ᛜ
— Наш Эцих и его парни назад пришли. — Ну и слава древним богам, — отложив книгу, проговорил Конунг. — Приведи его. — Э-э-э, уже! — Я вернулся, чел! — дверь разве что с петель не слетела. — Практически с самого рождения не «чел». — Брось! Я, наконец, сам выбрался и вывел своих додиков из подземного мордора, — докладывал Вернон Эцих, восьмой дукс, он же Дукс Октавус. — Значит, настало время их репрессировать за потерю дорогостоящего обмундирования, — размеренно ответил Конунг и глянул на друга. — Вы же, как я понимаю, всё оборудование проебали, раз так долго выбирались? — Ну-у… Есть такое, — отвёл взгляд восьмой, признавая за собой промашку. — Ладно, нашли что? — Нашли. И тебе лучше будет лично взглянуть на это. Вот только… туда придётся топать пешочком. Не весь путь, ясно дело, но под землю спускаться очень глубоко придётся. Без телепортаций. Эта дура до сих пор работает, что, увы, закрывает нам любую возможность телепортироваться к ней или телепортировать её. — Мне уже страшно… — Страшен был древний «Прометей», — махнул рукой дукс. — Ещё страшна твоя «Прометея» неудачная интерпретация. А топать под земельку всего лишь так, какая-то прогулочка. — Но топать под землю за древней запчастью «Прометея» ещё страшнее, чем даже сам этот проект и моя — как ты там её обозвал?! — «Супернова» вместе взятые, — посмеялся Конунг. — будь готов показать путь. — С превеликим, — игриво поклонился Дукс Октавус. Конунг проверил, кто явился и кого ещё нет, и всё же решился, пока есть ещё время перед общим сбором дуксов, сходить и по своим не столь приоритетным, но всё же важным делам. Не все дуксы ещё пришли, не все могут отложить свои дела вот прямо сейчас. — Док, можете меня телепортировать? — Скажите куда, и я всё рассчитаю. Но на другой край земли, конечно же, я вас не перемещу, тут увы. — Нет, тут всего-то километров триста-четыреста, не больше. — «Всего-то», да? — саркастично учтонил доктор Астер. Но это и правда было из разряда «всего-то». — Скоро. — Эцих пока за главного, — махнул куда-то в сторону своего друга Конунг и отправился. Не прямо сразу, куда надо. На всякий случай придётся преодолеть какое-то расстояние своими ногами, пока они снова не отсохли в ходе очередного приступа или новой мутации… Конунг ненавидит биомагию. Даже больше, чем философию, с которой ему приходится любиться во имя своего суперпроекта. Здесь, с философией, у Конунга очень много точек соприкосновения как с Нонусом, так и с доктором Астером. Но коль хочешь как-то с этим жить — придётся научиться и вертеть.***
Атмосфера была крайне напряжённой и недружественной, как вампир и предполагал. Больше всего Шрифту-младшему не нравилось, что эта женщина, очевидно, использовала особую свечу. Слава кому бы то ни было, что не самую рабочую. Ну по-видимому. Амбре от этой свечи было одновременно похоже на странную смесь из легкоразличимых запахов свежей крови, кофе, дешёвого парафина и, по какой-то неведомой причине, клубники. То, что эта дрянь должна была делать, лежало разве что не на самой поверхности: вампиров искать. Наверное. В любом случае, Фриск ощущал слабое воздействие этих ароматов на своё сознание, но оно было столь слабым и едва заметным, что ему не нужно было даже усилий прикладывать, чтобы скрыть свою без Эгоса внутри головы рвущуюся наружу уже не так активно натуру. Но помимо свечи, Фриску не нравились и последние события, в том числе переданная скелетом записка от отца. И это неприятное совпадение. Фриску Хельга ещё в начале года не сильно импонировала, раз уж на то пошло, да и Гастер не за просто же так не любит ордена. Ведь так? И даже если у Фриска просто из-за факта здесь обучения целью является членство в каком-либо ордене, сам парень туда не торопится, в том числе по их хвалёной Протекции. В общем, отказано. Не сейчас уж точно, а там пусть как хочет вертится. Хотя сам бы Фриск вряд ли смог так просто отказать, особенно в текущей ситуации с Вольцивитом, когда он теперь на земле, но есть Азриэль и его королевские прерогативы или как бы это ещё ни называлось там. — То есть… вы не согласны? — она не была удивлена. Тут уже никто ничему не удивляется, кажется. — У нас скоро каникулы. Дайте нам немного отдохнуть, восстановить силы, мозги, и ещё времени подумать в довесок. И незадолго до начала семестра мы с вами***
