Исключительный случай

Изуку лежал на кровати, стараясь лишний раз не двигаться и размеренно дышать. С тех пор как одноклассники вернулись с учебы он ни разу не спускался вниз, опять пропустил ужин. В комнате свет не горел, на смс-ки друзей не отвечал, кто-то негромко стучал, но он опять не ответил. Все наверняка подумали, что он отдыхает и это к лучшему. Мидория никого не хотел видеть, тем более ему надо подумать. Умереть от чувств или остаться без них? Мозг знает правильный выбор, но внутри так больно от одной только мысли, что он больше не будет их любить. Он ведь уже смирился с мыслью о смерти. Хотя, кому он врет? Если бы смирился, то не метался бы сейчас в сомнениях. Изуку отбрасывал мысли о операции и снова к ним возвращался, заходя в тупик. Громкий стук в дверь заставил резко подскочить на кровати. Внутренности протестующе заныли, а перед глазами потемнело. — Задрот, открывай! — рявкнул Кач-чан, еще два раза ударив по двери. Открывать не хотелось, да и видеть самого Бакуго тоже. Но в ином случае Кач-чан просто взорвет дверь, а сейчас она нужна как никогда. Поэтому медленно встав с кровати, Мидория направился к двери. Изуку включил свет, одновременно открывая дверь. Свет больно резанул глаза, заставив зажмуриться, а тело покачнулось. В следующее мгновение случилось две вещи. Мидория почувствовал на плече горячую ладонь, которая крепко его удерживала от падения. И открыл глаза. Напряженные красные глаза оказались непозволительно близко. Зеленоволосый застыл, он никогда не видел глаза Кач-чана так близко, еще и без горящей ненависти. Но все быстро закончилось. Блондин резко отдернул ладонь и отодвинулся. — Что с тобой, Деку? — недовольно спросил Бакуго. — Заболел, — слегка сиплым голосом ответил Мидория. — Ты что-то хотел? — Поговорить, я не надолго, — с этими словами Кач-чан надавил ладонью на дверь, открывая шире её и проходя в комнату. — Кач-чан, может позже? — сам не веря в свои слова, спросил Изуку, оборачиваясь за гостем, стоя на месте с приоткрытой дверью. — Я же сказал, что не долго, — раздраженно рыкнул блондин. — Это на счет того, что ты видел утром. — Я никому не скажу, — сразу же быстро ответил Мидория, не желая слышать что-либо по этому поводу. — Задрот, я и Дерьмоволосый… — Кач-чан, ты в праве встречаться с кем захочешь и как я уже сказал, никому ничего не стану рассказывать. Можешь не беспокоиться, — зачастил зеленоволосый, чувствуя боль в легких. Ожидается очередной приступ. Изуку не хотел слышать от Кач-чана, что уже с кем-то встречается, что в кого-то влюблен. Он этого просто не вынесет. — Ты дашь мне сказать?! — зарычал Бакуго. — Кач-чан, давай поговорим потом, я хочу отдохнуть, — сжимая зубы, проговорил Мидория. Еще чуть-чуть и начнется приступ. — Де-ку, — блондин угрожающе сделал шаг к Изуку, но прикрытая дверь в комнату резко распахнулась ударяясь об стену, заставляя учеников обратить внимание на гостя. На пороге стоял Айзава, тяжелым взглядом осматривая всех. — Бакуго, вон, — отрывисто приказал Сотриголова, входя в комнату. — Че? В следующую секунду бинты Айзавы оплели Кач-чана и просто выкинули его из комнаты, следом закрывая дверь. — Мидория, — брюнет тяжелым взглядом давил на Изуку, а тот лихорадочно пытался вспомнить все свои косяки, игнорируя боль в легких и заметный недостаток кислорода. — Учитель Айзава? — Почему я узнаю, что ты решил сдохнуть, от Всемогущего? Тебе напомнить, кто твой классный руководитель? — Простите, — прошептал Мидория, виновато опуская глаза, а через секунду закашлялся, оседая на пол. Айзава мгновенно опустился рядом, задавая только один вопрос: — Приступ? Изуку быстро кивнул, а потом уже не обращая внимание на учителя согнулся, раздирая и так больное горло. Слезы текли из глаз, а мягкие поглаживания по голове заставляли чувствовать себя жалко, но не одиноко. Когда приступ закончился Мидория случайно завалился на бок, на колени учителя. Он попытался встать, но тот ему не позволил, разрешая прилечь, продолжая поглаживать влажные после приступа зеленые волосы. — Ты же понимаешь, что у тебя нет недели, которую обещал тебе Всемогущий? — тихий голос в тишине прозвучал приговором. — Я согласен, — едва шевеля губами произнес Изуку и понимая, что учитель мог его не услышать, заставил себя произнести это вслух, игнорируя слезы. — Я согласен на операцию.

***

Изуку лежал на кровати, смотря в окно на звездное небо. Учитель давно ушел, перед этим убрав цветы и пообещав решить все в течение пары дней. Пара дней и его жизнь изменится навсегда. Он сделал выбор. Пара дней и эта боль пройдет. Боль от цветов. Боль от невзаимной любви. Эта боль больше не будет разрывать его. Не будет убивать. Только от этой мысли почему-то хотелось умереть. Негромкий стук. Изуку не двигается. Уже поздно. Все должны были лечь спать. Кто бы это не пришел, он не хочет никого видеть. Не сейчас, когда его жизнь рушится, а он собственными руками взорвал последнюю бомбу. Стук. — Мидория, это я, — приглушенный голос Тодороки и Мидория прикрывает глаза, стараясь дышать ровно. — Мидория, пожалуйста, открой, надо поговорить, — Изуку зажмуривается и кусает край одеяла. Ему невыносимо слышать просительно нотки в голосе парня. Слишком больно. Пускай он уйдет. Уходи. Уходи. Уходи. — Мидория, позволь помочь тебе. Зеленоволосый сильней кусает одеяло, сдерживая стон боли. Сжимается в комок, напрягаясь всем телом, надеясь исчезнуть навсегда, только бы не слышать этого. Слезы текут, а боль в легких от прорастающих цветов стала настолько привычной, что хочется завыть. Пожалуйста, оставь меня. — Изуку, умоляю тебя. Следующие несколько минут тишины дают понять, что Тодороки ушел. Тело расслабляется, но легче не становится, только больней.