If there was one place I could be right now I’d be standing there between you and him And I’ll fight you both, fight you both for the rest of my life long days But today we ripped it off, we ripped it off, we showed the world that we exist Never really liked the pattern that much on the wallpaper so anyway Give me two damn minutes and I’ll be fine These hands are growing cold They’re running out of things to hold Give me two damn minutes and I’ll be fine — the amazing devil «two minutes»
Юлиан ещё раз облегчённо вздохнул и окинул взглядом пустую палату. По правде говоря, и с его присутствием она не была шибко захламлённой. Лишь постоянно смятая постель и пустые многоразовые сортировочные коробочки из-под таблеток выдавали то, что палата не свободна. Никакой одежды, помимо той, в которой его привезли, никаких безделушек, открыток «поправляйся!» и даже глупых цветов, которые приносят посетители всем пациентам. Ничего. Накинув на плечи курточку, он взял с прикроватной тумбочки телефон и не увидев ни одного нового входящего сообщения, направился к двери. — Ты собрался. Замечательно, — Геральт в дверях, облокотившийся на дверной проём, стоял со сложенными на груди руками. — Думал, это займёт больше времени. Юлиан сунул руки в карманы тёплой большой курточки и почти вплотную подошел к выходу из палаты, взглядом спрашивая позволения выйти. Хотелось бы сказать, что ему было неприятно видеть Геральта, или, наоборот, очень приятно. Но нет. Не было ничего. Ничего. Ничего. Ничего. Ни одной мысли. Юлиан не хотел бы разводить драму даже в своём сознании и становиться её королевой, но мужчина просто вырезал из него чувства. Не все, конечно, это было бы слишком глупо. Только те, что касались его самого и их прошлого. Хотелось только домой. Не потому что там безопасно или тихо. На удивление, не поэтому. Просто парень так сильно устал от всего этого: от общения, докторов, постоянного наблюдения и ярких ламп. Он устал от противной больничной еды, отсутствию восхитительной пиццы из соседней пиццерии и кофе с Хейстингс-стрит, устал от душа и постоянных вопросов «Как вы себя чувствуете, мистер Леттенхоф?». Какой из него мистер, скажите пожалуйста? Сейчас он мог думать только о том, что доедет до любимой кофейни, возьмёт восхитительно большой и сладкий латте с зефиром, а после направится домой, где его ждёт не менее восхитительная ванна с пеной и блаженное одиночество. — Мы можем ехать? — переспросил Геральт, идя точно рядом с Юлианом, и ни на шаг не отступая от него. — Мне очень приятно, но ты мог меня не ждать. Я хотел вызвать такси, а потом прогуляться, — бездумно ответил парень, на ходу подсчитывая, как срочно ему нужно найти клиента. Кушать хочется, как и остаться в своей маленькой арендованной квартире. Геральт недовольно выдохнул и, закрыв глаза, досчитал до десяти, в попытке справиться с гневом. — Я что, зря ехал через весь город? Ну уж нет, — он направился к машине и открыл дверь переднего сидения, — садись. Юлиан растерянно посмотрел на мужчину, а после направился к автомобилю. Он не глупый. Такси будет стоить недёшево, а Геральт сам настаивает на помощи. Парень лишь надеется на то, что он не заведёт свою шарманку. Дорога не была долгой. Вселенная будто благословила Юлиана на быстрый путь домой, потому что они не встретили ни одной, даже самой маленькой, пробки и ни одного красного светофора. Геральт молчал, но его напряжение можно было резать ножом. Он несколько раз открывал рот, желая сказать хоть что-то, но почти сразу же благоразумно его закрывал. Ему казалось, что Юлиан, с детским восторгом увлечённый рассматриванием дороги и проезжающих мимо машин, не заметит его нерешительности или пассивных попыток помириться. Но Юлиан замечал. Поэтому и был увлечён дорогой. — Нам нужно поговорить. Геральт припарковал внедорожник у дома Юлиана, тут же блокируя двери, чтобы парень не смог выйти. Тот равнодушно глянул на замок, а после перевёл не изменившийся взгляд на мужчину. — Прекрати на меня так смотреть! — в голосе мужчины послышался рык. Юлиан удивлённо приподнял бровь. У него было два вопроса: как он смотрит на Геральта, и почему тот решил, что может на него кричать. — Так, будто между нами ничего не было. Да, я сильно облажался. Мне следовало сразу сказать тебе о том, что у меня есть жена и ребёнок. Мне следовало принимать тебя таким, какой ты есть и не заставлять тебя себя менять. Мне нужно было приезжать к тебе в больницу, но я смалодушничал! — на этом слове уголки