Очки закрыли чувства

Ваня все проебал. Нет, он не винил Славу за то, что тот так быстро его увел или же за то, что ударил Рудбоя. Светло сам виноват, он дал волю чувствам. Да, его накрыло, но он же мог. ОН МОГ БЛЯТЬ НЕ ЗАКРЫВАТЬ ЛИЦО! Так он только подтвердил правдивость слов. Не хотелось думать об этом. Перекрыть бурное течение мыслей. — Гришань, кажется, я пустил свое будущее по пизде, — выдохнул мучительно. Хотелось винить Евстигнеева. Честно. Выставить его ублюдком, направить всю ненависть на него. Избить. Ломать ребра ногами, выбивать зубы с радостным хохотом и звериным рычанием. Только вот каждый раз, когда Ваня пытался забыть о собственном провале, Охра, тот самый монстр, подстерегающий его за закрытыми веками, шептал, что Ванечка знал, куда шел. Что не надо было выебываться и провоцировать, раз не можешь вынести. Ненависть к себе и к ТЕМ, кто это с ним сделал. По поводу Рудбоя Светло не чувствовал ничего. Чудовищно хотелось спать. Снились крики, шум толпы. За спиной надежный Антихайп, и Славка так задорно смеется. Панч за панчем, раунд за раундом. Евстигнеев вон тоже подготовился, но хуже. Что, пошел по стопам Оксимирона? Смешно. Ресторатор произносит: «Счет 5:0. Победил Fallen MC!». Это совпадение? Тихо. Почему-то очень тихо. Неужели даже его друзья не рады? Нет. Вот, со спины обнимают, даже чересчур сильно сжимая плечи. Ваня силится обернуться, чтобы увидеть друзей. Но шея затекла и стала словно каменная. В баре темно и душно. Становится темнее, чем — Ваня помнил — было во время баттла. Уже трудно различить людей напротив. А сзади рук становится все больше. И они тянут на себя. Липкие. То ли от пота, то ли еще почему. Дышать уже совсем нечем. Ване нужно на воздух. Он пытается сказать об этом друзьям, но из гора не вырывается ни звука. Руки не отпускают. Да дайте же уже пройти! Дайте ВДОХНУТЬ! Кто-то рычит впереди, утробно и голодно. Охра?! Пожалуйста, нет!

