Ревнитель веры

Когда они пошли дальше, пополнив запас воды, Рено, погруженный в свои мысли, был необыкновенно тих. Лицо его казалось настолько опустошенным, что Этьен все же счел благоразумным держаться сейчас от него на некотором расстоянии. В конце концов, хоть кому-то из них нужно было сохранять здравый рассудок. Следов проходившего мимо отряда все так же не было видно. Возможно, они отставали от солдат всего на пару-тройку часов, но Этьену казалось, что нагонять их им придется еще целую вечность. Чувствовал он себя отчего-то донельзя меланхолично, и нельзя было сказать, оказалось ли это состояние навеяно идущим невдалеке Рено. — Слушай, — выдохнул в конце концов Этьен, нагнав его. — Мне это надоело. Говори уже, что там у тебя на уме. — Нет-нет. — Рено спешно отмахнулся, мимолетно улыбнувшись. — Прости меня. Все хорошо. — Вижу ведь, что нет. Рено резко остановился. Лицо его на краткий миг исказилось, но, поборов это выражение, он все же сделал шаг вперед. — Слушай… Ты ведь знаешь, что он чувствовал? — Этьен мельком кивнул. — Тогда скажи… Он меня ненавидит? — Нет. Он тебя просто подозревает. Это разные вещи. Рено выдохнул. — Я очень не хотел расставаться с ним на такой ноте. Может, тебе не стоило ему врать... — Не стоило, говоришь? — зло усмехнулся Этьен. — По-твоему, было бы лучше, если бы он прямо там и скрутил нас? Или если бы я поджарил ему мозги? Мне не стоило ему врать, ха, подумать только, кто мне об этом говорит! Ты бы сам хоть иногда думал, что творишь, Рено! Рено, вздрогнув, резко опустил голову. — Я не подумал. Прости меня. Этьен тяжело вздохнул. — Ладно, не переживай, — как можно более ободряюще сказал он. — По крайней мере в этот раз ничего страшного не случилось. А Конрад придет домой, из крайне неэтичных соображений раскопает, скорее всего, могилу и убедится, что ты ему не врал. Уверен, он не перестанет считать тебя хорошим человеком. — Которым я никогда не был. Этьен, возведя очи горе, отстранился. — Опять за старое. Ты можешь хотя бы объяснить, что с тобой... Что с тобой, по крайней мере, было не так, чтобы во мне после этих твоих слов каждый раз не просыпалось желание залезть тебе в голову? Рено, вновь остановившись, заглянул ему в глаза. Выражение, замершее в его взгляде, ясно говорило о том, что ответа не последует. — Ладно-ладно, — усмехнувшись, ретировался Этьен. — Не хочешь — не говори. Дело-то твое. Только уж сжалься и просвяти меня, что там была за шутка про твой дом. Если не узнаю, то, кажется, умру на месте. Несколько мгновений Рено тягостно молчал, вплотную глядя на Этьена. Затем, коротко вздохнув, он ступил вперед. — Никакой шутки не было. Было только очередное напоминание о том, чего я предпочел бы не помнить. — Рено… — Что «Рено»? Милостивый Эотас, Этьен, я ведь не такой, как ты. Я не могу взять и сходу выложить все свои грехи, а затем молча ждать суда. Пожалуйста, дай мне время. Этьен, мимолетно пожав плечами, махнул рукой. У него было острое, какое-то даже низменное желание разговорить Рено, но переходить границы прямо сейчас казалось ему сущей глупостью. В конце концов, мир между ними все еще казался хрупким, словно только-только пробившийся на поверхность росток, и грешно было позволить ему преломиться. — Прямо-таки грешно, — вслух усмехнулся своим мыслям Этьен. Рено его, впрочем, не услышал. Неуверенно постукивая по земле своей палкой, он вновь целиком погрузился в себя. Они шли в молчании довольно долго, минуя заросли кустарника и молодой поросли, пока путь им не преградил поднимающийся кверху склон. Над их головами, поблескивая на солнце песком, виднелась дорога. — Кажется, развилка, — без удовольствия заметил Этьен. Рено лишь пожал плечами. Преодолев подъем, они вернулись по дороге чуть назад — туда, где виднелся казавшийся покосившимся деревянный указатель. Когда они приблизились к нему вплотную, стало ясно, в чем была проблема — одна из стрелок, указывающая на дорогу, откуда они только что пришли, оказалась частично сломанной. О ее примерном направлении свидетельствовали лишь несколько оставшихся на неоторванной части символов, которые при нехитром размышлении можно было сложить в слово «долина». — Долина Милосердия, — произнес Рено, вздохнув. — Достаточно недалеко от твоей