губ Юлиана дернулись вверх, а воображение учтиво подсунуло возмущённого ведьмака, который тоже использовал это слово. — Да, мне не следовало обманывать тебя, что у меня есть чувства. Но сейчас они есть, я влюблён в тебя! И я хочу вернуть своего мальчика таким, каким он был прежде. Пожалуйста, не злись на меня, Юлиан. Геральт протянул руку и, едва касаясь, погладил Юлиана по щеке, пока тот сидел в полнейшем неведении, что ему стоит сказать, и почему мужчина делает то, что делает. — Но я не злюсь, — парень тактично убрал со своей щеки чужую тёплую ладонь и отстегнул ремень безопасности. — Ну, я огорчён и разочарован, но не злюсь, понимаешь? У нас были прекрасные три месяца, если вычесть время не общения, и я искренне люблю это, Геральт. Но я не хочу путать любовь к воспоминаниям и моментам с любовью к тебе. Я разбираюсь в своих эмоциях, и тебе стоит научиться этому. Пока мы ещё не до конца друг друга разочаровали, нам стоит прекратить всё. Ты создал семью, человека, и несёшь за созданное тобой ответственность, милый. И как бы ты не нуждался в большем тепле, чем может дать тебе Йеннифер, или ты можешь от неё принять, но ты всё ещё её любишь. Поэтому сначала избавься от этого чувства, а потом заводи новые отношения. Никто не заслуживает того, чтобы быть заменой, — Юлиан нежно убрал за ухо Геральта прядь коротких вьющихся волос, и провёл большим пальцем по его щеке. — Эти эмоциональные качели делают мне хуже, у меня участились приступы паники и самоповреждения. А я — всё, что у меня есть. Что бы я ни говорил, я должен принять себя и полюбить, потому что я этого заслуживаю. Геральт хмуро взял чужую ладонь в свою и оставил на ней пару поцелуев, прикрывая глаза. Было ли ему больно? Пожалуй, нет. Неприятно, обидно и грустно? Определённо. Ему не хотелось отпускать от себя этого парня, потому что он слишком сильно запал куда-то в сердце, душу и прочие места, когда попадает предмет воздыхания. «Определённо пожалею об этом», пронеслось в голове Юлиана, а после он, облокотившись на спинку, приподнялся и аккуратно коснулся чужих губ своими. Просто потому что ему хотелось поцеловать. Не из-за того, что он слабохарактерный и не может отпустить Геральта, а потому что ему нужно проверить, насколько он сильный, чтобы прямо сейчас разорвать всё. Поцелуй был нежным, влажным и, пожалуй всё. Больше ничего, помимо этого и крепких рук Геральта на его пояснице. Он смог. Действительно смог сделать это. — А теперь, — отстранившись, парень аккуратно вытер рот рукавом и тепло улыбнулся, — выпусти меня, пожалуйста. Я очень хочу домой.***
— Я это не надену, — прорычал Геральт, недовольно смотря на предложенный ему тёмно-синий костюм. — Я буду выглядеть, как продавец шёлка. Лютик звонко рассмеялся, кокетливо прикрывая рот рукой и подошел к Геральту со спины. Ведьмак хмуро смотрел в отражение барда в зеркале, иногда кидая взгляд на висящее немного сбоку одеяние. Едва протянутая рука, и Лютик уже касается его плеча подушечками пальцев, ведёт по нему ниже и полностью прижимает ладошки к прохладной ведьмачьей спине. — Мы направляемся на королевский бал, Геральт, — он нежно прижался губами к одному из шрамов, всё ещё смотря точно в жёлтые глаза, — и ты должен выглядеть, как обычный человек, а не машина для убийства. Тяжело выдохнув, мужчина прикрыл глаза, а после послушно протянул руку к наряду. Если Лютику так важно, чтобы он выглядел, как торговец, он сделает это. В конце концов, бард перебарывает свою болтливость, когда Геральт просит, так почему он не сможет перебороть свою неприязнь к человеческой одежде? — Я только захвачу лютню! — радостно взвизгнул менестрель и унёсся из комнаты, чтобы через полторы секунды вернуться назад, просунув голову в лутку. — Встретимся во дворе. И не задерживайся! Под недовольное рычание ведьмака, бард скрылся. В это время года вечера в Цинтре всегда были тёплыми. Поэтому Лютик, бодро шагая рядом с Геральтом, подставлял лицо лёгкому ветру и то и дело прикрывал глаза, из-за чего уже несколько раз врезался в широкое плечо. Раздав ведьмаку все указания по поводу его поведения на приёме у королевы Калантэ, и попросив его не вступать в драки даже если кто-то будет вести себя нечестно, Лютик отправился к королевскому оркестру, еще на подходе радостно приветствуя знакомых ему людей. За пивом и выбором, как бы это назвал Юлиан, плейлиста, бард не забывал присматривать краем глаза за Геральтом. Он всеми силами желал того, что Её Высочество посадила подле себя ведьмака