Посему, кто думает, что стоит, берегись, чтобы не упасть.
История маглов. Раздел о религии.
За завтраком в большом зале было шумно. Ученики обсуждали предстоящий Хэллоуин, поход в Хогсмид и почти взрослые посиделки в гостиных своих факультетов. Кто-то украл огневиски из погреба родителей, кто-то устроил свой мини-погреб в замке. У кого-то имелись весёлые игры для большой компании. Кто-то же напротив хотел уединиться со своей половинкой. Гриффиндорцы придумали хороший план, который состоял в приглашении остальных факультетов на общую вечеринку в гостиной. Оттого их стол кипел жизнью. Лишь уханье совы, прилетевшей не в день почты, заставило некоторых оглядываться по сторонам. Белая птица средних размеров подлетела к слизеринскому столу и бросила письмо с печатью Министерства в руки школьному старосте. Блейз приподнял бровь, а Панси насупилась. — Так и знал, — поджал губы Драко, читая письмо. — Что-то про отца? — Панси стала серьёзнее. — Нет, — протянул Драко, дочитывая и не отрываясь. — Про метку? — уж очень тихо спросила девушка, воровато оглядываясь на посторонних. — Я посылал в Министерство письмо с просьбой забрать Каспиана в Малфой Мэнор. Пришёл отказ. Кто бы мог подумать, — ядовито прокомментировал Драко и взял приборы, намереваясь начать завтрак. — Каспиана? — не поняла Панси, отчего её длинные тёмные брови разошлись — одна вверх, другая вниз, — делая её привычное высокомерие комичным. — Дракона, которого держали в горах привязанным? — уточнил Блейз и подпёр подбородок ладонью, веселея. — Ума не приложу, что же им помешало отдать его тебе? — Твоя поддержка, как и всякое горе в жизни, — Драко отрезал кусок мяса и поднял его к лицу, — это то, что следует молча стерпеть. — Однако у тебя не очень получается, — улыбнулся Блейз. Драко тоже усмехнулся и, проглотив не порадовавшее ни одного рецептора мясо, парировал: — Пару минут назад я начал чувствовать беспорядочный поток эмоций, о существовании многих из которых не подозревал, мог бы ты быть снисходительнее? — Ах, не значит ли это, что наш мальчик-со-шрамом заработал? — хищно улыбнулась Паркинсон, отпивая сок. — Не знай ты об этих эмоциях, разве разобрал бы их? — Забини не мог угомониться. — Ты на мне отрываешься, дорогой? — заметил Драко. — Возможно, — подмигнул Блейз. — Подружка героя мне пока ничего не подарила. — Негодование, напряжение, усталость, — перечислила Панси, — Грейнджер полна сюрпризов. — Я вижу это каждый день, Панс, давай что-нибудь поинтереснее? Девушка недовольно поджала губы и начала водить половинкой помидора по тарелке. Разбирать чужие чувства, в то время как собственные находятся в хаосе, — не лучший способ становления личности. Однако вот она здесь, слушает звон приборов и чавканье ртов. Большой палец Драко едва различимо постукивал по краю тарелки с вишнёвым пирогом. Кроваво-алые пятна от ягоды слегка испачкали прибор. Мясо стояло поодаль от его левой руки — не понравилось. Блейз, подперев ладонью голову, скучающим взглядом гипнотизировал общую корзину с хлебом. Их волновало то, что произойдет в Хэллоуин. Тонким шёлковым шлейфом в воздух поднималась их злость, оставляя на их плечах груз ответственности, а на лицах — усталость. Панси прикрыла глаза, представляя вместо школьного зала берег океана, а вместо гула голосов — прибой. Получалось неплохо, пока на её плечо не легла чья-то ладонь: — Ты идёшь, Панс? Стальная голубизна затянула её обратно, во многие годы обречённой влюблённости в своего друга. Паркинсон улыбнулась и встала. В те времена казалось самым тяжёлым бременем — быть безответно влюблённой в Драко Малфоя. Но ничего легче никогда не было. И это не закончилось. Не могло. Чувства притупляются, но никогда не исчезают в никуда. Панси где-то читала: непрожитая любовь становится бессмертной. — Обещаю в этот раз не сваливаться с метлы, — улыбнулся Драко, когда они шли по коридору. — Обещаю поймать его в этот раз, — ухмыльнулся Блейз. — Я ненавижу ваши совместные шуточки. — Ты их любишь больше всего. — С нами можешь быть откровенной. И наклонившись по обе стороны, парни поцеловали её куда-то в область острых скул. Она действительно любила их. Шутки. Парней. Всё безостановочно и неуклонно было переплетено и связано с ними. Двое мужчин, которых она любила по-разному, но одинаково сильно. Блейз был для неё спасительным маяком. Большую часть своей жизни Панси тонула, и только Блейзу было под силу поднять её верх над штормом. Он был спокойным и внушал ей безопасность. Драко же был её улыбкой, несмотря на количество так и непролитых от любви к нему слёз. Он всегда заставлял её смеяться, порхать, быть такой лёгкой, что можно самой подняться над любой бурей. Мальчишки, которые готовятся к квиддичу, и мужчины, которые готовятся к ночи Хэллоуина. Но одно чувство, что не принадлежало ей, — тревога. Едва ощутимая и скользкая. Панси огляделась в попытке отыскать несносную Грейнджер, но коридор был полон детьми, выкрикивающими факультетские девизы. Все шли на повторный матч между Слизерином и Гриффиндором. В толпе Панси узнала беспокойную голову Поттера и бессознательно закатила глаза. Что ж, она отыщет зубрилку на трибунах. Гарри Поттер с упорством высматривал ловца соперников. Неужели он уже успел что-то «сболтнуть» белобрысому из своей головы? Неужели его эмоции читает этот напыщенный гусь? Да, Гарри сам защищал младшего Малфоя перед друзьями, но это, к несчастью, не прощало слизеринцу всякие гадости, которые он себе позволял все годы обучения. Одно слово «грязнокровка» — мелкий ублюдок