Под большим запретом / The Great Big No

Кайло Рен просыпается в Лос-Анджелесе с ощущением лютой ярости. Ему не терпится пустить в ход кулаки. За миг до полного пробуждения, ему показалось, что он по-прежнему находился в Нью-Йорке, ни о чем особо не заботясь. Но он в Лос-Анджелесе, в городе, где проводят переговоры и подписывают контракты, там, где преследуют фанаты, не говоря уже о матери, с которой можно столкнуться в любой момент, потому что ей удивительным образом удается оказываться в нескольких местах одновременно. Но нет худа без добра, по крайней мере здесь солнечно. Так продолжалось вечно. Находясь в Нью-Йорке, он был счастлив дня два или три, но в конечном итоге оказывался в час пик в метро или наступал в ледяную кашу и не мог не представлять открытую автостраду и жару под тридцать градусов. По возвращению в Лос-Анджелес, ему всего-то нужно было оказаться в жуткой пробке в сорокоградусную жару, чтобы вновь начать ценить относительную свободу передвижения поездом, прыгая с одного на другой, когда пожелаешь, и мерный стук дождя по стеклам лофта. Он переворачивается и тянется под кровать, принимаясь шарить рукой по полу, пока не нащупывает поверхность ПауэрБука. Голова саднит, он обреченно привстает, но подключиться к интернету так и не получается, и все сильнее хочется швырнуть компьютер о стену и снова уснуть. Прежде чем у него появляется возможность поступить самым безрассудным образом, постучав, входит его ассистентка со свежей почтой, стаканом апельсинового сока и двумя таблетками Адвила в руках. — Доброе утро, — приветствует она. Кайло лишь хрипит в ответ. — Так, похоже, мне следовало приготовить кофе. — Всегда приноси кофе, Лорна. — Хорошо. Я запомню. О, кстати, твой сетевой кабель выпал из разъема. Она поднимает неподключенный кабель с пола и передает ему. — А, да, спасибо. — Без проблем! Лорна водружает на нос съехавшие очки и листает органайзер. — Что ж, на большую часть дня запланированы встречи в офисах «Ферст Ордер», но у тебя есть свободное время до полудня. Хакс заранее забронировал столик в ресторане «Айви». — В «Айви»? Лорна тяжело вздыхает: — Да. — Хаксу вздумалось обсудить наши контракты за деловым завтраком в гребаном «Айви». «Рыцари» даже заказ «Гавайской» пиццы способны превратить в полноценную драку, хотя, в принципе, мы можем заказать любую пиццу на выбор, да хоть пять, а он, блин, предлагает устроить «дружеские посиделки» в долбаном «Айви». — Я могу арендовать частный обеденный зал в «Четырех Сезонах», но тогда придется надеть пиджак. — Прекрасно. Он глотает таблетку Адвила, запивая стаканом сока. — Предупреди остальных. — Ты хочешь все отменить? — Нет. Иначе они встретятся без меня. — Ясно. Машина подъедет через час, — сообщает она. И уносит пустой стакан. Ни одно из писем фанатов не смогло заинтересовать его настолько, чтобы захотелось ответить лично, поэтому он оставляет их для Лорны, которая передаст письма помощнице, чтобы выслать фотографии с автографами. Электронные сообщения еще скучнее, поэтому он сначала захлопывает ноутбук, а потом закидывает его обратно под кровать. Тело ноет, он с кряхтением встает с кровати. От трех стаканов рома с колой и перелета ночным рейсом гудит голова. Нащупав в кармане