У нас вошло в дурную привычку считать, что за самый крохотный кусочек блаженства непременно придется расплачиваться, причём дорогой ценой. — Юкио Мисима
Япония, префектура Канагава. Иокогама. Если вы когда-то бывали на японском кладбище, вы слышали это. Вместе с порывом ветра все начинает утопать в глухом и мягком перестуке. Это сотоба. Деревянные, длинные дощечки, которые ставят в пазы позади памятников. Первая такая дощечка устанавливается сразу же после похорон. Потом — на каждую годовщину смерти. Сосчитав их, можно понять, сколько лет прошло. Они никак не закрепляются, так что любой порыв ветра приводит их в движение. Их было пять. Они перестукивались между собой, пока отец смотрел на надгробие в своем молчании, и с каждой минутой оно казалось все более глубоким. Таким, что Ибо в какой-то момент поймал себя на странном чувстве — заговорит ли тот вообще? — Кто она? Отец молчит и Ибо уже не думает, что получит ответ. Проходит слишком много времени. Отец надевает красную шапочку на Дзидзо*, который установлен рядом — старая истрепалась и выцвела. — Ты плохо учил японский? У Ван Ибо нет настроения пререкаться, так что он только отводит взгляд от выбитой на граните надписи. Минако Хасиока. «Не задерживай уходящего, не прогоняй пришедшего.» — Довольно ироничный выбор… надгробной надписи. Отец дергает его за рукав, почти что как в детстве, чтобы Ибо повернулся к нему спиной — он лезет в рюкзак, чтобы достать пачку мокрых салфеток. Вручив одну Ибо, он кивает на памятник, принимаясь обтирать его с правого бока. — Не стой без дела. Это тоже фраза из детства. Стоять, сидеть и лежать без дела — пустая трата вашей жизни. Ибо думает, что если уж размышлять о надписях на надгробии, то такую бы точно предпочел его отец на своем. Молча, он принимается протирать гладкий гранит, хоть в этом не так уж много толку. За кладбищами хорошо следят и не позволят выглядеть хоть одному надгробию плохо, но его отцу почему-то очень важно потратить считай всю пачку мокрых салфеток. Все это складывается в бумажный пакет и засовывается обратно в рюкзак. — И ты даже теперь не скажешь мне кто она? — Идем. Нам пора. Ибо поджимает губы и следует за отцом обратно, сквозь лабиринты памятников и деревьев, к основной тропе, а там и к выходу. Сейчас его очередь вести, так что он закидывает рюкзак на заднее сиденье, а затем садится за руль, пристегиваясь. Хонда утробно урчит в ожидании, а Ван Ибо чувствует, что его собственное — заканчивается. — Кто была эта женщина, пап? — Рёкан заказан к семи, опаздывать нельзя. Выезжай. Ибо кивает, слишком уж сжимая руль пальцами, но покорно выезжает. Тишина сдавливает голову, мысли слишком навязчивы и неприятное ощущение селится где-то под ребрами. Отец смотрит исключительно на виды Иокогамы за окном, но не вперед и уж тем не более не на сына. Нужно проявить мягкость и терпение. Ибо крутит эту фразу в своей голове голосом Чжаня и медленно выдыхает. Якорь. Если бы можно было описать чувство, которое испытываешь к любимому человеку, Ван Ибо выбрал бы якорь или даже маяк. Да, маяк это еще лучше. Ибо может уносить в бушующее и темное море как угодно далеко, и там может быть очень страшно, но у него всегда есть тот свет, на который можно ориентироваться. И его всегда ждут на этом берегу. До рёкана они доезжают во всё той же тишине, но она уже не кажется Ибо настолько гнетущей — все его мысли о том, как проводит свой день Чжань-гэ, хорошо ли он ел и не сильно ли устал, ведь сейчас забота о Симбе тоже на нем всецело, а этот пес требовал много внимания к себе. Как только они заселяются в рёкан, он пишет ему сообщение. США, Нью-Йорк. New York Film Academy 4 этаж, мастерская Сяо Чжаня — Я не учу вас играть, я учу вас жить. Это сказал не я, это был Ли Страсберг. Чтобы научиться жить, нужно расслабиться. А в вас так много либо зажимов, либо желания себя показать, что в обоих случаях совсем не дело и об одном и том же. Садитесь на пол. Сяо Чжань и сам опускается, привычно обняв колени. Дождавшись, когда все устроятся полукругом, он садится уже по-турецки и чуть улыбается. С этой группой это только второе занятие. Обычно он не берет дополнительный курс, но в этот раз решился. Эти дети очень хотели быть и труда в них было куда больше таланта, с этим можно было работать. В мастерской не было ничего, кроме двух стульев у стен, плотного ворса ковра по всему периметру и высоких окон, которые выходили на Баттери авеню. — Дело в привычках. Их нужно преодолевать, потому что иначе импульс не проходит. И вы не живете. Нас всегда учили сдерживать свои эмоции. Фундаментальная привычка, ставшая образом жизни и мышления. Это особенность наших культур, в большей или меньшей степени. Редко когда бывает иначе. Больно — терпи. Досадно — тем более терпи. Помни о приличиях. Уважение к старшим, даже если те не правы. Расслабление в актерском мастерстве не имеет ничего общего с процессом медитации, говорю