повторял чаще, чем здоровался, с другими, конечно, людьми и всегда в ответ. Даже преподаватели здоровались с ним первыми. А сколько раз он унижал Рона? Нет уж! Хорёк не заслужил защиты! Гарри всегда приходил к этим мыслям, когда забывал обо всём, что он знал про Драко. — Обо мне думаешь, Поттер? Голос Драко появился над ухом совершенно неожиданно, но Гарри сдержал себя от бурной реакции. Поганец даже был выше! Где справедливость? — Иди куда шёл, Малфой! — Зачем так грубо? — Малфой елейно свесил голову вбок. — Нам ведь по пути. — Нам? — возмущённо охнул Гарри. — Нам никогда не будет по пути! — Сколько экспрессии, — лениво ухмыльнулся блондин, — побереги свою злость для игры. Казалось, Малфой прибавил шаг, обгоняя Гарри, но затем остановился вполоборота, приложил указательный палец к губам, словно бы его одолела самая светлая мысль на свете, а затем, картинно развернувшись, оповестил: — И да, истеричка, нам в одну сторону. Сейчас. И пожалуй, так было дольше, чем ты можешь себе представить. — Не намекаешь ли ты мне на что-то? — На то, что мы который год гоняем несчастный снитч по полю в одну сторону, идиот, — он добродушно хмыкнул и, повеселев от собственной прекрасности, пошёл дальше. Если бы Гарри знал, что ему суждено сегодня проиграть не только в словесной передряге, но и в любимой игре, он бы наслал на Малфоя какое-нибудь изощрённое проклятие. Признаться откровенно, Драко Малфой больше не казался тем же маленьким упырём, что высасывал из помещения всю позитивную энергетику, стоило ему только появиться. Первые дни Гарри следил за бывшим врагом и всё ждал от него какой-нибудь подлянки. Однако Драко был очень скучным. Ходил, устроив руки в карманы и надменно игнорируя общество. Помимо его странного падения на матче, интересного поведения за ним не наблюдалось. Гарри даже сочувствовал бывшему Пожирателю. Хотя Малфой выглядел бодрее и здоровее, чем в довоенные времена, он казался каким-то «отжившим жизнь». Досадно было и то, что Гарри не воспользовался единственной возможностью понять его. — Гарри, я тебя везде ищу, — улыбка Джинни могла осчастливить юношу в любой момент. — Мы же вместе ушли с поля. — Да, но ты очень долго в раздевалке. — Прости, дорогуша, ему трудно отлипнуть от меня, — ядовитая ирония Малфоя убивала ещё тем, что он был немного прав. Гарри действительно за ним следил. — О, ты разговариваешь, — картинно удивилась Джинни, — я думала, ты здесь просто для украшения. — Думаешь, я достаточно красив? — оскорбление о бесполезности пролетело мимо сознания Драко, оставив там лишь лесть. — Он не стоит твоего внимания, Джинни, — Гарри лениво обвёл Драко оценивающим взглядом, — он просто шут. — Поттер, каждое поражение делает тебя таким несчастным? Думаю, теперь мы знаем, почему по утрам ты такой удручённый. — Как ты смеешь?! — Гарри разозлился, прекрасно понимая, о чём идёт речь. — Я же шут, а шутам дозволено отпускать колкости про знать, — Драко усмехнулся. — Перестань, Поттер, выглядишь, как будто жизнь размазала тебя по всей округе. Соберись. Дружеский совет. Гарри был так зол и ему было так обидно проиграть этому болвану, что не придумал ничего лучше, чем выпалить то, в чём обвиняет Драко: — В тебе нет и середины той боли, что я познал! Тот, впрочем, не нашёл себя особо впечатленным и парировал: — Учишься поэзии, Поттер? И Гарри хохотнул, удивив и Драко, и себя. Столько лет прошло, а словно ничего не изменилось. Брюнет в упор посмотрел на Малфоя, требуя, чтобы он вспомнил их первые года обучения в школе. Драко лениво прикрыл глаза и, словно сам с собой борясь, улыбнулся. Гарри бьётся об заклад: такую широкую улыбку он не видел у Драко. Нет, всё же изменилось многое. — Следуй за мной, — неожиданно твёрдо сказал Гарри. — И я это сделаю, потому что… — небрежно улыбнулся Драко, словно беседовал с кисейной барышней, готовой в любой момент лишиться чувств. — Потому что я сказал следовать за мной. От кисейной дамы не осталось и следа. Драко даже немного опешил от резкости и уверенности. Поттер всегда умел удивлять, и, к огромному сожалению самого Драко, им самим Избранный был очень даже уважаем. — Хоть раз не будь мудаком, — устало добавил Гарри. — Обещаешь не приставать? — Боюсь, в таком случае ты откажешься идти за мной. Громко усмехнувшись чужому внезапно уместному остроумию, Драко устроил руки в карманы и последовал за Поттером. Джинни осталась стоять на месте, смущённая. Словно за кем-то подглядела. Нет уж, — решила она, — смущаться будет сегодня её парень, когда будет просить прощения за эту сцену. На трибунах наконец стало тихо, и Гермиона услышала стук собственного сердца. Она видела, как всю игру за ней следила Паркинсон, оставшаяся теперь единственным зрителем на противоположной трибуне. Слизеринка опёрлась по бокам обеими руками на кресло и, слегка подавшись вперёд, в упор смотрела на Гермиону. Это настораживало. Гермиона знала, что её эмоции были в голове Панси. Ничего постыдного, но и приятного мало. Панси Паркинсон встала и направилась к гриффиндорским трибунам. Лишь усилием собственной воли Грейнджер заставила тело оставаться на месте. Она не боялась слизеринку, пусть та и была бывшим Пожирателем. И именно это нужно было показать. Панси села рядом. Слишком пафосно, не смотря на Гермиону, слишком аристократично, отставляя слегка скрещенные ноги в бок, слишком театрально, вглядываясь в пустое поле для квиддича. Опереточная красота. — Не могу никак тебя понять, Грейнджер, — Панси всё так же игнорировала девушку рядом, — носишься со своей