***
Коты на удивление быстро нашли общий язык и теперь везде ходили вместе. Мишка напоминал заботливую мать, которая везде ходит с дочкой Зиги, передавая ей свой опыт. Если ещё вчера Гилберт жалел о том, что взял с собой кошку, то сейчас он был наоборот рад этому. Гилберт составил в голове расписание и отметил в нём часы кормления котиков и Ваньки. Но последний на данный момент наказан, поэтому останется без ужина и спать Гилберт сегодня уйдёт на диван. Присев на корточки, Байльшмидт провёл ладонью по густому чистому меху Мишки. — Ну ты только посмотри на себя. Всё жрёшь да жрёшь, скоро морда треснет, — со смехом вещал Гилберт, обратив внимание на подошедшую Зиги. Зигбер села рядом со старшим товарищем и стала ждать, когда последний заговорит. Пускай они и знакомы всего ничего, кошечка уже успела прикипеть к нему и поэтому не хотела ни на шаг отходить от него. — Терпеть не могу этого человека, — промяукал Мишка, хищно таращась на ногу Гилберта, на которой прослеживался лёгкий «меховой» покров. О да, в его голове уже не раз проскальзывала мысль напасть на него и прокусить так отчётливо виднеющуюся вену. Не стоит забывать о том, что коты тоже являются хищниками. — Почему? — спросила Зиги, пытаясь заострить взгляд на конечности хозяина. — От него за версту псиной разит, сразу видно, что собачник, — пробухтел Мишка, увернувшись от ладони Гилберта. — Фу! Даже разговаривать с таким не хочется, ещё блох понахватаю. Важно задрав хвост трубой, Михаил Иванович пошёл прочь, а Зигбер потащилась за ним хвостиком. Гилберт с умилением смотрел вслед уходящей парочке. Такие хорошие и милые, но Зигбер не должна принести от него котят. Нет, нет и ещё раз нет! Этот прожорливый беспородный мамонт ей совершенно не подходит, Гилберт найдёт Зигбер самого лучшего, красивого, породистого и пушистого котика. — Он мой хозяин и совсем неплохой человек, — мурлыкала Зиги, плетясь за ним, — просто чуточку высокомерный. — Вот пускай и держит своё высокомерие при себе, — фыркнул Мишка и запрыгнул на окно. Зиги не любила это место, потому что там всегда было холодно, а наша Зиги, как известно, была теплолюбивой кошкой. Но будь у неё такой же мех, как у Михаила Ивановича, возможно, она бы даже полюбила зиму. Запрыгнув следом на окно, Зиги попыталась привлечь к себе внимание, но Мишка точно уснул с открытыми глазами. Ноль реакции на происходящее. — Миш! — мурлыкала Зигбер, потираясь о него головкой. — Миша? На самом деле Мишка не спал, а просто задумался о своём кошачьем, но Зиги этого не понимала и продолжала крутиться под носом. Неожиданно Михаил Иванович сделал выпад, заставив Зигбер перевернуться на спину. Наклонившись, он легонько схватил зубами её белую шкурку, несильно подёргивая. Похоже, Мишка решил с ней немного поиграть и начал с щекотки. — Сейчас ты у меня получишь! — со смехом сказал он, покусывая её шкурку. — Ой! Нет, хватит! Я боюсь щекотки! — молила Зиги не в силах сдержать смех. Конечно, кошки не умеют смеяться, но если бы умели, то сейчас бы комната заполнилась звонким девичьим смехом. — У кого это гладкий животик? — спрятав острые зубы, Мишка пустил в ход шершавый язык, облизывая розовую кожу на брюшке Зиги. — А сосочки какие нежные, прямо как у кошечки. — Мя! — смущенно выкрикнула Зиги, стоило Мишке коснуться языком одного из самых чувствительных мест на её теле. — П-пожалуйста, не делай так. Отпустив её, Мишка лег на лапы и устало зевнул, щуря глаза от яркого солнца. Зиги легла напротив него, отведя взгляд в сторону. Смущённая и растерянная Зигбер, несмотря на своё состояние, приблизилась к Мишке, зарываясь носиком в густой чёрный мех. Она не каждый день подпускала к своему телу зрелых котов, поэтому, не имея даже самого малейшего понятия, что следует делать в такой ситуации, Зиги просто решила действовать. В конце концов, сейчас перед ней сидит кот её мечты, такой красивый, пушистый и чёрный, она таких ещё никогда не встречала. За исключением Рутца, но он не в счёт, потому что родственник. Рутц ведь её с пелёнок растил и даже был знаком с матерью Зиги, поэтому он ей кто-то вроде старшего брата. — У тебя слишком нежная шкурка, — голос Михаила разрезал воцарившуюся тишину. — Нужно это исправить, иначе не сможешь защищать себя. Зигбер замялась, не зная, что и ответить. Конечно, самооборона — дело хорошее, даже Рутц постоянно твердил ей об этом, но нарочно драться с котами Зиги не хотелось. — Я не хочу ни с кем драться, — неуверенно промяукала Зигбер. — А придётся, — строго сказал Мишка, — иначе не сможешь дать начало своему потомству.5.
