И тьма залила молодые души.
Ежедневный пророк. «Ужасная смерть прекрасного юноши»
24 июня 1995г.
«Я знаю, что ты жив, потому что камень на моём кольце всё ещё горит, но он тусклый. Ты ранен? Ты не можешь ответить на моё письмо, это очевидно. Но мне нужно что-то, чтобы я знала, что всё хорошо. В школе траур — Дамблдор мёртв. Министерство в панике. Что-то происходит. Мама отозвала меня домой. Я не еду.Вечно с тобой, Панси».
Драко ласково погладил сову, а затем, сложив пергамент на ладони, поджёг его, превращая в переливающуюся серебристую краску. Ночью наследник огромного Малфой Мэнора не смог найти в нём приют для своей беспокойной головы и, как следствие, не смог сомкнуть глаз. Не особенно он и пытался, говоря откровенно. Стены собственной комнаты, раньше просторной и светлой, сдвигались, сужая помещение и сдавливая кровеносную систему к Мерлину в могилу. Нет ничего элементарного в подсчёте овец, когда вместо них предстаёт директор, с мёртвыми глазами и удивлением на морщинистом лице. Дамблдор и не думал, что Драко посмеет. Драко сам не верил, что способен. Ровно до той секунды, когда услышал собственный голос. Совершенно очевидно, что люди бывают правы в некоторых вещах. Одна из таких: сделанный выбор делит жизнь на «до» и «после». Драко не был исключением. Его жизнь разорвалась: на семнадцать лет пребывания в вакууме семейных утверждений, бесконечного хождения по краю, необходимости слепого доверия чужим, посредством предательства себя, и неизвестностью, в которую он кинул свою юность, под покровительством служения тьме. О чём ещё ему было думать, кроме как о словах Дамблдора, руках крёстного и безумном смехе тётки? В голову беспилотными мётлами влетали образы из прошлой ночи. Они разрезали и колотили. Драко устал. А ещё его достало всё: пафосные словечки Лорда, ехидные рожи Пожирателей, собственный отец, которого так и распирала гордость, и крики. Крики не прекращались всю ночь. В церемониальном зале кто-то вопил. Из пленника вытаскивали жизнь, словно схватили за нити нервной системы и тянули их из организма. А его мольбы были усладой для садистов. — Хватит, умоляю! — Прекрати! Оставь его! Кого-то заставляли смотреть, как мучают его любимого. Драко поджал губы и прикрыл глаза. Больше всего на свете он хотел оглохнуть. В голове ровно так же, как и воспоминания об убийстве Дамблдора, были свежи воспоминания кровавых игрищ в Малфой Мэноре. Здесь без суда судили, казнили, резали, истязали Круцио и просто развлекались. Драко помнит. Каждую гримасу боли, каждое сломанное тело, каждую выжженную душу. Он также прекрасно и, к сожалению, детально помнит улыбки и смех Пожирателей. Что весёлого они находили в страхе и криках пленных, Драко не знал. Как не знал, за что так мучают этих несчастных. Он всю жизнь издевался над гриффиндорской зубрилой, но упаси Моргана, чтобы он захотел отрезать ей руки или кинуть в неё Круцио. Возможно, он хотел. Возможно, даже говорил об этом. Но сделать… Сделанное и сказанное имели великую стену между собой. Запустив Аваду в директора, Драко отчётливо это усвоил. Мерлин, он убил Дамблдора. — Пожалуйста, — хрипло и почти беззвучно взмолился Драко, — пожалуйста, уходи. Мальчик схватился за голову обеими руками и, в попытке сесть на кровать, сполз на пол. Он сотворил это собственными руками. Он убил Дамблдора. Сладкое, хитрость глаз, феникс, бузинная палочка, любопытство. Мозг выдавал ассоциации и следом зачёркивал, подписывая снизу, «умерщвлено». Как смел он? — Драко! Гордость сквозила в каждом слове отца. Однажды Драко готов был на что угодно ради такого тона в голосе старшего Малфоя, обращённого к нему. Люциус ждал сына внизу. Лорд должен был прибыть. Они хотели видеть Драко. Хотели пожимать ему руку, словно он сделал что-то стоящее. Драко уповал на поддержку крёстного. Снейп тоже не верил, что Драко хватит смелости и твёрдости характера довести дело до конца. Однако он часто говорил своему крестнику: когда предстанешь перед выбором, сделай то, что должен, и