Под большим запретом / The Great Big No

Когда Кайло просыпается, потолок неторопливо вращается у него перед глазами. Давно рассвело, в номер проникает дневной свет, сверху доносятся хроматические гаммы, которые кто-то надрывно наигрывает на гитаре. Он делает насколько вздохов и поворачивает голову в сторону. Голова раскалывается от боли. Перекатившись на бок, он с усилием встает с кровати и внимательно осматривает номер. На полу лежит бежевый ковер. На тумбочке середины девятнадцатого века стоит телевизор. В углу — стул. Стеклянные двери ведут наружу. Вокруг него голые стены. Чья-то дерьмовая незнакомая квартира? Нет. Погодите. Он бывал здесь раньше. Встав на ноги, он, спотыкаясь, проходит сквозь стеклянные двери на террасу, с которой открывается вид на Сансет Стрип, совершенно непримечательный в свете дня, как расшитое пайетками платье на грязном полу ванной комнаты. Он до сих пор в Шато, в люксе. — Какого хрена? — бормочет он, возвращаясь внутрь; яркий свет и жара лишь усугубляют головную боль. Его ботинки стоят в углу у стула, на спинке которого висит пиджак; часы и портмоне лежат на столике поблизости. Спальня ведет в длинный узкий коридор. За первой дверью находится ванная комната, но у него не получается полностью распахнуть дверь. Он аккуратно просовывает голову в щель, чтобы убедиться, что дверь не заело из-за чего-то вроде трупа, но на полу пусто. Либо деформирована дверь, либо износился пол, или, может, все это проделки разгневанного призрака эпохи Старого Голливуда. Он с трудом пробирается внутрь, на мгновение испугавшись, что плечи застряли и не пролезут, и чуть не падает в ванну. — Пошла на хер эта чертова дыра! — кричит он так громко, что гитарист-сосед сверху на мгновение затихает, прежде чем продолжить играть гаммы с еще большим остервенением. Упершись одной рукой в стену, ему удается сходить в туалет, не потеряв равновесия, и теперь с пустым мочевым пузырем куда проще во второй раз протискиваться в приоткрытую дверь. Он проходит по коридору на кухню посмотреть, что имеется в холодильнике. Он прожил здесь три месяца, хотя в его номере люкс дверь ванной комнаты функционировала исправно; тогда он только-только переехал из дома родителей, вскоре после выхода первого мини-альбома «Дагоба». Ему давно хотелось съехать, но он все не решался переехать в Нью-Йорк и к тому же побаивался подписывать долгосрочный договор аренды в Лос-Анджелесе. На первых порах его увлекала подобная жизнь. Друзья родителей всегда травили байки об отеле, и первые несколько недель он словно сам проживал эту жизнь вместо того, чтобы оставаться сторонним наблюдателем. Здесь он встретил Катю. В десять утра она стояла у бассейна в вечернем платье и пила шампанское. Неделей позже в номере 64 он потерял с ней девственность, правда на тот момент ни он, ни она там не проживали. Но очарование быстро рассеялось. Здесь никогда не бывает тихо, даже в четыре часа утра; здесь постоянно ощущается гнетущая атмосфера отчаяния, даже в окружении одних из самых успешных людей в мире. Все только и говорят: «не смотри на меня», «не обращай внимания» и в то же время стремятся, чтобы их прихотям и капризам всячески потакали. К тому же, до него наконец дошло, как много денег уходило на проживание в апартаментах, чей порог многие из его друзей даже не переступили бы, не живи он в Шато Мармон. Поэтому он и переехал в квартиру в районе Северный Голливуд вместе с другими участниками «Дагоба», пока группа не распалась, позже, с первого аванса «Ферст Ордер», он купил себе дом. Чтобы хорошенько заглянуть во внутрь холодильника 50-х годов, ему приходится согнуться в три погибели; отодвигая бутылки с шампанским, он тянется за апельсиновым соком, тем временем восстанавливая события прошлой ночи. Воспоминания становились расплывчатыми после того, как он начал выпивать стопки с тем актером. Тогда Рей все еще находилась в бунгало, где обсуждала с Танишей ветряные электростанции. Лорен окончательно потеряла надежду залезть ему в штаны и ушла спать. После чего в его памяти наступал провал. — Где, черт подери, Рей? Он осматривает гостиную, в ней никого нет. Он высовывается в дверной проем, прикладывая к голове бутылку апельсинового сока. Вероятно, есть смысл начать поиски с бунгало номер три и потом молиться, что она все еще с ним разговаривает. Их, наверняка, сфотографировали вместе, и получилось несколько хороших кадров, но он ведь даже