Зола к золе

      Клетки человеческого организма способны полностью обновиться за семь лет.       В 2007 году Джошуа Уэббер переживал сильнейший кризис; врачи не могли найти причину этого состояния, но Джошуа казалось, что он умирает. Он даже пролежал в больнице некоторое время, однако внятный диагноз ему так и не был поставлен. Это была настоящая агония. Джошуа преследовали кошмары: всполохи гнилостного зелёного света, искорёженное муками иссохшее тело распятого на кресте, огромные ржавые гвозди пронзают кисти рук и ступни, тело изъедено язвами, рот бессмысленно раззявлен, глаза — пустые дыры. Терновый венок на голове кошмарного преступника (назвать это Иисусом не поворачивался язык, да ведь в то время распятие было обычной казнью) врос через лохмотья кожи головы в сам череп, но вряд ли шипы могли добраться до мозга, почерневшего и сморщенного, словно ядро старого грецкого ореха. «Как я могу помочь тебе?» — кричал Джошуа, но голос не хотел выходить из глотки, оставляя вместо себя только непонятный сип. И, что хуже, Джошуа видел, что помочь невозможно: всё человеческое уже давно сгнило, оставило после себя лишь труп на куске трухлявого дерева. Джошуа просыпался, но его сознание оставалось там, у подножия креста. Ночь с 9 на 10 сентября 2007 года стала кульминацией. Джошуа, в своей отдельной больничной палате, лежал, глядя в потолок, и буквально физически чувствовал происходящие изменения. Только позже он понял, что это действительно была смерть: умирало то, что хотело умереть когда-то вместе со Стэном Лэйни. Даже в своём творчестве, единственное, о чём он мог говорить, был Стэн. Десятки песен были посвящены именно ему, и он звучал во всех гитарных проигрышах Джошуа, во всех паузах между треками, в каждой ноте и каждом слове, произнесённом или нет: призрак, вечно идущий по пятам, тень, неотрывно следующая за своим хозяином. Порой Джошуа начинал сомневаться в реальности существования Лэйни вообще; вполне вероятно — казалось ему в такие моменты — что с самого начала это была лишь фикция, выдумка, что-то вроде невидимого друга, с которым ты всегда можешь поговорить, когда родители тебя наказывают или просто не хотят слушать. Потом Джошуа смотрел на фотографии и понимал: нет. Стэн Лэйни был реален, как были реальны и воспоминания о нём, хотя, конечно, память искажала многое, делала светлые моменты эйфорически прекрасными и превращала неудачи то в лёгкие недоразумения, то в падения, достойные античных трагедий. Не говоря уже о кризисе 2007 года — такое ведь на пустом месте не случается. Нужно вовремя прощаться — вот что понял гитарист Mary Of Iron.       Джошуа пережил свою маленькую смерть — вернее сказать, великое множество маленьких смертей — в 2007 и продолжил жить дальше, однако так и не смог вынести на свет главного озарения, которое посетило его тогда, в самую тёмную сентябрьскую ночь. «Не сейчас», — говорил Джошуа себе, когда подходил достаточно близко к тому месту, где временно запер своё прозрение. Он сомневался, что вообще когда-либо сможет высказать это. Подобные штуки — не про него. В конце концов, у Джошуа были женщины.              2014 год ознаменовался выходом очередного альбома «второго периода» Mary Of Iron, с Чарли Винсентом на вокале вместо Лэйни. Чарли, с которым Джошуа познакомился на рубеже сменяющихся столетий, был одним из тех, кто наблюдал его первую агонию. Агония 2014 года прошла практически незаметно: Джошуа повредил левую руку, но перелома не было, и он довольно быстро восстановился.       Клетки продолжали меняться. Дух — оставался прежним, поэтому чем считать происшествие 2016 года? Неожиданным «слётом настроек» или вероломно взломанным тайником?       Джошуа не мог сказать. История со Стэнни Скаем, мальчиком, в котором как будто возродился на короткий момент давно почивший Стэн Лэйни, принесла слишком много противоречивых чувств и эмоций: словно призрачное приключение, осколок сна, встроенный в реальность, он рассеялся с новым рассветом, не желая оставаться ни в памяти, ни даже на фотографиях. Привет из другого мира, возможность доделать то, что не было доделанным, выпустить из рук соединительные нити между жизнью и смертью. Или просто — недолгий роман, по удивительному стечению обстоятельств так и не просочившийся в прессу. Бывает и такое.              