***
— Олив, ну хотя бы попробуй. Я уверенна, что у тебя должно получиться! — подбадривала ее повелительница пауков. — Ох, Соня, я так давно не упражнялась в этом. А вдруг я облажаюсь? — очень неуверенно бормотала девушка. Нереус подошёл к ней сзади, ставя свои руки ей на плечи. — Если ты облажаешься, то Сонины пауки снова влезут Милларду под одежду. Ты же помнишь, как он их боится? — сказал парень, хитро смотря на Арахмору. Та лишь улыбнулась. Они трое посмотрели на невидимку, спокойно беседующего с Джейком и Эммой. — Теперь у тебя есть мотивация, если ты не хочешь, чтобы ему было худо, — сказала ей девушка с задорной улыбкой. Дрожащей рукой Элефанта сняла черную кожаную перчатку, выставив перед собой ладонь. Девушка закрыла глаза, сконцентрировавшись на своей странности. На ее руке вспыхнул средних размеров огонек. Девушка спокойной смотрела на руку. — Так, а теперь сосредоточься, — подбадривал ее парень. Элефанта вновь закрыла глаза, всю свою силу направляя в ладонь. Несколько минут усилий, после чего пламя на ладони девушки начало колыхаться, окрашиваясь в зелёный цвет. Увидев это, Арахмора радостно захихикала и тихонько захлопала в ладоши, а беловолосый парень обнял Элефанту за плечи, пока та усердно поддерживала пламя. Вдруг откуда-то сверху слышится какой-то шум, словно стукнувшая дверь. — Наверно малыши снова решили поиграть. — предположил Хью. — Все младшие на кухне, дурачина. — ответил ему Гораций. Через пару минут напряжение стихло. Сухие толстые поленья уютно трещали в камине, распространяя приятный запах горелого дерева по всей комнате. Огонь был единственным источником света, из-за чего комната была на половину погружена в сумрак. Это создавало своеобразную интимно-уютную атмосферу. Каждый был чем-то занят. Миллард, Хью и Матео играли в настольную игру. Саймон, Люцифер, Эмма и Джейк болтали между собой. Саманта с увлечением читала книгу по психологии. Нереус, Соня и Оливия бурно обсуждали новые выпуски комиксов. Гораций приятно беседовал с Фионой, иногда поправляя ее растрепавшиеся волосы. Имбрины сидели за небольшим столиком у стены и что-то обсуждали с обеспокоенным видом. А все младшие сидели на кухне и поедали мороженное, припасенное ими. В комнате царила идиллия. На улице вдруг ударил гром, напугав всех обитателей дома от неожиданности. Сверкнули пару молний, и огромный ливень начал окутывать дом, коварными каплями, словно градом, усеивая огромную крышу, из-за чего в доме поднялся шум. Каждую минуту были слышны все новые и новые раскаты грома, словно где-то там вдалеке был расстрел. Но вдруг сверху снова послышался шум, на этот раз намного громче, чем в прошлый. Стук хлопающейся двери. Затем с потолка послышался шум и грохот, словно, словно кто-то разности дом в щепки. Разок даже послышался шум бьющегося стекла. Шум, стук, топот. Все это не прекращалось на протяжении пяти минут. В гостиную неожиданно вошёл О'Коннор с равнодушным выражением лица. — Что происходит? — спросил только вошедший парень, который, также как и остальные, слышал гам, доносившийся сверху. — Мы думали, что ты сможешь нам объяснить, — сказал ему Алма Перегрин. — Мисс Перегрин, вы уж извините за подробности, но я только вышел из душа. Я понятия не имею, что происходит. Шум наверху затих. — Гораций, будь добр, поднимись наверх, посмотри, что происходит. Я не потерплю такого поведения в своем доме, — обратилась имбрина к парню. Только Гораций собрался встать, как вдруг в гостиную быстрыми шагами вошла Эванс. Глаза ее были красными и опухшими, часть туши с ресниц оказалась под глазами, губы были как два алых лепестка розы. Девушка с виноватым видом посмотрела на имбрину. — Мисс Перегрин, мисс Ворона, — почтительно наклонила она голову в их стороны, здороваясь. Все взгляды устремились на нее. Она стояла у входной двери, зажимая в руках куртку. В нескольких метрах от нее стоял ничего не понимающий О'Коннор. — Мисс Перегрин, извините меня пожалуйста, что отрываю вас, но можно вас на пару слов, — еле сказала она, чтобы не дать своему голосу дрогнуть, и делать самое непринужденное выражение лица. Имбрина поднялась со своего места, направляясь к девушке. — Все хорошо дети, можете дальше заниматься своими делами, — сказала она, после чего вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.***
