seven wonders of the world

Рассматривая музыкальный журнал в 8 лет, я наткнулся на статью про Фредди Меркьюри. «Британский певец парсийского происхождения, автор песен, вокалист рок-группы Queen. Был автором таких хитов группы, как «Bohemian Rhapsody», «Killer Queen», «Seven Seas of Rhye», «Somebody to Love», «We Are the Champions», «Crazy Little Thing Called Love» и др. …» Мое детское любопытство горело желание узнать, кто этот человек. Журнал писал, что это был один из лучших голосов в мире, ему не было равных, он объединял огромное количество людей вместе. Сорвавшись в комнату сестры, я стал рыться в ее коллекции музыкальных дисков. Она была меломанкой, поэтому по вечерам у нас часто звучала та или иная музыка. Хоть у Нуны и было много дисков, но именно той, что мне была нужна, нет. Расстроившись, я остался сидеть на полу перед горой музыки. - ЧОН ХОСОК! – Давон была в шоке увидеть, что ее брат устроил такой беспорядков в ее комнате и это после того, как она 2 часа расставляла эти диски по алфавиту. – У меня на тебя сил нет. Что ты здесь делаешь? Посмотри, что ты наделал! - Нуна?! – испугался я, совсем забыв, что сестра ненавидит, когда трогают ее вещи. – Я … я … Давон скрестила руки. Девушка не могла справиться с этим ходячим источником энергии. После того, как умер отец 3 года назад, мама чаще стала пропадать на работе, чтобы подзаработать как можно больше денег. На Давон легла вся домашняя работа, а в особенности присмотр за младшим братом, который не мог усидеть на месте. - Я хотел найти один диск, но у тебя его нет. Я сейчас все уберу. Взгляд сестры смягчился, она расслабилась. - Что ты искал? - Эээээ … группу не помню, там солиста зовут Фредди Меркури. - Queen? – Давон была слегка удивлена. Я кивнул. - У меня и правда нет их диска, все собиралась купить… Нуна подошла к своей тумбочке, она достала оттуда деньги и протянула мне. - Сходи и купи. Ты же помнишь, где музыкальная лавка? Я радостно закивал, выхватил деньги и на всех парах выбежал из дома. Пробежав пару улиц в жаркий, летний день, я немного запыхался, но достиг свой цели. Меня встретило прохладное помещение. Магазин был больше похож на антикварную лавку или старую библиотеку, для музыкального магазина здесь было слишком тихо и безлюдно. - - Эй, пацан, если ты здесь, чтоб остудиться, то проваливай, это не остановка с кондиционером! Я вздрогнул от неожиданно громкого голоса. Я не сразу заметил, что за прилавком на меня смотрит мужчина лет 30, больше похожий на рокера, чем на продавца, в повязке на голове и джинсовой куртке с нашивками. - Я здесь, чтобы купить музыку! – уверенно заявил я, никакой старикашка меня не испугает, Нуна придет и голову ему оторвет. - Малец, кого-то ты мне напоминаешь! – усмехнулся мужчина. – - Чьих будешь? Вдруг я знаю. Я гордо выпрямился. - ХОСОК! Я ЧОН ХОСОК! Мужчина рассмеялся. - Теперь я узнаю это вздернутое лицо. Малец Чон Давон. Вы и впрямь, как две капли воды. Все в отца пошли. - Вы знали моего отца? Рокер кивнул. - Твой отец был частым гостем, постоянно что-то покупал. Теперь твоя сестра бегает ко мне в магазин. Кажется, музыка у вас в крови. Я притупил взгляд. Нелегкие воспоминания об отце кольнули в самую глубь души. Рак обнаружили, когда ему совсем стало плохо. Позже выяснилось, что отец знал о нем уже давно, но никому не говорил: шансы выздороветь почти не было. Он не прожил и двух месяцев. Такое было трудно пережить. Мама долго приходила в себе. Она не смогла выдержать похороны, она стояла и плакала, хватаясь за мужа не в силах отпустить его. Нам с Нуной было не легче. Давон держалась до последнего, а ночью я не мог заснуть под разрывающий