то, что правильно для семьи. Ещё Снейп говорил, что так должно быть, что директор должен умереть. Драко никогда не подозревал Снейпа в предательстве Тёмного Лорда, однако всем своим прогнившим сердцем верил, что тот наставляет его по правильному пути. Словно бы Снейп знал будущее или был сведущ в желаниях Дамблдора. Возможно, просто Драко был настолько труслив, что где-то, на ничтожном клочке своего мозга, позволил себе мысль, что директор был не против собственной смерти. Глупости. Никаких оправданий, друг мой. Никаких уловок. И добро пожаловать в Ад. Драко едва ли слышно спустился по старинной лестнице из дорогого тёмного камня, совершенно не имеющего переливов. В детстве он часто спотыкался о последнюю ступень. Мать боялась, что он покалечит себя. Жаль, не убился. Серые массивные двери вели в залу, где за длинным прямоугольным столом его уже ждали. Утренний свет совсем не проникал сквозь занавешенные чёрными шторами окна. Драко забыл, как мягок солнечный луч, достигающий холодной кожи. Он позабыл, как звучит пение птиц, и, конечно же, он позабыл запах материнского сада. Драко был внутри поместья лишь половину суток, а будто не покидал темницу долгие годы. — Мой прекрасный сын! Драко облизнул пересохшие губы и попытался растянуть их в улыбке. Да, таким только предателей травить. — Какой замечательный сюрприз, мальчик мой, — почти змеиное шипение исходило от отвратительно серого худого лица. — Не думал, Люций, что этот болезненный ребёнок будет так полезен. Не зря ты оберегал его. Драко почувствовал, как к горлу подступила тошнота. Кусочки позавчерашнего обеда всплыли в сознании. От этого скрутило ещё больше. Главное, не выдать свои внутренние переживания на обувь Лорда. — Разве не прелестно, Люциус? Старший Малфой вскинул брови, с завидным интересом рассматривая выражение лица своего повелителя. Драко едва подавил желание срезать глумливое самодовольство с черепа отца вместе с кожей. — Что именно, мой Лорд? «Ну же, отец, тебе просто нравится пресмыкаться перед сильными или у тебя какая-то личная привязанность к этому существу», — подумал Драко и нахмурился. Это показалось Волан-де-Морту эмоцией заинтересованности. — Именно твой мальчик открыл двери войне. Драко почувствовал, будто ему в голову заехал Хогвартс экспресс. Всё вокруг потемнело и обрело расплывчатость. Эта фраза выжглась где-то между одиннадцатым и двенадцатым рёбрами. Открыл двери войне. Спустя мучительные минуты хвалебных речей и рукопожатий, Драко удалось выскользнуть в коридор. Ему чего-то хотелось, и это явно не компания Пожирателей. Оставалась парочка мест в Меноре, где их точно не будет. И первое — кухня. В просторном помещении полным ходом шла подготовка к обеду. В центре, в два ряда, стояли длинные столы, заваленные чистыми столовыми приборами. Возле плиты, в другом конце комнаты, был ещё один стол, на котором красовались уже готовые блюда. Маленькие уродливые эльфы жужжали и носились по всему пространству, каждый занятый своим делом. Какофония запахов сбивала с толку: от свежей выпечки до прожаренного мяса. Драко снова одолела тошнота. Он сделал ещё два шага вглубь тёплого помещения. — Юный мистер Малфой? Вся работа на кухне остановилась. Эльфы застыли на своих местах: кто с поварёшкой в худых руках, кто с кастрюлей, кто с полотенцем. Они со страхом и удивлением глядели на младшего хозяина. — Вам лучше продолжать работу, — беззлобно заметил Драко. — Если они не увидят еду через час, съедят вас. — Если мистер Малфой что-то хочет, он может позвать, — наконец заговорил один эльф, — ему не обязательно идти на кухню. — Я знаю, Харви, — уставшим голосом протянул Драко. Харви внимательно посмотрел на хозяина и едва заметно улыбнулся. Он был одним из самых старых домовых эльфов во владении Малфоев. Именно Драко однажды подарил ему это имя. Свободы Харви не просил. — Сможешь найти для меня кое-что… эм… — но Драко и сам не знал что. — Что угодно. Харви найдёт. Готовность эльфа помочь не ускоряла поиски чего-то. Драко снова