Зола к золе

      Остен заглянул в последний раз в гримёрку.       — Гаррет! Идём!       — Сейчас! — Гаррет даже приподнялся с дивана и помахал рукой — левой, потому что в правой была бумажка, уже в пятнах пота, а в бумажке была кислота, которую в последний момент подогнал ему Брик. Все эти несколько лет, как они играли вместе, и особенно когда получили статус действительно известной команды, Гаррет уверял себя, что наркотики помогают ему отыгрывать концерты — пусть он мало что помнил, а потом чувствовал себя больным и разбитым, но зато на самом шоу вёл себя по-настоящему дико. Именно так, как хотелось публике и, наверное, репортёрам. Да и музыкантам тоже. Он не был единственным в группе, принимающим допинг. Смотря что считать допингом, хихикнул Гаррет. Остен, конечно, был стрейт-эджером, но и в него словно бес вселялся.       — Гаррет! — снова донеслось из коридора.       Не успев подумать лишний раз, Гаррет ссыпал порошок себе в рот, а оставшееся на бумажке слизал. Потом положил и саму бумажку в рот, тщательно прожевал и проглотил — никаких следов.       — Бегу! — Он встал с дивана, направился к двери и открыл её.       А что было потом — этого он не помнил совершенно, до того самого момента, как, открыв с трудом глаза, увидел обеспокоенное лицо Остена.       Лицо Остена начинает мерцать и разваливаться, как в их последнем клипе (погодите, этот клип был уже 2019, и уже после роспуска Double Derringer) — модный эффект глитча, цифровых помех и «шума», искажающего изображение. То, что безо всяких фотошопских примочек транслировал старый телевизор, утащенный Гарретом на чердак для просмотра любимых видео-кассет в одиночестве.       Остен превращается в Стэна Лэйни, превращается в труп, превращается в Джошуа Уэббера, рассыпается миллионом светляков, улетающих, улетающих, улетающих в разные стороны, миллионом крошечных сияющих букашек, бегущих прочь, прочь, прочь, по полу, по стенам, по потолку… реальность разжижается и начинает течь, и вот тут Гаррету впервые становится по-настоящему страшно, потому что он понимает, что проваливается сквозь атомы, несётся в черноту между всем, что существует.        Это происходит до сих пор, ловит он следующую мысль. Этот трип тянулся все прошедшие годы… Ты никогда не избавишься от него…              — Гаррет? — Кто это говорит? Остен? Джошуа? Иисус?.. Уши закладывает ватой, а потом справа гремит выстрел, такой громкий, что Гаррет не сомневается — после него он точно оглохнет. Всё внутри замирает, он ещё успевает расслышать в наступившей тишине шёпот: «Рольф», а потом его встряхивают, так, что голова мотается из стороны в сторону, и влепляют пощёчину. Очень больно. Из глаз брызжут слёзы, Гаррет охает и, ощущая наваливающуюся тяжесть вновь обретённого тела, раскрывает глаза.       — Идиот, — буркает Джошуа Уэббер, старый солдат с тяжёлой рукой. — Надо бы снять ремень и надрать тебе задницу.       — Что мешает? — Гаррет тяжело дышит, не до конца веря в реальность происходящего.       — Джинсы без ремня… — Джошуа кривится.       Это то же место, где они легли спать вчера, и здесь до сих пор ночь.       — Пошли отсюда, — говорит Гаррет, пытаясь сесть, а потом, если получится, и встать.       — Погоди. — Джошуа подаёт ему руку, помогая подняться. — Я тебе сперва кое-что покажу…