И курок не смогу над виском нажать

На первом же после того инцидента собрании создавалось впечатление, что Пётр пришёл только для виду. Сидел себе тихо в углу и пил, не отдавая себе отчёта в мере. Буквально надирался, чтобы выгнать эти смотрящие насквозь голубые глаза из души. Этот любопытный и непонимающий взгляд, от которого мурашки бежали от шеи по спине. Он не реагировал ни на что вокруг, лишь изредка поднимая глаза на заговорщиков, не отзывался, если его окликали, и смотрел только в бокал перед собой. Когда спросили, почему Николай ещё жив, шампанское пошло не в то горло. Пётр сперва покраснел, потом побледнел, а после пошёл малиновыми пятнами. Он смог выдать из себя какое-то несвязное бульканье, от чего остальные заговорщики загоготали, а Евгений даже воскликнул:"Да бросьте вы, видите, он не в слстоянии, солствоянии, состоялнии, чёрт возьми!" Больше никто с расспросами не приставал, позволяя Петру напиваться до тех пор, пока вечер не закончился. Кто довёз его до дома, из головы вылетело абсолютно, как и все остальные детали вечера. Утром голова трещала по швам, он едва был в состоянии налить себе стакан воды и осушить залпом, а потом ещё один. "Почему Николай ещё жив?" Стучало в голове у назначенного цареубийцы. Он с шумом повалился на кровать. Возможно, всё дело в этих проклятых глубоких глазах? Или в мягкотелости самого Петра? Он не мог решить окончательно, пока, ближе к вечеру, так и не поднявшись с постели, осознал: Николай Павлович ему симпатичен. Красивое тело, взгляд, подобный взгляду сирены, манящей моряков на скалы, изящные пальцы, аккуратные черты лица. Даже кошмар не портит его лика. Скоро будет пышный бал, куда приглашены все дворяне, но разве Пётр — дворянин? Разве имеет он право явиться? Нет. Но явится ли он, чтобы вновь взглянуть в эти небесные глаза цвета июльского неба над Петропавловским шпилем? Тоже нет. Он будет прятаться под высокими окнами, снова прятаться, как отзвук прошлого, как письма, которые нельзя доставать из секретера. Снова тайком! Пётр злился на себя из-за этого. Больше, конечно, злился за свои неоднозначные чувства к будущему царю, но он уже устал таиться. Почему всё так не вовремя? Мужчина протяжно застонал, хватаясь за голову. Что теперь делать? Отправить письмо всему Северному обществу, мол, так и так, императора не убью, ибо люблю его? Бред же! Проще пойти и застрелиться, чем разрываться между чувством и долгом! Он посмотрел на часы. Одиннадцатый час вечера. Хорошо он вчера выпил, что пролежал весь день в постели, но вскоре дрёма налетела и на него, закружив в хороводе рваных беспокойных снов.