ᛜᛜᛜ
Снова слабость. Снова хрипы и тяжесть в руках и ногах. И снова некоторая слепота. Мужчина — или всё же парень, он ещё слишком молод даже по меркам простых смертных — в который раз сетовал на треклятые эксперименты и чёртовы аспекты. Но это было необходимо. Его тело просто обязано принять это, иначе всё, что они ни сделают, будет бесполезно. Регнатору тоже не удалось, но, если вампир и Дукс Нонус правы в своих догадках, он был довольно близок к обретению короны, к становлению полноправным Королём Вампиров. Увы, Регнатору не хватило ни знаний, ни терпения, ни… добропорядочности. Хотя чего от вампира ожидать-то? Уж точно не человеколюбия и порядка. Конунг в этом отношении почти что белая ворона. Для вампира мир — это хаос. Вечная борьба всех со всеми, вечное сражение за первое место, которое всё время пустует, но никем ещё не занято. Лишь единожды одному вампиру удалось встать на место монарха и временно подчинить себе вампирский мир… И очень ощутимо для всего мира упасть с этой вершины в пучину смерти и хаоса. До сих пор неясно, что точно произошло с Королём Вампиров, первым и единственным, но просто так он не мог ни проиграть кому-то сражение — в таком случае победитель просто встал бы на место Короля, даже если бы был необращённым монстром или простым смертным — ни просто умереть внезапно. У вампиров слишком хорошее «здоровье», чтобы внезапно умереть от, например, остановки сердца. К сожалению, тело Рекса — незамысловато себя первый вампир назвал — было церемониально сожжено, а вскрытия не проводилось. А Конунг был бы не против узнать хоть что-то о теле первого и единственного — пока что! — Короля Вампиров… — Нонус, — обратился к своему верному дуксу Конунг. — Да? — Ты отследил родословную Регнатора? Кто сейчас… из его потомков жив? — След обрывается, — смело ответил Александр. Он знал, что его босс не станет рвать и метать. Конунг не такой. Он, даже если не брать в счёт его периодическую (из-за экспериментов и процедур) слабость, спокоен и рассудителен. Он знает, что в мире бывают неудачи, и, раз такая напасть случилась, надо просто проглотить обиду на Мироздание и жить дальше. — Кто хоть последний известный тебе? — Иветта Зайренс. — Девушка, значит. — Да какая там девушка?! — прыснул Александр. — Бабка о пятидесяти семи годах! Была. Умерла сто восемьдесят — сто семьдесят семь, если точнее — лет назад своей смертью. В окружении тринадцати кошек и пяти котов. Если в ней и были вампирские гены, то явно спящие, на сильнейших в мире тормозах. Официально умерла бездетной… — Но это всё ложь, пиздёж и провокация. Я прав? — Оно самое, — подтвердил Дукс Нонус. — Основания полагать, что у неё таки были дети, хоть один, есть и они почти что железобетонные… Но увы, на ней след Регнатора обрывается, документы бессильны. — 'От холера. И её знакомых уже не поспрашиваешь, — пошутил Конунг. — Увы, пока что некромантия у нас за гранью научного и даже магического. — Пока что, — выделил вампир. Парень вздохнул и, встав со стула, пошёл по своим делам. Ему надо переговорить с Септимусом и Секстусом… И останется лишь ждать. Ждать и надеяться, что доктор Астер не пошутил, соглашаясь на его предложение. У него свои дела, конечно, но без его ядрён-изобретения и просто без его знаний будет туго и медленно. Ждать Конунг умел… но не любил.***
— Э-э-э… Это мой парень: Фриск! — представила Чара парня, стараясь не дать глазу дёрнуться. — Здравствуйте! — неловко поприветствовал Фриск мужчину перед собой, точно так же, как и Чара, стараясь не дать волю своему глазу… Слишком быстро, правда? Но этому всему есть объяснение: — Значит так, — трезвая, хотя она и пьяной была в полнейшем адеквате, Чара умылась, приоделась и тут же поспешила к Фриску. — Давай на чистоту: я заебалась копаться и разбираться в своих собственных чувствах и ощущениях, так что слушай: ты мне вроде бы и как бы нравишься! — Фриск был немного ошарашен, но виду не подавал. — Я не уверена толком, но порою довольно сложно думать о тебе как о всего лишь друге, — уже чуть более