провёл быстрый взгляд по кухне, а затем прошёл к крайнему столу. Лимон. Драко очень захотелось. Он почувствовал обильное слюноотделение. Не мешкая ни секунды, Драко отрезал дольку и положил в рот. Голова взорвалась от переизбытка вкуса. — Харви, можешь мне нарезать один лимон и обсыпать сахаром? Эльф чуть ли не порозовел от столь вежливого обращения и сию секунду отозвался: — Харви нарежет. Куда принести, хозяин? — Я буду в саду. Школа погрузилась во мрак. Такую всеобщую боль здесь раньше знали, когда погиб Седрик Диггори. Талантливый и скромный волшебник покорил чуть ли не каждое сердце в Хогвартсе. Доброты его улыбки не доставало по сей день. Смерть Дамблдора стала ударом ещё более хлёстким и резким. Завтрак проходил в полной тишине. Минерва Макгонагалл осмелилась на короткую речь перед трапезой, но более никто. Нервы Панси жаром носились по её телу, и сидевший по левую руку Блейз чувствовал это. Он вкладывал все силы, ментально удерживая её рядом. Они оба понимали, исчезновение Драко не могло быть просто совпадением. Панси могла лишь строить теории, но Блейз знал — Драко убил Дамблдора. Забини видел, какими сомнениями болело тело друга и каким решительным был его взгляд. Драко думал, что не сможет это сделать, он оттягивал, но Блейз знал, что друг способен на многие вещи. Особенно, если дать ему нужную мотивацию. Блейз втянул воздух, наполненный запахом тыквенного сока, и вместе с тем в его голову влетели воспоминания. Им лет по двенадцать, они идут по Хогсмиду, спорят о драконах и пьют тыквенный глинтвейн. Панси эти распри малоинтересны. Она даже надменно фыркает пару раз. Но Драко и Блейза не остановить. Они решают проверить факты в книжном магазинчике, где, к сожалению, отыскивается последний великолепнейший экземпляр «всё, что вы хотели знать о драконах, но боялись спросить». Блейз слегка поджал губы, пытаясь не засмеяться. Они же в самом деле подрались прямо в этом магазинчике, ради этой рукописи. Оба были чересчур упрямы, чтобы сдаться. У Блейза от столкновения с деревянной полкой образовалась ранка на брови, теперь уже ставшая еле заметным шрамом. У Драко от точного хука была разбита губа. Такими их растащил хозяин заведения. Взглянув друг на друга, они поняли, насколько глупо было драться из-за книги, из-за чего бы то ни было. И с тех пор ни разу не доводили свои споры до такого исхода. Блейз посмотрел вперёд, но друга не было. Напротив Забини никто не осмелился сесть, несмотря на отсутствие Драко. Место пустовало. Взгляд Блейза ненароком упал на стол когтевранцев. Немного по правую сторону, лицом к слизеринскому столу сидела Луна Лавгуд. Она тоже была личным островком для воспоминаний. На пятый год обучения Гарри Поттер обнаружил, что учеников в школу чародейства и волшебства доставили фестралы. С лёгкой подачи Луны Лавгуд который-выжил усвоил, что эти существа становятся видимыми для тех, кто познал смерть. Блейз, спасибо Луна, знал об этом с детства. Умирающий в тяжёлых муках и агонии отец, испустивший свой последний вздох на руках малолетнего сына, открыл тому глаза на многие вещи. В том числе на этих невероятных существ. Лавгуд знала, что слизеринец их видит. Даже говорила с ним об этом. Разговор не особо шёл, но девушка и вовсе не замечала этого. — Ты очень многое скрываешь, Блейз, — сказала она тогда. С тех пор, под издевательские смешки Панси и вскинутые брови Драко, Блейз кивал улыбающейся и приветственно машущей белокурой девчушке. О нет, они не стали друзьями, да и Луна не то чтобы искала с ним встреч. Они просто здоровались. Блейз смотрел на волшебницу, не отрывая глаз. Она же была занята разглядыванием потолка. Луна искала призрак директора. Может, он поселится в замке? Блейз же думал. Впервые он думал, сможет ли бросить в невинную девушку непростительное в день, когда от него это потребуется. Луна перевела на парня взгляд. Достаточно медленно, чтобы при желании избежать встречи глазами, но Блейз продолжал смотреть на неё. Луна впервые не улыбнулась и впервые