Ревнитель веры

Расставаться с трупом им пришлось в полном молчании. Причин для этого сыскалось сразу несколько: во-первых, велик был шанс того, что отряд эрла уже послал вдогонку за Дарелом одного из разведчиков, который мог в этот самый момент выискивать их посреди зарослей. Во-вторых, что в Этьене, что в Рено пребывало слишком много чувств относительно этого самого трупа. Хоть одно неверно брошенное слово, касающееся этих чувств пусть даже и отдаленно, могло напрочь разрушить ту хрупкую атмосферу взаимопонимания и спокойствия, что установилась меж ними всего несколько мгновений назад. Поэтому оба они быстро поняли, что говорить что бы то ни было на этой полянке больше нельзя. Некоторое время они стояли над трупом Дарела, не в силах двинуться с места, словно завороженные. Мертвое лицо теперь отчего-то выровнялось и казалось спокойным, как и должно; глядя на его выражение, сложно было поверить, что умер этот человек в ходе убийства. Единственной деталью, выдававшей наблюдателю картину свершенного, было лишь расплывшееся под трупом и на его одежде темно-карминовое, едва поблескивающее на солнце кровавое пятно. При этом меч, лежавший у трупа на груди в кровавом обрамлении, приобретал пугающий, несколько даже мистический вид. «Ему так мучительно сложно смотреть на все это, — подумалось вдруг Этьену, когда он перевел взгляд на Рено. — Все-таки хотя бы в этом мы не похожи.» Рено опустился возле трупа первым и, колеблясь, дотронулся рукой до лезвия меча. Когда он беззвучно зашептал над телом молитву, лицо его вдруг неприятно исказилось, вынудив его отвернуться в противоположную Этьену сторону. Было во всем этом жесте что-то настолько горькое и бессильное, несвойственное ничему из того, что пытался выказать Рено чуть ранее, что в какой-то момент Этьен даже улыбнулся. Когда Рено, вставая, подобрал с груди трупа меч, оба все так же не произнесли ни звука. Лишь чуть позже Этьен, хмыкнув, отцепил от пояса Дарела подвес, передав его Рено. Спустя мгновение следом он забрал и воткнутую за пояс курительную трубку вместе с небольшим кожаным мешочком табака. Этьен еще раньше подметил, что трубка у Дарела была совершенно чудная. Мундштук ее, сделанный из дорогого темного дерева, изгибался, подобно лебединой шее, отчего трубка, изящная и легкая, увенчанная вдоль чаши затейливой резьбой, приобретала вид настоящей драгоценности. И навевала старые воспоминания. Глядя на то, как Рено прилаживает подвес к служившей ему поясом бечевке, у Этьена не осталось сомнений относительно того, было ли происходящее правильным. Закончив обкрадывать Дарела, Этьен легко накрыл его собственным плащом. Закапывать труп не представлялось им возможным. Невысказанные слова замерли в воздухе, подобно зловонию, но ни у одного не нашлось сил, чтобы все же произнести то, что должно. Поэтому спустя несколько долгих мгновений они просто ушли прочь, провожаемые одиноким криком сороки, и ни разу не обернулись. Слишком далеко от тракта уйти они не смогли, поэтому очень скоро впереди, за горсткой тоненьких березок, показалась толстая, желтая от песка полоса дороги. Выходить на нее они не стали; вместо этого отошли назад, так, чтобы направление идущего слева от них тракта им указывала только блестящая над лесистым низовьем золотая линия. Идти по лесу оказалось сложнее. Протоптанных тропок здесь практически не было, поэтому дорогу приходилось прокладывать самим. То и дело они застревали меж ветвями сплетавшихся друг с другом молодых деревцев и кустарничков, цеплявшихся за одежду; с трудом преодолевали редкие канавки и поваленные грозой стволы. Сброшенная листва скользила у них под ногами, скрывая под собой извилистые корни близрастущих буков и ясеней, кленов и лип. Шуму от их шелестящих шагов было много, но Этьен не спешил волноваться: большую часть каких-либо звуков заглушала дребезжащая птичья перекличка. Они шли в меру быстро, не упуская из глаз тонкой ленты дороги над ними, но в воздухе все равно витало беспокойство. То и дело Этьену приходилось оборачиваться, чтобы убедиться, что Рено все еще идет за ним: шум его шагов оставался неслышим чаще, чем хотелось бы. В конце концов Этьен не выдержал и с усилием отломал для него толстую суковатую ветку, дабы Рено шел быстрее. Но даже это не слишком хорошо поправило