2020 начался на удивление спокойно, если не считать глобального вирусного пиздеца: в конце концов, прошло уже двадцать лет со времени гибели человеческой ипостаси бессмертной музы Джошуа Уэббера. Отголосок этой музы, так неожиданно воплотившейся в мальчишке с именем Стэнни Скай, тоже был мёртв, а, стало быть, запертое могло оставаться запертым. Джошуа не верил в авиакатастрофу, о которой ему рассказал Леон Старлесс (Леон пытался на свой манер исследовать феномен метемпсихоза — не как психолог, эзотерик или даже кинорежиссёр, а с некой нечеловеческой точки зрения, непонятной Джошуа, но явно рабочей); в историю о съеденном сердце (на это намекнул Леон) Джошуа, сам неожиданно для себя, поверил с гораздо большей охотой. К тому же, Стэнни Скай приснился ему в ночь предполагаемой гибели. И это было куда приятнее, чем явление распятого (Джошуа называл его «героиновый Иисус»). Джошуа изо всех сил старался не подходить близко к месту своего тайника, яркой точке, сияющей под защитой заботливо возведённых укреплений. «Ещё не время».              Сейчас, накануне своего дня рождения, Джошуа сидел в своём лос-анджеллеском доме и думал о смене клеток. Интернет призывал не выходить без особых причин на улицу, не есть сомнительную еду, пить только бутилированную воду и как можно чаще мыть руки. Вечеринка тоже отменилась, Джошуа уже разослал всем сообщения. Можно было бы поехать в студию, но накатила апатия. Джошуа то брался за гитару, то смотрел телевизор, бездумно переключая каналы, то сёрфил по интернет-просторам, то играл с котами. Гулял во внутреннем дворе. Около двух часов провисел на телефоне, уговаривая отца не ходить на встречу ветеранов. Пообщался с Заком по скайпу. «Нет, мэн, я понимаю, что правда никого видеть не хочется… так что весь этот карантин только на пользу, наверное… Да знаю я, что у нас не Европа, просто ко мне неделю назад заходила Мардж, а она только из Италии… Нет, всё в порядке, но срок не прошёл…» — Зак выглядел настоящей тучей, за спиной, вторя ему, хмурилось небо Сиэтла. Они ещё немного поболтали, в итоге, даже развеселились и решили отметить всё как следует в конце месяца. «А пока буду приглашать по одному на аудиенцию», — фыркнул Джошуа. «Конечно, Ваше Величество!» — расхохотался Зак. На том и простились. Упоминание Заком его постоянной подружки подпортило настроение: в последний раз Джошуа видели с женщиной в 2019 году, на какой-то красной дорожке в честь чего-то там. Элисон Джей для подобных выходов была то, что надо — высокая блондинка с карьерой фотомодели, да вообще человек хороший, жаль, что в инстаграме её обвиняли в «видах на Джошуа». Никаких «видов» не было, не было даже «секса по дружбе» — подобные вещи Джошуа больше не практиковал: одни проблемы. К тому же мешала эта штука внутри, эта запертая точка, которая как будто стала ещё больше со временем.       День тянулся, как размазанный по асфальту гудроновый след — маленькие дела, путаные мысли.       Вечером Джошуа обнаружил себя в гостиной — отложив гитару в сторону, он уже некоторое время разглядывал свои руки. Вот и привет. Пятьдесят четыре года. Пальцы стали толще, кожа — грубее, линии — глубже… А сноровка так и не потерялась пока, все соло из ранних песен он играет даже лучше, чем тогда… Что же помнит все эти движения? Если учесть, что от клеток двадцатилетнего Джошуа не осталось и следа? Кто он вообще такой? Он встал и прошёл к большому зеркалу в холле. Высокий и статный мужчина, длинные, изрядно поседевшие (хорошо, что блондин — легче закрасить) и уже начавшие редеть волосы, татуировки на руках… Джошуа покрутился, осмотрел себя с разных сторон и пришёл к выводу что всё, в общем, неплохо. Учитывая эксперименты молодости и возраст. Даже можно сказать, что, пожалуй, он лучше себя чувствует, чем, ну, например, тринадцать лет назад. И уж точно лучше, чем двадцать лет назад. На мгновение Джошуа скривился. Двадцать лет назад он был совсем развалиной… как остальные Mary Of Iron, наверное. Хотя Рэй всегда держался молодцом, не уходил во все тяжкие, в отличие от Джоша, Зака, Роя и особенно Стэна. Что спасло самого Джоша? Гены? Передавшееся от отца упрямство? Творчество? Может быть. Он и раньше удивлялся себе — и Заку, их воинской закалке, способности выбираться из самых глубоких ям: если не приложить усилий, никто и ничто не сможет тебя оттуда вытащить. Только ты сам.       