кучкой недоносков. Кичишься факультетом. Вся эта бравада, за которой я обнаруживаю неподдельную тревогу за слизеринскую команду. Что это? Любовь не выбирают? Панси наконец посмотрела на Гермиону и с удивлением обнаружила, что та тоже не смотрит на неё. Быть такой заносчивой рядом с убийцей, — усмехнулась Паркинсон, — какая же ты посредственность, Грейнджер. — Что это, Гермиона, любовь к слизеринской игре или к слизеринскому игроку? Гермиона слишком громко вздохнула, переводя дыхание, получилось не театрально, получилось как-то разочарованно. Панси словно врезали. Она раскрыла рот от удивления. — Ну же, расскажи, как девочка девчонке. — Тебя понять — тоже непростая задача, Панси, — Гермиона свесила голову набок, совсем по-Паркинсоновски смотря на собеседницу. — Не могу уловить, это ревность или холодный расчёт. — Ну-ну, дорогуша, это твои эмоции по нотам записаны в моей голове. — Ровно как твои вчера? — Панси на этот выпад промолчала. — А Драко знает ли, сколько совсем не дружеской любви ты к нему испытываешь? Гермиона захлопнула свою мышеловку. Однако мышка улыбнулась совсем не улыбкой жертвы. — Я не говорила, о каком игроке идёт речь, милочка, — Панси поджала нижнюю губу. — Ты сдаёшь позиции умницы, Гермиона. Иногда думай головой. Вот где был провал — Гермиона закрыла мышеловку изнутри. И теперь Мерлину одному известно, о чём могла подумать Панси. Гриффиндорка хотела лишь задеть слизеринку за живое. Короткая школьная юбка Панси едва качалась от её ровной походки. Гермиона никак не воспринимала эти длинные волосы. Было слишком не в стиле брюнетки. Она была живым воплощением холода и хаоса. Слизеринка остановилась и мрачно взглянула на девушку. От этого взгляда у Грейнджер всё сузилось внутри. Панси была такой сломленной, такой покинутой. Гермиона тут же пожалела о своей жестокости. Ведь отбросить метку, которую Паркинсон пыталась перекрыть, и остаётся маленькая девочка, которой пришлось быстро повзрослеть. Маленькая девочка, которая лишилась отца. Осталась наблюдать за сумасшедшей матерью. В конце концов, девочка, которая годами была безответно влюблена в своего друга. — Если ты чего-то не поняла, Гермиона, это лишь первый акт. Это была прямая угроза, но Гермиона поняла, что, как бы Панси ни пыталась её напугать, угроза эта была адресована самой себе. Что-то страшное бурлило в Панси Паркинсон, и свидетелям этого взрыва несдобровать. — Эй, огонёк! Блейз окликнул Джинни Уизли возле кабинета предсказаний, но та то ли не слышала, то ли не воспринимала на свой счёт, но ответа от неё не последовало. Тогда Забини просто решил её нагнать и остановил, схватив за руку. Руку её он взял аккуратно, почти невесомо, однако почувствовал импульс волнения от девушки. Это его раздосадовало, потому что ничего плохого он делать не собирался. Девушка его узнала, определённо, однако волнение всё ещё было уловимо. Блейз тут же выпустил бледную руку из своей. — Я лишь хотел сказать тебе, что ты очень жадная до эмоций, — холодным тоном осведомил её он. Джинни толкнула дверь кабинета покойной прорицательницы и жестом указала идти следом. Весьма интимная обстановочка — подумал Блейз. Занавешенные тёмными шторами арки окон, пыль, витающая в проскользнувших между шторами лучах света, круглые столики на грязных ступеньках. И арена диаметром с небольшой бальный зал. Блейзу всегда казалось, что тут можно устраивать ночные тусовки в стиле парижских отрывов, которые он и его друзья любили одинаково. Панси за танцы, Драко за доступную любовь, Блейз за выпивку. В голове слизеринца даже заискрилось неоновым, а перед ним блестели карие глаза Джиневры Уизли. Девчушка с ранних лет казалась Забини бесконечно интересной. Она была яркой, как фейерверк, и громкой, словно приевшаяся, но заставляющая ногу двигаться поп-песня. Совершенно не такая, как он. Её губы смешно двигались, и она размахивала руками. Блейз упустил часть её сбивчивых объяснений: — Ты попросил делиться хорошими, а я всю ночь не могла уснуть и была злая с утра, мы проиграли матч и я повздорила с Гарри. Я напеваю идиотскую рождественскую песенку, чтобы не думать ни о чём из всего перечисленного и найти что-то радостное для тебя. — А ты оказалась ответственной, маленькая Уизли, — дружелюбно пошутил Блейз. — Но я кое-что придумала для тебя. Когда мы вызываем Патронус, мы должны сосредоточиться на самом счастливом воспоминании. Что если я сосредоточусь, не вызывая Патронус? Ты ведь почувствуешь? Блейз хмурил брови. Джинни подумала, что сказала слишком много слов. Забини не любит шум, не любит многословность, не любит эмоциональность. Она успела его утомить или… — Ты ведь знаешь, что такое Патронус? — Я один из лучших учеников Хогвартс за всю его историю, — напомнил парень. — О Мерлин, ты не умеешь его вызывать, верно? — поняла Джинни. — Дело не в умении. Ободряющая широкая улыбка Джинни была неуместна. Да уж, это не твои друзья светлячки. Тут вулкан, астероид, паника. Этот капитан, уходя ко дну с кораблём, привязал к своей шее камень — такое невозможно спасти. Однако Джинни не сдавалась, продолжая улыбаться: — У тебя должно быть достаточно сильное счастливое воспоминание. — Его нет. — Значит, несколько незначительных счастливых моментов. — Да откуда же им взяться? — Аристократическая жизнь была отстой, как я погляжу? — Джинни прислонилась к пыльному столику, что стоял на ступень выше. Блейз скривился в душе: не держит осанку, да ещё и предпочитает извозиться в грязи, чем выстоять диалог. Тем не менее он ответил: — Не совсем. Были свои