деревушки. — Этьен лукаво сощурил глаза. Заметно сильнее обычного. — Странно, как это вы не заметили проходившее мимо вас войско. Рено мельком взглянул на него, блеснув глазами, затем вновь обернулся к сломанному указателю. Во взгляде у него замерло странное, но уже достаточно хорошо знакомое Этьену выражение. Светлые глаза Рено глядели на указательный знак так же, как еще совсем недавно смотрели на залитую кровью грудь Дарела. Было в этом что-то неправильное. — Оно шло параллельно нам, — сухо сказал спустя минуту Рено. — К тому же на довольно неблизком расстоянии. — Как скажешь. Значит, наши беглецы направились в противоположную сторону. — Вероятно. Дальше пошли прямо по дороге. Лес едва ли не завел их в неверную сторону, и теперь, пусть риск и был велик, продолжать идти в его угодьях явно не стоило. По левую сторону от дороги все так же тихо гудел перелесок; с правой бежали холмистые, посеребренные солнечным светом равнины, густо поросшие травой. Спустя некоторое время солнце, все больше клонившееся к западу, спряталось за реденькой тучкой; начал накрапывать мелкий дождь. Где-то внутри Этьена вспыхнула горечь от потери своего замечательного расшитого плаща. Спрятаться от пусть и редких, но назойливых капель ему теперь не представлялось возможным. Зато от дождя и наглых ворон где-то позади был сейчас укрыт Дарел. Рено шел с Этьеном бок о бок, то и дело опуская в дорожный песок свой импровизированный посох. Над ним, словно зловонное облако, витала тяжелая дума. Соблазн влезть в нее был неприлично велик, но Этьен изо всех сил старался себя сдерживать. В конце концов, залезать сейчас в чужую голову было попросту нечестно. Он ведь согласился подождать. Если бы Этьен узнал все его интересующее прямо сейчас, то оказался бы самым настоящим предателем. В первую очередь — в собственных глазах. Спустя еще десяток шагов дождь стал усиливаться. Этьен, бормоча проклятия в адрес всех возможных богов, спрятал под туникой свою сумку. Рено, почему-то вдруг улыбнувшись, невозмутимо подставил дождю лицо. Оставшиеся на нем кровавые разводы, смешавшись с водой, плавно стекали ему на плечи и грудь. Заметив это, Рено улыбнулся еще шире; глаза его впервые за долгое время вторили этому выражению. Этьену, пусть он и продолжил ругаться на непогоду, определенно приятно было видеть лицо своего друга таким. Пусть, возможно, по отношению к убитому Дарелу это и было неправильно. Впрочем, улыбался Рено недолго. Вновь обратив взгляд к дороге, он вдруг резко помрачнел; затем глаза его расширились, и Рено, затаив дыхание, обернулся к Этьену. Тот, в свою очередь переведя взгляд на намокший песок, сразу же почувствовал, как его застигло облегчение. На мокрой дороге ясно вырисовывались множественные следы. — Совсем свежие, — восторженно заметил Рено. — Боги, они ведь менее, чем в часе пути от нас! — И правда. Не скажу, что чудо, но все же это удивительно. — Наверняка задержались где-то по пути. — Глаза Рено вдруг забегали по округе. — Надеюсь, с нашими друзьями все хорошо. — Уверен, что так. Они пошли дальше, ускорив шаг. Солнце тем временем медленно выползло из-за тучи, окрасив все вокруг тусклым золотистым сиянием. Побряцав по взмокшей земле еще несколько мгновений, дождь мало-помалу стих. Этьен, впрочем, практически этому не обрадовался. Спасение эотасианцев было от них всего в нескольких шагах, и очень скоро все должно было вернуться на круги своя. Для Этьена это, в первую очередь, означало то, что теперь возможность поговорить с Рено наедине могла выпасть совсем нескоро. Да и рожу Люта с его дружками, если честно, видеть ему совсем не хотелось. А ведь кто знает, сколько еще времени им придется шляться вместе… Раздражение плавно закипало в Этьене где-то в районе солнечного сплетения. Боги, ну почему все вновь складывается самым противным образом! Неужели Эотас так сильно его презирает, что даже будучи мертвым умудряется из раза в раз вставлять ему палки в колеса? Этьен встряхнул головой. Нет, больше ждать было нельзя. Может, Рено вообще не захочет разговаривать о чем-то столь для него щекотливом, когда они снова пересекутся с эотасианцами. Мысль об этом назойливо билась у Этьена в мозгу. В какой-то момент он понял, что терпеть ее у него больше нет