— Как далеко ты готов зайти ради того, кого любишь? До самого конца. — Как долго ты будешь ждать? Всегда. — Что они для тебя значат? Всё.
***
Бог времени вошёл в сад, медленно наклонившись, чтобы нежно погладить красные цветы камелии перед собой. Он вдыхал её прекрасный и тонкий аромат и улыбался, когда отпускал мягкие лепестки. Он огляделся вокруг, окидывая взглядом чарующий пейзаж. Сад был огромен, цветы всех видов извивались на дорожке перед ним, ведя его к большему проёму. Небо над ним было полночно чёрным, чернее самой чёрной ночи. Он полагал, что это не удивительно, учитывая, что он находится в самом сердце подземного мира — измерения, созданного Богом смерти для самого себя. Высоко в ночи взошла полная луна, придавая каждому цветку нежное сияние, их собственное маленькое свечение. Когда Бог времени проходил сквозь бесконечные цветы, его экзотические синие одежды мягко волочились по земле, скользя по маленьким лужицам воды, которые собирались в саду и отражали сияние ночного неба в их мелковатых глубинах. Он не возражал, часто предпочитая идти через естественную безмятежность природы. По мере того как он приближался к своей цели, он мог слышать мягкую мелодию пианино, наполняющую воздух. Он улыбнулся про себя, закрыв на секунду глаза от соблазнительной песни, которую слышал. Он остановился перед замысловатым павильоном, по которому ползли вверх виноградные лозы и красные цветы. Там, в центре павильона, находилось самое восхитительное место. Посередине стоял большой рояль, гладкий и блестящий. Рядом с ним восседал сам Бог смерти, облачённый в тончайшие одежды кремового цвета, выложенные тонкими лунными камнями, соперничающими по цвету с самой луной. Он весь светился, с черными, как смоль, волосами и бледной кожей цвета слоновой кости. Его глаза были закрыты, мягкие ресницы лежали на щеках, а пальцы скользили по пианино с абсолютным совершенством. Он играл песни душ, печальные и в то же время мелодичные. Вдалеке Бог времени мог видеть маленькие огоньки, плавающие в саду, души, успокоенные музыкальными звуками, которые создавал Бог смерти. Бог времени терпеливо наблюдал, ожидая окончания песни. Он прислонился к одной из колонн павильона, любуясь безмятежностью сада. Он всегда любил посещать сад Бога смерти больше, чем другие места. Бог смерти любил держаться особняком, молчаливо наблюдая за своими душами, пока сам жил в тихом саду. Музыка подошла к концу, прерванная хриплым голосом музыканта. — Что привело тебя в мой скромный сад душ, Ким Сокджин? Бог времени резко вышел из оцепенения, с ухмылкой на лице ожидая, когда Мин Юнги повернётся к нему лицом. Тот так и сделал, крутанувшись на табурете у рояля и перекинув одну кремовую ткань, прикрывавшую ногу, на другую. Его сапоги соответствовали кремовым одеждам, украшенным ещё большим количеством лунных камней и жемчуга. Он с интересом приподнял тёмную бровь, ожидая, когда Сокджин заговорит. — А я не могу просто заглянуть в гости? — пожаловался Сокджин. Он откинул с глаз прядь лавандовых волос и поправил синюю мантию; камни пустоты поблёскивали в лунном свете. Юнги фыркнул. — Ты не просто так нашёл время, чтобы заскочить. Бог времени всегда подсчитывает свои драгоценные секунды и минуты, не теряя ни одной из них. Сокджин улыбнулся, и надутые губы мгновенно исчезли с его лица. — Окей, ты меня поймал. Мне действительно есть, что тебе сказать. — Я слушаю. Но давай быстрее. Скоро придёт Пак Чимин, чтобы собрать души для меня. Они готовы снова войти в цикл перерождения. Сокджин радостно захлопал в ладоши. — Так даже лучше, я собирался навестить каждого по отдельности. Мин Юнги нетерпеливо вздохнул. Сокджин всегда был таким, тратил своё время впустую, несмотря на то, что контролировал время. Внезапно Сокджин принял более серьёзное выражение лица, мгновенно насторожив Юнги. Сокджин был серьёзен только в том случае, если это было что-то важное. — Разве ты не чувствуешь этого, Юнги? Что-то опасное происходит в мире смертных. Грядёт что-то ужасное. Пески времени неспокойны, колышутся в пустоте и путаются. Мне это не нравится. Мин Юнги на секунду замолчал, прислушиваясь к его словам. — Да, я чувствовал это. Кто-то делает что-то незаконное в мире смертных. Но ты же знаешь, что это не наше дело — вмешиваться в земные дела. Мы просто убираем то, что они уничтожили. Сокджин фыркнул, неловко ступая на ногах. — Да, я знаю. Но думаю, что на этот раз на карту поставлено равновесие миров. Если мы ничего не сделаем, это может повлиять даже на нас. Бог смерти вздохнул, потирая виски, чтобы облегчить головную боль, которая начала формироваться. — Что у тебя на уме? Сокджин загадочно улыбнулся. — Я уже начал. Есть один довольно буйный Владеющий временем. Он идеально подходит для этой работы. Юнги закатил глаза. — Конечно. Это так похоже на тебя, пойти и начать вмешиваться в не предназначенные для вмешательства вещи. Ты, конечно же, не ожидаешь, что этот буйный Владеющий временем будет работать в одиночку, да? — Нет, — ответил Сокджин. — Вот почему я здесь. У тебя есть кто-нибудь на примете? Кто-то, кто подчиняется тебе, но отличается от других? — Тот факт, что ты спрашиваешь меня об этом, означает, что ты уже знаешь, что есть, — сказал ему Юнги с усталым вздохом. Он быстро поднялся на ноги и подошёл к задней стене павильона. Там стоял великолепный каменный фонтан, сделанный из камней пустоты. Он содержал самую прозрачную воду: каждая капля находилась глубоко в центре пустоты и возвращалась исключительно для использования Богом смерти. В нём отражалось лишь то, что хотел видеть Бог. Юнги провёл рукой по воде, позволив ей покрыться рябью и показать ему то, что он хотел увидеть. Сокджин наклонился через его плечо, удивляясь, каждый раз видя это. Он с удивлением наблюдал, как изображение показывало молодого мужчину с пепельно-каштановыми волосами, окутанного тьмой и блуждающего по царству смертных. — Это кто? — с любопытством спросил он Юнги. — Один из моих мрачных жнецов, — ответил Бог смерти, изучая молодого мужчину проницательными тёмными глазами. Сокджин присмотрелся внимательнее. Он нахмурился в замешательстве, что-то не совсем правильно с этим мрачным жнецом. — А почему у него пепельно-каштановые волосы? Юнги фыркнул. — Это единственное особенное, что ты в нём заметил? Его цвет волос превыше всего остального? Сокджин усмехнулся. — Ну, да. — Он бродяга, — ответил ему Юнги. — Он больше не является мрачным жнецом, вместо этого блуждает по миру смертных, поскольку его жизнь медленно продолжает тикать. Ты должен был это понять. Сокджин кивнул. — Его часы заводятся, это точно. Мрачные жнецы должны быть заморожены во времени, не совсем живые, но и не совсем мёртвые. Это его ты имел в виду? Юнги кивнул. — Он был редким случаем