не помахала рукой. Блейз сглотнул слюну. Её взгляд без зазрения совести копался в нём, и парню показалось, что она может прочитать его не очень приятные мысли. В следующее мгновение потерявший самообладание Блейз, встал и пошёл к выходу. Панси, сидевшая словно в трансе, испуганно дёрнулась от резких движений друга. Она смотрела, как он под невыносимую тишину покинул зал. Стоило только юноше оказаться вне зоны видимости, как пошли перешептывания. Панси разглядывала всех, но не могла поймать ничьи речи. Она прикрыла глаза и в потоке бесконечной ерунды расслышала: — Сначала Драко, теперь Блейз. Виноватые всегда убегают. Панси зажмурила прикрытые глаза и, впервые сдержав себя от немедленной реакции, выдохнула. Эти идиоты действительно считали Драко и Блейза злодеями. Это видение реальности плыло на поверхности. Не стоит обвинять их за отсутствие глубины. Не желая как-либо отдаляться от друзей в глазах общества, девушка встала и, умышленно долго поглядев на присутствующих, покинула зал. Сейчас Панси должна была быть с друзьями, а не среди лицемеров. Панси Паркинсон всегда была подожжённым фитилем. Рвануть должно было обязательно, а когда и с какими последствиями — неясно. Кому только не нравилось копировать ее, притворяться ей, кроме неё самой. Панси не чуралась резких заявлений и высокомерного взгляда. В ней, как в самой прозрачной материи, просматривался весь внутренний мир. Драко и Блейз знали её наизусть: что скажет, как сделает, над чем посмеётся. Для других же она оставалась непредсказуемой неврастеничкой. В рок-группе, сбежавшей на северо-восточную часть улыбчивой страны, она определённо была бы барабанщицей. Панси не увлекали долгие прогулки по магазинам с Асторией Гринграсс, но она любила ночные клубы в компании Блейза Забини. Предаваться сплетням с Миллисентой Булстроуд тоже не было частью её личности, однако пропускать каждого ученика сквозь мельницу с Драко Малфоем она поставила бы в десятку любимых занятий. Возможно, было ошибкой ограничить себя только двумя близкими друзьями, но в остальных людях она, увы, не видела смысла. Эта дружба, с атрибутом в виде перстня на её указательном пальце, была лучшим событием в её жизни. Драко и Блейз скорее всего рассказывали друг другу чуть больше, чем каждый из них ей, но это её не обижало. Панси и сейчас понимала, что Блейз что-то знает, пока она может только догадываться. Забини не мог не знать о чёрной метке на руке Драко, но определённо не предполагал, что Панси может быть в курсе. Она увидела метку случайно, и даже сам Драко не заметил этого. Она молчала по той простой причине, что это не меняло ничего. Ни дружбу, ни её любовь, ни самого Драко. Потому что она, Панси, предала бы всех, если бы эта рука, с меткой или без, потянулась к ней, приглашая в жизнь Драко. Принципы Панси были просты, возможно, глупы для кого-то, но она следовала им. Её не воспитывали в тисках аристократии и редкой ласке, как Драко. Она не взрослела, знакомясь с новыми отцами и оттенками одиночества, как Блейз. Панси любили, холили и лелеяли. Отцовская любимица и гордость матери. Это сделало её избалованной? Скорее всего. Сделало ли её это жуткой эгоисткой? Немного. Готова ли она была идти по головам? Смотря по каким. Панси не искала оправданий ни себе, ни людям вокруг. Быть может, она и не повзрослеет до конца никогда, но эта дружба была тем, ради чего она готова была убить и умереть. Панси дошла до слизеринской гостиной и, обнаружив там вместо Забини сову на подоконнике, села возле неё. У совы не было письма, но она упорно отказывалась улетать. Панси внимательно оглядела птицу, но не нашла ничего примечательного. Сова недовольно ухнула и стала клювом чесать под крылом. — Ну, что там у тебя стряслось? Давай посмотрим, — нежно выронила девушка и аккуратно подняла крыло. — Ох, Мерлин… Блейз сидел на астрономической башне, свесив ноги вниз. Прямо отсюда сорвался директор. Интересно, — размышлял Забини, — о чём думал старик, пролетая это расстояние до земли? О