портмоне, он его раскрывает и вытаскивает клочок бумаги, на нем — адрес девчонки из города Правда или Последствия в штате Нью-Мексико. Проверяя возраст, он изучил водительское удостоверение настолько досконально, что запомнил ее адрес наизусть. Чтобы избежать неприятных сюрпризов, он всегда записывает адреса и даты. Как-то раз девушка провела в его гримерке всего пару минут, а позже поступил иск об установлении отцовства. Большинство адресов хранится в записной книжке «Молескин», которую он держит в гастрольной сумке. Но не этот. Он сам не знает почему. На самом деле, в ней не было ничего примечательного, за исключением того, что она на него накричала, а затем сбежала, даже не попрощавшись. Он обратил на нее внимание еще в середине концерта: она могла с тем же успехом стоять в лучах софита — маленькая хрупкая девушка, на лице которой особенно выделялись кошачьи глаза и широкий рот; вцепившись мертвой хваткой в ограждение, она не двигалась с места, вопреки всем толкавшим и тянувшим. Несмотря на твердую решимость остаться в центре первого ряда или, может, благодаря ей, ему не составило большого труда догадаться, что она не была фанаткой «Рыцарей». Среди тех, кто хотел покинуть шоу, но терпел вместо того, чтобы им наслаждаться, существовало два вида зрителей: родственники постарше, пришедшие в качестве сопровождающих, и фанаты «Дагоба Систем». Совершенно очевидно, девушка пришла одна. Он еще никогда не был настолько благодарен наличию маски, как на момент встречи с фанатами «Дагоба» в первых рядах зрителей, ну а эта фанатка оказалась яростнее всех остальных. Как правило, казалось, что под фанатским благоговением скрывалась своеобразная удрученная враждебность, зато эта девушка старалась выпытать из его головы ответ (на всегда неизменный вопрос: «почему ты ушел из группы?»). То, что он попросил Рауля провести ее за кулисы, больше походило на акт самосохранения. Выходя на бис, Кайло больше не находился под ее пристальным взором, и тогда его накрыло приятное чувство облегчения, прежде чем он осознал во что он, черт возьми, ввязался, и что произойдет, когда он окажется с ней наедине и без маски. Как выяснилось, его угораздило влипнуть по-крупному. Он всего лишь хотел узнать причину, по которой девушка пришла на ненавистный ей концерт. Зачем нарочно подвергла себя испытанию, ведь даже возможность с ним поговорить этого не стоила. Ему нечего сказать о «Дагоба Систем». Все похоронено и забыто. Школьная гаражная группа Бена Соло давно осталась в прошлом и ничего не значила для Кайло Рена. Но время от времени появлялся кто-то из старожил, и, глядя на их дурацкие вымученные лица, ему хотелось разбить о голову гитару. Иногда на сцене он так и поступал. Но вместо того, чтобы просто поинтересоваться, он зачем-то ее оскорбил. Потом больше часа распинался исключительно о деде, умершем за двадцать лет до его рождения, и о каждом альбоме под солнцем, имевшем для него хоть какую-то значимость. Если бы он дал ей возможность ответить, вероятно, все сложилось бы иначе, но он просто не мог заткнуться, а когда вернулся из ванной, ее и след простыл. Он снова смотрит на клочок бумаги. — Не смей, чертов псих, — бормочет он и прячет бумажку с адресом в портмоне.