для меня. Смелый и дерзкий, — Юнги улыбнулся. Ему всегда нравились более живые люди. Иногда его жизнь становится слишком скучной. — Какая у него история? — с любопытством спросил Сокджин. Юнги пожал плечами. — Он устал от смерти и разрушений. Я предполагаю, что он подсознательно ищет больше жизни для своего мира. Боюсь, он ещё не нашёл его. Он уже некоторое время бродит по миру смертных, никогда не задерживаясь на одном месте. Я его отпустил. До тех пор, пока он не причиняет проблем смертным, я могу не волноваться. Я не мать для моих мрачных жнецов. Они знают законы, они знают, что произойдёт, если они злоупотребят своими полномочиями. Кроме того, они вольны делать всё, что пожелают. Сокджин внимательно слушал слова Юнги, медленная кошачья улыбка появилась на его прекрасных губах. — Что? Что это за взгляд такой? — неуверенно спросил Юнги. Он ненавидит этот взгляд. Это значит, что Сокджин снова готовит что-то надоедливое. — Ты говоришь, он ищет больше жизни? — спросил он, постукивая по губам пальцами и возбуждённо сверкая глазами. Он кивнул головой, принимая решение. — Он само совершенство. Берём его, а потом соберем ещё нескольких. Юнги снова вздохнул, взмахнув рукой над изображением бывшего жнеца и позволив воде снова вернуться к своему неподвижному образу. — Я действительно возненавижу эту твою идею, да? Сокджин отмахнулся от него. — Ты ненавидишь всё, кроме музыки. А теперь пойдем, навестим остальных. Бог смерти следовал за Богом времени, бормоча проклятия себе под нос. Ему и вправду стоит наложить заклинание на свои садовые ворота, чтобы никогда больше не впускать назойливого старшего.***
— Нет! — крикнул Чан, со всех ног бросаясь к юному фейри. Будучи вампиром, он сумел сделать это вовремя, но едва-едва. Он не ел уже несколько недель, поэтому был намного слабее. Чан втиснулся между эльфом и другими вампирами, его губы растянулись в оскале, когда он защищал мальчика. Другие вампиры были злы на это, кружа вокруг Чана, как будто он был добычей. Бан был слишком слаб, он никак не смог бы справиться с тремя вампирами. Их глаза горели красным огнём, что означало, что все они питались намного больше, чем должны были, что также означало, что они убивали тех, кто давал им кровь. Глаза Чана никогда не пылали красным огнём. Его глаза горели фиолетовым светом, показывая, что он кормился только тогда, когда это было необходимо, и он никогда не убивал того, кто его кормил. Ему всегда удавалось получить кровь от того, кто был готов дать её ему. — Держитесь от него подальше! — предупредил Чан, чем вызвал несколько смешков в толпе. Мальчик-фейри позади него вздрогнул от этого звука, неосознанно цепляясь за рубашку Чана, хотя он был явно намного выше Бана. На одном глазу у него была повязка. Чан медленно начал поднимать мальчика, молясь, чтобы где-то здесь был барьер фейри. Феи не любят смешиваться с другими мифическими существами, предпочитая держаться особняком. Они повсюду устанавливают барьеры и порталы на свою землю, и только они могут войти туда. Если Чану удастся вытащить ребёнка отсюда, он, возможно, сможет справиться с другими вампирами. Возможно. — Ты предатель нашего вида! — один из вампиров зашипел на Чана. — Как ты смеешь защищать то, что является нашей пищей! Чан проигнорировал его, испытывая отвращение к тому, как они говорили о мальчике-эльфе. — Он не твоя еда! — прошипел в ответ Чан. — Ты знаешь правила! Мы не должны вредить никому, когда едим! Остальные снова засмеялись, и один из них очень быстро шагнул вперёд, чтобы ударить Чана. Бан увернулся, но случайно наткнулся на мальчика, цеплявшегося за него, как вторая кожа, заставив его упасть на землю. Чан быстро опустился на колени рядом с ним, потянув его за руку, чтобы помочь встать. — Ну же, малыш, ты должен быть немного проворнее. Где твой барьер, чтобы мы могли вытащить тебя отсюда? Парнишка покачал головой, наконец, взглянув на Чана со страхом в единственном зелёном глазу. Другой был прикрыт повязкой. — Я не могу вернуться в царство фейри. Они и там сделают мне больно! — Что? — спросил Чан, глядя на других вампиров, медленно приближающихся к ним. Сейчас они были лёгкой добычей. — Мне там не место! Я никому не принадлежу! — мальчишка шмыгнул носом. — О, ради бога, — пробормотал Чан, прикрывая ребёнка, когда другой вампир ударил Чана, на этот раз, царапая его и заставляя течь кровь. Это было плохо, он не может вылечиться, так как не кормился. Он истечёт кровью, если рана будет достаточно серьёзной. Чан поспешно попытался поднять мальчика-эльфа, почти волоча его вглубь леса. — Послушай, малыш, тебя либо съедят вампиры, либо накричат фейри. Выбирай сам, — крикнул Чан фейри. — Где этот чёртов барьер?! — прорычал он. Вампиры начали улюлюкать и кричать, позволяя Чану попытаться уйти. Для них всё это было очень весело. Адреналин нарастал ещё до того, как началась погоня. Мальчик-фейри шмыгнул носом, указывая на северо-западную опушку леса. — Между этими двумя ивами, — пробормотал он. Чану хотелось заплакать от радости. Собрав все свои силы, он рванулся вперёд и наполовину побежал, наполовину хромая, к дереву. Мальчик пытался не отставать, спотыкаясь вслед за Чаном. Как только они добрались до деревьев, мальчик в последний раз взглянул на Чана. — Пожалуйста, мистер, — взмолился он. — Пожалуйста, позвольте мне остаться с вами, — в его глазах стояли слёзы. Фиалковые глаза Чана смягчились, глядя на мальчика. Но оставаться с ним было слишком опасно, особенно для эльфа. — Как тебя зовут? — спросил он. — ХюнинКай, — пробормотал мальчик. Чан отрицательно покачал головой. — Мне очень жаль, ХюнинКай. Со мной фейри не в безопасности. Ты принадлежишь своей собственной земле. Там ведь не может быть всё так плохо, верно? — спросил он мальчика. ХюнинКай покачал головой. — Нет! Это действительно так! Они убьют меня! — он начал плакать. Вампиры были уже в нескольких метрах, очевидно решив, что время игры закончилось. Чан толкнул ХюнинКая в барьер, наблюдая, как тот исчезает из виду, вероятно, на другой стороне. Чан улыбнулся, радуясь, что ему удалось спасти мальчика. Вампиры, очевидно, поняли, что Чан только что сделал, и были полны ярости. — Ах ты сволочь! Он был наш! — закричал один из них, подбежав к Чану и ударив его кулаком в живот. — Он никому не принадлежит! — заорал в ответ Бан, согнувшись пополам от боли. Он был не в состоянии защитить себя, не говоря уже о мальчике фейри. Вампиры безжалостно обрушились на него, заставив Чана упасть на траву от боли. У него даже не было достаточно сил, чтобы позвать своего волка.***