— Китана в чем дело? Почему ты в таком виде и что произошло наверху? — с толикой злобы спросила она. — Мисс Перегрин, прошу... — девушка зажмурилась, голос ее дрогнул, и новые слезы покатились по ее щекам. Имбрина изменилась в лице, прежняя злоба отступила, сменяясь удивлением. — Что у тебя стряслось? — спросила она, кладя руку ей на плечо. Та лишь убегала от ответа. Наконец она посмотрела в глаза имбрины. — Позвольте мне на некоторое время покинуть петлю. Глаза Алмы округлились. — Всего на пару часов. Я буду сидеть у скал, что находятся в километре от входа в петлю. Обещаю. Мне хотелось бы побыть там. Больше девушка ничего не сказала, и лишь снова зажмурилась. Имбрина аккуратно коснулась подбородка, поднимая голову выше. — Три часа. У тебя есть три часа. Китана, ради бога, не заставляй меня переживать. Эванс кивнула головой. Имбрина вновь открыла дверь гостиной, неторопливым шагом входя в комнату. Все повернули голову в сторону выхода и заметили уходящий силуэт девушки, что по пути надевал кожаную куртку. Послышался стук, характерный для закрывающейся двери. Дети посмотрели на мисс Перегрин. — А куда она пошла? — спросила вошедшая в гостиную Бронвин. Имбрина не ответила на вопрос девочки, лишь предложив детям взять конфет и разделить их между собой. — Я пойду за ней, — сказал Портман, вставая с места. — Джейк! — немного прикрикнула имбрина, затем сразу же снова улыбнулась, мягко намекая юноше, — все под контролем. Вы можете вернуться к своим делам. Парень словно понял намек, садясь снова в свое кресло, и лишь изредка кидал взгляд на поникшую имбрину. Лишь О'Коннор стоял на месте, чувствуя какое-то смятение. Он бесшумно вышел из гостиной, направившись снова в свою комнату. Парень вошёл туда, закрыв дверь изнутри. Комната была озарена мраком. Лишь первые лунные лучи озаряли ее едва. Он сел за стол, хотел было, приняться за своих марионеток, однако все буквально валилось из рук. Да и сам он понимал, что ничего дельного у него сейчас не выйдет. Он нервно выкинул скальпель куда-то на пол, отодвинувшись на стуле от стола. Ещё некоторое время он сидел так, размышляя над чем-то. После он подошёл к одному из двух окон и отодвинул штору, впуская лунные лучи в свою комнату. Было всего восемь, однако солнечные лучи уже скрылись за горизонтом, сменяясь лунными. Он направил свои темные глаза в окно, что выходило прямо во двор дома. Его комната находилась в самой высокой башне дома, что открывало ему обзор почти на свою территорию. Последнее, что он увидел — силуэт девушки, прикрывающей нижнюю часть лица руками, и медленно направляющейся к выходу из петли.***
Стоило выйти на улицу, как в лицо сразу же хлынул поток холодного воздуха, вперемешку с большими тяжёлыми каплями, падающими на голову, и стекающими по опухшему лицу. Под лёгкую куртку девушки сразу же начали падать холодные дождевые капли, проникая через одежду и касаясь тонкой кожи. Девушка съежилась от неприятных ощущений, и прижала концы куртки, которую не успела застегнуть, к телу. Ветер дул так сильно, что если бы девушка не держала ее, то она улетела бы, словно лёгкое пёрышко, подгоняемое выдыхаемым потоком воздуха. Волосы сразу сдуло назад, благодаря чему лицо полностью открылось. Такое опухшее, красное, измученное. Словно использованная тряпичная кукла.... Ненужная.... Она кое как попыталась обвязать шарф, пока шла в сторону выхода из петли, однако сильный порыв ветра сдул его куда-то назад. Девушка даже не обернулась, решив, что от него не так уж и много пользы. Медленным неуверенным шагом она все ближе приближалась к выходу, усердно зажимая рот руками, чтобы не закричать от боли. Душевной боли. Наконец, еле ковыляя ногами от сильного порыва ветра, девушка добралась до заветной пещеры, в которой скрылась в ту же секунду. В этот момент она окончательно исчезла из поля зрения парня. Небольшое головокружение, лёгкая мимолётная тошнота, и девушка оказалась уже в 2015 году, в той же самой пещере. Стоило ей переместиться в будущее, как дождь мгновенно прекратился. Сквозь тучи проглянула луна...***