просто из уважения и интереса, а не потому что хочет, чтобы он оказал ей услугу. Последнее, чего хотел бард — это чтобы его выступление закончилось кровавой резнёй и изгнанием из города. О торговец рыбой, о торговец рыбой, Приходи утолить голод своей дочери, Натянуть на мой рог, Который встаёт по утрам. Затянул Лютик, на самом интересном месте незаметно подмигивая Геральту. Он знал, что мужчина заметил, потому что на его лице расплылась улыбка, а во взгляде недвусмысленно читалось «Боже, какой придурок! Люблю его». — Он только что подмигнул тебе, ведьмак, — к нему наклонилась королева Калантэ, — распевая песню про свой член? Геральт поднёс кубок губам и сделал небольшой глоток, всё ещё неотрывно наблюдая за тем, как парень кружится по залу и улыбается во весь рот. — Вам показалось, Ваше Величество. Сдаётся мне, этот балагур и бабник обращался к очередной графской жене. Ничего кроме неудачи — Трахаться с эльфом. Как бы ваш племянник не родился Сказочным фавном! Лютик был в восторге! Опьянённый элем и пивом гости подпевали его песни, как поклонники My Chemical Romance на их последнем концерте (он сам там не был, но не стеснялся смотреть записи — это давало ему чувство нормальности и того, что он находится в толпе людей). Они пели, пили, стучали кубками в такт, будто Лютик настоящая звезда. Блеять и реветь целыми днями, эй хо Дочь торговца с рыбой, ба ба…! Что, впрочем, не является ложью. Лютика, не Юлиана, любят. Его баллады знают и поют в каждой таверне. Даже там, где он впервые. И есть ли для асоциального парня с боязнью скопления людей что-то прекраснее, чем чувство, что он нужен и желанен? Первая песня закончилась. За ней вторая, третья, и Лютик, наконец, смог вздохнуть спокойно, пока проходят смотрины принцессы и её потенциальных супругов. Для него, как для человека выросшего в мире, где каждый волен любить и вступать в брак с тем, кого выберет сердце, а не семья, сие действие было крайне нелепо и глупо. Но здесь, кажется, эта процедура была в порядке вещей. А сильнее, чем получить ещё одну порцию эля и пригорнуть к сердцу маленькую Паветту, стерев каждую слезинку бессилия с её действительно красивого лица, Лютику хотелось только забрать своего ведьмака из-за королевского стола и скрыться в общей спальне. Или бане. Подойдёт даже лес. Пожалуй, ещё одна порция эля будет лишней. Но прекрасная Паветта оказалась не столь беззащитной, какой можно было воспринять её, посмотрев на нежное детское личико, потому что внезапно раздался просто нечеловеческий вой, а после столы, лавы и людей начало швырять в разные стороны. Лютик никогда не был шибко внимательным, но видел, как за пятнадцать минут до этого Геральт вышел в центр зала с мечом. За ним последовал Эйст со Скеллиге, сама королева, а после началась такая дикая мешанина, что парень отвернулся к еде. Нет, он не был равнодушным чурбаном, но то, что Геральт будет в порядке, он знал на все сто процентов. Это всего лишь люди. Но Лютик пропустил момент, когда Паветта так сильно испугалась за возлюбленного, что освободила спящую в себе силу и устроила настоящий ураган. Барда отшвырнуло в колонне, а когда он попытался пробраться к двери, припечатало к стене. В глазах всё плыло, и он не был уверен, что Геральт и Мышовур пытаются магией урезонить принцессу. Может быть, их так же бросало из стороны в сторону, а все взмахи руками менестрелю лишь чудились. Что бы там ни было, но прошло не так много времени, прежде чем Паветта упала ниц, а тяжёлые столы с глухим стуком ударились о мраморный пол. Лютик не слышал, что говорят в центре зала, пусть и находился от толпы не так далеко. Потому что в ушах ужасно сильно гудело, а к правому боку будто прижали раскалённую палку. Менестрель, всеми силами стараясь сфокусировать зрение, опустил глаза вниз, где на золоте его кафтана расплывалось красное пятно. Значит, ему не показалось, что внезапно стало мокро. Раздался тихий хрип, и Лютик не сразу понял, что это он смеётся. — Геральт? — прошептал менестрель, но ведьмак не услышал. То ли был слишком увлечён обрядом передачи принцессы, то ли Лютик говорил слишком тихо. Но барду пришлось напрячься, чтобы ведьмак его заметил. — Геральт! Геральт растеряно окинул взглядом залу, пытаясь найти источник звука. А когда заметил медленно сползающего по стене Лютика и унюхал запах крови, направился к нему. Шаг ведьмака сбивался, на третьем он остановился, а после рванул к барду так, как никогда раньше не бежал. Его не волновало, как он