ситуацию. — Боги, — напряженно выдохнул Этьен, в очередной раз обернувшись. — Что еще мне, Хель тебя побери, сделать, чтобы ты перестал плестись со скоростью умирающей улитки? — Извини. Я просто задумался. — Это, бесспорно, замечательно, но ты можешь сделать так, чтобы мыслительный процесс не мешал тебе переставлять ноги? — Прости. — Наконец нагнав его, Рено остановился и, опершись обеими руками о свою палку, отвел взгляд. — Я просто… Я еще не очень хорошо понимаю, куда мы идем. — Разве не очевидно, что к эотасианцам? — Да, но… Мы ведь так и не придумали, что делать дальше. Вздохнув, Этьен развернулся в его сторону полностью и скрестил на груди руки. Затем, коротко осмотревшись, направился к одному из наиболее толстых древесных стволов. — Давай тогда думать. Они уселись под сенью листвы старого ясеня, расположившись на выпирающих из-под земли корнях. Разжигать костер было рискованно и неудобно, так как на долгий привал времени у них не было. Из-за отсутствия плаща расположить оставшуюся у Этьена в суме еду оказалось негде, поэтому есть им пришлось прямо на ходу. Однако даже столь торопливый привал вызывал у Рено негодование. — Мы отстаем, — взволнованно сказал он, теребя в руках кусок вяленого мяса. — Нам нельзя еще больше задерживаться. Мы не сможем их догнать. — Во-первых, будь уж так добр и говори тише. Во-вторых, нас всего двое, а их — целая толпа. В любом случае мы движемся быстрее. Да и ближе к вечеру, думаю, они тоже будут вынуждены все-таки устроить привал. Рено мимолетно пожал плечами, опершись свободной рукой на свою палку и принявшись без интереса разжевывать кусок мяса. Ссутулившийся, он хмуро глядел в одну и ту же точку меж корней, увлекшись своими мыслями до такой степени, что шевелить челюстями и то едва мог. При взгляде на него в голове у Этьена все время всплывал один и тот же образ. — Знаешь, — задумчиво начал он, откинувшись на лежавший под его спиной корень, — все-таки ты очень сильно мне кое-кого напоминаешь. — Кого это? — Рено поднял голову, и в светлых глазах у него на какой-то миг отразился солнечный отблеск. — Ну, был у меня один знакомый. Однажды ненароком поднял в одной маленькой стране восстание и пошел войной на соседнюю. Ничего серьезного. — Как глупо. — Рено вновь опустил взгляд. — Сравнивать меня с таким человеком… — Да, прошу простить, дурацкое сравнение. В конце концов, оружия Вайдвен никогда не носил. Оба они косо взглянули на скупо поблескивающий в редких солнечных лучах меч, отставленный к самому стволу ясеня. Рено резко скривился. — Я… Я взял его, потому что… — Нет-нет, — оборвал его Этьен взмахом руки, — не объясняй. Я не хочу знать. Водрузилась тягостная тишина. Быстро расправившись со старым сухарем, Этьен выудил из-за пояса свою новую трубку, набил ее и раскурил с помощью огнива. Сделать первую тяжку долго не решался, а затянувшись, едва не распластался по земле, еле подавив спазматический кашель. Рено, взглянув на него, сумел лишь вымученно вздохнуть. Курил он долго, к каждой новой затяжке подходя с таким усердием и осторожностью, каким бы позавидовал любой знающий свое дело ремесленник. Табак оказался ядреным и крепким и досадливо жег Этьену горло, но курить ему все же нравилось. Он еще не до конца понимал, где сможет раздобыть в будущем деньги на новое курево, но сознавал, что бросать это дело уже не будет. В размытых дымных очертаниях образ Рено и правда походил сейчас в глазах Этьена на одно сплошное старое воспоминание. Все-таки слишком хорошо он помнил это сумрачное выражение, которое застыло теперь на лице Рено, подобно шраму. Раньше Этьен мог лишь смутно представлять, с чем оно могло быть связано. Теперь же он знал это наверняка. Лес тихо шумел в такт его безрадостным мыслям, неустанно напоминая о необходимости торопиться. Беспокойно тенькали в кроне над головой сойки, словно пытаясь прогнать вторженцев из-под своего дома. Каждый новый порыв ветра шуршал ветвями деревьев вокруг, клоня их в сторону незримо бегущей где-то дальше дороги. Яркое еще солнце, чей свет вновь дробился на земле юркими точками, отразился в какой-то момент на макушке Рено, позолотив его голову блистающим рыжеватым сиянием. И Этьена вдруг осенило — так внезапно, что он едва не выронил из рук трубку. — Слушай… Я, кажется, придумал!