Как только она переместилась, уже через пару минут на улице с такой же силой начался ливень, что преследовал ее в петле. Она очень надеялась, что ее план сработал. — "Если меня нет в петле, то и плохой погоды там тоже нет", — только и крутилось в ее голове. Продрогшая до основания, девушка укуталась в лёгкую кожаную куртку, первое, что попалось ей под руку дома. Она не хотела терять время на поиски чего-нибудь потеплее. Лёгкие хлопчатобумажные штаны и растянутый тонкий свитер без горла не сильно спасали дело. Она была промокшая до нитки. Ещё раз поежившись, сделала глубокий вдох, набирая полную грудь воздуха, из-за чего легкие увеличились в объеме чуть ли не в два раза. Наконец элементаль вышла из пещеры. На улице бушевала точно такая же буря, что и там. Издалека она увидела убегающих рыбаков, что выжидали у берега моря, очевидно, какой-то улов. Они, прикрываясь куртками и шапками, быстро разбегались в разные стороны, словно жуки, которых выпустили из банки. Пройдя немного вдоль берега, Китана наконец увидела те самые скалы, в которых находилась небольшая пещерка, в полсотни метрах от себя По коже вновь пробежал ветер, такой холодный, что казалось, мог заморозить кого угодно. Он словно обжигал кожу своим холодом. Дойдя до назначенного места Эванс с облегчением вздохнула. Пещерой это, конечно, назвать тяжело. Небольшое наскальное углубление, длиной в несколько десятков метров и шириной примерно столько же. Девушка вошла туда, пытаясь укрыться от порывов ветра и крупных капель. Однако, это не сильно помогало. Изредка комната все же обдувалась ледяными потоками, принося с собой уже надоевший дождь. Одежда девушки была насквозь мокрая, холодная куртка лишь усугубляла ситуацию. Нервно сняв ее с плеч, девушка выкинула ту на землю, кинув далеко от себя. С губ ее сорвался нервный крик. Крик, наполненный боли, наполненный страданий, наполненный им.... После крика странная вновь разрыдалась, ведь могла быть уверенна в том, что тут ее все-равно никто не услышит. Холодные красные руки растирали уставшие глаза, с которых то и дело черными полосами тянулись остатки смывшейся туши. Они заметно почернели. Девушка ходила из стороны в сторону, попутно пиная изо всех сил близ лежащие камни. В этот момент ей хотелось просто выть. Выть на луну, как это делают волки. Теперь она как никогда понимала их. В голове снова и снова вспоминался уже заевшийся голос "Снизь... Не соответствуешь..." И это новой волной ярости раздавалось в маленьком, и без того побитом сердце Китаны. Она замахнулась и со всей силы ударила в каменную стену комнаты, после чего истошный крик боли снова эхом раздался в округе. Но не физическая боль. Душевная. Руку девушки моментально окатило густой красной жидкостью, что тёплыми полосами начала стекать с рассеченных костяшек. Однако она даже не обращала на это внимание. Она продолжала метаться в разные стороны, словно в бреду. В голове ее то и дело повторялось "Не соответствуешь..." "Когда ты уже замолкнешь навсегда?" "Ты мне никто" Бах! Последовал ещё один глухой удар о каменную стену, который пришелся на ту же руку. Послышался лёгкий хруст... Правая рука девушки уже полностью была в крови, которая почти добралась до локтя. Она поправляла ею свои слипшиеся от влаги волосы, и красные едкие пятна оставались на ее одежде. А губы лишь тихо шептали: — «Енох... Ты мне нужен...» В этот момент она была готова простить ему все. Все обиды, все упрёки, все грязные слова, всю боль, что он ей причинил и физически, и тем более морально. В этот момент она перестала отрицать очевидное. Она перестала отрицать себя. Она перестала отрицать то, что прошлый ее потоп — ничто иное, как глухая ревность по отношению к нему. Она перестала отрицать, что каждое едко слово, кинутое в ее сторону, раздавалось десятикратной болью в сердце. Она перестала отрицать, что каждый раз, слыша этот бархатный голос, ставший уже таким родным, она постоянно вздрагивает, ожидая худшего. Такой родной, такой