радости. И, не поверишь, счастье тоже было. — Так в чём дело? — Когда это происходило, мы не думали, что у нас больше не будет случая вызывать Патронус. К тому же единственные дорогие мне люди утратили эту возможность навсегда. — Думаешь, это предательство? — улыбка на лице Джинни угасла. Слизеринец не счёл себя обязанным отвечать на поставленный вопрос. Это было слишком близко к правде. — Знаешь, один Пожиратель мог вызывать Патронус… — Мы здесь не для того, чтобы обучить меня заклинаниям, — холодность в голосе Блейза дала понять, что тема закрыта. — Забини, вы все ведёте себя максимально отвратительно, — Джинни была бы не Джинни, не прокомментируй она этот переход во враждебность. — Вас что, лишат наследства, если вы слегка улыбнётесь в разговоре? — Не в разговоре, а в беседе. — Хватать руку девушки так в стиле дворянства, — парировала Уизли. — Ты испугалась? — Мне не нравится, когда ко мне прикасаются те, к кому не прикасаюсь я. Это личное. — Прошу прощения в таком случае. Мне не следовало… — Блейз Забини! Я не удивлена, что Патронус к вам не приходит. Вы мрачнее Дементоров и зануднее покойного Снейпа. Что произойдёт, если ты немного собьёшь с себя этот снобизм? — Как ты остроумно заметила, — Блейз сложил руки на груди, устраивая указательный палец на пухлых губах, — меня лишат наследства, хотя в этом я немного кот. У меня их несколько. Джинни раскрыла рот от удивления, а затем быстро прикрыла его рукой, чтобы не засмеяться. Эта неуместная шутка про семикратное вдовство его матери была абсолютно несмешной. Но смеяться хотелось жутко. Оказывается, есть что-то чернее слизеринских душ — это их чувство юмора. Джинни расхохоталась, пытаясь при этом делать это тихо, однако в пустом классе её звонкий голос отскакивал от стен, будто мячик: — Не могу поверить, — она оглядывалась по сторонам, словно было совершенно неприемлемым смеяться над шуткой Забини, поданной так манерно и развязно. Сам парень даже не улыбался, хотя веселье его глаз было легко распознаваемым. Он пару раз повертел в воздухе рукой, призывая девушку закругляться. — Брось, Джиневра, я даже не пытался, ещё найдёшь моё общество приятным. — Давай за дело, — Джинни закатила глаза, — твоё общество меня уже утомляет. Блейз усмехнулся едва заметно. Джинни это уже выводило из себя. Что случится, если он покажет немного больше эмоций? Ну что ж, подарив ему счастье размером с Патронус, она заставит его раскошелиться на проявление чувств. — Все очень просто, сосредоточься на мне, а я… — Вызовешь Патронуса. Джиневра, это гриффиндорский план, он так же прост, как фраза «придумаем по ходу». — Экспекто Патронум! Твёрдый голос Джин, заставил Блейза закрыть рот, переполненный оскорблениями. Его пронзило в голову, словно стрелой, и взорвалось где-то в горле чувство, жутко знакомое и давно утерянное, — счастье. Сияющая лошадь гарцевала по арене, освещая весь класс. Блейз следил за прекрасной грацией и слегка улыбался. Лошадь махнула гривой и уставилась на парня, а затем понеслась к нему, словно видение. Блейз не мог шелохнуться, будто припаянный, стоял на месте. Патронус влетел в его грудь, и слизеринец против воли глянул на «место столкновения», однако его руки остались неподвижны. Другой, неискушенный жизнью, обязательно прикоснулся бы к собственной груди, куда буквально влетела сияющая волна счастья. Но Джинни, явно довольная собой, смотрела на сбитого с толку парня. Она не знала, что именно его привело в восторг: её счастье или Патронус. — Ну как? — Джинни обнаружила, что её собственное дыхание прерывисто. Забини устроил руки в карманы брюк, заговорщицки глядя на рыжую девушку, а затем двинулся прямо на неё, как сделал Патронус минутой ранее. Джинни подумала, что не должна чувствовать себя в безопасности. Этот парень и был определением фразы дамоклов меч. Улыбка испарилась, уступая место тревожности, и вены на её шее вытянулись в стропы — до того резко она задержала дыхание. — Осторожно, огонёк, — его голос был приглушен, сохраняя невообразимую мягкость, — я нашёл твоё общество приятным. Блейз обошел её, не прикасаясь к ней даже тканью школьной формы. Это говорило лишь об одном — Блейз Забини считал Джиневру Уизли достойной уважения настолько, чтобы считаться с её желаниями. Только Джинни хотела бы знать, когда и чем именно она заслужила это отношение. Проникновение в кабинет Макгонагалл — абсолютно не то, что ожидал Драко от Гарри Поттера. Нет, Малфой никогда не считал его примерным учеником и всегда завидовал везению безнаказанно уходить от сотворенных глупостей, однако оказаться в садо-мазо спальне шрамоголового было даже более логичным, чем вальяжно расхаживать по кабинету директора. Гарри открыл двухстворчатую дверь, украшенную узорами цветов, и проник в другое помещение, неплохо замаскированное от неопытных глаз. Высокие потолки были словно визитной карточкой этого замка, чтобы лучше продемонстрировать отколотость слизеринских подземелий. Кабинет, тем не менее, пустовал. В самом центре стояла тумба, которую венчал омут памяти. — Никогда бы не подумал, что ты столь сентиментален, Поттер, — своё шаткое положение нужно было поддерживать хотя бы сарказмом. Гарри прикрыл глаза. Его раздражало самодовольство слизеринца, которым тот без конца упивался: — Заткнись, Малфой. Драко открыл было рот ляпнуть очередную гадость, но быстро его закрыл, уже не скрывая своего запутанного положения. Зачем святой Поттер позвал его сюда? Чтобы на фоне пустого кабинета громче призвать к тишине? Вряд ли. Гарри Поттер о чём-то