словом не обмолвился с ней о музыке, что уж и говорить о перечислении достоинств его звукозаписывающей компании. В дверь стучат. Он смотрит в глазок и видит Лорну. Как только он открывает дверь, она сует ему в руку кофе и стремительно проходит мимо него в номер. У нее на плече висит спортивная сумка, она снова в привычном платье, кардигане и туфлях. — Вот смена одежды и твои бритвенные принадлежности. Можешь не принимать душ и не бриться, но я не позволю тебе уехать во вчерашней одежде. Похоже, сегодня здесь обедают все кому не лень, так что снаружи дико. — Какого черта я здесь делаю? Он отпивает кофе, давится и возвращает стаканчик Лорне. Пожав плечами, она бросает сумку на пол. Мне позвонил и оставил голосовое сообщение консьерж, чтобы передать, где тебя искать. Больше мне ничего не известно. — А куда ушла Рей? — Ах да, о ней тоже говорилось в сообщении. Ее забрал Финн Штурм. Ты заказал еду в номер? — Я не хочу здесь есть. Прислонившись к подлокотнику дивана, Лорна критически оглядывает Кайло: — Итак, ты напился до чертиков второй раз за неделю. Ну, и что у тебя на уме? — Ты превратилась в моего психотерапевта? — Нет, ты его уволил, а нового так и не нашел. Мне всего лишь нужно знать, для своего же блага, станет ли это обычным явлением. — Не думаю. Мне даже не нравится пить. — Тогда прекрати, идиот. Мне пора. Встретимся у тебя дома. Предполагалось, что сегодня ты будешь писать музыку, а еще у тебя в пять встреча с тем парнем из «Спин» в ресторане «Лангер». — Черт. Он такой козел. — Вот и составишь ему соответствующую компанию. Я выпишу тебя из номера. Все провоняло табаком, но он лучше съест содержимое пепельницы, чем вернется в ванную комнату. Он заглядывает в сумку, принесенную Лорной. В ней лежат: темно-синие брюки «Дикис», белая майка, футболка с надписью «Лед Зеппелин» и кеды «Конверс». Переодевшись, он споласкивает в раковине лицо и спускается на лифте до стоянки. Прошлой ночью он скурил все сигареты, но ему везет стрельнуть парочку у парковщика, он кладет одну за ухо, прикуривает другую и ждет пока пригонят машину. Стоя у входа, он машет папарацци рукой, потом показывает средний палец. Глупое ребячество, и он, как правило, воздерживается от подобных бессмысленных выходок, но есть в этом что-то такое, что доставляет ему нездоровое удовольствие. В шее хрустит, он разминает затекшие мускулы, и головная боль возвращается слабым воспоминанием. Сидя в машине, он врубает на полную мощность кондиционер, но так и не включает музыку. Он намерен поехать домой и сразу уснуть, но неосознанно проезжает мимо вывески автострады и остается на бульваре Сансет. Всю дорогу до Брентвуда он пытается себя убедить, что в этом нет ничего необычного. У него нет номера ее телефона и сейчас ему просто хочется убедиться, что с ней все в порядке. Вероятнее всего, так поступил бы каждый, выстави он себя полным идиотом на первом же свидании, так ведь? Свернув в ее переулок, он медлит. Поступок вообще-то очень странный. Но он уже на месте, поэтому нет причин откладывать встречу дальше. Как только распахивается дверь автомобиля, снаружи до него доносится девичий голос — чистый и по-джазовому низкий, она напевает мотив песни Билли Холидей. До этого ему никогда не приходилось слышать, как она поет. Вниз по голове и шее пробегает приятная дрожь, но он готов развернуться и уйти. Однако остается послушать еще один куплет и все-таки стучится в дверь, скрытую за живой изгородью. Ответа нет, между тем, пение все не прекращается. Вероятно, она слушает музыку в наушниках. Медленно приоткрыв дверь, он видит ее прежде, чем его замечают. Ее мокрые волнистые волосы распущены. На ней надеты расклешенные джинсы и укороченный топ с психоделическим принтом, в одной руке девушка держит ветви эвкалипта, другая занята кухонными ножницами. Заметив его взглядом, она подпрыгивает от неожиданности и выставляет вперед руку с ножницами — для защиты, пока не понимает, кто это. — Боже правый, Кайло. Она стягивает наушники. — Какого черта? — Прости, — говорит он. — Я стучал, но никто так и не ответил. Она осматривает его с головы до ног. — Ого, а ты паршиво выглядишь. — Чувствую себя еще хуже. — Что ты здесь делаешь? — Я ехал домой и думал, что не мешало бы извиниться за прошлую ночь, но у меня нет твоего номера. — Знаешь, на самом деле, Манхэттен Бич не так уж и близко. Я изучила карту округа. — Ближе, чем другие места на карте. Сама