том, что надо было забить Драко Малфоя распределяющей шляпой до смерти в тот самый день? Или о более философских вещах. Например, что надо было забить шляпой Люциуса, чтобы тот не заводил потомства. А, может, о том, что какой-нибудь паршивец обязательно придёт на место его гибели, чтобы рассуждать о всяких глупостях. Блейз улыбнулся. Наверное, Дамблдор подумал, что в его кабинете, на столе, остались леденцы, которые он так и не доел. Да, старого затейника будет не хватать. Даже ему, Блейзу. Он вздохнул. Так гнусно быть молодым и пустым. Забини взглянул на своё кольцо и произнёс заклинание. Оба глаза змеи тускло засияли. Блейз очень хотел бы подарить немного силы своим друзьям, но ему самому не хватало. Хотя, Драко, в отличие от него, отдал бы последнее. Мозг подкинул очередное воспоминание, в котором Драко спас жизнь Блейза. После того, как они оба оказались неправы в споре о драконах, Драко заболел идеей знать об этих огнедышащих существах больше. Целое лето он провёл, разъезжая по Европе и изучая их. На пару недель к нему присоединились Панси и Блейз, и последний чуть не стал обедом для перуанского змеезуба. Уродец, переливающийся тёмно-оранжевым цветом, уже загнал Забини в тупик, потому, не спеша, подходил к жертве. Сердце мальчишки колотилось как бешеное, он совсем не хотел умирать. Перед ним встал Драко, закрыв собой от зверя. Тот же самый Драко Малфой, который вечно ныл, что расскажет всё папе, который лгал напропалую о своих увлекательных знакомствах, который боялся змей и не любил тыквенный сок. Тот же самый Драко Малфой — лучший друг Блейза Забини. Отвлечённый на белобрысую макушку дракон забыл про свою жертву. Смешно вспоминать, как потом они оба с криками бежали к охранникам заповедника. Зелёный камень, внезапно просиявший ярко, удивил Забини, и он отправился на поиски Панси. Искать долго не пришлось. Кольцо привело его в гостиную родного факультета. — Моя прелесть, — обратился он к Панси, переступив порог, — ты испепелила кого-то в обеденном зале? Откуда столь завидный подъём сил? — С утра я отправляла сову в Малфой Мэнор, — девушка указала на птицу, — она вернулась с ответом. — Драко ответил? Конечно, Блейз был удивлён. Панси приподняла крыло птицы, под которым одно единственное перо светилось серебристой маленькой надписью: вечно с тобой. — Он в порядке, — улыбнулась Панси. — И всё ещё сообразителен, — в ответ улыбнулся Блейз. Драко расположился в своём излюбленном в последнее время месте. Здесь уже был столик и три удобных стула. Юноша позволил себе развалиться на одном из них, едва удержав себя от желания закинуть ноги на второй. — Харви принёс лимон в сахаре, хозяину, — эльф, опасливо поглядев на Драко, наконец, поставил на стол серебристый поднос с хрустальным блюдцем и прозрачным запотевшим стаканом. — Харви принёс холодную воду. Подходит к лимону. — Благодарю, Харви. Эльф, сгорбившийся и готовый уже получить за инициативу, распрямил плечи. Он бы хотел ещё что-то сказать вдруг подобревшему хозяину, но тот прервал его: — Оставь меня. Харви послушно удалился. Благосклонность могла закончиться ещё более неожиданно, чем началась. Рисковать не стоило. Драко обратил лицо к солнцу и прикрыл глаза. Лимон во рту великодушно отозвался фейерверком ощущений. Слишком ярких, чтобы посметь их не запомнить. — В который раз я нахожу тебя в этом саду… Голос почти медовый, почти забытый, почти вечный — голос матери. Нарцисса подплыла к сыну, сидевшему за маленьким белым столом в тени цветов. Драко хотел встать, но мать жестом усадила его обратно. — Стоит ли мне беспокоиться, Драко? — Нет, мама. Нарцисса никак не могла привыкнуть к твёрдым ответам сына, а вот к его искусной лжи она привыкла, как только он научился говорить. Она улыбнулась. Солнце играло в волосах и на бледном лице неподвижного юноши, сотворив из него прекрасную статую. Драко всегда был непростительно красив. У таких судьба тяжёлая, говорят. Тонкой рукой с перстнем на мизинце он провёл по волосам, убирая отросшие пряди со