— Я поражён! — услышал Фриск уже сто раз приевшийся голос. Механический эффект не добавил ему никакого улучшения. Всё такой же раздражающий. — Что на сей раз? — Как бы… Твои друзья и даже эта Хель-как-там-её или слепые, или тупые… или умные, которые вовремя прикидываются тупыми. Склоняюсь к первому и второму вариантам. — Не начинай… Эгос не молчал. Он, как почувствовал относительную свободу и независимость, почти не затыкался, когда Фриск и… типа-Фриск оставались одни. Но всё же некоторые его советы и советы паразита внутри Фриска — хотя тогда какой из Евклида вообще паразит? — оказывались полезными. Фриск, во-первых, освоил технологию Регниса настолько, насколько его уставшие мозги вообще были способны. Он тренировался, набирался опыта в поединке с тенью или как это там должно называться… Фриск хотел поддерживать форму и не падать в грязь лицом. Ему это было не столь-то необходимо, Фриск уже сильнее многих и мало кто ему решился бы перейти дорогу, да и парень правда даже слишком силён в магическом плане, в особенности для начинающего, коим Фриск теперь уже официально не является — второкурсник же! Но всё ж таки… было ощущение затишья. Противное ощущение, что тишина и покой могут в один ужасный день смениться чем-то не сильно хорошим. Надо было и дальше удивлять всех и себя в том числе. На повестке дня огненная, етить её, магия. Фриск до сих пор пользуется ей неумело. Хотя глупо было бы от него ожидать какого-то мастерства в этой стихии, особенно когда вампир занят, по сути, самообучением. Когда учишься один, лишь ошибки закрепляешь. Фриск знал это. Но пока что иного выхода у него не было. Не только из-за занятости профессоров. Уж Альфис-то могла бы найти кого-то и вычленить время для одного из своих уже обожаемых, хотя и пересекались они хорошо если три-четыре раза за этот год, учеников. Нет. Тут вся подлянка — как же это «неожиданно», ха?! — в вампиризме и его реакции на огонь. Чёрт только и знает, почему Фриск, будучи вампиром, не рассыпается в прах, но вся соль в глазах. Спустя какое-то время пользования огненной магией уровнем повыше бытовой, по словам Чары, глаза у парня приобретают весьма и весьма характерный для вампира вид. Но в сей раз, помимо привычно чёрного белка и радужной оболочки, от глазниц к ушам или даже чуть повыше исходят некие чёрные линии, очень напоминающие узоры ветвей кровеносных сосудов. И эти чёрные линии переливаются-светятся попеременно красным и синим цветами, снова потом возвращаясь к чёрному. Тускло, но заметно. Фриск и сам ощущает эту неурядицу с глазами, но это больше похоже на странное тепло и концентрацию магии вокруг глаз. В зеркало он себя таким пока не видел. Но он точно знает, когда это начинается. Когда огонь краснеет. Когда краснеет вообще вся его магия. Он это не контролирует. Однако Фриск знал и помнил, что красный — цвет его души. Настоящий цвет, а не чёрная пелена. Огонь разгоняет тьму — метафора, конечно, но подходит идеально, — и родной цвет души пробивается наружу вместе с огнём. Вместе с любой иной магией. — Чисто если так пораскинуть мозгой, то возможен и чёрный огонь, но лишь в теории, — подал голос вдруг Евклид. — Цвет вампиров — чёрный, — продолжил паразит, — и хотя не каждая магия у вампиров «окрашена» в него, у так называемых первородных бывает и такое: чёрная молния, чёрный лёд, чёрное что угодно, даже чёрный свет. — Ты ещё скажи чёрный воронок, — встрял Эгос. — …соответственно, возможен и чёрный огонь, но… — Но? — Фриск хотя и не проявлял особого интереса сейчас, запоминал. На всякий случай. — Но чёрный огонь — это когда первородный вампир пользуется огненной магией, а не обращённый. А вампир не может родиться с аспектом огня, как не может «явиться» первородный с огненной основой. Да и без огня в основе они вообще не могут использовать огненную магию напрямую, как это может, например, человек с основой льда и даже с фоном льда. Отсутствие огненного аспекта и ваша к нему уязвимость — это самый базис