размышлял, явно жалея о своём резком порыве. Он снова совершил действие, предварительно его не обдумав. — Ах, эта хваленая гриффиндорская первобытность в поступках, — умилительно пролепетал Драко. — В следующий раз убедись, что действительно хочешь что-то сделать, Поттер. А сейчас мы просто уйдём отсюда и… — Я же сказал заткнуться? — беззлобно прервал его Гарри. — Это вовсе не трудно. — В который раз обнаруживаю себя сбитым с толку по твоей милости, Поттер, а день ещё далёк от завершения, может, объяснишься? — Ты прав, ясно? — раздражённый голос с хрипотцой вновь заставил помолчать, словно это его суперсила. — Мне следовало бы сначала подумать, а потом тащить тебя к омуту. — Тащить к омуту? — кривляния и театральное гримасничество всегда были присуще Драко, но только теперь Гарри нашёл это забавным. — Это омут памяти, — ткнул он в сторону тумбы. — Поттер, не делай вид, что ты умный, это смотрится трагично, я знаю, что такое омут памяти, меня поражает твой жаргонизм. Но не смею более прерывать, — жестом Драко продемонстрировал, что можно продолжить разговор. — У меня есть воспоминания, которые, как мне кажется, ты должен увидеть тоже. Это не мои похождения на поле для квиддича и не то, о чём ты хочешь так искромётно пошутить, — видя яркое желание Малфоя поёрничать, Гарри быстро пресёк любую возможность. — И близко нет. Это воспоминания Северуса. Он хотел, чтобы я исполнил его последнюю волю, но знал, что исполни я её, буду очень себя презирать. — И что это за последнее желание, Поттер? — голос Драко потерял нотки веселья при упоминании о крёстном, которого он безмерно уважал. — Спасти тебя. — В суде мне показалось, что ты очень даже сердечно защищал мою мать, — глаза Драко стали словно щёлочки. — И я, поверь мне, был благодарен тебе за это. Ты же не хочешь сказать, что это была воля крестного? — Дело не в судебных тяжбах, — Гарри выставил пятерню вперёд, а потом, дирижируя указательным пальцем, продолжил, — и я защищал Нарциссу, потому что считаю её невиновной. Она мне жизнь спасла, Драко… — Без «Драко», это и так походит на тайное признание. — Как бы там ни было, Снейп был величайшим из всех, кого знала история. Он заслуживал жить, и его последнюю просьбу я выполнил бы, даже не дай мне он это, — Гарри продемонстрировал маленький бутылёк с воспоминаниями зельевара. Драко чуть было не отшатнулся назад. Это был очень точный апперкот. У Поттера было что-то связанное с Северусом, в то время как у Драко не осталось ничего. Драко скучал по крёстному. Мужчина был ему другом. В нужные минуты заменял ему родителей. Отсутствие Северуса ощущалось острее отсутствия собственного отца. С Люциусом отношения всегда были натянутыми, а после войны и вовсе держались на заложенном годами уважении к родителям. Северус же был соратником и учителем. — Они должны быть у тебя. Возможно, Снейп счёл бы меня заносчивым и сентиментальным, однако ты тот, чья жизнь была ему важнее собственной, он готов был сделать ради твоего благополучия всё. Он был умнейшим волшебником, способным водить за нос даже Волдеморта, — Гарри поджал губы, ему не хватало Северуса тоже. — Думаю, если он считал тебя важным, значит, таким ты и являешься. Макгонагалл вернётся через пару часов. Сейчас она в Министерстве, её вызвали, потому что какой-то болван из школы хочет оставить себе бешеного дракона. Представляешь этого кретина? Малфой хмыкнул. Представляет. Драко аккуратно взял из рук Поттера бутыль с переливающейся субстанцией и неосознанно притянул ближе к сердцу. Гарри сочувственно оглядел лицо слизеринца и обнаружил неподдельную печаль. Северус был так же дорог Драко, как Поттеру был дорог Блек. Это чувство было знакомо Гарри. Оно причиняло боль, вгрызаясь осознанием. — Я лучше пойду. Рону он положил бы руку на плечо, но друзьями они с Драко не были, поэтому чувство не сделанного засело на краешке сознания. Единственное, что возможно в качестве поддержки, — слова: — Это нормально, — выронил Гарри, и Драко хоть и не обернулся к нему, но повернул голову, давая понять, что слушает. — Когда тебе не хватает кого-то — это нормально. Это не слабость. Бутылёк в руках словно вибрировал. Драко сейчас так много чувствовал и понятия не имел, на каком из этих чувств сосредоточиться. Омут памяти призывно томился, ожидая воспоминания. Это была трусость. Драко не мог себе позволить. Или мог? — Прошу прощения, Северус, — хрипло и едва различимо произнёс парень, — в своё оправдание скажу — не стоило умирать. Окунувшись в воспоминания крестного, юноша подавился воздухом. Его стало неожиданно много, когда перед Драко предстал Северус. Воспоминание разворачивалось в кабинете Альбуса. — Если Драко окажется недостаточно храбрым для выполнения этого приказа… — При всём уважении, — прервал Северус, — Драко не трус, — зельевар прикрыл глаза, осознавая, что мальчик вряд ли будет способен на убийство. — Однако, возможно, он не абсолютное зло, как многие предполагают. — Не знаю, что возьмёт верх, Северус, его злоба или его возможная храбрость, и если мы с вами правы, то ни первое, ни второе, и вот тогда… — директор закинул лимонную дольку в рот, — тогда это придётся сделать вам. — Вы не знаете, чего просите, — если зельевар был зол или удивлён, его напускное равнодушие затмило любое проявление эмоций. — Уж знаю. Драко выбирает между моей жизнью и жизнью родителей, очень надеюсь, что мальчишка ко мне не привязан. А вам придётся выбирать между жизнью крестника, которую, не сомневайтесь, Том отнимет в случае неповиновения, и