лба. Никогда он не рассказывал, откуда это кольцо, но, не снимая, носил на левой руке, с самого детства. Нарцисса Малфой знала лишь, что и Блейз с Панси их носят. Драко вздохнул — он знал, что его разглядывают. Мать теряла в нём своего маленького непоседу, поэтому хотела попрощаться прежде, чем познакомится с окончательно повзрослевшим сыном. Выделяющиеся скулы и пухлые губы были наследием Нарциссы. Занятия квиддичем сделали из него подтянутого худощавого мужчину, способного постоять за себя. Однако изящные кисти рук выдавали занятия музыкой. Пианино. Опять же, настояла Нарцисса. Драко всегда был терпеливым, умея сочетать это со своим скверным характером. С ним было невозможно говорить, если он был не настроен на беседу. Он строил рожицы и плёл интриги шекспировского уровня. Ему были не чужды жестокость и мягкосердечность. Второе он позволял себе так редко, что приходилось сомневаться в наличии необходимой мышцы. Его верными соратниками выступали холодность (Блейз) и сарказм (Панси). Иногда терпеть его было трудно, но не скучать по нему невозможно. — Почему всегда возле гортензий и почему лимон в сахаре? Нарцисса, задавая вопрос, всегда следила за сопровождающей ответ мимикой. Драко научился скрывать свои истинные эмоции и делал это превосходно лет с девяти. После того, как отстоял в кабинете отца всю ночь, удерживая меч Малфоев на вытянутой руке. С утра он вёл себя так, словно спал по меньшей мере сутки. Сидел за утренним столом и вёл непринуждённую беседу, орудуя столовыми приборами. Тогда-то в детство впервые попала Авада. Если раньше Драко чувствовал себя обиженным или даже оскорблённым, в тот день он почувствовал себя беспомощным. — Я не уверен, что знаю, какие именно это цветы. Драко повернулся в попытке разглядеть лепестки нежно-голубого цвета. Он не касался их никогда, такими хрупкими они ему казались. — Это гортензии, — услужливо пояснила мать. — Знаешь, викторианская эпоха богата тайнами, в том числе и языком цветов. — Язык цветов, — Драко нахмурил длинные брови и взглянул на мать, — и что же значат эти? Нарцисса, доселе не наблюдавшая за сыном интереса к цветам, кроме прогулки в их тени, была немного удивлена, но всё же ответила: — Безразличие, насколько я помню. — Пахнут они совсем небезразлично, — не согласился Драко. — Пахнут? — Нарцисса взглянула на сына исподлобья. — Сомневаюсь, что ты можешь слышать такой тонкий запах, находясь достаточно далеко от них, но — она снисходительно улыбнулась, — скорее всего, ты чувствуешь розы или орхидеи. Драко положил в рот лимонную дольку и заставил мать сморщиться от отчётливо всплывших в голове ассоциаций, хотя сам не изменился в лице. — А у них какое значение? — «Я буду помнить — всегда», говорит именно этот вид роз. Чайная, — и кивнула по левую руку сына, — а орхидея, как известно… — Совершенство, — закончил мысль Драко. — Не думала, что ты разбираешься, — удивилась Нарцисса. — Не разбираюсь, — отрезал младший Малфой. — Недавно где-то читал. — Ты читал о цветах? — Я слышал один аромат, — юноша встряхнул головой, как бы отгоняя воспоминания, — и хотел его найти. — И какой же это аромат? — Как будто знакомый с детства. И очередная долька отправилась в рот. Драко не наслаждался этим вкусом, а словно заставлял себя полюбить его, словно какой-то ритуал. — Драко, дорогой, с тобой всё хорошо? — Что может быть не так? — юноша пожал плечами. — Что угодно, — женщина повторила действие сына. — Я сделал всё, как и следовало, разве нет? — Ты мне скажи. — Не вселяй в мою голову этих демонов, мама, — Драко разозлился и встал. — Я уже всё решил, нет пути обратно. — Драко… — Мосты сжигались очень качественно, дорогая мама, — юноша склонился к лицу женщины. — Не корми меня этой золой. Я сыт по горло. Нарцисса не успела опомниться, как Драко уже шёл к поместью. Холодный и отстранённый, спрятав руки в карманы чёрных штанов. Белая рубашка раздувалась от ветра и делала худощавую фигуру невозможно одинокой, покинутой. Нарцисса прикусила щеку с внутренней