Как раз перед тем, как он был готов умереть, мягкий зелёный свет заполнил область, пронизывая всё сильной магии фейри. Другие вампиры зашипели, убегая от магии. Чан мог только щуриться на свет, его дыхание было медленным. Затем, глядя на него сверху вниз, сама Королева фейри оценивала Чана, как будто он был интересным насекомым. — Это ты тот вампир, который спас одного из моих фейри? — тихо спросила она. Чан не смог ответить, даже не кивнул головой. Она усмехнулась, как будто его боль была забавна для неё. — Я приму это как «да», — сказала она, и её голос прозвучал мелодично для ушей Чана. Бан хотел спросить, почему она здесь разговаривает с низшим вампиром, но его тело медленно отключалось. — Ты меня заинтересовал, — пробормотала она себе под нос. — Ты должен знать, что то, что ты сделал, было выше всякого благородства, особенно для такого существа ночи, как ты. Она провела рукой по безжизненному телу Чана, окутывая его мягким зелёным светом. Чан с трудом перевёл дыхание, когда его тело начало исцеляться. Он почувствовал, как тёплая магия фейри пробежала по его венам, а глаза загорелись ярким фиолетовым светом. Он медленно сел, тяжело дыша и кашляя. Затем вопросительно посмотрел на Королеву фейри. — Почему вы мне помогли? — прошептал он. Она улыбнулась, отчего её лицо стало в тысячу раз красивее. — Потому что ты помог одному из моих людей. — Я всего лишь сделал то, что сделал бы любой на моём месте, — пробормотал он в ответ. Она изогнула бровь. — Значит, каждый готов пожертвовать своей жизнью ради мальчика-фейри, которого едва знает? Чан не ответил, глядя ей в глаза. — С ним всё в порядке? — наконец спросил он её, и на его лице отразилось беспокойство за мальчика-фейри. — Ты имеешь в виду ХюнинКая? — спросила она. Чан кивнул. — Более или менее, — печально ответила она. — Что с ним случилось? — озабоченно спросил Чан. Королева фейри вздохнула, садясь на землю рядом с Чаном. Это чертовски потрясло вампира: сама Королеву фейри, сидящая на грязной земле. Но, опять же, фейри любили природу всех видов, поэтому он решил, что это не удивительно. — Мальчик-фейри наполовину фейри, наполовину вампир. Он никогда не будет принят в моём королевстве моим народом, даже если я сама не против. Я не могу защитить его, как бы сильно ни старалась. Я могу быть Королевой фейри, но я не могу изменить сердце и мнение человека. Он покинул королевство по своему желанию, и за ним начали охотиться. Он был бы мёртв, если бы не ты. Спасибо, — она улыбнулась Чану, рассеянно выдёргивая из земли немного травы. — Куда он теперь пойдёт? — спросил Чан. Он почти хотел предложить свой собственный дом, но он едва мог позаботиться о своей собственной семье, не говоря уже о халфлинге. Глаза Королевы фейри заблестели, и она улыбнулась Чану гораздо более счастливой улыбкой. — Я думаю, что наконец-то нашла ему хороший дом. Остальные наверняка будут любить его так же сильно, как и я. Даже если он больше не принадлежит фейри, он скоро поймёт, что предназначен для гораздо больших и лучших вещей за пределами нашей маленькой тюрьмы, которую мы называем Миром Фейри. Чан облегчённо вздохнул, радуясь, что о мальчике позаботятся. Королева фейри резко повернулась к Чану, подняв руку. — А теперь перейдём к тебе. Почему ты так долго не кормился? Бан сглотнул. — Я ненавижу кормление. Я беру только то, что мне необходимо. Она нахмурилась, услышав это. — Но ведь ты на грани смерти. И твои глаза, они фиолетовые. Я никогда раньше не видела фиолетовых глаз у вампира. А это значит, что тот, кто кормит тебя, даёт тебе это добровольно. Чан закрыл глаза, чувство вины растекалось по его телу. — Мне помогает моя семья, — прошептал он. — Тогда почему ты не кормился чаще? — настаивала она. — Я не хочу обременять их ответственностью за мою жизнь, — возразил он в ответ. — Это глупо, — сказала она с хмыканьем. — Я знаю, — усмехнулся Чан. Правда в том, что Сынмин, Хёнджин и Чанбин, чёрт, даже Минхо, были бы более чем готовы позволить Чану питаться от каждого из них. Но Чану это казалось неправильным. К тому же, хотя их крови было достаточно, чтобы сохранить ему жизнь, она не была самой вкусной. Особенно Чанбина. Чан почти состроил гримасу при мысли о том, чтобы снова выпить кровь демона. Он был следующим в очереди, Хёнджин был в прошлый раз. Чанбин должен был скоро вернуться из царства демонов, возможно, через пару месяцев. После долгого молчания заговорила Королева фейри. — Может быть, я смогу помочь, — сказала она. — Как же? — спросил Чан. Она улыбнулась и наклонилась ближе к лежащему на земле Чану. — А что, если я сделаю тебе подарок? — спросила она. Чан настороженно посмотрел на неё. Подарок от фейри всегда был рискованным. Но, в конце концов, ему уже нечего было терять. Он кивнул в знак согласия, готовясь к тому, что должно было произойти. Она радостно завизжала, протянув руки, чтобы закрыть ему глаза. Чан не видел ничего, кроме темноты, поскольку чувствовал, как невероятное количество магической энергии просачивается в его глаза. Через мгновение всё было кончено. — Ну вот, — сказала она с гордостью. Чан открыл глаза, сверкая фиолетовым цветом, к которому он привык. — Что вы сделали с моими глазами? — спросил он. Они не казались другими, но в то же время он мог видеть гораздо яснее. — Теперь твои глаза могут видеть магию, — сказала она ему. — Ты сможешь увидеть то, что не видел раньше. Но это ещё не всё, — она улыбнулась почти дьявольски. Стоит ли Чану беспокоиться из-за её взгляда? — Твои глаза позволят тебе видеть магию, так что ты сможешь забирать магию. — Ха? — Позволь мне объяснить, — вздохнула она. — Раньше тебе нужна была только кровь, чтобы выжить. Теперь ты также можешь использовать магию, чтобы выжить. Тебе больше не нужно брать кровь, если ты не хочешь, только магию. Однако кровь всегда будет лучше. Она сделает тебя сильнее и быстрее, поэтому я советую тебе не прекращать пить кровь полностью. Чан посидел так несколько мгновений, давая себе возможность осознать сказанное. — Так… позвольте мне всё прояснить. Мне всё ещё нужна кровь, чтобы выжить, просто не так часто. Я могу взять и «съесть» магию, но она не поддержит меня, как кровь? Она кивнула головой. — Правильно. — И мои магические глаза позволят мне видеть кого-то и что-то обладающих магией, чтобы я мог взять её. Означает ли это, что употребление магии похоже на вегетарианство? Кровь считается стейком, а магия — тофу? — Чан усмехнулся про себя, не веря в то, что с ним происходит. — Ну, глупо так говорить, но да. Надеюсь, это поможет, — рассмеялась Королева фейри. — Я… я не уверен, — прошептал Чан. Именно тогда он услышал треск веток в лесу. Чан повернул голову на звук, и его глаза смягчились, когда он увидел знакомую фигуру своего волка, своего самого верного спутника. Он протянул руку к своему волку, чтобы тот подошёл поближе, и рассмеялся, увидев, как она медленно подошла и уткнулась лицом ему в грудь. — Эй, девочка, извини, что я тебя побеспокоил. Я знал, что ты найдёшь меня, — прошептал он ей на ухо, уткнувшись носом в её голову. Она была намного больше по сравнению с тем маленьким щенком, которым она была много лет назад. Джисон любил играть с ней в их коттедже. Его улыбка мгновенно исчезла при мысли о Джисоне. Он старался не вспоминать тот день, когда тот навсегда исчез в пустоте. Королева фейри с благоговейным трепетом наблюдала за происходящим перед ней. Этот вампир не только спас мальчика-эльфа и отказался пить кровь, пока она не будет дана ему добровольно, но также у него есть волк в качестве компаньона, когда, по сути, вампиры и волки должны быть смертельными врагами. Она улыбнулась, глядя в небо. Происходит что-то значимое, она чувствует это в воздухе.***
