Ночные кошмары

Если что-то и могло опьянять больше вина, то это был именно такой поцелуй. Минъянь непроизвольно сглотнул вино, чувствуя, как тонкие струйки бегут по щекам к шее, и ответил на жадный, но короткий поцелуй. Усмехнувшись, Шэнь Цинцю выпрямилась плавным движением, упираясь ладонями в грудь юноши. В этот момент, кажется, Минъянь окончательно потерял ведущую роль. Шигу на его бедрах, разгоряченная, хищная, величественная, вызывала трепет и не испытываемое ранее желание. Юноша, не сдержавшись, дернул пояс чужих одежд так, что разорвал ткань, и провел раскрытой ладонью от шеи Цинцю до самого низа живота, большим пальцем проникая под складки шелка на бедрах. Другой рукой он придержал заклинательницу за талию и подался вверх, пережидая сладкую дрожь горячего давления на своей плоти. Он даже не пытался приподняться, прикованный насмешливым взглядом, и мог только судорожно выдыхать, пока шигу плавно двигалась на его бедрах, словно исполняла безумно порочный танец. Минъянь лишь позволил себе проникнуть чуть дальше под одежду и прикусил губу, чувствуя влажное тепло кончиками пальцев. Одна мысль о том, чтобы коснуться Цинцю более откровенно, губами или языком, приводила его в трепет, а возможность погрузиться в тело этой властной женщины… Минъянь задышал еще чаще, чувствуя, что возбуждение становится все острее, и перехватил взгляд шигу, безмолвно прося о большем. Отстранившись от губ Минъяня, Цинцю усмехнулась, после чего выпрямилась, уперевшись ладонями в грудь юноши и, чувствуя его учащенное сердцебиение, осталась довольна. В конце концов, кому не приятно будет знать, что даже спустя много лет он все еще может довести кого-то до столь сильного возбуждения, когда мозг отказывается работать? По сравнению с этим, порванный пояс казался несущественной мелочью, поэтому женщина даже не обратила на это внимание. Цинцю нарочито поерзала, тем самым дразня Минъяня еще больше. Она была действительно ужасным человеком: играла на чувствах других людей и специально дразнила их, даже тогда, когда следовало прекратить. Но правда была в том, что ей тоже нетерпелось. Схватив руку юноши за запястье, она достаточно сильно сжала его. С одной стороны ей не хотелось останавливать его, ведь это было приятно, да и самой хотелось продолжить. Вот только, с другой стороны чаша терпения их двоих была переполнена и, встретившись глазами с молящим взглядом Минъяня, Цинцю наконец сдалась. Отпустив руку юноши, женщина со странным выражением лица и смешанными чувствами, провела рукой по члену. Немного приподнявшись, Цинцю направила его в себя и следом осторожно опустилась, после чего тут же замерла, привыкая. — Сядь, — буквально приказала Цинцю, притягивая Минъяня к себе за волосы одной рукой, а другой упираясь в кровать. Минъянь ошеломленно выдохнул и не сразу понял, чего хочет от него шигу, и только почувствовав властные движения пришел в себя. Он легко перехватил заклинательницу за талию и потянул на себя, погружаясь еще глубже, вжался в чужую шею со сладким нетерпеливым стоном. Двинулся на пробу, легко толкнулся в горячую, влажную плоть — поза оказалась не слишком удобной, но удовольствие было столь велико, что Минъянь, не желая прерывать его, лишь сдвинулся ближе к краю. От каждого движения поза немного менялась, и юноша чувствовал, как возбуждение сжимается тугой пружиной внизу живота. Наконец, он уперся ступнями в пол, откинулся на одну руку, другой обхватывая шигу поперек спины, и начал неспешные движения, которые Цинцю встречала, подаваясь вперед с тихим стоном. Склонившись, Минъянь обхватил губами напряженную горошину соска и несильно втянул в рот, лаская нежную плоть кончиком языка. В то же время движения его бедер усилились, он