сил. Он должен был узнать все сейчас. — Слушай, — мягко заговорил Этьен, заглянув Рено в глаза, — я понимаю, что вроде как должен еще подождать, но я, если честно, беспокоюсь. В конце концов, мы совсем близки к развязке, и, может, это наша последняя возможность поговорить наедине, так что… Он замолчал, потому что Рено вдруг замер на месте. В глазах его пронеслось мимолетное выражение испуга. Впрочем, он быстро отвернулся, а когда посмотрел на Этьена вновь, то взгляд его, как и обычно, не выражал ничего. — Да. Ты, пожалуй, прав. Только для начала позволь мне уединиться. — Зачем? — раздраженно спросил Этьен. — Это как минимум небезопасно. К чему это? Рено смотрел на него неотрывно. — Этьен... Пожалуйста. Этьен тяжело вздохнул. — Как угодно. Я буду здесь. Кричи, если что случится. Рено, кивнув ему, в один миг спрыгнул в сторону перелеска и очень скоро затерялся среди деревьев. Хмуро выдохнув, Этьен уселся у противоположного края дороги — там, где открывался исчерпывающий вид на близлежащие равнины. Отчего-то ему захотелось курить. Понуро взглянув на болтавшийся на поясе мешочек, Этьен вздохнул. Дарел, видимо, собирался пополнить запас табака, когда вернется домой. У Этьена же, вероятно, такая возможность могла появиться еще нескоро. Нужно было экономить. Он встряхнул головой. Да какая разница, сколько там осталось табака? Он ведь сейчас наконец узнает нечто очень важное, нечто такое, о чем не говорят с кем попало! Ведь если Рено так легко смог убить человека, значит, в прошлом он явно совершал вещи и похуже. Этьен должен был узнать все сейчас. Он должен был уже наконец осознать, что же все-таки Рено за человек. Он должен был убедиться... Что они с Рено все-таки не похожи. Даже если это заставило бы Этьена прямо сейчас же и уйти. Он усмехнулся своим мыслям. На самом деле это было забавно — найти кого-то, кому он наконец смог довериться, и тут же понять, что доверять этому человеку вовсе не стоило. Хотя, наверное, Этьен иного и не заслуживал. После всего, что случилось. А заслуживал ли Рено?.. Время тянулось медленно. Дабы занять себя чем-то, Этьен, положив голову на поставленную на согнутое колено руку, принялся разглядывать окрестности. Дорога впереди делала резкий поворот направо и, поднимаясь на ближайшем холме, терялась где-то впереди. То, что происходило за равнинами дальше, разглядеть отсюда практически не удавалось. Этьен поднял голову, стараясь получше рассмотреть картину за холмами. Лес все так же возвышался по левую сторону от дороги, сливаясь одной темной линией далеко у горизонта — значит, к закату отряд мог остановиться на ночлег именно в нем. Впереди вновь виднелись покатые равнины, вырисовывалась золотой нитью дорога. И тут Этьен отчетливо разглядел на ней жирную черную точку. Точка двигалась крайне медленно и, казалось, все больше смещалась в сторону леса. Затаив дыхание, Этьен наблюдал. Спустя некоторое время точка и правда явно сделала поворот к зеленой полосе леса и, помаячив перед глазами еще пару мгновений, окончательно в нем пропала. Этьен вскочил с места. Пропади он пропадом, отряд действительно отправился на ночлег! Он взглянул на небо: заметно порозовев, солнце нависло над полосой леса, образовав над ним еле заметную позолоченную линию. Близился закат. Значит, ждать еще больше было нельзя. Обернувшись назад, Этьен почувствовал, как сердце у него резко екнуло. А ведь и правда — времени уже прошло намного больше, чем он думал. Значит, Рено либо смылся, либо угодил в беду. В обоих случаях это не предвещало для Этьена ничего хорошего. Не медля более ни секунды, он рванулся в перелесок. Деревья в нем были еще совсем юны, а от тех, что постарше, остались лишь неприглядные поросшие мхом пеньки. Значит, разобрать окружение будет легко. Этьен шел вперед, практически не разбирая дороги и судорожно вертя головой по сторонам. К его неудовольствию, лес впереди становился все более густым. Неужели Рено и впрямь мог уйти так далеко? Этьен резко остановился. Столь беспорядочный метод поисков вряд ли бы привел его к желаемому. Закрыв глаза, он прислушался — вначале физически, а затем, не разобрав никаких полезных звуков, мысленно. Радиус действия его назойливого таланта был достаточно велик, поэтому, в теории, начать