плач своей сестры. Я же остался без отца, который много для меня значил. «Хосок, ты же знаешь, что я люблю тебя? Меня скоро не будет рядом, но я никогда не брошу тебя, я буду присматривать за тобой даже там. Береги маму и сестру: им будет очень тяжело, но ты крепись, ты остаешься в доме за мужчину, поэтому ты должен поддерживать их и защищать», - произнес отец в последний день своей жизнь. «Папа,… не бросай нас! Я буду послушным! Я больше не разобью ни одну мамину вазу. Я буду приносить из школы одни пятерки, только не уходи». Детское сердце не могло вынести этого. Я рыдал у постели отца, держа его истощенную руку. Он изрядно потерял в весе, кожа померкла, но глаза все так же искрили жизнью. Этого у отца не могла лишить даже костлявая рука смерти. «Хосок? Можешь пообещать мне кое-что?». Я закивал. «Все, что угодно, папочка». «Когда я был чуть постарше тебя, у меня была мечта. Я обожал музыку и жил ею. Как сейчас помню, звонок с урока, топот по коридорам, и я несусь в музыкальный класс. Пение под фортепиано. Я мечтал стать певцом. Собирать людей своим голосом, нести для них мысли под аккорды. Я дышал этой мечтой, пока родители не сказали, что у меня ничего не получится. Я мгновенно сдался и сейчас умираю учителем литературу. Уже и не помню, кто был моим кумиром. Кажется, он был англичанином. Я ни о чем не жалею: у меня прекрасная семья, любящая жена, красивая, умная дочь и озорник сын. Хосок никто не может лишить тебя мечты, ты должен идти к ней, если даже все против тебя, как бы сложно не было нельзя останавливаться. Как жаль, что я не увижу, каким мужчиной ты станешь». Я остался с отцом, рыдая у его постели, а когда мои слезы закончились и я начал тяжело всхлипывать, мама увела меня в коридор, а сестра с тетей и дядей забрали домой. В эту же ночь отец умер. Одно упоминание об отце заставляет пережить самое тяжелое время в моей жизни. Его предсмертные слова до сих пор, словно выгравированы на сердце. - Пацан, так что ты купить хотел? Я вышел из оцепенения. Мне потребовалась минута, чтобы я собрался с мыслями. Мужчина терпеливо ждал. - У вас есть диск группы Queen? Лицо рокера расцвело. - Конечно, есть. Какой был бы у меня магазин без этой легендарной группы. Между прочим, твой отец тоже ее любил. Я расплатился за покупку и побежал домой. Теперь я понимал, кто был кумиром отца. Мне надо было срочно послушать его музыку. - Купил? – с порога спросила Нуна. Я, не заметив ее, скинул потертые сандали и, отбросив кепку в сторону, вбежал в гостиную к магнитофону. Он стоял у нас бог знает сколько лет, но работал исправно, лучше, чем новые проигрыватели. - Ты почему игнорируешь свою Нуну? Воодушевленный я включал и настраивал, думая, что узнал об отце, словно тайну. Его не было в живых уже 3 года, но никто не забывал его, он был жив, только в нас самих, в наших сердцах. - Ты знала, кто был кумиром для отца? Давон помрачнела и покачала головой. Воспоминания об отце тоже задевали ее за живое. - Так слушай. Наконец-то я справился с техникой и вставил диск. Queen –The Show Must Go On С этой песней во мне родилась мечта. С каждой новой нотой я загорался ею. Под восхитительный голос солиста проносились воспоминания об отце, и я только сейчас понял, что эту песню я слушал миллионы раз, папа очень любил ее и часто включал послушать. Я представлял, как поет не Фредди Меркури, а человек, что живет в моем сердце. Он уверенно держит микрофон, а музыка льется из него, подобно горному роднику, а под сценой толпа людей, что поет с ним в унисон. Папа счастлив. - Нуна… - Ммм..? Глаза Давон были наполнены слезами. Кажется, и я сидел, вслушиваясь в каждую ноту, и не сдерживал эмоций. - Я хочу стать певцом. The Show must go on! The Show must go on! Yeah! Inside my heart is breaking, My make-up may be flaking, But my smile, still, stays on! С того дня я стал жить своей мечтой каждый день. Я записался на все музыкальные и танцевальные кружки, но только со временем я понял, что нужно сделать упор лишь на танцы и пение. В 10 лет я приходил домой обессиленный и падал на кровать. 