спокойным голосом продолжила девушка. — И вообще, я, очевидно, не умею признаваться и, если честно, мне и правда сложно разбираться что в своих, что в чужих чувствах. Так, всё, я всё сказала, — внезапно девушка рассмеялась, но потом, постучав кулаком по своей груди, успокоилась и протяжно выдохнула. — Наверное, это самое худшее в мире признание, — сказала она. — Я был бы не лучше, — наконец сказал что-то Фриск. Он был прав. Так-то ему ни разу не признавались, он и разу не признавался… и он просто не знал, чем, например, любовь отличается от достаточно крепкой дружбы с, к примеру, особыми привилегиями. И вообще, ему всю жизнь было как-то не до любви, так как в Подземелье детский труд был вполне легален и, самое главное, рентабелен: он окупался и позволял накопить лично или всей семье хоть что-то, хоть какие-то копейки, на которые можно было спокойно прожить следующий день. В общем, не до возвышенных чувств было Фриску, и потому он с полной в этом уверенностью мог бы назвать себя глупцом. Даже кусок камня в вопросе чувств к кому-то будет куда лучше Фриска. И Чары, как выяснилось. — Я конечно знаю присказку про «два дебила», — влез Эгос, — но чтобы вот настолько… — Фриск проигнорировал своё чудовище и начал думать и размышлять. По крайней мере с этим у него проблем меньше всего. Пока что. Было. — Я… должен что-то ответить? — чуть удивляясь, спросил Фриск. Вопрос был больше риторический. — Ну… Как бы… Я вообще в этом не разбираюсь, как и ты, так что если у меня что-то там где-то там в чёрном сердце — буквально чёрном — да есть, то я этого не знаю сам и понять без подсказки не смогу. — У тебя тоже настолько всё плохо? — улыбнулась Чара. — Хуже некуда, — кивнул парень. — Впрочем, если ты, как сказала, что-то ко мне взаправду иногда да чувствуешь, то у меня сплошное разочарование: я ни к кому ничего очень уж особого не чувствую. По крайней мере чего-то вот… вот такого неясного. И я почему-то уверен, что я даже не умею, как бы смешно это ни звучало, чувствовать что-то из розового разряда. У меня тяжёлый случай, — развёл руками парень. — Ладно, оставим этот разговор на попозже, — чуть наклонив голову и о чём-то задумавшись, сказала Чара и собиралась была уходить. — Прости, если что. — Да не, всё отлично! — и это правда так было: девушка не обижалась, не надумала себе лишнего. Собсвтенно, у неё тоже проблем, помимо любовных историй, не шибко меньше, чем у Фриска. Да и парень-то вампир, раз на то пошло, тут ещё как у кого мозга повернётся. — Может… кофе и шахматы? — вдруг предложила она. — А почему бы и нет? — пожал плечами Фриск и ушёл ставить чайник. На следующий день разговора с Чарой толком и не было. Фриск постарался присмотреться к себе, к ней… Но не заметил каких-то особо сильных ощущений при взгляде на неё. Даже уже зная про её чувства. Да и как-то и правда не до этого. Наверное. Было, пока одна чёрная тварь не вмешалась. — Знаешь, я должен выступать инфернальным злом и твоим Мистером Хайдом, а не свахой. — Я тебя и не просил выступать в роли свахи, — разозлился Фриск. — И я вообще не просил, чтобы у меня, да ещё и невозбранно, развивалась шизофрения. — Ну, тут ты сам виноват чуть-чуть. Впрочем, дам тебе совет: ты и правда ничего не почувствуешь. Если на то пошло, то у тебя, как у вампира, минимальная жажда как любви, так даже и сексуальных отношений, — Фриск отвёл взгляд и чуть покраснел. — Впрочем, они не отсутствуют вообще, но вампирам до любви как… пешком до Марса? — Не хочу признавать, — из пучин сознания послышался таки голос Евклида, который до этого молчал. По вине Эгоса, который его заглушал, — но твоя шизофрения права. — От того, что мне сей факт известен, сейчас ни жарко ни холодно. — Я это к чему, — снова материализовав свой излюбленный пыточный инструмент, дамскую пилочку для ногтей, произнёс Эгос. Он ей даже пользуется, но в основном ради образа и раздражающего двух других обитателей головы Фриска, самого Фриска и Евклида, шума. И занять нематериальные пальцы надо хоть чем-то. — К тому, что у вампира