***

Дорога тянулась медленно. — Погоди… А где Берас? После перекуса у ясеня они смогли идти заметно быстрее, и теперь Этьену — о чудо! — даже не приходилось оборачиваться и рыскать глазами вокруг в пределах по меньшей мере десяти ярдов, дабы понять, откуда доносился вопрос. Сейчас они шли рядом, усердно пробираясь по пологому, отходившему от дороги склону, и никаких проблем со скоростью передвижения больше не возникало. Этьен терялся в догадках, какого бога ему следует за это благодарить. — Не знаю, — простодушно пожал плечами Этьен, не сбавляя шага. — Сидит себе где-нибудь на Границе и в носу ковыряется. Рено, пусть и показался на какой-то миг смущенным, глаз от него не отвел. — Я о собаке. — А. Ну, если собачьи души тоже Туда попадают, думаю, от настоящего Бераса он сейчас недалеко. — Ясно, — холодно констатировал Рено. На мгновение Этьен на него обернулся, но тот, кажется, и правда не испытывал по поводу прозвучавшей новости никаких эмоций. Развернувшись обратно к дороге, Этьен сумел лишь хмыкнуть. А потом его словно бы осенило. — Слушай, а ведь во время стычки... У тебя был такой вид, будто ты увидел там кого-то знакомого. Рено на мгновение замер. Затем, выдохнув, все же пошел дальше. — Забудь. Я думаю, мне просто показалось. — Показалось что? — Показалось, что я видел там человека, которого прежде считал мертвым, — нехотя ответил Рено. — Прости, я не хочу разговаривать об этом сейчас. — Но ведь это может быть важно... — Нет, — отрезал Рено. — Не важно. Просто... Давай просто пойдем дальше, ладно? Этьен лишь раздраженно хмыкнул. Какое-то время они шли молча. Горечью от Рено разило так крепко и живо, что в какой-то момент Этьен даже пожалел о том, что они шли сейчас так близко друг к другу, но все же не отстранялся. В конце концов, то, что происходило сейчас с Рено, было необходимо. И пусть Этьен не мог сейчас ощущать нечто схожее сам, он все равно думал, что чувствовать это хотя бы за чужой счет было бы правильно. — Знаешь, — выдохнул спустя некоторое время Рено, растянув губы в вымученной улыбке, — я вот все никак в толк не возьму, почему все же ты так не уважаешь богов. — Пф. Поверь, у меня для этого есть достаточно причин. — Я могу тебя понять, но все же это грешно. Как бы то ни было, каждый человек должен испытывать почтение к тем, благодаря кому ему дозволено быть здесь и сейчас. — Быть здесь и сейчас, значит? — Этьен зло усмехнулся. — Какая глупость. Я бы, знаешь, охотнее согласился быть где угодно, лишь бы не здесь и сейчас. Рено потупился, взглядом уткнувшись себе под ноги. Некоторое время в воздухе витало тягостное молчание, прерываемое едва ощутимым шелестом леса. — Но разве ты не рад, что тебе был дан шанс совершить хороший поступок? Разве не благодарен Эотасу за то, что выбранный им тебе путь ведет тебя к искуплению? — Ага. А еще я, видимо, должен быть благодарен Эотасу за то, что из-за него моя семья разорилась, вся моя страна обратилась в прах, а сам я испытал такое, чего не пожелаю даже последнему мудаку. — Все мы так или иначе страдали. — Рено заглянул ему в глаза. — Но без страданий не может быть и раскаяния, а без раскаяния — искупления. Разве не так? Свежий ветер подул им в лицо; по спине Этьена пробежали мурашки. Лес был прохладен и тих, и ничего, казалось, его не тревожило. Рено же все так же смотрел Этьену в глаза, словно ожидая, что тот поддержит его слова. Учитывая, что практически весь он до сих пор был заляпан чужой кровью, выглядело это довольно иронично. — Уже проповеди, значит, читать начал, — мягко усмехнулся Этьен, отведя от лица клонившуюся к нему ветвь. — Берегись: еще немного с Лютом потаскаешься, и того гляди