поймешь, когда начнешь ездить по окрестностям. Чем ты занимаешься? — Хочу отвезти эвкалипт домой подруге. — Ты же сказала, что уезжаешь в субботу? — Ага. Хотела до отъезда успеть высушить листья. Она кладет собранный ворох на землю и принимается срезать новые ветви. — Ну, знаю что, наверное, в это будет сложно поверить, беря во внимание две наши последние встречи, но я не употребляю алкоголь. Совсем. Хочу сказать, очень редко. И я многого не помню о прошлой ночи после того момента, как начал пить, но если я совершил какую-то глупость, то прости меня, и мне бы хотелось снова тебя куда-нибудь пригласить, чтобы загладить свою вину. Когда ты вернешься. Она поворачивается к нему лицом, скрестив на груди руки, но смотрит себе под ноги. Когда она поднимает взгляд, в нем читается решимость. — Почему у тебя в портмоне лежит мой домашний адрес? На мгновение он теряет опору, нижняя челюсть отвисает, но ему на ум, как на зло, не приходит ни одно стоящее оправдание, которое оказалось бы лучше правды, и он рассказывает ей, как во время тура документирует встречи с фанатами. — Ладно. Ну, полагаю, это разумно. Немного жутковато и навязчиво, но это вполне разумное решение. Но все же объясни, почему мой адрес лежал у тебя в бумажнике, вместо записной книжки? Он лишь пожимает плечами. — Записная книжка осталась в гастрольном автобусе, поэтому я и записал адрес на чеке, пока про него не забыл, а потом руки не доходили переложить тот на место. Каждый раз, когда мне встречался твой адрес, я все думал, что надо бы, но, естественно, у меня находились другие неотложные дела, и я про него просто забывал. — Я его вытащила. Мой адрес тебе все равно больше не понадобится — я теперь живу по-близости, к тому же до сих пор не обратилась в суд с иском об установлении отцовства. — Полагаю, это значит, что второму свиданию не бывать. Она вздыхает и принимается раскладывать на шезлонге ветви. — Не знаю. Я сейчас очень занята, и, наверное, на данный момент меня не должны волновать вопросы личной жизни. — Мне жаль... — Прощай, Кайло, — говорит она, продолжая заниматься своими делами, уже развернувшись к нему спиной. — Пока, Рей. Он нагибается, чтобы пройти под арку ворот. Находясь в квартале от ее дома, он останавливается в переулке и глушит машину. Может, оно и к лучшему. Хакс ненадолго оставит его в покое, а Сноук найдет способ завербовать Рей лично, и тогда ничего не будет зависеть напрямую от Кайло. Естественно, Сноук, как всегда, найдет способ превратить жизнь Кайло в ад. После такого грандиозного провала он ни за что не упустит возможности его покарать. — Черт! — кричит он и колотит по рулю руками. — Черт, черт, черт! В течение долгого времени он просто сидит, опустив голову на руль, и тяжело дышит. Мать когда-то посоветовала ему представлять, что на вздохе в его легких скапливаются все негативные мысли, и потом избавляться от них на выдохе. Метод — достаточно эффективный, так что он возвращается на дорогу и все же добирается до дома. Сегодня по плану сочинение музыки. На прошлой неделе он сам попросил Лорну внести его в расписание. Скоро начнется запись нового альбома, однако с тех пор, как он вернулся с гастролей, его внимание блуждало где угодно, кроме записи новой музыки. Лорна забила студию водой и соком, все чего ему не хватает — так это записной книжки. Их полно на полке в его комнате, как новых, так и старых. Он достает простую новую тетрадку, но его рука непроизвольно задерживается на другой — той, что намного старше остальных, толстой от записей, с разбухшими от времени страницами. Источник его успеха и доказательство того, что он мошенник. Когда Бену Соло впервые достался от матери ящик с личными вещами Энакина Скайуокера, все его внимание приковала лежавшая поверх вещей гитара в потертом чехле, покрытом наклейками из разных стран; он несколько дней даже не прикасался к остальному содержимому ящика. Записная книжка покоилась на самом дне, спрятавшись под грудой ковбойских рубашек и стопкой шляп, за фотоальбомами, под несколькими внушительными стопками писем и грудой почтовых открыток. Типичная записная книжка поэта-песенника, в которой хранились полные версии песен и небольшие фрагменты, и еще случайные листы бумаги, запрятанные между страниц. Бену принадлежало все наследие Энакина, каждая его запись, включая несколько невыпущенных оригинальных песен, так что многие тексты были ему хорошо знакомы, однако там