4 часа тренировок и танцев, столько же пения, школьные занятия, и вечером мне не хотелось жить. Я много раз пытался бросить, уставший от каждодневного напряжения, но в голове звучал голос отца, и я продолжал тренироваться дальше. Я упорно обучался вокалу. У меня был довольно звучный голос. В школе я был лидером нашего кружка. На каждой церемонии, на каждом концертном вечере я пел или дуэтом, или соло. В средней школе голос сломался, и растягивать лирические песни стало сложно. Именно тогда я раскрыл в себе талант к рэпу. Я начинал сочинять и записывать текста на полях школьных тетрадей. Потом пытался начитывать. Выходило неплохо. В следующий момент я выступаю на площадке под псевдонимом «J – Hope» и занимаю первое место. В первом классе старшей школы я иду на прослушивание в Big Hit и прохожу отбор. Так и началась моя сложная жизнь стажера. Мало того, что я каждый день испускал дух в студии, упорно танцуя, сочиняя музыку, еще я учился в школе. Никто не знал, что я прохожу стажировку, да и рассказать мне особо было некому: новых друзей в старшей школе я так и не нашел. Ситуацию испортил слух о том, что я гей. Да, это было правдой. Я понял это на последнем году средней школы. Мне просто больше нравились парни, чем девушки. Меня привлекал мужской торс, чем животик какой-нибудь девушки. Мне нравились спортивные длинные ноги и элегантные красивые руки. Подтвердить мою ориентацию смог Ли Чон Сок. Он был на 4 года старше меня и работал моделью в компании. Так получилось, что он стал единственным, кто поддерживал меня в коллективе. Может дело в том, что в тот момент я был самый младший или я ему понравился, и он стал заботиться обо мне. Мы вместе разбирали для меня сложную хореографию, он помогал мне вдохновляться, всегда приносил поесть, когда времени не основалась, чтобы даже подкрепиться. Мы стали хорошими друзьями, и это были типичные отношения хена и донсена, пока он не узнал, что мне нравятся парни. Я случайно сболтнул по-пьяни, что он красивый и мне нравятся его татуировки, а он воспользовался моей уязвимостью и «по-дружески» затащил в love hotel. Меня поразило то, что после той ночи, наша дружба стала еще крепче. Это были самые странные отношения из всех, что у меня были. Его опека переросла в «папочкину заботу». Мы стали часто созваниваться и встречаться вне рабочего времени. Он называл меня Хоупи и нежно трепал по волосам. Однажды я упал во время танца и разбил коленку, так Чон Сок не подпустил никого ко мне и сам обрабатывал рану. Мы стали, словно братья, но с одной оговоркой: когда нас охватывало странное дурманящее возбуждение, Чон Сок тянул меня в кладовую и страстно вжимал в стену. Пришло время, и я решился спросить. - Чон Сок-хен, тебя не кажутся наши отношения странными? В этот момент мы сидели у него, пили пиво и смотрели новую дораму. Боже, как он их обожает. - Что в них странного? Я нахмурился. Было тяжело начинать эту тему. - Просто … Мы с тобой друзья, но делаем нечто такое … Он перевел взгляд с экрана и поставил дораму на паузу. - О Хоупи, - он нежно улыбнулся и поправил мои окрашенные в рыжий волосы. – Тебя это смущает? Хочешь прекратить? Я смутился, подумав, что такое возможно, и замотал головой. Я совсем не хотел менять