заделаешься священником. Рено несколько мгновений мешкался. — Я не... Не думаю, что теперь имею на это право. — А почему нет? — искренне спросил Этьен. — Я чего только в свое время о церковниках не слышал. Мне кажется, даже среди них убийц будет предостаточно — вспомни даже Люта с этим его храмом. Тем не менее, ему все еще хватает наглости считать себя священником. Слова явно не произвели на Рено должного эффекта, и потому практически сразу в грудь Этьену колко впилась чужая досада. Этьен вздохнул. — Ну, к тому же... Может, Эотас простит тебя, если ты посвятишь ему всю свою жизнь? Да и... Я думаю, если все удастся, тебе уже не трудно будет вести людей к искуплению. Некоторое время Рено молчал, затем все же выдохнул. — Ну... Может быть. Несмотря на сказанные слова состояние его нисколько не изменилось. Но в конце концов Этьен решил, что так оно и должно быть. — А что там с твоей семьей? — А что с ней? — Ну, ты упомянул, что из-за Эотаса… — А… Ну, поверишь или нет, но я когда-то был сыном одного ушлого чиновника. Жил весь в роскоши, спал на шелковых простынях, ел всякую дрянь привозную… У меня даже конь свой был! И... Девушка. Красивая, ученая, всегда была в модных аэдирских тряпках, задави ее Колесо. Хорошо было, на самом деле. Я тогда думал, что так и всю жизнь проведу. В охотах, приемах, беседах со светскими дамами. А потом власть узурпировал Вайдвен, и папенька мой мигом оказался на улице без копейки в кармане. Может, это неправильно, Вайдвена в таком винить — в конце концов, из-за таких, как мой папенька, народ бедствовал. Но тогда я этого всего, конечно, не понимал — когда на улице остался. Думал, жизнь кончена, на дурость уже едва не пошел. А оно видишь, как в итоге обернулось… Даже не знаю, радоваться теперь или плакать. — Ох. Так ты, значит, дворянин... — Да какой там. Меня же в Редсерасе если узнают, то шкуру живьем спустят. Что из-за происхождения, что из-за дезертирства… У меня теперь там, получается, вообще никаких прав нет. Что уж говорить о титуле… — Ну… Я тебе сочувствую. Хоть и не знаю, каково это. — Спасибо, чего уж. — Но попробуй посмотреть на все это по-другому: ты ведь смог в итоге узнать и научиться такому, о чем аэдирские дворяне вряд ли даже подозревают. — Ты это о том, что иногда еда на входе выглядит так же, как обычно выглядит на выходе? — Нет. Это я о вере. Вскоре, когда склон увел их к пологому оврагу, вынудив еще дальше отойти от дороги, невдалеке послышался едва уловимый мерный плеск воды. Этьен тихонько шикнул на Рено, задумчиво пинающего валявшиеся на пути ветки, и они пошли дальше, чуть пригнувшись и навострив слух. Как и ожидалось, вышли они к крохотному ручейку, бьющему из расколотого камня и бегущему куда-то еще дальше в лес. Вода его была чиста и прозрачна, отчетливо являя наблюдателю покатые камешки, скрытые на дне. Но интереснее был не сам ручей, но человек, склонившийся над водой с собранными в пригоршню ладонями. Он был худ, молод и одет в простенькую солдатскую броню: кожаная кираса на его груди, в нескольких местах увенчанная следами от мощных рубящих ударов, носила столь же поношенный вид, сколь и его дешевой выделки сапоги. Из правого голенища у него выглядывала рукоять кинжала, а на поясе болтался меч, ножны которого так же казались дешевыми и изрядно потрепанными временем. Щеки человека были впалыми настолько, что возникали подозрения, будто не ел он не меньше недели; смуглое его лицо имело неправильные угловатые черты, из-за чего сам он казался некрасивым. Однако у Этьена быстро появилось ощущение, будто лицо это он уже где-то видел. Припав к земле на некотором расстоянии, они с Рено внимательно наблюдали за тем, как