***

— Четыре альбома, сорок миллионов долларов авансом и повышение лицензионных платежей от прошлого альбома на один процент. — Тот стал платиновым пять раз за год, а ты собираешься остановиться на сорока миллионах за четыре? — Какого черта, нам соглашаться больше чем на три? Ведь предыдущий контракт подписан на три альбома. — Потому что нам заплатят аванс поприличнее. — От этого контракта сплошная головная боль и нервотрепка! Где мне расписаться? — Я считаю, Хакс предложил выгодную сделку. — Ага, но если он сейчас ставит такие условия, то, в конце концов, мы сойдемся на пяти альбомах и десяти миллионах за каждый или типа того. — Я тебя умоляю, он не такой уж и подлец. Чем крупнее сделка, тем больше его куш. Кайло сидит, закрыв глаза. Они собрались за круглым столом. У всех на плечи, поверх футболок, наброшены нелепые пиджаки (за исключением Хакса, который, словно вышел из каталога одежды «Брукс Бразерс»). Еду пока не принесли, по столу небрежно разбросаны салфетки, повсюду расставлены стаканы с «Кровавой Мэри» и разлито кофе. Он сосредотачивается на дыхании, чтобы не перевернуть от злости стол. Вспомнив, что курение в помещении все еще допускается в Нью-Йорке, он начинает дыхательные упражнения с нуля. Наконец, вместо того чтобы опрокинуть стол, Кайло решает «отправить под откос целый поезд». — Я устал носить маски, — прерывает неожиданно образовавшуюся после подачи еды тишину он. Все присутствующие невольно поворачиваются на него посмотреть. Хакс первым приходит в себя: — Прошу прощения? — Я устал носить маски. — И почему же? — Театр с масками себя изжил. Те хорошо смотрелись во время выхода первых двух альбомов, особенно «Старкиллера», но они нам больше ни к чему. Нас и так узнают. Альбомы разошлись тиражом в двадцать миллионов копий по всему миру, секрет нашего успеха — не в масках. — Разве маски не наша фишка? — вступается басист Майки. Он волнуется сильнее остальных, потому что единственный лицом не вышел. Кайло пожимает плечами: — Они были нашей «фишкой», но сейчас нам больше не нужны. Если мы будем продолжать в том же духе, то превратимся в жалкую пародию на самих себя. Как «ГВАР». — Оставь в покое «ГВАР»! — предостерегает Майки. Его редкая бородка трясется от возмущения. — Я согласен с Кайло, — вставляет Бэнкс. — А вам известно, что периферическое зрение — главное оружие барабанщика. — Ага. Интересно, как ты запоешь, если мы откажемся от масок, а твоя игра на барабанах по-прежнему останется отстойной? — Заткнись, Майки! Иди соси у «ГВАР». Дерек выставляет вперед руку, чтобы Майки не смог наброситься на Бэнкса, расположившегося на противоположной стороне стола: — Успокойся, мужик. И ты, Бэнкс. Майки садится на место, скрестив на груди руки, и свирепо смотрит в сторону Бэнкса. — Ну и прекрасно, — продолжает Дерек. — Всем известно, что я могу играть на гитаре хоть одной рукой, да хоть с завязанными глазами, и мне совершенно все равно, так что предлагаю перетереть эту тему как-нибудь в другой раз? — Тут я с тобой соглашусь, — отвечает Кайло, пожимая плечами. — Но если группу пригласят на «МТВ анплагд» — наш выбор очевиден, все согласны? — Э, постойте-ка, у меня вопрос об акустике, — это первые слова Моффа за утро. — От чего работают вертушки, Мофф? — спрашивает Кайло, заранее предвосхищая вопрос ди-джея. — От электричества, естественно, Кайло. Также, как и микрофоны. — Боже правый, ты сыграешь на волынке и побитбоксишь, почему все решения снова за мной? — Ты же ведущий вокалист, чувак, — говорит Бэнкс. — И сочинитель песен, — добавляет Майки. — Пошли вы все куда подальше. Мы закончили? Хакс поднимает глаза от палм-бука: — Точно закончили? Все согласны на четыре альбома за сорок миллионов долларов? Группа отвечает хором «ладно» и пожимает плечами. — Начни переговоры с шестидесяти, — советует Кайло. Коллеги по группе допивают напитки и начинают расходиться, в то время как Хакс останавливает Кайло протестующим