Чанбин ухмыльнулся, ударив локтем по голове демона сбоку. Тело упало на землю, исчезнув в облаке чернильно-чёрного дыма. — Триста двадцать четыре. Кто-нибудь хочет быть триста двадцать пятым? — он хихикнул, его глаза сверкнули кроваво-красным, когда он посмотрел за спину. Царство демонов было не самым привлекательным измерением, расположенным в пустоте. Это была обширная земля забытых мечтаний и нарушенных обещаний, оставленных самому варварскому из монстров. Чанбин очень гордится тем, что является одним из этих монстров, рождённых в этом царстве. Он зарычал на растущее число своих врагов вокруг него, заставляя их в страхе отступить на несколько футов. Он вздохнул, устав от этой игры, в которую они играли. Усмехнувшись про себя, он обнажил свои острые когти и атаковал, его хриплый смех эхом разнёсся по всей Земле. Много минут спустя (или это были часы?), Чанбин вытер окровавленные руки о свою чёрную тунику, тяжело дыша. Возможно, он немного перестарался. Его глаза снова потускнели и превратились в чёрную полночь, почти такую же тёмную, как ночное небо, по которому он так скучал. В царстве демонов не было неба. Это место было заполнено областями тьмы и огня, безжалостными штормами и бездушной жарой. Он оглядел мёртвые тела, и губы его скривились от отвращения при мысли о том, что всего за несколько лет их стало больше. Они были его соперниками, его врагами. Как и Чанбин, все они двигались в одном направлении, соревнуясь за что-то неприкасаемое. Что-то такое, что невозможно получить. Чанбин посмотрел вдаль и с облегчением вздохнул, убедившись, что прекрасный голубой свет всё ещё там. Его симпатичный маленький маг был жив и здоров, Чанбин позаботился об этом. Потому что везде, где был свет, была и тьма, готовая раздавить и потушить её пламя. Эти демоны и монстры сражались друг с другом, чтобы получить свет мага для себя. Этот голубой свет был таким ярким, таким манящим, что он отражался даже в самых глубоких и тёмных глубинах этой адской части пустоты. Чанбин не знает, как долго он шёл к этому свету. В демоническом мире пустоты время течёт по-другому. То, что казалось ему часами, было годами в мире смертных. Он никогда не знает, как долго будет отсутствовать каждый раз, когда ему удаётся собрать достаточно демонической энергии, чтобы вернуться в верхний мир. Это был постоянный цикл, который никак не желал прерываться. Его единственным другом там, наверху, был Чан и его члены семьи, которых ему удалось собрать за эти годы. Чан и все остальные члены его семьи были бессмертны, и это была единственная постоянная вещь в его собственном жалком существовании. Время не имело для них значения, поэтому Чанбин всегда мог рассчитывать на место, куда можно прийти, когда он вернётся в царство смертных. Видите ли, демонам нужно много магической энергии, чтобы покинуть пустоту. То, как они получают эту магическую энергию, является несколькими различными способами. Самым распространённым было похищение душ у жнецов и использование человеческой энергии. Затем были демоны, которые забирали магическую энергию непосредственно у магических существ, особенно у существ дня. Но самым ценным источником магической энергии были маги. Маги используют самую мощную магию. Их магическая энергия могла питать демона в течение многих лет в мире смертных, позволяя им сеять всевозможный хаос прежде, чем бежать и возвращаться в пустоту. Именно по этой причине демоны и маги веками воевали друг с другом. Однако Чанбин сильно отличался от остальных. Он не крал души и не убивал магов. Он решил добыть свою магическую энергию самым цивилизованным способом. Он просто убивал других монстров и демонов, которые были одними из самых коварных, найденных в его царстве, и использовал их энергию для себя. Это клеймило его как предателя своего вида, но ему было всё равно. Победив в очередном раунде, он решил присесть на скалу и сделать перерыв. Он посмотрел вдаль на мягкий голубой свет и улыбнулся. Конечно, были и другие огни по всему царству демонов, каждый из которых представлял собой другого мага различной магической силы. Однако свет Феликса был самым красивым из всех. Он всегда это видел. Он был так близко, но всё же так далеко. Погружённый в свои мысли, он не заметил, как воздух вокруг него погрузился в темноту. Это была не жестокая тьма, а просто мягкое одеяло, окутавшее всё вокруг в полуночную тьму. — Красиво, не правда ли? — говорил в темноте Бог чудовищ, глядя на яркий голубой свет. Он был одет в полуночно-чёрную мантию, украшенную самими скалами царства демонов, расположенными глубоко в пустоте. Его волосы тоже были гладкими и чёрными, контрастируя с тёмно-красными глазами. Чанбин промурлыкал, ничуть не встревоженный новым присутствием рядом с ним. — Это моё, — мгновенно ответил он, ничуть не смущаясь тем, как непочтительно он говорит с Богом. — Ты уверен, что сможешь добраться до него первым? — спросил Чон Чонгук у демона. Чанбин хихикнул. — Конечно, — уверенно ответил он. — Или я умру, пытаясь это сделать. — Мне всегда нравилось такое отношение, — засмеялся Чонгук. Они сидели молча, не утруждая себя бесполезной болтовнёй. — Так чего ты хочешь? — спросил его Чанбин, игриво свесив ноги со скалы, на которой он сидел. Наконец он взглянул на Бога чудовищ. Чонгук вздохнул. — Вот, лови, — сказал он, подбрасывая Чанбину в воздух какой-то предмет. Демон легко поймал его, сжимая в ладони. Он взглянул на него и понял, что это компас. — Компас? — спросил он у Бога чудовищ. Чонгук пожал плечами. — Я подумал, что он может тебе понадобиться. Чанбин внимательно осмотрел его. Внешняя часть была чёрной, а внутренняя — белой. Синие стрелки компаса бесконечно вращались, никогда не задерживаясь надолго в одном положении. — Он сломан, — заявил Чанбин, постукивая по компасу, чтобы попытаться успокоить его. — Да, и что? — Чонгук пожал плечами. Чанбин рассмеялся. — Как, чёрт возьми, я могу пользоваться сломанным компасом? Чонгук встал, не обращая на него внимания, и пошёл прочь. Его одежда припорошила грязную землю под ним, но всё же ни одно пятнышко не покрывало его. — Он понадобится тебе, чтобы найти свой путь, — сказал Чонгук Чанбину. Демон фыркнул. — Я уже знаю, куда иду, — сказал он, глядя на голубой огонёк вдалеке. Впервые с тех пор, как он прибыл сюда, Чонгук улыбнулся. — Просто помни. Всякий раз, когда ты потеряешься, компас всегда покажет тебе путь домой.***