близкий голос... Она перестала отрицать то, что ей хочется проклясть весь свет и все существующее на земле каждый раз, когда она видит кого-то около него. Она перестала отрицать. Она-слабачка. Она не выдержала сама себя, но его она готова терпеть вечно. Лёгкие сковало, словно железными кандалами, не давая сделать лишнего вздоха. Она пыталась ртом глотать воздух, пытаясь получить такой желанный кислород. Но не такой желанный, как он. Ноги подкосились, и она упала, очень больно ударившись коленями о щербленный камень. На брюках сразу же появились красные пятна. Китана опустила и без того поникшую голову, и прикрыла лицо руками, в очередной раз закрывая заплаканные глаза. А в голове, словно эхом, проносились самые тяжёлые слова в её жизни: Я... Его... Люблю... Она шептала это сама себе. Шептала себе снова и снова, словно заучивала, как таблицу умножения. Шептала, словно боялась забыть. Нет. К сожалению, она этого не забудет. Не в этой жизни. Не выдержав напора, она упёрлась спиной в холодную стену. Ледяной ветер снова проник в ее убежище, и новая волна мурашек пробежала по телу, когда и без того мокрая одежда стала ещё холоднее. Она подобрала под себя ноги, обхватив руками. И в этот момент она поняла, что готова ему простить все. Она готова была простить ему все обиды, всю боль, она готова была снова и снова терпеть его издёвки, только чтобы он был рядом с ней. Только чтобы он был рядом... Больше ей ничего и не нужно... Какая странная вырисовывалась картина... Та, которая была сильнее всех, та, которая никогда не давала себе разрешения плакать, та, которая ни на секунду никогда не сгибалась, сейчас сидит, выжитая, как лимон, и разбитая. Мокрая, озябшая, слабая. Такая... Ненужная.***
Стоило ей скрыться в пещере, как на душе парня сделалось погано. Он не понимал, чем вызваны такие эмоции. Он же все ей рассказал, всё объяснил. Этого должно было хватить, но.... Что он сделал не так? И вдруг дождь, как по щелчку пальцев, прекратился. Практически моментально. Он сразу понял — она вышла из петли. Другого объяснения нет. На душе стало ещё поганее. Затем он снова посмотрел в окно. За один из многочисленных кустов зацепился ее шарф. Тот самый красный шарф, что буквально вырвал из ее рук ненасытный ветер. — «Неужели из-за меня?» — промелькнуло голове. Он был бы не он, если бы не удостоверился. Парень быстро взял из своего шкафа теплую бежевую куртку до колен, схватил ее в руки и одним движением руки открыл входную дверь, молниеносно вылетел в коридор. Бесшумно спустился по лестнице, минуя вход в гостиную так, что остался незамеченным. Он максимально быстро обувается и также покидает пределы дома. Енох идёт по территории, четко продумывая дальнейший план действий. Наконец, он дошел до того самого куста, на котором и повис шарф. Одними пальцами прикоснулся к нему. Тот был насквозь мокрый. О'Коннор быстро снял его, выжав лишнюю воду, нервно сжал в кулаке. Он поднялся на ноги и возобновил шаг, с каждой секундой ускоряясь. Уже почти бегом юноша приближался к пещере. И ему было наплевать на то, что скажет имбрина, когда узнает, что он покинул петлю без его ведома. Ему было совершенно плевать. Он готов был дежурить неделю, месяц, год, да сколько угодно. Но он должен был спросить лично, пока эта липкая совесть не прогрызла в нем дыру окончательно.***
Алма Перегрин, стоя в одной из комнат третьего этажа, и, дымя своей деревянной лакированной трубкой вовсю, прищурила глаза, наблюдая за скрывающимся из виду парнем. — Он знает, что делает. — губы растянулись в улыбке.***