чувствовать мыслепоток Рено он мог довольно скоро. Глядя на округу из-под чуть прикрытых век, Этьен направился вперед, интуитивно чуть сместившись вправо. Пусто. Ни единого телодвижения. Затем он двинулся еще дальше, сделав несколько быстрых шагов теперь уже влево — и вновь пусто. Подавив раздражение, Этьен остановился и, прикрыв глаза, попытался призвать всю свою возможную концентрацию. И это дало эффект. Но вовсе не тот, который Этьен ожидал. «Эотас… где бы ты ни… прошу, услышь…» Мгновенно у Этьена появилось чувство, что он забрался кому-то в постель в самый интимный момент. Конечно, в целом залезать в мысли — это совсем неэтично, но залезать в такие вот мысли — это очевидный верх крайности. Этьен встряхнул головой. Сейчас это не так важно. Важно было найти источник этого мыслепотока. А затем, вероятно, извиниться. Возможно, не единожды. Он всецело настроился на пойманную мысль, сделав шаг в сторону ее предполагаемого источника. Спустя несколько секунд отдельные слова стали сплетаться в связные предложения, а затем Этьен смог различить идущую мысль полностью. Словно бы ухватившись за ниточку, он шел вперед, петляя между деревьями. «Эотас, я знаю, что не достоин твоей милости, но, прошу тебя, внемли мне в самый последний раз, потому как без твоего ясного света я немощен и бессилен перед лицом того, что мне предстоит сделать.» Он говорит о том, что планировал рассказать? Или о спасении, которое они собираются осуществить? Этьен выдохнул сквозь сжатые зубы. Если Рено действительно настолько сложно все это, то почему он рассказывает о своей неуверенности вероятно мертвому уже богу, а не явно живому и находящемуся у него под носом Этьену? «Прошу тебя, Дитя Света, дай моей грешной душе сил, дабы и дальше следовать по намеченному Твоею рукою пути. Лишь твоей милостью я до сих пор жив: умоляю, не дай этой жизни закончиться, пока я не приду к свету.» С бега он плавно перешел на шаг. Рено был где-то совсем близко; помимо молитвы, в сознании Этьена начали проявляться и обрывки других, более глубинных мыслей. Спустя еще несколько шагов его наконец захлестнула и чужая эмоция, от чего у Этьена едва не перехватило дыхание. Столько в ней было и боли, и отчаяния, а вместе с тем и совсем призрачной надежды; каждая из этих составляющих при этом была такой яркой, что на глаза едва не начинали наворачиваться слезы. Этьен остановился. Он заглушил чужой мыслепоток у себя в голове, насколько мог, и, смахнув с глаз непрошенную влагу, двинулся дальше, беззвучно ступая на непокрытые листьями и ветвями участки земли. Спустя некоторое время Этьен наконец сумел различить меж деревьев тонкую фигуру Рено. Он стоял на коленях, упершись в них руками и опустив голову. Его палка, как и ожидалось, была уже где-то утеряна. Когда Этьен достиг ближайшего к нему ствола, частично укрывшись за ним, Рено его не заметил. Оно и неудивительно: той концентрации, с которой он читал свою молитву, мог позавидовать и сам Этьен. — Молю тебя, Эотас, — говорил Рено уже вслух, — не дай мне оступиться. Прошу тебя. Только не сейчас, когда я так близок к искуплению. В один миг Этьена обуял стыд. Не только потому, что он вторгся в чужую молитву. Больше всего в нем самом его возмущало лишь то, что он позволил себе с такой настырностью вымогать у Рено удовлетворение своего праздного любопытства. Как он вообще мог? Сейчас, когда мысли Рено относятся к гораздо более важным вещам, как он мог отвлекать его чем-то настолько бессмысленным? Выдохнув, Этьен сделал шаг к дереву, перед которым расположился Рено. Собственные его мысли путались, затуманенные отвращением к себе самому. Он не понимал, стоило ли вообще сейчас что-либо говорить. — Ты думаешь, он слышит тебя? Рено вздрогнул, но оборачиваться не стал. Руки его медленно сжались в кулаки. — Я не знаю, — тихо сказал он. — Но мне хотелось бы в это верить. — Но... разве ты не считаешь, что он жив? — Я ничего не знаю, Этьен. Мне страшно даже думать о том, что Эотас действительно мог умереть. Но я… Я не могу быть ни в чем уверен. У Этьена опустились руки. — Какой же тогда во всем этом смысл?.. — В поисках, — скупо улыбнулся Рено, наконец обернувшись. — Мы с тобой ищем ответы, помнишь ведь? И я не успокоюсь, пока мы их не найдем.