Сынмин пнул камешек, позволив ему с плеском упасть в ручей. Сегодня он опять был не в духе. Над ним раздался треск грома, и дождь начал резко падать на землю рядом с ним. Он был настолько погружён в свои мысли, что даже не заметил, как позади него появился Хёнджин. Ветер шевелил его волосы, когда он с несчастным видом смотрел вниз на ручей. — В чём дело? — спросил Хёнджин, обхватив руками сзади талию Сынмина. Он притянул младшего ближе к своей груди, положив подбородок на его голову. — Мне грустно, — сказал ему Сынмин, тепло Хёнджина начало просачиваться сквозь его мокрую одежду. Хван усмехнулся, глядя в небо, когда ещё один раскат грома прогремел в облаках, сопровождаемый ударом синей молнии. — Так и думал, — пробормотал он, целуя Сынмина в мокрые волосы. — Как думаешь, он когда-нибудь вернётся? — прошептал Ким, ни к кому конкретно не обращаясь. — Минни, прошло уже, по меньшей мере, десять лет. Я не думаю, что он вернётся, — сказал Хёнджин младшему, так же грустно, как и Сынмин. — Неужели он нас забыл? — спросил парень. — Возможно, — ответил Хёнджин. Они оставались такими до тех пор, пока настроение Сынмина не изменилось и небо не прояснилось. Дождь прекратился, и тучи медленно рассеялись. Может быть, это были минуты, может быть, часы, они не знали. Спустя некоторое время, Хёнджин отпустил талию младшего, схватив его за руку, чтобы отвести обратно в их коттедж глубоко в лесу. Проходя между деревьями, они заметили, что рядом с ними летают несколько алых бабочек. — Я никогда раньше не видел таких бабочек, — пробормотал Сынмин, протягивая руку, чтобы коснуться одной из них. Прежде чем он успел коснуться кончиком пальца одной из алых бабочек, они оба услышали вдалеке чей-то голос. — Эй! Подождите! Они остановились, повернув головы на голос. Невысокий мужчина со светлыми волосами и в малиновых одеждах бежал через лес, чтобы догнать их. — Вот вы где! — сказал он, слегка задыхаясь. — Приве-е-е-ет! — Эм, привет? — смутившись, ответил Сынмин. — Мне та-а-а-ак жа-а-а-а-аль, что я опоздал. Я должен был помочь нескольким душам Юнги войти в цикл перерождения, и это заняло целую ве-е-е-ечность! — пробормотал Бог перерождения. Пак Чимин выпрямился, когда отдышался, а затем поправил причёску и мантию. — В любом случае, у меня не так уж много времени, но вот вам подарок, ребята, — он порылся в своей пылающей красной мантии и вытащил три кольца, бросив их в руку Сынмина. Подобно красным драгоценным камням рубинов звёздного света, которые украшали его малиновые одежды, кольца, которые он дал Сынмину, были выгравированы такими же драгоценными камнями. Их больше нигде не найти. Только Бог перерождения имел доступ к этим камням пустоты. — Кольца? — спросил Сынмин у Чимина. — Для чего они нужны? Чимин одарил их широкой лучезарной улыбкой. — Просто держи их при себе всё время, ладно? — Но их три, — заметил Хёнджин. — О да, можете отдать третье тому, кому захотите. А теперь я пошёл. Пока-а-а-а!!! И прежде чем Сынмин и Хёнджин смогли задать ещё какие-то вопросы, Бог перерождения исчез в трепещущем полёте малиновых бабочек.***
Минхо сделал себе дымящуюся кружку чая, улыбаясь про себя, когда выглянул из кухонного окна своего коттеджа. Ну, вообще-то это коттедж Чана, но тот там больше не живёт. У него есть большой дом, расположенный в глубине леса, где он продолжает собирать бездомных и забирать их домой. Что-то печальное случилось с Чаном. Минхо никогда не спрашивал, но иногда он видит это в фиолетовых глазах вампира. Каждый год, в одно и то же время, Чан посещает красивое поле красных цветов, тихо наклоняясь, чтобы положить один из цветков к скале. Должно быть, он потерял кого-то очень дорогого для себя. Минхо больше не может слышать души мёртвых, но он достаточно долго был рядом со смертью, чтобы знать, что кто-то близкий Чану умер в этой области задолго до того, как он встретил вампира. Повернувшись на каблуках, он развернулся и направился к удобному креслу в гостиной. Здание было оформлено в деревенском стиле. Свечи украшали подоконники и маленькие деревянные столики, заливая всё вокруг естественным светом. Мебель была застелена одеялами разных цветов, за что Минхо был благодарен, ведь холод всегда приходил вместе с погодой. Сегодня шёл дождь: всё, мокрое и душное, заставляло его дрожать от холода. Как жнец, он никогда не чувствовал холода. Но с каждым днём он становился всё более смертным, начиная ощущать последствия своей магии, покидающей его с каждым часом, проведённым в мире смертных. Но ему нравится это. Возможно, он никогда не станет полностью смертным, он был слишком могущественным мрачным жнецом для того, чтобы это желание было удовлетворено, но ему нравится тот факт, что чем больше он становится человеком, тем ближе к своей неминуемой смерти он будет. Он устал жить, наблюдая и собирая души умерших и помогая им войти в цикл перерождения, только, чтобы собрать их души ещё раз и повторить всё снова. Он устал от этого однообразного существования. И вот, много лет назад, он покинул пустоту, решив бродить по царству смертных, пока не найдёт то, что искал. Он, к сожалению, до сих пор не нашёл его, но жить здесь, в коттедже Чана, было вторым по значимости. Чан никогда не задавал вопросов. Он просто сказал Минхо, чтобы тот жил здесь, если захочет, и оставил всё как есть. Несмотря на то, что Минхо предпочитал одиночество, он всё же стал довольно хорошим другом белокурому вампиру. Присутствие Чана было успокаивающим, облегчая бушующую войну внутри Ли. Он часто ловил себя на том, что наслаждается короткими и частыми визитами вампира. Он даже иногда приводил с собой других членов своей семьи, и хотя остальные трое могут быть довольно шумной компанией, Минхо не возражал. Ну обычно Чана сопровождали только двое младших, а третий исчезал на долгие годы. Минхо не знает, куда демон ходит все эти годы, но он решил, что это не его дело. Кроме того, Сынмина и Хёнджина более чем достаточно. Он сел в своё большое удобное кресло, схватив при этом одеяло и накинув его на плечи. Он схватил дымящуюся кружку с чаем и стал ею греть руки. Они иногда болят от холода, и это помогает облегчить боль. Он оглядел коттедж, в котором живёт уже много лет. Ему никогда не приходилось украшать это место, так как оно уже было обставлено, когда он туда попал. Кто бы ни жил здесь с Чаном, он явно придерживался более