Очки закрыли чувства

Ваня кое-как дошел до своей комнаты и рухнул на кровать. Его ждало спасительное забытье на ближайшие восемь часов. *Гудок* Или нет. *Гудок* — Алло? — Ванек, ты как там? — голос Славы в трубке звучал отвратительно бодро. И даже как будто трезво. — Сплю. — Оу, сори. Просто хотел сказать, что мы концерт отыграли. Было просто огонь. А уж сколько донатов! — Круто! Скинешь видео? — Светло постарался придать своему голосу оживленность. Он и правда был рад за друга, просто слишком вымотался за этот долгий день, чтобы очень ярко проявлять эмоции. — Хан его уже грузит. Мы тут затусили с Замайскими друзьями с армии, пробуем самогон и настоечки. Приедем послезавтра, короче. — Ага, если выживите после самогона. — И я тебя люблю, Ванечка. — Дурак, — Светло улыбнулся. Ну, друг хотя бы не выл от тоски, это уже было хорошо. — У тебя там все норм? — Разумеется. Сплю, ем, чиллю с Гришей. Ване даже показалось, что его голос прозвучал уж слишком воодушевленно. Ладно. Звонок закончился, а кровать была по-прежнему мягкой, так что ничего не мешало ему вновь лечь спать. Ничего не мешало. Правда ведь? Да? Второй раз Светло разбудил стук в дверь. И вот нахуя, спрашивается, они не чинили дверной звонок, чтобы до них все равно постоянно доебывались незваные гости? Фаллен застонал, почему вселенная не хотела, чтобы Ванечка просто выспался. Пришлось шлепать босыми ногами, собирая по холодному линолеуму пыль и песок. За дверью стоял Рудбой. Рудбой, который не переставая колотил в дверь. Приноровился уже, еблан. Ваня рывком распахнул дверь и вовремя отступил, а то рисковал получить по лбу даже на вид тяжелым рудбоевским кулаком. — И какого хуя опять? Евстигнеев молча замер, лицо каменное, про таких говорят: «рожа кирпичом». И Ваня точно вдоволь поприкалывался бы над ним, если бы так сильно не хотел спать. — Йобдур, я на тебя сейчас реально полицию вызову. Скажу, что ты меня преследуешь. — Поехали. Была у Евстигнеева какая-то бесячая особенность пропускать мимо ушей то, что ему не хотелось слышать. И не отвечать на неудобные вопросы. В политики что ли метил? — Не поеду я никуда с тобой. Какого хрена ты вообще такой бодрый после водки на голодный желудок? — Моя суперспособность. — А, а я думал, что это навязчивость и кринжовость. — Можешь ругаться сколько угодно, но я не отступлю. — Так, а если я напишу расписку, что не имею к тебе никаких претензий? Ты же уже выплатил Рестору неустойку, и пиццу оплатил, можешь считать, что откупился. Чего тебе еще надо? — Помочь, — и снова замер. Ждал, когда доспехи материализуются? Или когда конь прискачет? — Мне не нужна твоя помощь. — Как и тогда с тем мужиком в баре? — притворно удивился. — Ты теперь до конца жизни будешь этим гордиться? О, великий Рудбой! — Просто напоминаю… — У меня нет провалов в памяти, — рыкнул Ваня. — И мне не нужна помощь. Тем более от тебя. Если решил поиграть в благотворительность, то лучше вон в приют съезди, котенка возьми. — Ты тоже сойдешь. Рудбой даже с места не сдвинулся. И в этот момент Светло почувствовал себя таким уставшим и смирившимся, что даже рукой махнул, только метафизически. — Если я с тобой съезжу, ты от меня отъебешься, рэпер Охра? — Да. — Хорошо. Но координаты я скину пацанам, чтобы они хотя бы знали, где потом искать мой хладный труп. — Что за драматизм? — А как иначе? Разумеется Евстигнеев так и не сказал, куда они едут, но зато терпеливо ждал, когда Светло приведет себя в порядок хотя бы немного. — Так, мне плевать, куда мы, но за кофе мы заедем точно, — Ваня наконец смог совладать со своей отросшей шевелюрой и повернулся к Охре, направив на него указующий перст. — Ладно, — тот только пожал плечами. Что ж, а такая покладистость Ване даже начинала извращенно