выглядит, на всех парах несущийся к обычному менестрелю, как со стороны выглядит, что он с разгона падает коленями о мраморный пол, и подхватывает заваливающееся на бок тело. Было всамделишне всё равно, потому что кровь слишком сильно стучала в ушах. — Лекаря! — гаркнул Геральт, накрывая широкой ладонью рану. Все стояли в ступоре, прежде чем ведьмак обернулся и посмотрел на толпу глазами с плескавшейся в них ничем не разбавленной яростью. — Или каждый из присутствующих получит двадцать восемь ударов ножом! Снова хрип, который должен был быть звонким бардовским смехом. Парень понял шутку, радуясь тому, что все те глупые истории про Лондон и его любимые видеоигры Геральт слушал, пусть и называл ерундой. — Нет, — покачал головой Лютик, кладя вымазанную в крови, пиве и жирном мясе руку на чистую ладонь ведьмака, чтобы покрепче обнять себя. — Не нужно лекаря. Геральт замолчал и сильнее сжал чужой бок, в попытке не дать крови вытечь больше. — Я хочу, чтобы ты послушал, хорошо? — Лютик закашлялся. — Мне не нужен врач, потому что я возвращаюсь в реальный мир, Геральт. Но все в этом такие же живые, как и в моём. И ты тоже. Поэтому, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, будь сильным, ладно? Меня не будет с тобой некоторое время, а ты должен научиться жить без моего присутствия. Я хочу, чтобы ты не терял контроля и продолжал делать то, во что веришь, потому что я верю в тебя, — Лютик со свистом втянул воздух, а после снова закашлялся. — Мне пора возвращаться в мой мир. Мне пора научиться быть сильным и смелым, двигаться дальше. И научиться жить самостоятельно, не завися от других. Я придумал своего идеального мужчину, мир, в котором мне было бы интересно жить, я придумал себя таким, каким хотел бы быть на самом деле, но мне пора отказаться от грёз, если я хочу стать нормальным. Я действительно сильно люблю тебя, Геральт из Ривии. Пожалуйста, сделай так, чтобы это было не напрасно. Геральт зарычал и глупо помотал головой, как балованая княжна, когда ей что-то не нравилось. Он сейчас не был ведьмаком или бездушным монстром. На самом деле, он никогда таковым в глазах Лютика не был. Но сейчас он стал человеком, который смотрит на то, как единственная его семья уходит. — Не делай так. Я против. Не уходи, — не связанно зарычал Геральт, прижимаясь лбом к грязному лбу барда. Лютик облизал губы, чувствуя на языке металлический привкус и постарался улыбнуться так, чтобы это не выглядело жалко. — Глупый, — он мазнул губами по чужой щеке, оставляя след, а после поднял расфокусированный взгляд к жёлтым глазам. — Я не ухожу. И никогда не уходил. Я всегда буду с тобой. Поэтому не смей делать ничего, что бы мне не понравилось. Он чувствовал, как Геральт целует его, как кричит, когда не получает ответа. Слышал этот нечеловеческий вой и чувствовал, как крепкие руки сжимают тело и прижимают к груди. И, если Лютик не совсем сошел с ума, он слышал «Я тоже тебя люблю, не уходи». Хотя, Геральт вряд ли сказал такие слова. Это не в его стиле. А Лютику не нужно было слышать то, что ведьмак чувствует к нему то же самое. Он показывал, и это для барда было гораздо важнее. Он впервые чувствовал, как просыпается. Это было похоже на мягкий толчок, а после жёлтые глаза, наполненные болью и непониманием, заменил белый потолок. Юлиан выбрал. Он выбрал не Лондон, и не Цинтру. Он не выбрал ведьмака, не выбрал Геральта. Он выбрал себя. Потому что единственное, в чём он был уверен — это то, что он всё, что у него есть. И его счастье и здоровье должно быть на первом месте в списке. И завтра он проснётся, найдёт врача и будет бороться за себя и своё самочувствие. Чтобы потом он смог поступить в университет, театральный кружок, флиртовать с понравившимися ему людьми. И жить. Это будет сложно, больно. Он будет плакать и злиться на себя, потому что не остался в мире ведьмака, чем бы это ему не грозило. Будет себя ненавидеть. Но всё это будет стоить того, чтобы в конце оказаться нормальным. Потому что ничего Юлиан так не хотел, как быть нормальным. И он будет. Он будет сильным. "Если бы я мог выбрать, где мне оказаться, я бы оказался между тобой и ним И я буду драться с вами обоими, с вами обоими, до конца своих долгих дней Но сегодня мы оборвали это, оборвали это, мы показали миру, что мы существуем Мне никогда не нравились эти обои, в любом случае Дай мне две чёртовы минуты, и я буду в порядке Эти руки такие холодные Они упускают то, что удерживают Дай мне две чёртовы минуты, и я буду в порядке"