упрощённого и деревенского стиля. Домик был деревянный, мебель коричневого, красного, золотого и тому подобного цветов. Всё это было несоответствием цвета и рисунка, но всё же вписывалось в тему коттеджа. Минхо ещё теснее прижался к креслу, довольный тем, как выглядит это место, не утруждая себя переодеванием или избавлением от чего-либо. В этом месте было что-то «домашнее». Оно было полно жизни и цвета, чего-то, в чём Ли отчаянно нуждался, покинув пустоту и став изгоем. Внезапно свет начал уходить из дома, хотя свечи продолжали мерцать, погружая всё вокруг в темноту. В комнате стало заметно дыхание Минхо, на окнах и деревьях образовались сосульки, хотя стояла середина лета. Резко поднявшись, он поёжился и поставил свою замёрзшую кружку на стол рядом с собой. Он точно знает, что это было. Он стоял в центре своего дома, замерзая от холода, который не должен был затронуть его, если бы он всё ещё был жнецом. Он терпеливо ждал, пока что-нибудь появится из сгущающейся темноты. Будучи мрачным жнецом, Минхо был очень терпелив. То, что он видит, больше не удивляет его. Темнота продолжала окутывать коттедж, словно густая капля чернил растекалась по бумаге и кровоточила сквозь неё. А потом темнота исчезла. В мгновение ока Минхо оказался лицом к лицу с самим Богом смерти, стоящим перед ним в другом конце комнаты. Минхо собрался с духом, готовый к тому, что должно было произойти. Только те, кто сурово наказан, получают визит от Бога смерти. Минхо не думал, что того будет волновать его решение отказаться от обязанностей мрачного жнеца, но, похоже, он ошибался. По крайней мере, он прожил несколько лет прежде, чем его время, наконец, пришло. — Мне нравится то, что ты сделал с этим местом, — ухмыльнулся Мин Юнги, оглядываясь вокруг. Его мягкие кремовые одежды цвета слоновой кости, жемчуга и лунного камня сильно контрастировали с резким тоном голоса и незаинтересованными тёмными глазами. — Спасибо, — спокойно ответил Минхо, моргая своими собственными незаинтересованными глазами. — Не хотите ли чаю? — спросил он, зная, что Бог откажется, но, всё же, стараясь быть вежливым. — Нет, спасибо, — ответил Юнги. Он втайне улыбнулся про себя безразличному отношению Минхо к нему. Большинство людей боятся его. Кто-то кричит, кто-то в ужасе съёживается, кто-то убегает. Минхо всегда отличался от других мрачных жнецов. В его глазах никогда не было страха. Но с другой стороны, он также никогда не испытывал радости. Настоящей радости. — Ладно, просто выкладывай уже. У меня проблемы из-за того, что я перестал быть мрачным жнецом? — прямо спросил его Минхо. Он не заботился о приличиях, часто предпочитая быть прямолинейным и честным. Он ожидает, что Бог смерти также не захочет тратить своё время на красивые слова и вежливые жесты. Юнги вздохнул и подошёл к окну, его кремовые одежды сияли в ночи. Он посмотрел на поле позади дома, отметив красные цветы, которые были в цвету. Он усмехнулся себе под нос, ирония озадачила его. Почему бывший мрачный жнец, который потерял связь с миром, в конечном итоге остался в месте, окружённом красными цветами камелии? Те самые цветы, которые символизируют жизнь, любовь и преданность? Возможно, с этим мрачным жнецом ещё не всё потеряно. — Я здесь не по поводу твоего выбора жить более смертной жизнью, — ответил Юнги. — Тогда зачем ты здесь? — осторожно спросил Минхо. Юнги повернулся, внимательно изучая Минхо. — Какая ирония судьбы, что ты решил жить здесь. Есть ли особая причина, почему из всех мест, которые ты посетил, ты выбрал именно это место? — вместо этого спросил он. Минхо недоумённо заморгал. — Нет? Мне просто нравится это чувство. Оно успокаивает меня, я чувствую себя как дома. Мне хорошо здесь. — Это всё? Это всё, что тебе нужно? — спросил Юнги с лёгкой ухмылкой на лице, как будто он знает что-то, чего не знает Минхо. — Что? А почему, должно быть что-то ещё? — осторожно спросил его Минхо, подозрительно прищурившись. — А ты знал, что в миллионах мест по всему миру смертных есть выходы в пустоту? — спросил Юнги, снова избегая вопроса Минхо. Ли начал раздражаться. — Да, я часто путешествовал по ним, когда был жнецом. — Знаешь ли ты, что только одно место здесь, в царстве смертных, соответствует определённому месту в пустоте? — Нет, что ты хочешь этим сказать? — Минхо понятия не имел, куда он клонит. — Я имею в виду, что завеса, открытая в пустоту из этого царства, соответствует только одной другой завесе, расположенной в пустоте. Они зеркально отражаются друг в друге. Никакая другая завеса не сможет привести тебя к этому единственному месту в пустоте. Пустота — довольно упрямое существо, если ты спросишь меня, — усмехнулся Юнги. — Окей? Так ты говоришь, что где-то рядом с моим домом есть завеса, которая приведёт меня в параллельное место в пустоте? Юнги фыркнул. — Не рядом с твоим коттеджем, это и есть твой коттедж. Отражение ещё одного в пустоте. Может быть, именно поэтому ты чувствуешь себя здесь как дома. Один, но никогда — по-настоящему одинок, — он позволил своим словам растянуться по всему дому. Минхо некоторое время молчал. — Почему эта информация так важна для меня? Я уверен, что есть тысячи других людей, также живущих прямо на вершине завесы. — Меня не касается, считаешь ли ты эту информацию важной для себя или нет. Я просто подумал, что ты захочешь это знать, на тот случай, если однажды это пригодится, — пожал плечами Юнги. Затем он снова заговорил, — Я буду скучать по ней, — сказал он наугад, резко меняя тему разговора. Минхо ненавидит, когда люди так поступают. Ли растерянно посмотрел на него. — Скучать по кому? — Твоя коса была самой красивой из всех моих мрачных жнецов. Я и сам ей очень гордился, если можно так выразиться, — он надулся от гордости. Минхо напрягся при упоминании своей косы. — Ну, мне она больше не нужна. Ты можешь отдать её кому-нибудь другому. Юнги печально покачал головой. — Ты же знаешь, что это невозможно. Каждая коса была тщательно создана только для одного жнеца. Только ты можешь взять её и пользоваться ею. — Мне очень жаль, но я отказываюсь ей пользоваться, — упрямо заявил Минхо. Юнги небрежно махнул рукой. — Да знаю я, знаю. Я не заставляю тебя снова использовать её. Я сказал это просто так. — Я всё ещё не понимаю, чего ты хочешь. У Бога смерти должна быть причина, чтобы нанести скромный визит такому бывшему жнецу, как я, — Минхо скрестил руки на груди, стоя на своём. — Ты прав, — улыбнулся Юнги. — Я пришёл с подарком. Минхо снова смущённо нахмурил брови. — Подарок? Юнги кивнул, сунув руку в свою красивую мантию, чтобы вытащить украшенный драгоценными камнями кинжал. — Вот, — говорит он, протягивая его Минхо. Ли неохотно взял кинжал, повертел его в руках и внимательно осмотрел. В нём была заключена мощная магия, камни