мной, человеком, который прожил довольно долгую жизнь. К тому же умирает. — Это жестоко. — Это честно. Воспоминание, обрываясь, трансформировалось в другое, силуэты плыли и растворялись друг в друге. В церемониальном зале Мэнора были трое. Нарцисса в кресле у камина, Люциус расхаживал под огромной люстрой одиннадцатого века, которую Драко искренне считал плевком в присущем аристократам вкусе. Снейп стоял возле камина, чуть впереди Нарциссы. — Он ещё мальчишка, — голос матери дрогнул. — Нарцисса, твоя тревожность поселяется внутри меня раздражением, сдержи эмоции, — буркнул Люциус. — Ты можешь и дальше нарезать круги, подобно раненому льву, чтобы лучше удавалось делать безразличный вид, я говорю с Северусом, — безапелляционность тона матери развеселила Драко. — Нарцисса, — их дебаты прервал Снейп, — я понимаю твоё волнение, но Драко выглядит решительно. — Решительно? — ирония в голосе старшего Малфоя прозвучала довольно оскорбительно для нынешнего Драко. — Мой сын словно алтарь жертвоприношения! Он ни при чём, а отвечать ему придётся. Найди лучшее определение. — Если тебе полегчает, Люциус, он это делает ради вас двоих. И да, ты останешься в долгу у своего сына до конца жизни, потому что первую жертву у этого «алтаря» возложил именно ты. Драко вылетел и оказался в новом воспоминании. Оно ему было знакомо. Это было общее воспоминание. Драко стоит у зеркального шкафа и смотрит на своё отражение. Потом жмурится и сдавленно шепчет: — Я больше не могу смотреть на себя, Северус. Новое воспоминание тоже кажется знакомым. Они стоят в саду и упражняются в легилименции. Младшему Малфою не больше одиннадцати лет. И он слегка раздражён. — Ты ленив, Драко, — Снейп тоже немного зол. — Мы тренируемся уже пять часов. Я не ленюсь — я устал. — Хватит ныть! Из тебя выйдет неплохой волшебник, если ты будешь стараться… — Неплохой? Если мне суждено быть лишь посредственным волшебником, то к чему стараться? — У некоторых есть талант, другим необходимо оттачивать себя ежедневно. — Выходит, я бездарен? — Ты нетерпелив, — выдохнул Снейп, — ты талантливый волшебник и, если будешь тренироваться, станешь великим. Когда получилось отвлечь разговорами, крёстный снова ринулся в сознание ребёнка, но был сбит с ног атакой на собственный разум. — Неплохо, да, Северус, — самодовольно ухмыльнулся Драко, — для бесталанного мальчишки? — Профессор, — улыбаясь, отозвался Снейп, — учись называть меня профессор. — Это трудно, знаешь, когда ты валяешься тут в грязи, — мальчишка уже не скрывал веселья, а когда в качестве мести Северус сбил его самого, усаживая в лужу от недавнего дождя, и вовсе расхохотался. — А когда отмоемся… — Уже завтра, — предложил Драко. — Мерлин с тобой, уже завтра, — сдался молодой зельевар, — ты попробуешь отразить меня так, чтобы я не понял, иначе в этом нет смысла. Воспоминания смешивались, сталкивались и летели кусками, разрывая Драко голову. Они были выкрашены в серые оттенки. От них сквозило холодом. Плечи тяжелели под их натиском.Я монстр.
Драко слышит собственный голос, полный отчаяния, и понимает — Снейп хотел показать Гарри, что слизеринский принц всего лишь мальчишка. И не самый плохой на свете. Этот мальчишка болел собственными решениями, его сбивали с пути, им жонглировали между Лордом, родителями, добром и злом. — Что мне делать с этими криками в голове? — Они снятся мне каждую ночь, профессор. — Я не мог отстирать свою любимую рубашку от чужой крови, вот что меня расстраивает, ясно? Меня не волнует ничья смерть! — И ты стирал свою рубашку сам, потому что?.. — Я превращаюсь в отца. Крайне хуёвый личностный рост. — Не выражайся, Драко. — Ты не трус, Драко, это меня и тревожит. — Вы не понимаете, если я не убью вас, он убьёт моих родителей. Я должен! — Авада Кедавра. — Нам нужно уходить, Драко. После невероятно тёмных воспоминаний на Драко летят те, что вызывают тёплые чувства в груди. Тянут на радость. Словно бы говоря: Снейп помнил тебя не только сломленным мальчиком. Он видел тебя смешливым и даже глупым, покрывал тебя перед родителями и стоял на похоронах бабушки, готовый стать тебе плечом. — Ты не узнал Гарри Поттера? — Не понимаю, о чём речь. — Не виню, — Снейп ехидно усмехнулся, — говорят, он очень изменился. — Северус, его лицо было рекламой его жизни, клянусь, ничего печальнее я не видел. Оба тихо хохотнули. Они не говорили вслух, но оба знали о лояльности к доброй стороне. Драко восхищался крёстным в те времена сильнее, чем когда-либо. И пора вернуться к этому чувству, а не только тосковать. — Мама! — руки Драко взметнулись вверх, он сделал шаг к Нарциссе. — Как же я рад! О! У! Твоё лицо очень смешно меняет эмоции, — Драко глупо улыбался, а Нарцисса держала его за плечи, не позволяя подойти, словно его сейчас же вырвет, что, собственно, он и сделал, испортив туфли матери. — Северус, что с ним? Где ты нашёл его? — Полагаю, это дешёвый флёр дорогих парижских вечеринок, — Снейп скривился, глядя на крестника, — и полагаю, я ответил на оба вопроса. С твоего позволения, покину ваше милейшее общество. Северус сделал несколько шагов в направлении ко входной двери, но вдруг остановился и гордо отметил: — Он не позволил мне проникнуть в его сознание, — снова оглядев крестника, мужчина выразительно глянул на Нарциссу. — Драко выстроил проекции в своей голове, очень реалистичные. Я бы и не понял, если бы не вляпался в один из его капканов и он не сказал своё деланное «упс». Ты хоть представляешь, насколько он сильный волшебник? Его ждёт великое будущее… Как только он