Джошуа вернулся в гостиную и было взял в руки гитару, но больше уже не игралось. Давили тяжёлые мысли. Что было бы с ними сейчас, если бы Рой и Стэн до сих пор были бы живы? Живы и здоровы…       — Ты не дождался срока, — сказал Джошуа в пустоту. — А может быть слишком надеялся, что всё сменится как-то само, и в один прекрасный день ты проснёшься здоровым… Или ещё как-то так. И ведь я до сих пор не могу понять тебя. Понимаю, да, в глубине души, но на другом уровне — нет. Или ты просто хотел умереть… — Он сам не понимал, к кому именно обращается. За последние годы ушли слишком многие, не только товарищи по группе. Гибель Рольфа Роллинза четыре года назад — через полгода после смерти Иэна Кристи — до сих пор отдавалась болью. Мелькнул и пропал, словно солнечный зайчик, образ Стэнни Ская, и вслед за ним — Гаррета Моргана. Свято место пусто не бывает. Но мысли о Гаррете подходили слишком близко к запретной территории, а этого Джошуа сегодня совсем не хотелось. Не в тот день, когда ты совсем один безо всяких надежд на визит друга.       — Нет. — Джошуа хлопнул себя руками по коленям, решительно встал и пошёл в гараж. Вывел «Шевроле» — покататься по ветреным нынче дорогам Калифорнии. Только скорость, музыка и драйв, и больше ничего, никаких призраков и даже телефонов. Осязаемая реальность.              Он вернулся довольно поздно, голодный, но немного более счастливый — когда едешь с ветерком, подпевая AC/DC — это не может не избавить от мрачных мыслей. Возле ворот был припаркован мотоцикл, рядом, чёрным на фоне тёмного, выделялся силуэт.       — Чёрт… — На миг ему показалось, что это Стэнни, но у того не было такой одежды, да и ростом он был повыше… Джошуа выругался, просигналил, притормаживая, открыл ворота пультом и медленно въехал во двор. Уже в процессе до него дошло, кто бы это мог быть — и Джошуа выругался снова, на этот раз уже весело. Выбрался из машины, направился с распростёртыми объятиями к темнеющей фигуре, надеясь, что не ошибся:       — Гаррет!       Гаррет Морган (верно распознанный даже под капюшоном чёрного дизайнерского худи) смутился, опустил голову и тут же стрельнул глазом:       — Ты знаешь, что сейчас не рекомендуют обниматься?       — А чего ты сюда тогда пришёл? — Джошуа стиснул Гаррета от всей души.       — Да вот занесло в ваши края… Хотел проведать тебя. На звонки не отвечаешь. Думал, вдруг ты тут страдаешь от вируса…       — На хер вирус! — Рассмеялся Джошуа, не выпуская Гаррета из объятий. — Идём!              В холле коты с голодным мявом кинулись под ноги, и Джошуа снова прошило чувством дежа вю: как тогда, со Стэнни. Но дальше сходство пропадало. Гаррет, ухмыляясь, вынул из андерковеровской сумки бутылку «Гленфиддика» и сунул под нос Джошуа:       — Это как бы тебе подарок на день рождения…       — Ха! А я уже подумал, для дезинфекции… Чёрт… Где ты откопал 2000 год?!       Гаррет только таинственно улыбнулся.              Решили не ждать завтрашнего дня и начать праздновать уже сегодня, поэтому ближе к полуночи оба полулежали темноте, подсвеченной парой небольших ламп, на диване в гостиной и, размякнув, слушали Элтона Джона, вроде бы, «Goodbye, Yellow Brick Road», если Гаррет не ошибался. Он не слишком хорошо знал творчество сэра Элтона по альбомам, больше отдельными песнями, о чём и сообщил хозяину дома. Тот в ответ сперва посмотрел на него долгим взглядом и только спустя некоторое время произнёс:       — А ведь именно Элтон Джон подтолкнул меня на путь музыканта когда-то. Его музыка. В семидесятые, когда я был ребёнком, музыка из-за океана казалась чем-то… совершенно другим. Фантастическим. Сам знаешь… В основном, у нас слушали кантри. А это…       — Погоди, то есть, легенда самой тяжёлой гранж-группы выросла… на Элтоне Джоне?!       Джошуа пожал плечами.       — Важно не то, что ты слушаешь, а то, что, в итоге, из этого выносишь.       Гаррет только покачал головой.       — Я не говорю, что это плохо. Наоборот, ты восхищаешь меня… И всегда восхищал.       — Да?       — Ага. Никогда бы не подумал, что однажды буду вот так сидеть… с тобой… и котами… слушать Элтона, пить виски… — Их колени словно невзначай соприкасались.       Вместо ответа Джошуа опять надолго замолчал. Он был бы рад согласиться или рассказать ещё что-нибудь из своей юности — Гаррет был благодарным слушателем — но вместо этого почувствовал, при всей красоте длящегося момента, какую-то фальшь, недосказанность. Как сквозь вату он услышал обеспокоенное:       — Эй, мэн, ты в порядке? — Неопределённо потряс головой и, поднявшись, принялся мерить шагами гостиную. Внутри словно готова была разорваться бомба, и Джошуа не понимал, откуда взялось это чувство. Что он сделал не так? Может быть, это приступ? Но они не так много выпили… Неужели повторяется 2007 год, и назавтра он очнётся в больнице? В глубине души с треском ломались облепленные ракушками деревянные стенки погребённого в океанских пучинах сундука.       — Джошуа? — Гаррет тоже встал, но Джошуа отмахнулся. Запоздало на память пришла картинка: так же, но четыре года назад, он шагал по гостиной Зака Диксона в попытках рассказать ему о Стэнни, Стэнни Скае, без того, чтобы назвать вещи своими именами. Ага. Чёрт. Вот в чём дело. Джошуа с размаху опустился на диван, взял бутылку и сделал глоток прямо из горлышка — крепкий напиток обжёг горло, выжав горячие слёзы из глаз. Стэнни мёртв, как и Стэн. Ни от того, ни от другого ничего не осталось — только развеянный пепел, прорастающий розами где-то в Долине Смерти. Хватит уже наступать на… одни и те же грабли. Влюбляться в призраков. Влюбляться в…       — Джош?       Чёртов Элтон Джон! Джошуа потянулся к макбуку, подключенному к аудиосистеме, перешёл на вкладку Spotify, уняв дрожащие пальцы на трекпаде, и вывел один из своих плейлистов, ткнув наобум «воспроизведение».       — Я вот думаю о клетках… — Заиграло что-то знакомое, но Джошуа никак не мог сообразить, что именно. — О клетках, которые обновляются каждые семь лет. — Он сам удивился своему голосу, неожиданно звучному, как будто виски добавило ему сил (хитрая штука с алкоголем: он действительно неплохо влияет на голосовые связки, но только на короткое время). — То есть, допустим, семь лет назад я почти сломал руку… а остаётся только фантомная боль, потому что всё уже давно заросло. Эта боль — не есть нечто реальное, это призрак. И он только мешает, ну, играть на гитаре, хотя рука уже в порядке. Я руку сломал шесть лет назад, значит, почти уже расплатился… А если что-то произошло… уже давно, значит, я уже дважды, трижды, четырежды расплатился. И всё, что осталось — это призраки в голове.       — Дело говоришь, — кивнул Гаррет и присел рядом, всё ещё настороженный. — Особенно учитывая музыку. В смысле, это ваша же песня про фантомную боль, только кавер какой-то странный.       Джошуа немного вымученно улыбнулся:       — Ребята из Канзаса. Мне понравилось. — Он было снова потянулся за бутылкой, но оборвал движение на половине. — Я к чему. Иногда возникает чувство, будто ты, на хер, уже другой человек — меняешь шкурку, как змея, но на деле ты внутри всегда один и тот же, всегда ты сам, не перепутать. Пальцы всё равно помнят струны. Я могу забыть слова песни, потому что мелодия для меня важнее, но никогда не забуду движения рук. Понимаешь?       Гаррет кивнул.       — Ну и вот. И поэтому… — Джошуа глубоко вздохнул и, пока не передумал, притянул к себе Гаррета, чтобы попробовать вкус виски с его губ — как всё же попытался невнятно объяснить самому себе.       Гаррет сделал лучшее, что мог: ответил на поцелуй, не подозревая о том, что внутри Джошуа с грохотом рушатся оградительные укрепления, высвобождая откровения тринадцатилетней давности: ты всегда хотел любить свою музу физически.       Губы сталкивались и сминались, слюна и виски смешивались в одно, а руки — как будто только этого и ждали, как будто сами по себе знали это — по-деловому пробрались под футболку, стараясь ухватить перекаты мышц под горячей кожей.       Когда они решили передохнуть, Джошуа не выдержал:       — Чёрт… так ты что, тоже?       — Ага. Много раз по семь, — ответил Гаррет, понимая его с полуслова.       — Следующий год будет нашим, — пророчествовал старший мужчина. И повторил: — На хер вирус.       На этот раз Гаррет потянулся к нему сам.