исходили из источника пустоты. Это был не обычный магический кинжал. Он снова посмотрел на Бога смерти, и в его глазах застыл безмолвный вопрос. — Попридержи это для меня, ладно? — небрежно спросил его Юнги. Он направляется обратно к двери, намереваясь уйти без дальнейших объяснений. Минхо раздражённо вздохнул. Он терпеть не может, когда люди не объясняются или говорят загадками. — Для чего он нужен? — спрашивает он, не ожидая ответа. Юнги повернулся и посмотрел Минхо прямо в глаза с лёгкой ухмылкой на лице. — Когда придёт время, ты узнаешь, для чего он нужен. Минхо закатил глаза. — А что, если вместо этого я решу выбросить его из окна? Юнги удивлённо изогнул бровь. — Твой взгляд на мир глубоко печалит меня, Ли Минхо. Ты ведёшь себя эгоистично, как ребёнок. Открой глаза и оглянись вокруг. Ты не единственный, кто страдает в этом мире. Настанет день, когда ты перестанешь жалеть себя. Придёт день, когда твоя жизнь уже не будет для тебя самой важной вещью, — глаза Юнги блеснули в бледном лунном свете, просачивающемся в окно, заставляя непрошеную дрожь пробежать по спине Минхо. — Ли Минхо, когда это время придёт, тебе понадобится этот кинжал. А потом он в мгновение ока исчез, темнота рассеялась, и свет снова наполнил коттедж. Минхо стиснул зубы, глядя на заколдованный кинжал в своей руке. Он подошёл к комоду и бросил его в ящик. Это он эгоистичный? Он чувствует жалость к самому себе? Минхо засмеялся в комнате, его мелодичный голос отражался от голых стен вокруг него. Что может быть важнее, чем то немногое, что осталось от его жизни? Он захлопнул ящик, больше не глядя на кинжал. Если он забудет его там, то скатертью дорога.***
Джисон покинул измерение, которое он посещал, легко перешагнув через завесу и снова вернувшись в пустоту. Ещё одна отметина обожгла его кожу, и он поморщился от боли, которую она оставила после себя. Он посмотрел вниз на свои руки, замысловатые деревенские красные татуировки сплетались в красивые узоры от кончиков пальцев до запястий. Это было доказательством его наказаний, которые он получил за эти годы. Владеющий временем не имеет права вмешиваться в течение временной шкалы, но Джисону было плевать. Он рассмеялся над этим глупым правилом, отказываясь делать то, что ему сказали. Он носил эти наказания как медали, заявляя всем, что он не тот, кто склоняется к воле богов. Его длинная и красивая шелковая мантия из красных цветов мягко волочилась за ним, когда он проходил через завесу. Его ноги шли по знакомой тропинке, покрытой цветами, которую знал только он один. Парень проследил пальцами по листьям, когда проходил мимо, его татуированные пальцы скользили по маленьким капелькам воды, заставляя их падать на землю, только для того, чтобы остановиться в воздухе и вернуться обратно в небо. Должно быть, пока Джисон отсутствовал, шёл дождь. Он был разочарован, что пропустил его. Откинув назад свою тёмную челку, он посмотрел на небо. Вихри синего, зелёного и индиго покрывали огромное пространство над ним. Две луны висели вместе в гармонии, по одной с каждой стороны ночного неба. Между ними было отражение земли, того мира смертных, в котором он жил раньше. Это был прекрасный образ, который он имел удовольствие видеть каждую ночь, живя один в пустоте. Лунный свет заливал окружающую землю и растения мягким потусторонним сиянием, нежный туман ласкал землю под ним. Хан посмотрел на отражение земли в небе, и в его бледно-жёлтом взгляде ясно читалась тоска. Ностальгия нахлынула на него, когда он смог увидеть небо таким, каким оно было только в ясную ночь. Вот почему он так любит дождь. Небо затянуто облаками, и всё вокруг смывается с его нечистотами. Но есть и другая причина, по которой он любит дождь. Это тот же самый дождь, который падает в царстве смертных, его единственная связь с домом, так близко, но всё же так далеко. Его ботинки скользили по траве, когда он продолжал идти к своему коттеджу. Вокруг него эхом отдавался бой часов. Это была личная пытка, с которой он должен был жить каждый день. Только для него это была какофония звуков, которые постоянно скребли по краю его сознания день и ночь. Это то, с чем все Владельцы Времени должны иметь дело во время своего существования. Приблизившись к своему коттеджу, он замер, застыв на месте. Что-то было не так. В воздухе витал аромат экзотической магии, заглушая его собственную ароматную магию дождя и полевых цветов. Поколебавшись, он сделал шаг к своему коттеджу, готовясь к тому, что там найдёт. Он вошёл через заднее крыльцо, тихонько приоткрыв дверь. Всё было так же, как он оставил: мягкие одеяла, брошенные поверх старой, но удобной мебели. Его сапоги заскрипели по деревянному полу, когда он осторожно вошёл внутрь. Повсюду были зажжены свечи, купая всё в мягком пылающем свете. Джисону всегда так нравилось видеть тени, танцующие на стенах, чтобы облегчить его бесконечное одиночество. Прямо перед тем, как заснуть ночью, он смотрел, как они мерцают от мягкого ветра, дующего снаружи, делая вид, что он не один ещё один день. — Хэй? — крикнул он без всякого страха. Он вышел из-за угла, остановившись как вкопанный перед неземным образом перед ним. Там, в одном из его любимых кресел, сидел сам Бог времени, Ким Сокджин. Его волосы были цвета нежной лаванды, а тёмные глаза хранили в своей глубине тайны мира. Он был одет в потрясающие тёмно-синие одежды, сотканные из тончайших тканей и украшенные камнями, найденными в самом начале пустоты. Джисон знает, что где-то на его лице были те самые легендарные песочные часы. В этих древних песочных часах хранились Пески времени, каждая крупица которых содержала историю существования Вселенной. Они рассказывали мгновения во времени, о том, что когда-то было, будет, и когда-либо было. Только Богу времени было позволено владеть таким предметом. Джисон вопросительно поднял бровь, решив скинуть сапоги и плюхнуться в кресло напротив. Он ничего не боялся. Ибо как может человек, которому нечего терять, испытывать страх в присутствии Бога времени? Страх приходит только тогда, когда у вас могут отнять то, что вы очень любите. У Джисона нет ничего. — И чем же я обязан этому великому удовольствию — визиту Бога? — спросил Хан с лёгкой грубостью в голосе. — Я подумал, что кто-то должен прийти и поговорить с тобой, — усмехнулся Сокджин. — Скажи спасибо, что это был не один из других богов, — весело сказал он ему. — Мне всё равно, — пожал плечами Джисон. — Ты знаешь, почему я пришёл сюда, — сказал Сокджин скучающим голосом, склонив голову на одну из своих рук, пока другая покоилась на кресле. Джисон начал чувствовать тошноту от количества магии, пронизывающей воздух от присутствия Бога. По какой-то причине ему не очень нравится эта магия, хотя для любого другого она пахла