перестанет выворачивать кишки на изумительный персидский ковёр. Драко, Блейз и Панси носились на мётлах по окрестностям особняка. Люциус вздохнул и покачал головой. Смех подростков разносил по полям радость. — Я увижу день, когда мой сын станет мужчиной? — Малфой-старший развернул Ежедневный пророк, наслаждаясь благосклонным майским солнцем. — Надеюсь, Люциус, — зельевар отпил чай, — мы думаем о разном. — Мерлин! — полумесяцы бровей взлетели вверх, — Северус, ты плохо влияешь на него. — Я плохо влияю на него, или ты жаждешь приглашения в наш секретный клуб? — Секретный клуб? — губы Люциуса растянулись в «чеширской» улыбке, он оторвался от статьи, — Я заинтригован. — Драко, позволь узнать, кто эта девица, которую ты проводил в свою спальню? — Не имею ни малейшего представления, дорогой крёстный, а ты, уж прошу, сделай вид, что не видел нас. Матушке она не понравится. — Когда волшебный мир узнает, что я убил Альбуса Дамблдора, я стану самой одиозной персоной столетия, — усталый вздох и прикрытые к концу предложения веки юноши говорили о тяжести ноши, которую ему предстояло таскать на себе всю жизнь. — Драко, ты всегда умел сделать из себя жертву. Мы живём во времена Тёмного Лорда, ты в самом деле полагаешь, что можешь его перещеголять во всеобщем порицании? — хитрость тёмных глаз крёстного внушала парню спокойствие, и он заулыбался. Как улыбался и нынешний Драко, выпалывающий из омута. Кроме этих воспоминаний у Поттера должны были иметься ещё основания быть таким снисходительным к кому-то вроде Малфоя. От того, что у убийцы есть прошлое, он не перестаёт быть убийцей. Каким бы добреньким Поттер ни был, помилование человека, убившего твоего наставника, выглядит слегка притянутым за уши. Отречение всегда было для Драко сродни высокомерию. И будь неладен этот Поттер! Ещё быть ему благодарным. Драко будучи старостой школы знал пароли от всех гостиных, поэтому проникнуть на территорию львов было проще простого, однако дальше порога ноги отказались испачкаться. — Малфой? — за круглыми стёклами очков на слизеринца смотрел Гарри. — Поттер. Это стало некой их фишкой — обращаться друг к другу по фамилиям, словно между ними ничего общего нет. Это так хорошо оттеняло их сходства. Ведь что могло столь отдалять, как эта критичность и презрение к родословной друг друга. — Я принёс тебе зелье мадам Вилар, — Драко протянул пробирку с жидкостью, а на удивлённый взгляд ответил со всем возможным пренебрежением, — не собираюсь оставаться у тебя в долгу, Поттер. В этот раз может что-то получится разобрать из моих эмоций. — Ты был ему так важен, Малфой, что он предпочёл быть оклеветан и вписан в историю как трус, несмотря на жизнь, которую жил ради… любви. Так будь достоин этой жертвы. — Не тебе мне читать морали. — Я не понимаю, почему ты зол на меня… — Потому что у тебя есть всё, что мне было нужно, Мерлин тебя прокляни! — А у тебя всё, что было нужно мне! — голос Гарри сорвался. — Я был лишён того, что у тебя было в достатке. У тебя были родители! Как ты умудрился вырасти таким говнюком? — Что ты можешь об этом знать? В гостиной Гриффиндора стало заметно тесно от напряженной обречённости, от усталости и бесконечной тоски. Друг напротив друга, словно бешеные быки, стояли юноши, сходившие с ума от горечи пережитых событий. Каждый защищал дорогих им людей, но почему-то они сражались по разные стороны. Каждый знал потерю на вкус детально. И ни один из них не понимал, что они словно глядели в зеркало. Джинни воспользовалась наступившей тишиной и рассекретила себя. Невозмутимое лицо девушки стоило всех похвал. Она под прицелом обоих парней, ошарашенных её присутствием, пересекла комнату до середины, когда голос Гарри остановил её: — Джинни? — Пожалуй, я пропущу эту семейную ссору, мальчики, — она подняла руки в примирительном жесте. — Встретимся после. Джинни, словно дорогой парфюм, имела свойство оставлять после себя особый шлейф. Так и в гостиной стало спокойнее. — Я не хочу ссориться, Малфой. Нам нечего делить. Война закончилась. Мёртвые мертвы. А живые должны научиться жить дальше. Я пытаюсь, как и все, если ты нет, не мешай остальным, — голос Гарри был тише. — Я знаю, что ты злишься, я злюсь тоже, но те вещи, на которые мы злимся… пойми, мы не можем их изменить. Драко снова протянул бутылёк с зельем, а когда Гарри не взял, то тряханул рукой: — Бери, пока я не передумал. Я постараюсь не ставить блоки. Слизеринец развернулся к выходу. Его терзало, что Поттер знает о нём что-то, чего не знал о себе он сам. Это заставило его остановиться и снова посмотреть на гриффиндорца. Слова не лезли, хотя просились наружу. — Поттер, — Драко ненавидел себя за эту слабость, — Он ничего не говорил… Снейп. Что он сказал тебе? — Говорил, — кивнул Гарри. — Он сказал, что ты — не твой отец. Снейп сказал, что единственный человек, в которого он верит и которым гордится, — это ты. Он попросил меня признать его виновным в смерти Дамблдора. Это был план, Малфой, план Альбуса Дамблдора. И в этот план он включил пункт о собственной смерти. Просто он не знал, что ты будешь способен на убийство. Драко глядел в пол. Стало быть, Поттер давно всё знает и даже ни один мускул не дрогнул на его худом лице. Только Поттер не знает, каких усилий это стоит — вот так стоять и признавать свою вину, особенно когда все вокруг такие понимающие. — Я буду ненавидеть тебя за его убийство до конца жизни, — признался Гарри, — но я понимаю, почему ты так поступил. — Что ты можешь понимать, Поттер? — Чтобы спасти своих родителей, я