наши отношения с хеном. - Наша с тобой дружба больше, чем обычная. Мне нравится с тобой общаться, ты такой милый и солнечный, что я не могу не заботиться о тебе, но так же я не могу не втряхивать тебя в постель при удобном случае. Мне нравится наша дружба. Я люблю тебя, Хоупи. Я растянулся в улыбке. - Я тоже тебя люблю, хен. Спасибо за твою заботу. - А ты бы хотел со мной встречаться? Я как-то не думал об этом. Встречаться с Чон Соком? А если бы мы расстались? Мы бы перестали общаться. Он мой единственный друг. Я активно замотал головой. - И я бы не стал. Отношения все портят. - Хен, а если ты в кого-нибудь полюбишь? Что будешь делать, если ты против отношений? Правда, полюбишь. Не как меня. Он нахмурился. - Никогда не влюблялся. Не знаю. Он серьезно задумался, но с минуты взял свою банку пива и выпил. - Не загружай мне мозг. А ты бы что делал? - Стал бы добиваться его. - Даже если ты ему не нужен? Я кивнул. - Если я действительно люблю этого человека. Вскоре Чон Соку предложили работу в Лос-Анджелесском модельном агентстве, и он уехал в Америку перед тем, как я пошел во второй класс старшей школы. Мне было очень одиноко. Хоть хен постоянно звонил и писал, как у него дела и чтоб я не забывал его, мне было чертовски одиноко. Собравшись с духом, я усилил нагрузки. Мои танцевальные навыки улучшились, муза отдавалась мне с большой охотой, и музыка струилась из меня, как из фонтана. Наконец-то ко мне пришло одобрение компании, признание коллег, как перспективного новичка, и стажеров, как серьезного конкурента. Чон Сок увез с собой в Лос-Анджелес не только свою заботу и тепло, но и постоянную сексуальную жизнь. Без регулярного секса я начал скрипеть зубами к 4 месяцу. Хен смеялся и говорил, что рука мне в помощь, предлагал «пошалить» по видео-чату, но, решив, что так низко я не паду, послал его на хер, на что он сказал, что американские парни намного сексуальнее, чем корейские. Недотрах стал серьезной проблемой. Я стал часто нервничать и психовать, когда у меня что-то не получалось. Я бесился, когда просыпался с постоянным стояком и во время репетиций, засмотревшись на миловидного паренька, представлял в голове, как я разложу его в этой же репетиционной комнате, наслаждаясь его сладкими стонами. Проблема дошла до такой степени, что это заметила Давон. - Псих ненормальный! Иди трахни кого-нибудь и верни мне моего брата! Она училась на дизайнера – модельера и была в постоянной работе, от чего тоже постоянно уставала и нервничала. Она была права. В свободный вечер я пошел в клуб и подцепил какого-то парня: с симпатичной мордашкой, явно меня младше или он выглядел так молодо. Один раз сняв напряжение, я стал делать это регулярно, не заботясь о последствиях. Кто-то из школы увидел, что я заходил в love hotel с очередным парнем, и пустил слух. Для ублюдков-гомофобов я стал предметом насмешек. Я все выносил и терпел, не взлезая в конфликты. Компания не должна была узнать о том, что я проблемный или что я вступил в драку или вел себя агрессивно. Приходилось игнорировать все грубые слова, что я слышал, когда шел по коридору. У меня была мечта, только она заставляла меня улыбаться и не сдаваться. Это были всего лишь глупые школьники, для которых гнобить не такого как все было забавно. Никто не вступался за меня, никто не раз не сказал о том, что такое издевательство – это бесчеловечность. Всем было плевать. Каждый заботился лишь о себе. Но… Только на 3 году обучения я заметил Их. Ким Тэхен и Мин Юнги были известны в школе, как экстравагантная парочка. Эти друзья были постоянно вместе и выделялись из толпы. Ким Тэхен был парнем нетипичным: он не подчинялся