Стоило некроманту переместиться в будущее-тире-настоящее, как его сразу окотило холодным ветром. Он направился в сторону выхода. С каждым шагом все отчётливее слышались капли дождя, бесконечно падающие с неба. Вдруг, откуда-то сбоку он услышал крик. Первой его мыслью стало то, что кого-то режут. Однако крик тут же оборвался. Дальше он слышал лишь еле слышимые из-за дождя звуки, похожие на всхлипы. Он накинул на голову куртку, придерживая ее руками, когда вышел из пещеры, и дождь новым потоком окотил его. Он старался как можно скорее дойти до места, откуда услышал крик. Он бежал, старательно не выпуская из рук красный шелковый шарф. Наконец добежал до навеса, образованного обрушившимися камнями, который помог ему хоть немного укрыться от дождя. Этот навес продолжался чуть ли не до самого входа в небольшую комнату. Он медленно начал подходить все ближе. До входа оставалось не более пятидесяти футов. Жалкие пятьдесят футов отделяли его от неё. С каждым шагом сердце билось все сильнее, а руки, и без того мокрые, запотели. Он аккуратно делал шаг за шагом, боясь оступиться. В каком-то смысле, это так и было. По мере приближения стали отчётливее слышаться всхлипы, позже — плач. Такой ужасный, такой искренний, что внутри все сжималось. После снова послышался крик. Истошный, но короткий, а затем глухой стук. Словно кто-то упал. На несколько секунд он замер, ожидая чего-то. Он виноват. Он чувствует это. Проклятая совесть окончательно поглотила парня, руки его сжались в кулаках, побелели костяшки. Сейчас он чувствовал себя настоящим моральным уродом. Хуже. Чувствовал себя тварью. Тихими шагами он все-же вошёл туда. На земле одиноко сидела она. Лицо было закрыто руками, что наполовину в крови были. Она сидела так, и единственное, что у нее шевелилось — а точнее подрагивало — так это плечи. Картина окончательно сорвала ему крышу, и он еле удержался, чтобы не врезать самому себе. Никогда в жизни он не чувствовал себя так паршиво. Он медленно подошёл к ней, стараясь не издать ни звука, и также бесшумно сел около нее. Глаза девушки все ещё были закрыты красными кулаками. Он посмотрел на нее, и его мир перевернулся. Плакала она, а больно было ему. Он просто не мог смотреть на нее такую. Бледную, но в то же время и красную, искалеченную, разбитую, ослабленную. Кончено, он не начал сразу ее любить до конца своих дней, как обычно бывает в детских сказках. Но ему больше не хотелось причинять ей боль. Ни моральную, и нем более физическую. На самом деле никогда не хотелось. Ему было тяжело смотреть на нее такую. Он дал себе обещание, нет, скорее даже клятву, что больше такого не случится. Иначе он — не Енох. Парень аккуратно положил свою руку на ее плечо, отчего та лишь вздрогнула и отпрянула от неожиданности. Красно-черные глаза полные испуга и боли посмотрели на него. Китана не понимала, что он тут делает. Парень смотрел на нее виновато. Девушка закрыла себе рот руками, стараясь не издать ни звука, который так рвался изнутри. Всевышний ее услышал. Он сейчас здесь. Перед ней. Только он, и никого больше... В этот самый момент она простила ему всё. — Я... правда не думал, что все так получится. Я не должен был так себя вести, и признаю это. Эванс, прости меня... Он посмотрел на нее, на ее глаза, из которых снова покатились слезы, и почему-то подумал, что это конец. Что теперь он для нее не будет существовать. Что сейчас она проклянет его, на чем свет стоит, и на этом дело закончится. Виновато опустил голову вниз, готовый принять любое её решение достойно, попутно доставая из кармана красный шарф. — Я видел, как ты обронила его, и решил вернуть, — руки парня задрожали. — Если ты захочешь меня ударить, или, ещё лучше побить, я пойму. — произнес он виновато, но уверенно и четко. Стоило на мгновение поднять взгляд, как элементаль набросилась на него, со всех сил сжимая в крепких объятиях его шею. В жарких объятиях. Это же она. А она не такая, как все остальные. Шелковая ткань полетела на грязную землю, пока мертвенно-холодные руки парня сжимали маленький комок.***