возвышенной любви никогда не будет. Вампиры «размножаются» чуточку иным способом, без традиций всунь-высунь. Они и это могут, но тут девять месяцев страданий для женщины против укуса практически кого-хошь и напоения его или её вампирской кровью. Ясен пень, что инстинкты подскажут тебе более простой вариант обретения, с позволения обозвать, «потомства». Так что можешь даже не стараться разжечь в себе пламя страсти: дохлый номер, инстинкты обрубят всю эйфорию. Есть, конечно, некоторые вампиры с обратной ситуацией, то есть с неудержимым либидо, но это не про тебя вообще, иначе… — Иначе что? — в который раз подтверждая свои догадке о неободимости психиатра в его жизни, попросил продолжить фразу парень. — Иначе бы ты уже поступил, как в было заведено стародавние: дубиной по голове и в пещеру, — шутя, всё же сказал Эгос. — Ага, — сквозь силу посмеялся Евклид. — Так как мы буквально живём в твоей голове, нам это всё видно куда лучше, чем тебе. Хотя я бы предпочёл вот конкретное это инфернальное нечто в глаза не видать. — Аналогично, — цыкнул Эгос. — Я уже вас обоих собираюсь выселить к хуям, — тяжело вздохнув, прошептал Фриск и постарался проигнорировать две назойливые личности. Фриск всё же рассказал Чаре всё, о чём ему поведали Евклид и Эгос. Даже не скрывал, что услышал это от собственного извода проблем с головой. Девушка посмеялась немного, но надёжности источника информации доверилась. Ну и заодно в который раз узнала что-то новое для себя: вампиры, оказыввется, в большинстве своём принципиальные аромантики и практически аскеты, и это даже не их вина. Это можно попробовать увязать с их куда ярче, чем у других разумных, выраженной агрессией и, как и говорили порождения сознания парня, отсутствием необходимости размножаться традиционно. — Если бы мне был дарован литературный талант, я бы сто-о-олько всего понапридумывала бы про вампирские укусы и ваши отношения с жертвами… А хотя… — загадочно протянула Чара. Хотя Чара что-то да придумала. Что-то, о чём услышать была рада ректор Альфис, если верить словам Чары. Оказывается, Альфис попросила её под вечер зайти в кабинет, а Чара просто, основательно переработав вообще всё услышанное и выкинув часть про Фриска как такового, якобы «поделилась идеями» с ящеркой, чьи глаза загорелись, а руки тут же потянулись к клавиатуре уже вечность работающего компьютера. Но увы, Чара получила сообщение, о котором уже знала, но которое бы получать не особо хотела. Отец попросил Чару, пока Вольцивит не улетел, а академии приостановили работу, пожить в их доме. Там скучно и пусто при всём его просторе, и Чара не горела никаким желанием снова там очутиться до самых каникул, а провести вечность в компьютере ей не сильно улыбалось. Особняк Мессеров для неё был словно обширная тюрьма. Первого класса уюта, но тюрьма. Чем ей там заниматься? Как, помимо извечных нулей-единиц, себя развлекать? Да и смысла в просьбе отца не будет: он же вечность на работе сам по себе сидит. Зачем ему дочь дома? Парадокс на парадоксе, но Мессер к ним уже привыкла от и до. И хотя привыкла, не любила. С другой стороны, она могла со спокойной совестью наконец хоть немного позлить вечно занятого отца и заставить его, если ему не откровенно наплевать, поволноваться. Мелочно, но отношения с отцом у Чары не самые хорошие… — Мне дома практически нехуй чем заняться, а так хоть с тобой можно будет поржать над всякими видюхами, играми и комиксами. — У меня было предчувствие, — закатив глаза, сказал Фриск. — Ну и ещё дай мне побыть эгоисткой. Так как тебе, де-факто, всё равно плевать на партнёра из-за завихрений природы, то побудь моим парнем хотя бы на бумаге. Сыграем в эту игру, а потом просто, если надоест, вдвоём забудем об этом, как о страшном сне. — Был бы ещё сон страшным, — усмехнулся Фриск и всё же в который раз поднял взгляд к небу, в данном случае к потолку, в бессильном порыве алогичных связей и собственных проблем в сером (и не только) веществе. — Кстати… А это слишком больно, когда вампир кусает в шею? — Ой, всё!