жестом руки. — Кайло, задержись. Давай поговорим наедине. — Но, Хакс, я хочу пойти есть мороженое с остальными. — Пошел ты, Рен, дай спокойно покурить, — отмахивается Майки. — Разумеется, а после сходим за мороженым? — Ты все равно чертов веган. — Да ну, вот проклятье. Я даже не представляю, где можно купить веганское мороженое в Лос-Анджелесе. Давайте, тогда как-нибудь без меня. Четыре придурка покидают ресторан, и он остается в компании одного. Они сидят по разные стороны стола и молча пялятся друг на друга, затем, обреченно вздохнув, Хакс начинает разговор: — Тебе нужно найти девушку. — Нет, — говорит он, вставая. — Что-нибудь еще? — Кайло, я серьезно. — У меня нет никакого желания говорить о личной жизни с мужчиной со стрижкой под горшок. Что все это значит? Хакс на мгновение замолкает, намазывая маслом скон. — У тебя плохие рейтинговые показатели среди представителей мужского пола в возрасте 11-17 и 18-29. — И? — Эксперты считают, что мужская аудитория лучше воспримет группу, если у тебя появится девушка. На этих словах в желудке Кайло появляется неприятное ощущение. Он садится и подается вперед: — Хакс, мне не нравятся мужчины. — Кайло, не удивляйся. Насколько мне известно, ты не был на свидании с тех пор, как расстался с Катей. С фанатками ты не спишь. Что, черт возьми, должны думать люди? — Мне плевать на общественное мнение. — Ну, если тебе все равно, тогда сходи на пару свиданий. — Мне это не интересно. — Не интересно? А как же Катя? Вы встречались три года. — Между нами возникла связь. — Так возобнови вашу «связь». — Конечно, я прямо сейчас ей позвоню и попрошу расстаться с парнем-хоккеистом. — В таком случае, начни отношения с другой. — Или что? Я не какой-нибудь поп-певец. Мои условия контракта не предусматривают наличие девушки. Кроме того, появись у меня «подружка», мои фанатки придут в бешенство. — Никуда они не денутся. Так всегда бывает. Парням и мужчинам намного сложнее признаться в том, что им нравится определенная группа. — Все потому, что им кажется, что меня привлекают мужчины. — Отчасти. — Да какая к черту разница, — говорит Кайло, вставая из-за стола. — Когда мы гастролировали, ты ведь сам сказал, что все ориентировано на женскую аудиторию, так как женский пол — наиболее благодарные и преданные зрители. — Но чтобы тебя начали воспринимать всерьез, нужно сначала расширить круг фанатов. — Если бы я действительно этого хотел, то остался бы в составе гаражной группы на независимом музыкальном лейбле. Хакс агрессивно толкает тарелку от себя, поднимается, обходит стол и встает напротив Кайло. — Я так понимаю, ты доволен тем, что твой шкаф с наградами трещит от премий «Выбор народа» и «Биллборд»? И тебя совершенно не волнует то, что единственная статуэтка «Грэмми» принадлежит твоему деду? Кайло с силой ударяет по столу. На звук разбитого стекла прибегает официантка, но останавливается и живо ретируется, став невольной свидетельницей возникшего конфликта. — У меня нет сил продолжать этот безумный разговор. Хакс приближается к Кайло и кладет ему руку на плечо: — Хорошо, но сам посуди, Кайло. Лейбл в восторге от доходов с продаж. Никто не станет утверждать обратного. Однако наличие музыкальных наград, престижных наград для них тоже немаловажно. Для аудитории «Грэмми» вы ничем не лучше бой-бэндов, и дело даже не в музыке, а в вашей фан-базе. Для начала, так уж и быть, избавимся от масок, обещаю, к этому вопросу мы еще вернемся, но я искренне считаю, что твоему имиджу пойдет на пользу, если ты попробуешь быть... — «Нормальным»? — Не нормальным. Рок-звезды не бывают нормальными, ты такой и есть. — Я могу уйти, когда захочу, ты же сам понимаешь. Я так делал не раз. — Мне также известно, насколько далеко ты способен зайти, чтобы создать видимость безупречной репутации. Кайло делает глубокий вздох и выпрямляется в полный рост. — Увидимся на переговорах, — бросает из-за плеча он, выходя из здания.