стороны. Она и Люциус подвели сына к самому жерлу Ада, и они же толкнули его в объятия огня. Что же она пыталась разглядеть в этом повзрослевшем мальчике? Не свои ли ошибки. Драко совершенно не волновал ветер. Его больше беспокоило то, что он оставил лимон в саду. Каждый раз, когда Драко думал, что он поступает наилучшим образом для семьи, мать умудрялась надломить это в нём. Его это злило. Конечно же, он не ждал благодарностей от родителей, но немного понимания было бы кстати. — Ночь выдалась не самой легкой, — ликёрно растянутые слова принадлежали крёстному. — Утро тоже, — кратко отозвался Драко. — Ты должен понимать, что поступил правильно. Снейп смотрел прямо, без фальши — это всегда подкупало юношу. В тёмном образе крёстного было так много загадочности, что Драко непроизвольно думал, чем ещё, кроме зелий и «Пожирательства», занят мужчина. Не идёт же он домой по вечерам слушать концерт симфонического оркестра. Снейп выглядел одиноким и тоскливым, словно всю жизнь провёл, ожидая. Драко мало знал о прошлом своего крёстного, но если бы он мог, то назвал бы мужчину хорошим другом. Однако младший Малфой сомневался, что специфичная душа Северуса оценит столь сентиментальный жест. — Нарцисса вовсе не хотела… — Мама обладает уникальным талантом — вовремя кинуть камень в утопающего. Драко открыл медовуху и достал два стакана, как бы приглашая разделить «трапезу» вместе. Из отражения в стекле на него глядел монстр. — Не стоит этим увлекаться, — заметил Снейп. Драко послушно закупорил бутылку и тяжело вздохнул, прикрыв глаза. Он не мог больше глядеть на своё отражение в стеклянной двери. — Вы говорили, профессор, что я должен это сделать, — Снейп только кивнул. — Я сделал, — Драко тоже кивнул, затем с трудом продавил внутрь воздух. — А теперь скажите, как это забыть. — Тебе нельзя это забывать. Северус подошёл к Драко и ошеломленно склонил голову набок, разглядывая. Прошлой ночью он заставил ребёнка уйти из школы, сейчас же он глядел на мужчину, уставшего и выпотрошенного до крайности. Наблюдая за Драко с детства, Северус знал, что из мальчика растёт разгильдяй с тонким чувством стиля и невероятным самомнением. Однако, были такие моменты, такие дни, когда Драко пугал крёстного своей потенциальной силой. Болезненный, худой и угрюмый мальчишка показывал стойкость своего характера, не особо стараясь для этого. В очень редкие дни за этими двумя его ипостасями проглядывалась невероятно добрая и бескорыстная натура. Снейп как никто другой понимал, что душа мальчика, наполненная грязью и хорошими манерами, тянется отнюдь не к тьме, но и до добра она не долетала. — Я не могу смотреть на себя, Северус, — юноша впервые назвал крёстного по имени. — Ты должен понять, что в отражении не убийца. — А кто же я? — Ты — Драко Малфой. И ты сделаешь всё ради дорогих тебе людей. — Неужели вы не чувствуете боль от его смерти? — отчаянно прошептал Драко. — Не вздумай больше даже думать об этом, — так же шёпотом ответил Снейп, предварительно бросив короткий взгляд на дверь. — Если Тёмный Лорд увидит это в твоих… — Не увидит. Мальчик вцепился в столешницу и тяжело задышал. Снейп знал, что Драко никого не допустит в свои мысли. От Беллатрисы Лестрейндж никому не удавалось унести половину знаний. Северус сжалился над несчастным юношей. — Чувствую. Драко вскинул голову, разглядывая крёстного. Снейп не врал. Директор действительно был ему небезразличен? Он был его другом! Драко мысленно вернулся к теории заговора. — Просто знай, что всё идёт, как и должно. Снейп развернулся и вышел из комнаты, оставив младшего Малфоя смотреть вслед ещё долгое время. Возможно, ему не стоило так скоро выдавать себя юнцу, в конце концов, он был приближенным Лорда. Однако Снейп знал мальчика. Драко был сломлен как никогда раньше. И как никогда раньше решителен. Ещё лучше Снейп понимал, что отныне Драко вряд ли остановится. Невероятно тернистыми путями мальчик вышел на дорогу, в конце которой, так далеко, что едва различимо, увидел свет.