человек пьет. Рено, разглядывая его, все время хмурился то ли от плохого зрения, то ли от чего еще. Спустя несколько мгновений выражение его лица сделалось донельзя удивленным. И в следующий же миг Рено, сорвавшись вдруг с места, бросился со всех ног к человеку, бессовестно громко выкрикивая имя «Конрад». Этьен хотел остановить его усилием воли, но быстро понял, что было уже слишком поздно. Солдат, казалось, поразился поведению буквально выпрыгнувшего к нему Рено не менее, чем сам Этьен. Темные глаза человека вылупились на подбежавшего, сделав выражение его лица похожим на рыбье. Он тут же поднялся с места, выплеснув зачерпнутую в руках воду, и быстро положил ладонь на рукоять меча. — Конрад! — радостно выпалил Рено, остановившись перед солдатом на противоположном берегу ручейка. — Живой! Боги, я так рад тебя видеть! Некоторое время человек, названный Конрадом, внимательно оглядывал его, все так же вылупив глаза и не отпуская кисти с рукояти меча. Затем он вдруг дежурно улыбнулся, медленно заведя лежавшую у меча руку себе за голову. — Рено? Ты, что ль? — неуверенно спросил он тихим голосом. — А кто же еще? Конрад улыбнулся чуть шире, но лишь на краткий миг. Глаза его быстро перешли к заляпанной кровью рубахе Рено. — Что это с тобой приключилось? — А, это… — Рено посмотрел себе на грудь. — Понимаешь… — На нас выпрыгнул из кустов бандит, и нам пришлось запачкать руки, — спокойно произнес Этьен, как из ниоткуда очутившись напротив Конрада. — Зуб даю. Давеча случилось. Конрад, резко вздрогнув, скептически разглядывал его некоторое время, выпрямившись и опустив руки по швам. Взгляд его, приняв привычное выражение, наполнился серьезностью повидавшего виды человека. — Хорошо, что сумели выбраться живыми, — сухо и все так же тихо заметил он через минуту, переведя взгляд обратно на Рено. — В последнее время от мародеров покоя нет. Я тоже рад тебя видеть, старый друг. Ты не представишь нас? Для человека, выражающего дружелюбие, Конрад выглядел слишком уж напряженным. Этьен уже знал, почему. Но разрушать теплоту встречи, которой так старался радоваться в этот миг Рено, он позволить себе не мог. — Разумеется! — Рено торжественно прокашлялся в носивший еще следы крови кулак. — Конрад, это — Этьен, мы с ним путешествуем вместе. Этьен, это — Конрад, мой давний друг и сын Аскольда. Перепуганная рожа мельника всплыла в сознании Этьена мгновенно. Недаром лицо Конрада показалось ему давеча знакомым: не заметить сходства отца и сына было трудно. Даже учитывая, что отца последний раз Этьен видел с посмертно замершей на лице лыбой, а сын больше напоминал прибитую шавку. — Он знает моего отца? — спросил после паузы Конрад, и по его лицу пробежала тень беспокойства. — Еще бы. — Этьен усмехнулся. Рено, на краткий момент строго на него взглянув, обернулся к Конраду, всем своим видом выражая сочувствие. — Да. Понимаешь, мы... Мы стали свидетелями его смерти. Правая рука Конрада дрогнула; он опустил взгляд, стараясь скрыть возникшее на его лице опустошенное выражение. — Что с ним случилось? — Сердце перестало биться. Мне очень жаль, Конрад. — Рено в какой-то момент подался ему на встречу, желая, видимо, положить на плечо руку, но, отчего-то смутившись, не стал. — Он был... хорошим человеком. Мы похоронили его, как подобает. Повисло молчание. Когда Конрад поднял на него глаза, лицо его не выражало ничего. — Благодарю. Впрочем, не будем о грустном. Как поживаешь, Рено? Ты, верно, возвращаешься домой? Рено вдруг замер, раскрыв рот на полуслове. В глазах его отразился на краткий миг испуг. — Домой?.. — Он быстро отвел взгляд, схватившись за свой медальон. — Нет, нет. Совершенно не