3 апреля 2020 г. в 20:52
Утро добрым не бывает, особенно если ты являешься страной, в нашем случае — областью, приехавшей в столицу по делам, и решил остановиться у друга, но, чтобы не быть бессовестным нахлебником, решаешь взять на себя ответственность за всю работу по дому, включая приготовление завтрака, обеда и ужина.
— Гил, почему у меня чай без сахара? Ты же знаешь, я всегда добавляю одну ложечку.
Гилберт раздражённо цыкнул. Он, понимаете ли, встал пораньше, чтобы приготовить завтрак и со спокойной душой отправить Ивана на работу, а его величество царь всея дивана ещё и недоволен. Как таких только земля носит?
Обычно в таких случаях принято извиняться, но вместо этого Гилберт пошёл в ответное наступление.
— Ты бы лучше убирался почаще, чем языком чесать. Я по углам с тряпкой прошелся, грязища такая, будто ты с девятого мая не убирался, — ворчал Байльшмидт, заканчивая перемывать гору посуды, среди которой обнаружилось два сервиза и мангал. Снова его на шашлыки не позвали, твари невежественные. — Кстати, я твои запонки нашёл, которые ты ещё в две тысячи десятом посеял. Они на шкафу в коробке валялись.
Гилберт достал из кармана вышеупомянутую находку и положил её на стол. Иван тут же взял золотые запонки в руки и с интересом принялся рассматривать их. Что ни говори, а запонки он носил крайне редко, поэтому уже давно забыл об их существовании, но поблагодарить Гилберта всё-таки нужно хотя бы за уборку.
— Молодец, спасибо, — сказал Россия, сделав вид, будто несказанно рад данной находке.
— Спасибо в постель не положишь.
Закончив с завтраком, Иван поднялся из-за стола и пошёл одеваться. Реплика Гилберта была проигнорирована. В принципе, ничего нового, он уже давно привык к этому.
Не успел Гилберт даже мысленно возмутиться, как со второго этажа послышался крик:
— Гил, что это за рубашка?
Гилберт инстинктивно повернув голову в сторону источника крика. Прибирая оставленную (сами знаете кем) посуду, Байльшмидт, не скрывая раздражения, ответил:
— Хорошая рубашка, я её утром выгладил.
Последовала пауза, отчего у Гилберта невольно сложилось такое впечатление, будто Россия именно этого ответа и ждал. Но нет. Через пару минут Иван спустился к нему, держа в руках ту самую рубашку с изъяном.
— Она голубая, — пояснил Россия. — Я такие не ношу.
Гилберт закатил глаза. Ну вот какая ему разница, в какой рубашке идти на работу? Всё равно всегда один сидит в кабинете, с умным видом создавая видимость работы. Так что хоть голым приди, всё равно никто ничего не заметит.
— Надень другую, — буркнул Гилберт, ощущая лёгкую обиду на неуважение Ванькой чужого труда. Выдержав паузу, он добавил, улыбнувшись уголками губ. — Если найдешь.
— Найду! — уверенно заявил Иван и направился к выходу. Резко остановившись в дверном проеме, он, повернув голову, спросил, смотря на него через плечо. — Погладишь?
— Губу закатай! — с усмешкой бросил Гилберт, кладя в раковину новую партию грязной посуды и тут же приступая к мытью. — Я одну уже выгладил, но его величество осталось недовольно моей работой.
Россия ничего не сказал, видать, тоже обиделся. Ну и пускай! Сам виноват, не стал бы выпендриваться, всем бы сейчас было хорошо. А то, видите ли, голубой ему не нравится, сказал бы лучше спасибо, что не розовый. В следующий раз Гилберт ему погладит кислотно-жёлтую, посмотрим, что он тогда на это скажет.
Ставя посуду обратно в кухонный шкафчик, Гилберт то и дело поглядывал в коридор. Как-то подозрительно тихо, ни Ваньки, ни котов не слышно, даже жутко становится. Дом будто умер, Гилберт хоть и привык к тишине пустого дома (не считая собак, котов и прочей живности), оставаться одному в старом особняке всё равно страшновато.
Тряхнув головой, Байльшмидт вспомнил старательно выглаженную рубашку, беспричинно отвергнутую Иваном, и снова нахмурился. Надо будет хоть Германии позвонить и пожаловаться. Хотя нет, они сейчас как бы немного в ссоре. Ну ничего, позвонит Франции. Снова нет! Этому сплетнику вообще нельзя доверять секреты. Ну что же… придётся Гилберту держать всё в себе.
Закончив с делами и решив, что Брагинский уже ушёл, Гилберт наконец-то сел за стол и приступил к завтраку в одиночестве. Котов по-прежнему не было слышно, это одновременно хорошо и плохо. Хорошо, потому что тихо, плохо потому что скучно.
Даже во время приёма пищи из головы Гилберта всё никак не хотела уходить мысль касаемо недавнего происшествия: «Подумаешь голубая, зато чистая и выглаженная. Чего к цвету-то придираться?!» — ворчал про себя Гилберт, потягивая кофе из своей любимой кружки с сенбернаром.