мог бы убить. Эта мысль наводит дикий ужас, но я мог бы. Драко кивнул. Мальчик, росший без ласки матери и защиты отца, действительно может пойти на убийство, чтобы это предотвратить. Кому как не Поттеру понять мотивы Драко. — На мне как-то тошнотворно сказывается бордовый цвет, — поморщился Малфой, — я пойду. Ты выпьешь? — жестом он указал на пробирку. — Да, через час перестань ставить свои проекции, — Гарри повертел в руках зелье и хмыкнул. — Не думал, что ты так хорош в этом. Я впечатлён. Драко снова кивнул. Сил не было совершенно. На нём ещё патруль. Надо быстро пройтись по коридорам и завалиться в кровать. Достаточно событий на сегодняшний день. Он развернулся к выходу. Прощаться он, конечно же, не собирался, но хотел сказать кое-что другое. Что вертелось на языке и обжигало небо. — Спасибо, Поттер, — руки сами собой устроились в карманы, никаких рукопожатий. — За воспоминания. Поттер тоже кивнул и поджал губы. Будь они товарищами, они бы обнялись. Но Гарри совершенно не знал, как общаться с Драко Малфоем, который перестал быть врагом. Ночной патруль имел свойство заканчиваться разглядыванием Астории Гринграсс. Слизеринка спала определённо меньше положенного. Драко остановился, как только вышел из-за поворота и увидел её. Её волосы тёмной рекой обнимали плечи. Она была в школьной форме: короткая юбка и лёгкая рубашка. Её глаза напряжённо следили за горизонтом, в голове девушки явно не было покоя. В мрачном освещении коридоров её бледные руки, сложенные в узел на груди, становились совсем прозрачными. Драко молча встал рядом. Астория даже не взглянула в его сторону, но мягко улыбнулась, словно могла узнать его по шагам или по парфюму. — Выглядишь, словно хочешь меня отчитать. Её голос был так мелодичен, что Драко едва удержал себя от улыбки. Он повернулся к ней всем телом, что заставило её слегка дрогнуть. Двумя пальцами Драко подцепил переднюю прядку её волос, которые совершенно не мешали девушке и лежали идеально, отвёл её чуть назад и в сторону. Он вдруг осознал, что хотел сделать это с минуты, как той ночью увидел Асторию в коридоре. Волосы были мягкими, а девушка удивлённой. — Пройдёмся? Озеро с недавних пор обрело для Драко какую-то форму личного уединения. Астория была же для него словно это озеро. Его смущала эта способность девушки вселять в его голову тишину. Тишина была так необходима. Когда Драко долго не видел Асторию, ему казалось, что она плод его искалеченного воображения. Он вообще редко о ней вспоминал. И вспоминал ли вообще — трудно сказать. Но стоило ему вот так её встретить, как всё остальное вдруг переставало иметь значение. Война, убийства, суд — всё терялось в этой блаженной пустоте, которую заполняла одна только Астория. Её глаза, её смех, её голос, её тонкие руки. То, как забавно она морщит нос, перед тем как засмеяться, — напрочь вытесняло из головы воспоминания о пытках, своих собственных и чужих. — Как Нарцисса? Этот голос мог бы быть последним, что он слышит, перед тем как уснуть. — Она держится. — Ей нелегко. Она… — Хочешь поговорить о моей маме? — Драко улыбнулся. — Нарцисса невероятная женщина, — Астория ничуть не привирала, — она вдохновляет меня. Думаю, как и многих девушек… нашего круга. — Мама всегда была удивительно цельной. Многим людям нужно прожить всю жизнь, чтобы к чему-то прийти. Мой отец до сих пор не знает, куда идти, не то что наконец дойти. — Ему нужно время. Астория остановилась и повернулась лицом к Драко. Её глаза имели свойство быть непростительно честными. Малфоя злило постоянное снисхождение. Умение прощать — глупая черта доброты. — Ты его не знаешь. — Знаю. Все знают, что он сделал. — А ты знаешь, что сделал я? Астория приподнялась на цыпочки и быстро, чтобы не передумать, поцеловала Драко. Его губы иссушил ветер, а брови нахмурились. Он не ожидал. Астория хотела, чтобы он понял, она знает, что он делал на войне, и, к сожалению, ей абсолютно плевать. А ещё она знает, что хладнокровный убийца не бывает таким, как он. Драко заботился о друзьях и родителях, был ужасно горделив, язвил так искусно, словно полжизни только тем и занимался. Астория знает: парень, который не пришёл на первый урок нового преподавателя зельеварения только потому, что чтит память Северуса Снейпа, быть плохим просто не может. Принципы — удел храбрых и сильных. Но целовать его, чтобы это донести, наверное, было ошибкой. — Прости, я… — она убрала волосы от лица и тоже нахмурилась, — знаешь, не прощай. Я хотела и сделала. Я… Драко подтащил её ближе и поцеловал. Наглее, чем она. Астория была совсем хрупкой. Такой, словно он схватил в свои грубые руки крохотную птичку. Она таяла под его объятиями и была податливой, падкой до его нежности. Это обескураживало. Её руки: одна — в волосах, другая — крепко сжимающая ворот белоснежной рубашки, были прекрасным местом, чтобы остаться навсегда. В слабо освещённой гриффиндорской спальне мальчишек царила полная тишина. Лишь Симус, сидевший у единственного источника света — старой белой лампы, обрамлённой вуалью, — бодрствовал. Он корпел над собственной руной, способной защитить от взрывов. Возможно, нужно новое заклинание, которое может заранее предупредить о взрыве? Неожиданно Гарри схватился за грудь и сел на кровати с таким лицом, словно его вот-вот хватит удар. Он едва различимо бегло огляделся, хотя без своих очков мало что мог увидеть. Потом, опустив плечи, на выдохе ошеломлённо произнёс: — Я влюблён. Однако Симус Финиган не счёл это сколь-нибудь интересным и хмыкнул: — Тоже мне новость.