присутствовало и множество других, так и не изданных и не законченных песен. В то время «Дагоба» оставалась всего лишь гаражной группой, хотя участники и начали обсуждать возможность записи трека в студии родителей Бена, шутки ради. В свободное от репетиций время он работал над песнями Энакина, в основном над теми, где присутствовали аккордовые нотации. Как-то днем один из парней появился раньше обычного и услышал, как он дорабатывал законченную песню, и чуть не лишился рассудка от восторга. До сих пор ни одна из песен Бена ни у кого не вызывала подобной реакции, и, совершенно не задумываясь над последствиями (ну, откуда ему было знать?), он позволил друзьям считать, что написал ее сам. Эта песня получила название «Город в Небесах», именно она и положила начало его успешной музыкальной карьеры. Даже после того, как альбом стал «платиновым», было еще не поздно честно во всем сознаться, и подобное признание не разрушило бы его будущее. Однако он повел себя как глупый ребенок, да никто даже не тревожился о денежной стороне вопроса, ведь дело являлось сугубо семейным. Вот так, слишком надолго затянув с признанием, он досадно упустил возможность все прояснить. Позже он совершил еще одну ошибку, сознавшись в содеянном перед наихудшим из всех «советчиков». Незадолго до отъезда в доме родителей проходила тематическая вечеринка. Бен стоял у дверей, когда его окликнул Сноук, чтобы поздравить с выходом мини-альбома и, выделив, похвалить за «Город в Небесах». Он все говорил, как сильно стилистика песни напоминала ему музыку деда Бена, а затем поинтересовался, вышло ли это намеренно. Бен запаниковал, предположив, что Сноук давно все знал и просто пытался его подловить, ведь создавалось впечатление, что тот знал всех и вся, вот поэтому он рассказал ему и о песне, и о записной книжке. Сноук лишь махнул рукой на переживания Бена. — О, даже не волнуйся! Разве этим можно кому-нибудь навредить? Энакин сто лет как умер. А вот я своего рода почитатель Энакина. Не возражаешь, если я одним глазком взгляну на записи? И вот так, как полный дурак, Бен не только отвел Сноука в свою комнату и показал записи, но даже позволил ему одолжить записную книжку, так как опаздывал на встречу с друзьями. Неделю спустя Сноук вернул записи с курьером. В тот злополучный вечер Бен Соло вверил ему свое будущее, и Сноук бездействовал два года, выжидая удобного случая. Все началось со встреч по поводу будущего Бена в «Резистанс», ему предлагали выйти из тени родителей, поэкспериментировать с новым звучанием, которое совсем не походило бы на ни на музыку Хана, ни на звучание Леи. Его призывали, подобно Энакину, выбрать собственный путь. Затем начали показывать, насколько он превосходил других участников группы, подчеркивая, как те мешали максимальному раскрытию его потенциала — что было весьма рискованной затеей, учитывая, что парни дружили со средней школы. Сноук напрямую предложил ему контракт на выпуск нескольких альбомов, сопровождаемый внушительным авансом, при условии, что он порвет связи как со своей бывшей группой, так и со всем тем, что непосредственно связано с «Резистанс». Бен воспротивился предложению, и тогда в ход пошла тяжелая артиллерия. За ту неделю, когда записная книжка Энакина находилась у Сноука, он отсканировал все листы. Естественно, наибольший интерес представляла страница, содержавшая полноценный текст песни и законченную последовательность аккордов; на тот момент эта песня оставалась безымянной, но почти слово в слово совпадала с треком «Дагоба Систем», «Город в Небесах». И поскольку Бен Соло по-прежнему оставался несмышленым ребенком, чьи родители так или иначе в нем разочаровались, он решил встать на путь славы, вместо стыда. Там и тогда он подписал документы и в последний раз вернулся в студию, только чтобы известить о своем уходе дядю и товарищей по группе. В конечном счете, он променял жизнь в тени Хана и Леи на существование в тени Сноука. Кайло Рен достает записную книжку и принимается листать большим пальцем страницы. От нее пахнет старой библиотечной книгой и отдает едва уловимым запахом табака. Вернув ее на полку, он отправляется вниз, по пути прихватывая новую тетрадку, затем запирается в студии звукозаписи. Предварительно отключив телефон, он играет до тех пор, пока пальцы не немеют. И пропускает встречу с индюком из «Спин», пусть Лорна разбирается. Ему нечего сказать, все равно ничего нового.