бы божественно. Пахло экзотическими фруктами и далёкими местами. Джисон был простым парнем. Он ещё не нашёл запах магии, который бы ему понравился. — Я понятия не имею, что ты имеешь в виду, — упрямо возразил Хан. Он барабанил пальцами по подлокотникам кресла, нетерпение тяжело давило на него, словно тяжесть в животе. Сокджин улыбнулся. — Ты мне всегда нравился. Ты отличаешься от других Владельцев Времени, рождённых под моим началом. Интересно, почему так? — спросил он себя, склонив голову набок и изучая Джисона, словно тот был загадкой, которую он пока не мог до конца понять. — Я не был воспитан старшими Владельцами Времени здесь, в пустоте, как все остальные. Мой дом находится в мире смертных, — сказал Джисон Богу времени. — И ты знаешь это. — Да, но я не думаю, что это имеет большое значение, — размышлял Сокджин. — Это всё меняет, — осмелился возразить ему Хан. — Может быть… — Сокджин замолчал. Он, казалось, был глубоко погружён в свои мысли на несколько мгновений, а затем снова встал по стойке смирно. — Я пришёл с даром и предупреждением, — сказал он молодому человеку. — Что бы ты предпочёл сначала? Джисон фыркнул. — Очевидно, предупреждение. С таким успехом я могу выслушать тебя и покончить с этим. Я устал и хочу лечь спать. Сокджин кивнул, не обидевшись на грубую манеру Джисона. Ему даже нравилось дерзкое поведение парня. Это напомнило ему о его любимом младшем тонсэне. — Это и есть предупреждение. Ты слишком сильно задеваешь границы законов. Я советую тебе быть осторожнее. Ты и так нарушил слишком много правил, — серьёзно сказал он Владельцу Времени. — И что? Это же не значит, что я кому-то навредил, — усмехнулся Джисон. — Я знаю, но эти правила были созданы не просто так. Другие не будут счастливы, если ты продолжишь баловаться со временем. Я могу защищать тебя только до тех пор, пока ты не разозлишь достаточно людей. — Они все могут прийти за мной, мне всё равно, — отмахнулся Джисон от предупреждения старшего. Сокджин печально посмотрел на Хана, когда тот сказал это. Что за боль таится в сердце этого мальчика, если он так беспечно относится к своей жизни? — Почему ты продолжаешь возиться со временем? Ты же знаешь, что не должен, — спросил Сокджин из любопытства. Джисон действительно отличался от других Владельцев Времени. В нём была искра, которой не было у других. Сокджин сразу же проникся к нему симпатией, когда впервые поймал его взгляд. Он скрестил ноги на одном колене, терпеливо ожидая ответа Джисона. Хан пристально посмотрел ему в глаза, не колеблясь от страха, который другие могли бы почувствовать, представ перед Богом. Он снова и снова спорил о том, как много он хочет сказать Богу времени. Несмотря на то, что он был довольно непокорным, он не был полным идиотом. С Богом можно быть грубым до определённого момента. — Зачем мне этот дар, если я не могу использовать его для помощи людям? — ответил он на вопрос Сокджина своим собственным вопросом. Губы мужчины дёрнулись в изумлении. Похоже, в конце концов, Хан Джисону есть что терять. Сокджин наконец-то начал понимать, что за война бушевала в сердце у молодого Владельца Временем. Этот мальчик был более сострадательным, чем показывал. Там, где ступала нога Хан Джисона, царила жизнь. Возможно, приезд сюда окажется лучше, чем он думал. — Ты же понимаешь, что эти татуировки на твоих руках никогда не исчезнут. Это постоянное напоминание о наказаниях, которые ты должен вынести за нарушение правил. — Ну и что? Они мне даже нравятся, — Хан пожал плечами, глядя вниз на каракули на своих руках и запястьях. Сокджин усмехнулся в ответ. Честно говоря, этому мальчишке стоило бы преподать урок дисциплины. — Если бы ты перестал нарушать правила, то смог бы вернуться в мир смертных, — попытался объяснить Сокджин. Джисон почувствовал острую боль в сердце. Он знает это, но всё же стоило продлить его наказание ещё на несколько лет. Он не сожалеет о принятых решениях. — Я знаю, — печально пробормотал он, глядя в землю. Помнит ли его Чан после стольких лет отсутствия? Сокджин пристально наблюдал за Джисоном, отмечая охватившую его печаль. Он решил не обращать внимания на свои настойчивые предупреждения, перейдя к следующей причине своего визита в пустоту. — У меня есть для тебя подарок, готов ли ты принять его? — спросил он. Джисон поднял глаза на Бога, обдумывая предложение. Вы никогда не знаете, что Бог может подарить вам, и как только вы это получите, то не сможете вернуть обратно. Это может быть как хорошо, так и плохо. Это всегда был риск, на который получатель должен был готов пойти. Джисон решил, что ему всё равно, и кивнул, соглашаясь принять подарок. Сокджин улыбнулся этому, сверкая счастьем в его экзотических глазах. Он сунул руку в свою красивую мантию и вытащил круглые часы на золотой цепочке. Он протянул их Джисону, чтобы тот взял их. Хан фыркнул, явно разочарованный, и взял у Бога времени карманные часы. — Часы? Серьёзно? Как скучно, — пошутил он. — Это не обычные часы, — сказал ему мужчина, и его глаза весело прищурились от презрительной реакции Джисона. Хан повертел часы в руке. Они были довольно красивы, несмотря на простоту. Но опять же, Джисон был простым парнем. Отсутствие экстравагантности в часах скорее привлекало его. Он заметил, что часы не работают, а стрелки застыли на месте. Он постучал по нему, пытаясь заставить работать снова. Когда это не помогло, он снова посмотрел на Сокджина. — Они не работают, — заявил он. Бог улыбнулся ему. — Я знаю. — Окей, но какой смысл хранить их, если они не работают? — спросил Джисон, слегка раздражаясь. — Эти часы снова начнут тикать, когда ты найдёшь что-то, за что стоит держаться. — Ха? — Хан бросил на него смущённый взгляд. — Что, чёрт возьми, ты имеешь в виду? Сокджин скрестил ноги, развернул своё высокое и потустороннее тело с маленького стула, на котором он сидел, и встал. Он направился к двери, но прежде чем уйти, обернулся к парню. — Мой подарок тебе — не только эти часы. Я даю тебе цель, Хан Джисон. Ты говоришь, что хочешь помочь другим с тем даром, с которыми родился? Ну что ж, теперь у тебя есть шанс. Эти часы помогут тебе в этом. Джисон раздражённо вздохнул, ненавидя то, как Боги склонны превращать свои слова в загадки. Сокджин заметил его раздражение и рассмеялся, позвякивая звуком, который был подобен музыке для всех живых существ. Люди склонялись бы перед ним только для того, чтобы снова услышать этот звук. Однако для Хана это звучало как скрежет гвоздей по классной доске. Ким Сокджин, Бог времени, покинул маленький домик, его последние слова эхом разнеслись по всей пустоте. — Я жду того дня, когда ты найдёшь его, Хан Джисон. День, когда ты станешь слышать не настойчивое тиканье часов, а тихую песню, что приведёт тебя в море звуков.