нравиться. Ведь сейчас ему во всем потакал тот, кто приходит к нему во снах, после которых один путь только — в ванную. Ну, еще в церковь можно было бы конечно сходить. — Шапку надень, на улице холодно. Светло только кинул на него взгляд типа ты еблан? Жаль, Ваня действительно собирался нацепить свою любимую черную шапочку, но теперь не мог, потому что это выглядело бы так, будто слова Рудбоя имеют хоть какой-то вес. Единственное, где Фаллен позволил Рудбою «похозяйничать», это когда они заехали за кофе (разумеется, в Старбакс — даже тут Охра не смог без пижонства). Нет, Светло выбрал себе напиток сам, но зато Евстигнеев мог очень самостоятельно его оплатить. «Четыреста рублей, ебать!» Ваня не был уверен, что когда-нибудь будет зарабатывать достаточно, чтобы тратить столько на обычный кофе, который дай бог посыпали корицей. Или будет считать такое недолбоебизмом. При этом Рубой взял себе что-то мегасладкое, один вид которого мог убить как минимум пять диабетиков. Или десять Джараховых. Евстигнеев молча вручил Ване его стакан — аромат от него исходил и правда восхитительный — и у Светло чуть не вырвалось позорное «спасибо». Мама ведь учила, что за угощение благодарят. Всю оставшуюся дорогу, чтобы не ехать в тишине и при этом не ругаться из-за музыки, они слушали радио. А Ваня еще мучился вопросом — сказать спасибо или нет? С другой стороны, Евстигнеев вновь его вытащил куда-то против воли, так что Светло вроде как имел полное право быть мудаком. Пребывая в этих мыслях, Ваня не сразу заметил, что они уже выехали за пределы города и теперь петляли по какой-то проселочной дороге Ленобласти. — А теперь ты свернешь в лес и меня убьешь. Светло даже не стал заморачиваться с вопросительным тоном. — Знаешь, у меня было много возможностей тебя убить куда быстрее, дешевле и с меньшими энергозатратами. — Может ты из тех, кто сначала играет со своей жертвой? Перед тем как убить? — Интересная версия, — Рудбой как будто задумался. — Даже не станешь ее отрицать? — Нет, можешь немного попаниковать, мы почти приехали. Светло надулся и паниковать не стал. Из чувства противоречия. А потом они остановились, и его всего захватил открывшийся вид. Ровное широкое поле сначала показалось Ване пустынным. Такие расчищенные места обычно использовали для разного рода фестивалей под открытым небом. Но сейчас здесь не стояли палатки, никто не блевал в кустах да и выкриков: «Горшок жив!» слышно не было. Единственными строениями были небольшие стоящие в ряд синие будочки без дверей. Светло понадобилось время, чтобы разглядеть вдали столбики мишеней. И тогда все встало на свои места. — Полигон, серьезно? — Стрельбище. — Поебать. — Тут работают мои друзья. Будем учиться стрелять. — И на кой хуй? — Потому что тебе нужно уметь обращаться с этим, — и на этих словах Рудбой достал из бардачка пистолет. — Бля, какого, — Ваня аж подскочил на своем кресле, при этом остатки кофе вылились ему прямо на антихайповскую футболку. Вот черт. — Не ссы, это просто шокер. И он для тебя. Вернувшись от Светло, Рудбою так и не удалось уснуть. Мыслей было слишком много, они беспрестанно ворочались в его черепной коробке, щекоча нервы. Евстигнеев позвонил Кикеру как только у него появилась наиболее внятная трешовая идея. При этом он даже не стал тщательно ее обдумывать, надеясь, что друг сразу же подкинется и поможет лучше все устроить. Так и случилось — несмотря на уставший голос, Кикер тут же начал разгонять идею, подкидывая разные варианты. Был тут и перцовый баллончик, и рукопашный бой, и метательные ножи (какого-то хуя). Но в любом случае остановились они на шокере-пистолете. Пока Евстигнеев уговаривал Светло, пока покупал тому кофе и вез на стрельбище, ему казалось все это нереальным. Только на