, конечно же. Чжань же часто проводил лето своего «сознательного детства» в деревне. Официальная версия — полезный свежий воздух и помощь ба с дедой. Более прозаичная версия — родителям нужно работать, а его девать было некуда. Целый ведь месяц! — Осторожно три, не поранился? — Все хорошо. Ты мне так и не расскажешь, что мы делаем? Сяо Чжань чуть улыбается и качает головой. Пора приниматься за курицу. Когда Ибо наблюдал, как Сяо Чжань заворачивает обмазанную со всех сторон курицу в огромный лопух лотоса — он молчал. Но когда гэгэ потащил это великолепие в чужой огород и, попросив посветить фонариком телефона, стал придирчиво искать глину… Он тоже молчал. Даже когда Сяо Чжань облепил всю курицу в лопухе этой глиной, и бодро пошел к печи — смолчал тоже. Чжань засунул туда курицу и прикрыл окошко специальной дощечкой, а после полез проверять поленья внизу, немного потыкав в них длинной палкой, чтобы расшевелить. — Это тоже будет готово где-то к утру. Идем, нужно дальше делать. — Если бы я знал, что это будет так долго, просто заказал бы нам еды… — Нет уж, ты хотел пять блюд из лотоса и даже возился в пруду, так что теперь получай. Они тащат тазик с натертыми лотосами к той самой «качеле» с натянутой марлей. Чжань невольно морщится, когда снова приходится наклоняться— на съемках он недавно потянул спину, и бодро это скрывал, но сейчас уже не до этого. Ибо просто смотрит на него, и в итоге Чжань руководит процессом, но больше не нагибается. Второй тазик уже внизу, куда мерно капает вода, основная масса — на марле. Нужно и то и другое, а в голове у Ибо все еще не укладывается, зачем это все? Они возвращаются на кухню, чтобы теперь Ибо снова мужественно молчал. Они нарезают и складывают стопочкой четвертинки листов лотоса. — Я сжалюсь над тобой. В них мы будем заворачивать начинку и тоже печь, но скорее на пару вон в той штуковине, видишь? Это будут такие себе цяоцзы* с мякотью лотоса, завернутые в листья. Мяса нет больше, так что они будут овощные. Тебе понравится. — Ты это сейчас все придумываешь? — Бо-ди… Мой дед выращивает лотосы, я не могу не знать, как можно их готовить. Хочешь легкий перекус, м-м? Сяо Чжань тепло улыбается и пододвигается на скамье поближе. Он берет один из цветков и отделяет лепестки. — Там на полке банка с белым порошком прозрачная, видишь? Это наверняка пудра лотоса, принеси сюда. А еще вон ту маленькую штуку и бутыль с маслом, и вон тот сотейник. Ты же понимаешь, что перед тем, как мы уйдем, мы еще тут накроем стол и помоем все, да? — Да, гэгэ. Ибо послушно встает, но прежде чем идти за всем перечисленным — крадет поцелуй у уголка губ, за что получает где-то по бедру, но улыбку Сяо Чжань скрыть и не пытается. Сейчас уже наверное половина четвертого и вряд ли кто-то может их заснять в чужом доме. — Это что, древняя фритюрница? — Да, древняя фритюрница. Чжань тихо посмеивается, пока хорошенько обмакивает лепестки лотоса в разведенном порошке, а затем опускает в шипящее масло. Ибо выдает свое любимое «вау», но тихо. Сяо Чжань кладет зажаренные лепестки один за одним на тарелку, затем цепляет самый большой палочками и дует на него, прежде чем поднести к губам Ван Ибо. — Пробуй. Это будет первое блюдо. Еще я там видел коробочки с чаем, надо найти просто белый. Если сунуть его внутрь бутона и оставить на полдня, мы будем пить совершенно другой чай с тобой. Это будет уже два, хоть и не блюдо, но все же без лотоса не обойтись. Запеченная курица в листьях лотоса — уже три. Дамплинги — четыре. Идем забирать мякоть лотоса, будем их как раз делать дальше. Только надо собрать еще овощей в огороде. Ты достаточно заплатил бабушке, ты уверен? — Уверен, гэгэ. А пять? — Мелкие корни нарезаются и жарятся с овощами и соусом, это уже жаренный бейби-лотос. Прямо как ты. — Гэгэ, может я и бейби-лотос, но вот вопрос в том, кто тут отжа… — Ибо! Ибо зевает, когда засыпает вторую банку пудрой лотоса — оказывается, затея с этой качелью с марлей была ради этого по большей части. И еще оказывается, если смешать эту пудру с орехами, ягодами и добавить горячей воды, получается невообразимо вкусная…кашка? Густая жижа? В общем, это вкусно. И измученный гастритом желудок очень благодарен Ван Ибо за такой вот завтрак. Сяо Чжань рядом сервирует стол, выкладывая куски мяса, дамплинги, жареный корень лотоса с овощами и «отжаренные» лепестки. А также делает новую большую банку с пудрой, только уже сразу добавляя собранные орехи и сушеные ягоды внутрь. В каком-то смысле они частично разорили чужой огород, но очень стараются это дело замять. — М-м. Нам надо будет куда-то сложить все свое… Ты сможешь потом передать этому человеку корзину и посуду, если мы заберем часть? Мне кажется, надо будет дать еще денег. Это так неловко все… Ван Ибо согласно кивает, хоть не считает это все неловким. Он правда заплатил внушительно, совесть его вовсе не мучила, но ради совести гэгэ — он конечно же доплатит еще, не позволив это сделать ему. — Это все так вкусно… Получилось даже шесть? Сяо Чжань кивает, закрывая банку и выдыхая. Он все же устал. На улице уже светает, а значит — им точно пора назад, их уже наверняка кто-то увидит. Ван Ибо тянет его к себе за рукав и Чжань оборачивается, чтобы быть пойманным в поцелуй, такой по-утреннему ленивый и нежный. Чжань улыбается в него, обнимая за шею, чувствуя привкус лотоса в ласке, позволяя себе прижаться как можно теснее. Он думает, что это уже семь.