вампирского, так сказать, существования. Ты обращённый вампир, и потому ты, когда-то бывший человеком, можешь воспользоваться этой лазейкой, чтобы использовать огненную магию «от имени» своего чудом только не помершего человеческого естества, от имени своего существующего огненного аспекта. По идее, иные обращённые с огненным аспектом и-или огненным фоном тоже могут, но их, обычно, сжигает ещё даже до окончания стадии буйства, она же стадия новообращённого. Даже больше скажу: ты у нас и правда особенный, поскольку обращение в вампира никак не задело твою врождённую магию. И это не из-за твоего нежелания быть вампиром и жить как человек. Много кто пытается жить как раньше даже если мы учтём агрессивность большинства. Ты не один такой «гений», и не у тебя одного злобы не слишком много, чтобы мочь прятаться в обществе и почти не палиться. Хотя насчёт последнего я бы поспорил. Но ты единственный, кто является вампиром с огненным врождённым естеством. — У меня сейчас есть резонный вопрос, — встрял Эгос. — Для паразита ты слишком сведущ. Даже я этой херни не знаю… хотя я не знаю того, чего не знает он. Но всё равно! — Фриск не первый мой носитель. Ещё до зарождения у меня сознания, я, наверняка, много магии высосал из людей и монстров. И много информации от предыдущих носителей во мне осталось даже с тех времён. Но всё же основную часть своих знаний я почерпнул от двух братьев-учёных, которые мой феномен изучали в которых я проживал попеременно. Именно они дали мне определение самозародившейся души. — А… — А потом их не стало. Они не были какими-то крутыми магами, у них были лишь мозги и какой-то магический базис на уровне ребёнка, а потому от нападения вампира они не особо были защищены. Вот такая вот проза жизни. Впрочем, не о ней идёт речь. — Продолжи лучше, что ты там рассказывал до этого, — попросил Фриск. — Да-м, так вот… Я, проживая в тебе, заметил, что огонь в тебе ещё горит. Не буквально, конечно, с магией приходится уходить в области вне привычной физики Времени-Пространства. Именно поэтому я советовал тебе всё же заняться магией огня. Да, неприятно поначалу и муторно, но оно того стоит. Ни один другой вампир не может похвастаться огненными заклинаниями. Даже если он выживет после пламенного чего-то, что наколдовать сможет, то ему сначала зарядит по мозгам, а уж потом, когда ему окончательно снесёт крышу, он не рассчитает силу огненного заклинания и всё же испепелит сам себя с очень высокой вероятностью. Некоторые вампиры, сохранившие-таки какие-то огненные остатки и чудом не сгоревшие после обращения, могут использовать это буквально как… как банзай-атаку, как камикадзе, если тебе такой термин знаком. В общем как последнее слово перед смертью. Попытка забрать в ад в компанию. В общем… да, в общем, ты у нас особенный. Помимо того, что крышей поехавший. — И по чьей же вине? — съязвил парень. — Это было интересно, признаю. — Мне другое интересно, — всё же решился спросить паразит, — Почему вампирское естество не поменяло твои врождённые способности? Я знаю, что ты не знаешь, потому будем вместе думать. Но если серьёзно, то обращение огненного мага в вампира имеет два исхода. Или смерть в огне, или обращение и принудительная замена как основного аспекта, с которым работает твоя душа, так и магического фона. Тут ксор, тут третьего не дано. Но, получив выбор «исключающего или», ты как-то смог обойти систему. И мне вот просто любопытно, какие подводные камни мы ещё можем найти в твоём океане. — У вас… крайне интересные внутренние беседы, стоит сказать, — услышал Фриск чужой голос и насторожился. Он тоже звучал из головы, но на всякий случай парень несколько раз осмотрелся. Никого. — О, пока что меж нами пару… десятков километров, — ответил голос, — но ты, парень, слишком громко думаешь, а потому найти тебя не составило труда даже на таком расстоянии. Хочу попросить не особо пугаться, я всего лишь хочу поговорить… Хотя звучит это не слишком-то хорошо, но так и есть: просто поговорить. — Кто вы? — Для начала, я вампир, как и ты. Можешь называть меня «Конунг». — Ох и любят же вампиры громкие прозвища, — проговорил Евклид. — Да, любим.