самом полигоне Рудбой понял, что все взаправду. — Вань, это Кикер, как раз он тебе шокер и собрал. — Не сильно тяжелый, не сильно смертоносный, — пояснил сам Кикер, протягивая Светло руку. — Очень мило. Ваня на рукопожатие ответил, но в голосе его Рудбой уловил сарказм и нервозностью. — Так что можешь им даже Гнойного своего пугать, ничего тому не будет. Максимум — полежит минут пятнадцать молча, — Евстигнеев не смог удержаться от ехидства. — Ты бы так не шутил с вооруженным человеком, Рудибой, — Ваня сделал вид, что достает из кармана шокер. — Кикер, кажется, я породил монстра. — На меня даже не смотри, я простой изобретатель. «Предатель ты, а не изобретатель», — подумал Евстигнеев. Потом они с Кикером отошли подальше и уже со стороны наблюдали, как их местный тренер Костя помогал Светло с правильной стойкой и положением рук. Фаллен, кажется, большую часть объяснений пропустил, зато за это время успел оглядеть всего тренера и вдоволь к нему поприжиматься. Это бесило, Ваня столько времени и сил потратил на то, чтобы привести Светло на стрельбище, а тот… — Прекрати так смотреть на них, ты пиздец как палишься, — Кикер наклонился и прошептал это ему в ухо. — Че? — Говорю, что ты слишком очевидно хочешь оказаться на месте Кости. — Ты несешь бред. — А ты ревнивец. После двух часов этого представления, Рудбой решил подойти к ним, чтобы…помочь Косте. Очевидно же, что тот уже устал от своего подопечного. Серьезно, кто сможет выдержать Светло дольше двух часов? — Блин, пистолет реально удобный, даже не пугает. Никогда не думал, что вообще возьму в руки оружие. Даже шокер, — в это время Светло прицелился — теперь уже самостоятельно — и выпустил заряд прямо манекену в живот. — А ты не такой безнадежный, как мне говорили, — Костя выглядел довольным. — Это кто тебе говорил? — подозрительно прищурился Светло. Друг вовремя заметил, как подошедший Рудбой сделал «страшные» глаза, и осекся. — Да…не помню уж. Главное, что неправда. Кстати, Руд, не хочешь сам немного потренироваться? — Не, Кость, ты же знаешь, я больше по вольной борьбе. — Но стойка у тебя хорошая, сможешь еще раз Ване показать. А мне отойти надо. Мужчина как-то быстро ретировался, хоть и до появления Евстигнеева никуда не торопился. Реально что ли устал? — Показать стойку? — уточнил Рудбой и Светло. — Себе покажи, блин. Я и так все запомнил, видел же, как я в живот мишени попал. Фаллен поднырнул Евстигнееву под руку и с самым независимым видом направился к машине. По дороге обратно они даже разговорились. Сначала Светло интересовался, откуда Ваня знает Кикера и Костю, где занимается борьбой, потом Евстигнеев что-то отвечал и шутил. А в голове крутилась фраза, которая могла нарушить хрупкое равновесие. — Слушай, Охра, ты жрать хочешь? Тот сосредоточился на своих ощущениях и кивнул. — Вообще, неплохо было бы. — Давай в мак заедем или в кфс, я угощаю. Они как раз въехали в город. — С чего это вдруг? — А вот такие вот мы в Антихайпе непредсказуемые. Они заехали перекусить в Макдональдс, и там их общение вообще можно было назвать…приятельским. Только когда Рудбой притормозил возле Ваниного подъезда, то не смог удержаться от фразы. — Видишь, ты совсем не беспомощный. — Слушай, а можешь мне дать номер Кости? Думаю, мне понадобится еще несколько уроков. — Он женат. Светло быстро вскинулся на него. — Какое это имеет значение? — И натурал. Сто процентов. — Ну какой-же ты еблан, Рудбоище. Только я начинаю думать, что ты нормальный, как ты снова лажаешь. Ваня выскочил из машины, громко хлопнув дверью. Но улыбку на ебале тезки все равно успел заметить. И вот хули он лыбится постоянно? Устроил ему сюрприз, понимаешь ли. Но в то время драма развивалась не только у двух Вань. Слава, которого Замай уже перестал