туда… — За некоторую сумму твой друг, Конрад, соблаговолил проводить меня до замка вашего эрла. — Этьен принял деликатную позу, выпрямившись и положив локоть на ладонь одной руки, активно жестикулируя при этом другой. — Его владения неприлично плохо мне знакомы; к тому же, во время некоторого инцидента я потерял свою лошадь. Поэтому мне пришлось нанять из первой попавшейся деревни человека, прилично знающего окрестности и способного предоставить мне некоторую защиту. Конрад недоверчиво взглянул на болтавшийся у Рено на поясе меч. Выражение в его взгляде говорило о том, что меч он узнал. — Защиту, значит? И давно ты, Рено, обзавелся навыками мечника? — О, не понимаю твоего скептицизма. Конечно, Рено — не самый лучший вариант, но в таком захолустье выбирать и не приходится. Разумеется, после встречи с эрлом я смогу нанять себе достойную охрану. Рено, не спуская с Этьена взгляда, казался пораженным. Конрад, впрочем, мало изменился в лице. Несколько долгих секунд они с Этьеном увлеченно друг друга разглядывали. — Интересно. — Сощурившись, Конрад перевел глаза на Рено. — Я вижу, ты сильно изменился за время, пока меня не было. Приятно, что ты сумел найти себе приличную работу. — Да, я… — Рено едва не покраснел. Взгляд его был переполнен неоправданным стыдом. — Спасибо. А как ты? Как Анри? — Анри погиб, — безразлично пожал плечами Конрад. — От людей из его отряда слышал, что задавила конница. Говорят, тело больше напоминало коровью лепешку, нежели человека. Жуткое, в общем, зрелище. Рено отвернулся, не в силах что-либо сказать. Конрад казался невозмутимым: — Ну, а что я? Домой возвращаюсь. Хотел было отца порадовать. Решил даже на службе подольше поторчать, денег подкопить. Мельницу ведь давно бы стоило привести в приличный вид. Всю дорогу представлял, какое у него будет лицо, когда он увидит все мое жалование. Ну, чего уж теперь. Ты мне лучше скажи, трактир-то деревенский еще в ходу? — Да, — спокойно ответил Этьен, сощурившись. — Но принимают там скверно. — Странно. Обычно столь важные господа не остаются там без внимания. Впрочем, не мое это дело. Думаю, для такого, как я, лишнюю бутылку блаксона они все ж разыщут. Конрад легко перепрыгнул через ручеек, не удостоив их даже взглядом. Но, очутившись рядом с Рено, неожиданно замер. Лица их, повернутые друг к другу профилем, находились на расстоянии даже меньшем, чем половина ярда. — Ты был мне хорошим другом, Рено, — почти шепотом процедил Конрад, не разворачиваясь. — И поэтому сейчас, несмотря на то, как вы двое заврались, я разрешу вам идти. Но если потом, дома, я узнаю, что с отцом случилось не то, что ты мне рассказал, я найду тебя, будь ты хоть в Движущейся Белизне, и выпотрошу, как рыбку. Помни об этом. — Конрад, я… Не дослушав его, Конрад отпрыгнул в сторону, по направлению к возвышающейся над ними дороге. Вдруг он остановился и, едва не пошатываясь, стоял к ним спиной несколько долгих мгновений. Затем, выдохнув словно бы с облегчением, Конрад обернулся через плечо, посмотрев Этьену прямо в глаза. Взгляд его был не читаем, но Этьен все равно знал, что за ним сейчас скрывалось. — Бывайте, — кратко улыбнулся Конрад. — Надеюсь, не свидимся. Несколькими широкими шагами он поднялся по склону, и через несколько секунд фигура его пропала где-то наверху. Рено протер глаза рукавом. Этьен мимолетно дотронулся пальцами до своих губ, проверяя, не выступила ли на них кровь. — Что ж, — облегченно подытожил он, проводив Конрада взглядом. — Это было познавательно. Рено не ответил ничего, молча отцепив с его пояса бурдюк и нагнувшись к бурлящему у их ног ручейку. Этьен, впрочем, и так прекрасно знал, о чем он сейчас думает.