вам сразу. Мы не пытаемся избавиться от стресса. Я вообще считаю, что это путь в никуда, и да, я практикую йогу и дао уже не первый год, так что знаю, о чем говорю. Стресс и напряжение — вещи разные. И мы научимся определять, где напряжение скопилось именно у вас. Чаще всего это либо легкие, либо глаза. Для многих, оказывается, не существует бедер, потому что нам говорили, что этой части надо стыдиться. Актерское мастерство — это попытка родиться и осознать себя заново, познакомиться со своим телом как с инструментом, не более того. Когда вы входите в мою мастерскую, у вас нет прошлого и забот о будущем. Вы — музыкант, а ваше тело — инструмент. У меня есть партитуры, которые мы разбираем и вы учитесь проживать их. Так что первый блок наших занятий — расслабление. Тотальное расслабление и перенастройка ваших инструментов. Готовы? Хорошо. Ложитесь на спину. Вот так. И расслабьте свой лоб. Только свой лоб, при этом не напрягая ничего другого… Полтора часа занятий прошли для Чжаня быстро. Оставшись один, он прошел к стульям и покопался в своей сумке, вытаскивая эко-чипсы — новая приблуда Джес, на которую она его все же подсадила. Усевшись на пол, он достал телефон. Несколько сообщений от Бо-ди. Одно загадочнее другого. Сяо Чжань пробил в гугле Минаку Хасиоку, но ничего дельного не обнаружил. Кроме, конечно, пары сотен Минак на фейсбуке, но к разгадке это уж точно не подводило, а рассматривать каждую… чтобы что? Найти слова соболезнования пятилетней давности на странице, которую еще не переформатировали? История выходила какой-то уж больно мутной. Китайско-японские отношения, мягко говоря, предмет сложный и уж никак не про любовь и принятие. То, что отец Ибо выбирал Японию каждый год как место для отдыха, всегда казалось странным, но никто особо не вдумывался в причины. Японцы испытывают к китайцам холодное презрение. Китайцы считают японцев мудаками. Это если очень кратко и без изучения исторических глубин. Тот факт, что отец Ибо не просто катается туда отдыхать, наслаждаясь видами и обедая у монахов, а еще и ухаживает за могилой какой-то женщины… Наводило на тревожные мысли.Чат с пользователем WY-didi
Твоя бабушка часто говорит, что у меня японский нос
Ибо, я тебя прошу. Это может обозначать что-угодно, а не то, что твоя мама на самом деле тебе не мама Это не какой-то лакорн*Но разве это бы не объяснило все?
Бо-ди, я уверен, что дело совсем не в этом. Более того, у тебя глаза твоей мамы. Так что выкинь эту бредовую мысль из головыПо правде, я уже не уверен, что хочу знать
Не обманывай себя, конечно же ты хочешь знать Но если твой отец так и не расскажет, его прошлое нужно уважатьТы не устаешь быть таким правильным?
Кто-то же должен :) Тебя подбешивает моя «правильность», м?Нет, я ею всегда восхищаюсь Ты будешь меня любить, если я японец?
Ибо… Я буду любить тебя, даже если ты индус. Успокойся уже, какая разница? Как твой живот?Вроде в порядке. Я выпил те таблетки, которые ты дал мне с собой Они на травах, да? Профилактически
Горжусь Бо-ди <3 Уже ложитесь спать?Да, уже час ночи. А у тебя день в разгаре, да?
Из-за этой большой разницы я путаюсь уже в днях, не то, что в часах Ты словно живешь в какой-то параллельной вселенной сейчасТак и есть. Я уже так устал от чистоты и тишины
Ты точно не японец, Бо-ди Что, скучаешь по аромату мусора в NY?Не в контексте мусора будет сказано, но я скучаю по тебе. Кем ты там был? Ногтем? * Этот шум и вонь, даже когда ты не особо жив, напоминают о жизни вокруг А вся Канагава… Она словно бы стерильна. И это отдает светлой, но печалью.
Хочешь, я запишу тебе сказку на ночь?) Небо, Бо-ди. Да, это был ноготь. А ты был рентгеновским снимком. Будешь слушать и засыпать.Конечно хочу, гэгэ Любовь — это помнить, какой он мусор :)
[голосовое сообщение 00:07:00] любовь — это говорить «да», даже если твой парень возможно японец. спокойной ночи тебе, баобао.хорошего тебе дня, гэгэ. когда сам будешь ложиться — напиши.
Япония, префектура Канагава. Иокогама. Ryokan Matsushima. В этом рёкане была ротэмбуро — купальня на открытом воздухе с видом на сад. Гостей было не так много, да и тем более — сейчас глубокая ночь. Ибо в каком-то смысле нарушал негласное правило покоя, когда решил выбраться в нее. Нужно было успокоить мысли и отключиться от всего, а сочетание теплой воды и голоса Чжаня должно было помочь. Ибо осторожно положил юкату на деревянный край купальни, сверху — телефон, наушник в ухо и приготовился слушать, прикрыв глаза и опускаясь в воду. Сейчас Чжань должен был быть в академии, так что легкому эхо Ибо не удивляется. Он чуть улыбается мягкому голосу, полностью поглощаясь историей. Этот засранец пересказывает жизнь Вэй Усяня и называет его Лань Ванцзи «один красивый, но заносчивый сноб с "толерантностью" к выпивке». Ибо хочет сделать ему предложение еще раз. И с чертовым семейным кольцом, даже если придется все же пытать отца арахисовым маслом.