опекать так сильно, как делал это например во время их тура, или съемок на шоу «Успех», наконец почувствовал свободу. Теперь Андрей и сам был всецело поглощен телефоном, изредка отвлекаясь на свои прямые обязанности, то есть заказать номер в гостинице, обговорить все нюансы с организаторами и проконтролировать, чтобы его подопечный ел и как можно меньше пил всего спиртосодержащего. Пиво-вино можно, а вот виски-коньяк-водку до концерта не желательно. «Выдохнешься за пятнадцать минут, а мне потом оставшиеся полтора часа тебя тянуть?» Но Слава и сам на удивление не стремился выпить как можно больше. Он и без того чувствовал себя хуево. Нервничал даже, хотя обычно на качество концертов ему было поебать. А сегодня вот неожиданно то ли совесть проснулась, то ли вдруг появилось желание, чтобы его…похвалили? Да не, бред какой-то. Друзья у Андрея душевные оказались, без загонов. Встретили их на вокзале, заобнимали Замая, хлопнули по плечу Славу и повезли их кормить. — Ты не думай, у нас в «Сирени» реально охуенно кормят. У меня там мамка работает. — По мне так что «Сирень», что «Роза», однохуйственно. Если там борщец есть, я весь ваш. — Есть, — Мурат заулыбался. — С говядиной. Домашний почти. Вон, Замай подтвердит. — А? — Андрей услышал свою фамилию и все-таки оторвался от телефона. — Говорю, подтверди, что в «Сирени» охуенный борщ. — Подтверждаю. — Да не трогайте его, у него там телочка. Когда они проезжали на машине мимо самарской МТЛ Арены, то заметили афишу со знакомым лицом. — Смотри-ка, а Окси тут через четыре дня после нас выступает. — Ага, забавно. Или что, думаешь, он сейчас скандалить пойдет? Типа, как это, он, светило русского репа да после какого-то Гнойного. — Да пофиг. Наше дело маленькое — отплясать концерт, собрать денег, может культурно выпить после. Ну и все. На этом концерте Слава отрывался особенно. И даже не потому, что это была возможность заработать денег — хотя и это тоже, просто в этот раз он полностью отдавался энергетике зала. Толпа скандировала: «Гнойный! Гнойный!» и это вызывало приятные воспоминания — так же скандировали его имя на ИХ. На той самой исторической хуйне. Честно, в некоторых местах на баттле это даже раздражало, особенно когда они сбивали его и не давали наконец-то взять и высказать все охуевшей лысой карлице. Но на концерте все было в тему. После концерта и обязательной традиционной пьянки после нее — на которой за ним в оба следил Замай — друг куда-то ушел. И то ли у героя-любовника были дамы сердца в каждом городе нашей необъятной, то ли это была конкретная дама, следовавшая за Андреем как настоящая жена декабриста. Слава хихикнул. Короче, Слава напился. Предсказуемо. Это он еще долго продержался — дождался, когда Андрей не только уйдет, но и успеет отойти подальше. А то вдруг вернется, у хана иногда бывали такие заскоки. Карелин пил не в первый раз, не во второй, не в десятый и даже не в сотый. Вот как с седьмого класса начал, так алкоголь и поселился надежно в его жизни. А что еще в Хабаре делать? Против коллектива не попрешь. У Карелина был опыт, так что он прекрасно знал о себе во время распития алкоголя и даже вывел свои личные стадии опьянения. И если первая стадия — когда алкоголь только-только подходит аккуратно к твоему сознанию, трогает сначала мозг, что-то там начинает плыть, но еще не вяжет ни язык, ни ноги. Вторая стадия лишь усугубляла то состояние, в котором находился Карелин в момент распития: он либо становился чересчур, до невозможного саркастичным, либо лучился довольством и весельем — ну просто душа компании. Третья стадия предсказуемо была приключенческой. Но друзья Славы ее опасались после того случая, когда Карелин зачем-то притащил домой дорожный знак — белый прямоугольник