чувствовал совершенно животное желание двигаться быстрее, резче, сильнее; его губы переместились выше, и он, глуша стоны в молочно-белой коже, приник к ней в жестком поцелуе. Минъянь не мог контролировать себя, туман в голове и невероятное, безумно приятное напряжение в мышцах руководили им: он крепко сжал в ладонях упругие ягодицы и сорвался на бешеный темп, приникая жалящими поцелуями то к расцвеченной красными пятнами шее, то к полной груди. В какой-то момент он поднял глаза, встречаясь взглядом с шигу — и так много было в нем страсти, самодовольства и наслаждения, что Минъянь не смог выносить это больше. Он вжал в себя гибкое тело, содрогаясь, мелкими толчками продлевая свое удовольствие. Цинцю схватила Минъяня уже за плечи и с силой сжала их, невольно впиваясь ногтями в кожу. Тело била легкая дрожь и от заполненности, и от горячего дыхания на шее одновременно. Толчок — и к дрожи во всем теле и сбивчивому дыханию добавляется и сдавленный стон. Каждая маленькая смена позы настолько хорошо ощущалась внутри, что прежде, чем Минъянь начал двигаться, его плечи уже были расцарапаны. Даже пара красных капель упала на постель. Глуша и без того тихий стон в очередном жадном поцелуе, женщина провела языком по шее юноши, аккурат там, где еще совсем недавно было вино. Отпрянув от шеи, Цзю чуть откинулась назад. Вскоре уже на спине Минъяня расцвели красные следы от ногтей, на этот раз от прикосновения к еще более чувствительным, чем грудь соскам. А вместе с быстрыми и сильными толчками, сдерживаться просто стало невозможно и Цинцю буквально застонала в голос. Думала ли Цзю, что будет так громко стонать от удовольствия? Определенно, нет. Она вообще не думала, что Миньянь получится растопить (сломать? разбить?) ее хладнокровие и добиться хоть какого-нибудь другого выражение лица, кроме безразличного. Однако, кажется, что в ней все же что-то сломалось и поняла она это только, когда после очередного толчка внезапно замерла, сжимая парня внутри себя, окончательно перейдя за грань. Юноша откинулся на постели, увлекая разгоряченную, тяжело дышащую Цинцю за собой. Его плечи и лопатки саднили, но это было ничто по сравнению с жадным удовлетворением, свернувшимся где-то рядом с ядром. Ци и прежде поддавалась полному контролю, но сейчас она текла по телу так же легко и естественно, как кровь — вот это действительно стало для Минъяня открытием. Внезапно стало понятно, для чего в борделе столь внушающие трепет огромные кровати. Минъянь перебрался на чистую часть постели, нетронутую вином и не только, и устроил шигу рядом с собой. Он не знал, останется ли она на всю ночь. Пусть он хотел этого, но молчал, вместо разговоров покрывая поцелуями плечо заклинательницы. Пить хотелось безумно, и взгляд сам упал на кувшин с вином. Минъянь ухватился за него, сделал пару глотков сам и решил, что можно попробовать закрепить один из уроков, преподнесенных шигу. Набрав немного вина в рот, юноша склонился над Цинцю и осторожно прикоснулся к её губам, предлагая, но не вынуждая. Шэнь Цинцю послушно раскрыла рот, глотая терпкое вино. Вся ее суть понукала уйти в свою комнату, оставить юного заклинателя ни с чем, хотя бы в этот трепетный момент; однако, подниматься так не хотелось, а чужие руки держали слишком крепко. — Несносный мальчишка. Мой пояс разорван, и как я вернусь к себе, – Цинцю нарочито возмущенно дернула головой, ненароком прижимаясь еще ближе. – Уйду под утро, когда никто не увидит результат твоего варварства. Впредь знай, совместное совершенствование ци иногда приводит к таким… последствиям. Заклинательница выдохнула последнюю возмущенную фразу уже в пустоту: Минъянь забылся безмятежным сном, крепко прижав шигу к себе за талию.