— Вставай, нам нужно идти. Мисс Перегрин будет в ярости, если мы опоздаем, — сказал он, отодвигая прилипшую девушку от себя. Та нехотя отцепилась и попыталась встать на ноги. Теперь, когда моральная боль унялась, в игру вступила физическая. Коленки очень сильно заболели, пульсируя. Китана невольно зажмурилась и слегка согнулась, пытаясь хоть так унять ужасное чувство. Некромант заметил это, и, присев на корточки, осмотрел. Через штаны ничего не было видно. — Сильно болит? — Да. Затем взгляд его упал на побитую тонкую руку, что словно была облачена в красную перчатку. — Что случилось? — спросил он, аккуратно осматривая костяшки. — Ударила…сь. Парень слегка сжал ее в середине ладони, вопросительно смотря на пострадавшую. Та зажмурилась, но не произнесла ни звука — Так, ясно... — произнес на выдохе. — Что такое? — Скорее всего перелом, но это не точно. Пошли скорее. Надо вернуться. Только они подошли к выходу, как Эванс поморщилась из-за ветра. Дождь, как ни странно, прекратился, остался лишь ледяной ветер. Только сейчас О'Коннор заметил, что та была мало того, что легко одета, так ещё и полностью мокрая. — Тебе нельзя так идти. Малейший ветер, и будет воспаление. — Другого выхода нет. — сказала та, клацая зубами. Енох посмотрел на свою куртку, что внутри была полностью сухая. — Есть. — коротко ответил тот, — значит так. Сейчас ты снимаешь свой мокрый свитер и... белье, — парень немного смутился, но продолжил, — и надеваешь куртку. Штаны ещё сойдут, но из-за верха ты точно заболеешь. — Ты рехнулся? — Слушай меня, сейчас я выхожу отсюда в тот проход. Там более-менее сухо. Для уверенности отхожу на 5 шагов и клянусь, не войду, пока ты не скажешь, что готова. Но пожалуйста, сними верх и надень это, — он протягивает ей куртку с мехом внутри. Сейчас она готова была поверить всему, что он скажет. Пару секунд посмотрев в его глаза, она молча кивнула, взяв куртку с его руки. Как и обещал, парень вышел. Она услышала отделяющиеся шаги, удостоверяющие в том, что он отошёл. Она быстро сняла все лишнее и надела теплую куртку. По телу сразу пробежала истома. Затем она сама вышла оттуда и направилась в его сторону. Шла на очень медленно, еле сгибая ноги в коленях. О'Коннор решил облегчить ее страдания, подхватив на руки. Процесс ускорился. Он не сказал ни слова. Китана тоже. Так молча они и шли. Каждый раз, когда дул ветер, она чувствовала, как тот слегка вздрагивает, и явно не от страха. — Енох, зачем ты дал мне куртку? Я могла бы и так дойти, ничего со мной бы не случилось. А тебе холодно, я чувствую это. — говорила она, прижимая свои руки к его груди. Парень, улыбнувшись впервые за долгое время, посмотрел на нее. — И что же теперь? Снимаешь с себя куртку и отдашь ее мне? Девушка уже только хотела сказать: "Да", однако вспомнила, что под ней у нее ничего нет. Не в силах ему помочь, она обняла его за плечи, старательно разогревая руками и дыханием. Это, кончено, мало помогало, но это снова вызвало улыбку на сосредоточено лице некроманта.***
— Появляться перед птицей в таком виде тебе нельзя. Будут проблемы и у тебя и у меня, — говорил запыхавшийся О'Коннор, подходя к дому. Пару секунд молчания, и он снова выдал — план таков. Ты быстро и очень тихо поднимаешься в мою комнату и ждёшь меня там. Если натыкаешься на кого-то по пути — избегаешь излишних вопросов. Если не получилось — врешь. Я иду к имбрине и говорю, что ты пришла и очень устала, поэтому сразу отправилась спать. Встречаемся у меня. С этими словами парень, наконец, опустил девушку на землю, открывая дверь в дом. Больше не вымолвив ни слова, он указал пальцем на лестницу. Девушка все поняла и, собрав всю силу в кулак, бесшумно побежала к ней. — Мисс Перегрин, — обратился Енох, заходя на кухню. Там была и Алма с Джейком. Они о чем-то активно беседовали. Он немного растерялся, не ожидая увидеть там Портмана, однако сразу же собрался, — там... Каитана пришла. Она сказала, что очень устала, и сразу направилась спать. Птица смотрела на него с прищуром, пытаясь вытянуть правду. Юноша стоял непоколебимый, не подавая виду. — Что ж, мисс Перегрин, я пойду, мне пора спать. — сказал Джейк, и встал из-за стола явно понимая, что сейчас он тут лишний. Портман поспешно удалился из комнаты, после чего Енох тоже собрался было уйти, но имбрина остановила его. — Енох. — аккуратно окликнула она. Тот повернулся, неравно сглатывая. Он посмотрел ей в глаза, имбрина смотрела на него без капли злости. — Я надеюсь, что у вас все наладилось? — многозначительно спросила она. В голове парня сразу же пронеслась орда матов. Он понял, что имбрина узнала о его побеге и, видимо, догадалась, что Китана связана с этим напрямую. Он шумно сглотнул, после чего ответил: — Разумеется...