на красном фоне — и безуспешно пытался прибить его к стене, в итоге отбив себе два пальца. Или после того, как Карелин решил отправиться в поход. Бухим. Ночью. Зимой. В лес. В итоге Замай, потому что Фаллен с Джигли к тому моменту были уже в отключке, вызвал ментов с собаками, чтобы отыскать горе-походника. Оказалось, что Слава умудрился как-то угреться в своей парке и лег спать в сугроб. Слава однажды реально сядет и посчитает, сколько раз в итоге Замай спасал его жизнь. И купит ему хорошего коньяка. По бутылке за каждый раз. Хорошего и дорого коньяка, тысяч за десять. Дороже его жизнь все равно не стоит. Четвертая стадия была лиричной. За все годы Карелин научился понимать, когда опустевший стакан не тянет его больше бежать куда-то навстречу неизвестности, а наоборот, ласково давит на плечи, буквально пихая телефон в руки. Пятая стадия была стадией отчаяния, или отключки. Тут уже от человека зависело. Большее количество раз Слава в такие моменты просто отключался. А друзья его фоткали, спасибо. Сейчас Слава допился до третьей стадии и медленно приближался к четвертой. Делать было нечего, и он пошел бродить по городу. Красиво, только плывет все кругом. Например, та аккуратная маленькая церквушка. Она была закрыта до завтра, но дуракам, как говорится, закон не писан, а уж дуракам, которым вдруг в храм приспичило, так тем более. Поэтому Слава перелез через ограду и подошел к самому входу. — Церковь Святого Спиридона, — прочитал он вслух и с большим трудом. Алкоголь что ли паленый оказался? Ноги уже заплетались, так что Слава уселся на бордюре, глядя по сторонам и вверх. Его выгнал охранник, хоть парень никому не мешал, а тихонечко сидел себе возле церкви. На святом месте материться нельзя, но было видно, что разбуженный дядька к этому близок. Слава вздохнул и пошел обратно. Как-то незаметно даже для него самого ноги принесли его к МТЛ Арене. Слава вновь увидел эту забавную фотку Мирона и заржал. Сфоткал и скинул Окси. — Пиздец ты тут на яйцо похож. — И тебе привет, Слава. — О, даже не Гнойный? — Можно и так. Звонишь с какой-то конкретной целью или просто день без доебок до меня считается у тебя напрасно прожитым? — Эк ты завернул, — осклабился Слава. — Я ж из лучших побуждений, как коллега. Как один певец ртом другому. Посоветовать вот хотел, чтобы вы афишку-то подправили. Пока не поздно. А то прифотошопят твою башку лысую вместо залупы и все, финита бля комедия. — Пока единственный, кто доебался до фотки, это ты, Слава. Буду знать, кто автор, если в интернете реально такое появится, Слава. — Че ты заладил: «Слава, Слава, Слава, Слава», — огрызнулся Карелин. — Кому слава-то? — Кому? Миру, конечно. — А, понятно, ты тоже бухой, — понимающе протянул парень. — Или под чем нелегальным? Колись, Мироша, я тебя не выдам. На баттле вот никому, рот на замок. — У тебя рот никогда не бывает на замке, Гнойный. И нет, я не юзаю, если ты хочешь знать. Пью вискарик. А ты, судя по голосу, не только вискарик. — Русскую водку мешаю с пендосским Рэдбуллом, — весело ответил Слава. — Сердечко встанет. — О! Мне нравится, как звучит. Если реально окочурюсь, то ты уж распорядись, чтоб мне на могилке написали: «Слава Машнов, король рурэпа. У него встало…сердечко». — Непременно, Слава. — Прикинь, а я в церковь забрался. Ты сходи в нее обязательно, она такая маленькая и неказистая, прям как ты. — Карелин! — Сходи. Я сегодня без спросу туда забрался, так ты лучше днем иди. Она недалеко от этой твоей арены. — Харе пить, у тебя уже язык заплетается. В честь чего вообще пьешь? — У меня заплетык языкается, — дразнится Слава. — А я вообще-то концерт отыграл. — Поздравляю, — судя по голосу, Мирон не стебался. Но и не радовался. Скорее произнес дежурную фразу. — Пока, Слава.