***

На кухне было холодно, и чай нихуя не грел. Прошло три дня с того злополучного баттла, но Славу по-прежнему колотило. Хуже того, чтобы испытывать боль, наверное, только видеть, как твой близкий человек ее испытывает. А ты ничего не можешь сделать. Славка бы сейчас честно поменялся с Ваней местами. Уж он как-нибудь выкрутился бы. На публике расстрелял бы суку Рудбоя из автомата с панчами. Дома же свое бы отрефлексировал. Этого у него отнять не могла даже природная ебанутость. Все-таки он русский, а они везде найдут себе страдание. А пока Карелин нервно сидел на кухне и курил. Замай куда-то ушел еще с утра, и лицо у него было…не приведи такое ебало в темноте увидеть. Ваня спал в соседней комнате. Или делал вид, что спит. Или притворялся мертвым. А может даже стремился таким стать, потому что не ел ничего уже три дня. Жалобный звук, донесшийся из спальни Светло, буквально оглушил. То ли стон, то ли мольба. Слава подорвался с места сразу же. В голове было только желание защитить, закрыть, убрать причину, по которой его друг так стонал во сне. Но на пороге Карелин остановился, словно натолкнувшись на невидимую стену. Обычно у них не было проблем с тем, чтобы заходить в комнаты друг к другу, однако сейчас это казалось слишком уж личным. Не каждому может понравиться, если его увидят, когда он наиболее уязвим. Слава постучал. Сначала нерешительно. Затем — все громче и громче. Дверь все же пришлось приоткрыть и нерешительно просунуться в образовавшуюся щель. — Вань? — тихо, почти шепотом. Комок одеял на кровати слегка пошевелился. — Ванька! Уже громче. Светло повернул голову вполоборота, сонно и недовольно щуря на гостя глаза, и спросил: «ты че прибежал?» — Не знаю. — Не знаешь? — Ну, проверить решил, может тебе хуйня какая приснилась. — Я снова орал что ли? — Да не, — ох уж этот могучий и двусмысленный русский язык. — Мне просто по делам надо, часа через два вернусь. Решил предупредить. — Слав, я просто устал. Правда. Тебе не нужно дежурить у меня под дверью, — Ваня развернулся теперь полностью и даже принял сидячее положение. Наверное, он попытался звучать как можно убедительнее, но сам понимал, что получается откровенно не очень.  — Хорошо. Если что…  — Я позову. Или позвоню.  — Лучше в директ инсты напиши, береги голос, — попытался пошутить Карелин. Ваня оценил, знал же, что для него стараются, поэтому приподнял уголки губ в подобии улыбки.  — Пусти ко мне Гришу. Слава ничего не сказал, но Ваня услышал топот мягких лапок по линолеуму, а затем теплый комок лег рядом с парнем, прямо у его лица. Светло не мог знать, что дверь в его комнату была открыта еще несколько минут, и его друг слышал, как Ваня плакал, уткнувшись в мягкий кошачий бок. Фаллен был тихим, только изредка всхлипы, да подрагивающие плечи отличали его от спящего. Идти совсем не хотелось. Было страшно оставлять Ваню одного. Но о встрече просили очень настойчиво. Тем более, это касалось самого Светло. Слава дошел-добежал до парка за двадцать минут. Мирон Федоров уже ждал его на одной из скамеек и выглядел при этом так, словно это его долго уламывали на встречу, и он наконец соблаговолил. Но сейчас Карелину было откровенно плевать на это. Нужно было поскорее разобраться со всем и вернуться к Ваньке. Слава рухнул рядом и выжидающе посмотрел на собеседника. Странно, раньше, когда парень представлял себе встречу с Оксимироном, он чувствовал волнение и немного радость, а сейчас — ничего. Абсолютная пустота. И усталость. — Привет. Мирон заговорил первым, протянул руку. — Привет. Слава ответил рукопожатием. Оба замолчали. — Так, зачем звал? — Я так понимаю, вы сейчас всем Антихайпом хотите набить Ване морду, — голос Федорова звучал сухо и по-деловому. И оттого начал бесить. — Нет, — Слава грустно улыбнулся. Гнев рвался наружу, но нужно было сдерживаться. Они были в людном месте, да и, устрой Карелин драку, это ничем не поможет ситуации. — Серьезно? — в голосе удивление. — А я уж хотел было начать объяснять, почему не стоит этого делать. Даже причины нашел, даже речь подготовил. Мирон разогнался. Он говорил, говорил, говорил. Но его собеседник, видимо, не был расположен к беседе. — Ты меня позвал в этот парк только для того, чтобы узнать, не охотимся ли мы за твоим драгоценным бэк-мс? — Карелин иронично поднял бровь, но голос его звучал устало. — И еще передать, что Вано извинится. Ну, если Фаллэну это надо. И моральную компенсацию выплатит, все дела. — Что? — Я сказал… — Что ты сейчас сказал? — голос Карелина был спокоен, но, когда Мирон заглянул в лицо парню, на секунду его охватил животный ужас. На Гнойного было страшно смотреть. Лицо — застывшая маска, глаза казались черными дырами. Ничего человеческого не осталось. Такого Славу Карелина стоило бояться. Впервые на своей памяти, Федоров не знал, что сказать. Сразу же вспомнился их баттл, где оппонент был саркастичным и агрессивным, но совсем не грозным и уж тем более, не угрожающим. На версусе до Карелина хотелось дотрагиваться. Мирон до сих пор не знает, почему вдруг у него возникло такое иррациональное желание, и почему он пошел у него на поводу. — Ты блять идиот! — отрывисто выговорил Гнойный, заливаясь ледяным хохотом. — Ты серьезно думаешь, что кому-то нужны ваши блядские извинения?! Да если бы это хоть как-то помогло Ване, я бы вырвал их у Рудбоя из глотки. На последних словах Карелин стремительно вскочил со скамейки, поворачиваясь к Мирону спиной и неестественно выпрямляясь. — Если хоть кто-нибудь из вашего табора заявится на наш порог, клянусь, этот человек уползет оттуда с разбитым ебалом. Я предупредил. Высокая фигура в коричневой куртке стремительно начала удаляться, оставляя пораженного Мирона одного. — Стой! — Федоров нагнал парня в каком-то переулке, куда тот свернул, вероятно, стараясь поскорее уйти. Слава трясся весь, то сжимая, то разжимая кулаки. — Да какие блять извинения? Ты думаешь, это можно исправить просто извинившись? Он жизнь человеку сломал! — Гнойный больше не смеялся, он кричал, глядя прямо в глаза Федорову. Отчаянно, до хрипоты. — Знаешь, какого это, поддерживать человека, пока тот не может ходить? Какого, когда ты вытаскиваешь почти бездыханное тело из ванной?! Знаешь, блять? Отвечай! Ничего! Я ничего не сказал на баттле про твою ебаную биполярку. Знаешь, почему? Потому что в этом ты не виноват! Это не твой зашквар! Вы блять обвинили жертву изнасилования в том, что на него напали! Карелин рыдал. Не как дети, капризно и напоказ. Мирон чувствовал, что все переживания и боль вылились в эти крики. Коснуться Славы на баттле хотелось сильнее. Но сейчас это было правильнее. Федоров аккуратно, боясь спугнуть, подошел к трясущемуся телу и обнял. На долю секунды Мирон почувствовал, как Слава прижался к нему. Всего на долю секунды. Потом его оттолкнули с такой яростью, что мужчина еле удержался на ногах. — Вот это мой зашквар. Я реву как баба. Пользуйся, дарю. И Карелин ушел. В этот раз Федоров не стал его догонять.