школьным правилам, носил, что хотел, часто прогуливал уроки, смотрел аниме на переменах и матерился отборным матом, не стесняясь никого, девчонки пищали, когда он одаривал их ослепительной квадратной улыбкой, у него часто менялось настроение, он красил волосы и плевал на угрозы учителей, но все сходило ему с рук, потому что он был один из лучших учеников. Мин Юнги был полной его противоположностью. Он выделялся миловидностью и poker face. Он вышагивал по школе с безразличным лицом, смотря на всех, как на последних отбросов. Парни боялись его из-за слуха о том, что однажды он сломал руку тому, кто оскорбил его. Как позже я выяснилось у самого Юнги, это была неправда, но вполне могла быть ею. Девчонки томно вздыхали, когда он играл в баскетбол. Мин Юнги был в этом хорош. Я стал часто замечать их взгляды на мне. А однажды они пригласили меня за свой столик пообедать, и так мы подружись. Чем же он привлек меня? Или я изначально невольно поглядывал на него в школьных коридорах? Его неприступный образ и холодный взгляд заставляли съеживаться, но почему-то он меня интересовал и привлекал. Чем больше я исподтишка наблюдал за ним, тем больше замечал его трещины в стене. Они всегда были вместе, Ким Тэхен не оставлял его ни на минуту. Как такие разные люди могут быть лучшими друзьями? Или на самом деле они не такие разные? Я был глубоко поражен, когда впервые раз увидел, как Мин Юнги улыбается. Я сидел тогда в школьной библиотеке и читал, чтобы отвлечься от мыслей и скрыться от шума в коридорах. Они сидели не так далеко от меня, чтоб я мог их хорошо разглядеть. Мы были одни. Возможно, из-за стеллажа с книгами слева от меня они не видели меня, но они явно думали, что здесь они находятся одни. Не думаю, что они делали вид, будто меня здесь нет. Тэхен рассказывал что-то про аниме, активно жестикулируя руками, а Юнги читал какой-то учебник. - Юнги – я, закрой эту херню. Поговори со мной! - Дерьмо! – выругался он. – Лучше бы помог. Завтра тест, и если я провалюсь, то отец убьет меня. - Забей на алгебру. Пошли ночевать ко мне, и я помогу тебе. Подумав, что подслушивать нехорошо, я вновь углубился в чтение, но вдруг до моего слуха донесся смех. Я оцепенел. Вы когда-нибудь вздрагивали от резкого раската грома, а потом с восхищением дослушивали его силу, действующую на вас? Что-то подобное я почувствовал в этот момент. Тишину прорезал смех, именно прорезал. Он был таким заразительным и звучным, что я вскинул голову. Это был Юнги. Он смеялся, улыбаясь так ярко. Тэхен тоже залился смехом. Я стал невольным свидетелем чуда. Мин Юнги может смеяться. Я стал чаще наблюдать за ним. Вот он хмурит лицо, и он так забавно морщит носик. А вот мы на собрании по профориентации, и он так внимательно слушает про химфак. Он хочет туда поступить? Юнги кивает головой. Наверное, он так подтверждает сказанную кем-то мысль. Вот он задумался, его губы чуть приоткрыты и надуты. Кусает ногти, он стоит у подоконника и читает учебник, не любит же он алгебру, я бы помог ему с учебой, если бы мы общались. Они с Тэхеном смотрят видео на телефоне в наушниках, Юнги что-то шепчет ему на ухо, от чего тот заливается смехом. Ха, кажется, он умеет шутить. Один раз я заметил его на совместном уроке физкультуры, он спал на трибунах, подложив под голову свою кофту. Тысячу и одну таких мелочей я замечал в нем каждый день и, кажется, влюблялся, как глупый подросток. Встретившись с ним взглядом, сердце екало, и становилось плохо. Я корил себя за то, что позволяю себе такую слабость, но ничего не мог с собой поделать: Мин Юнги был слишком милым, слишком красивым, слишком для меня. Когда же он заметил меня в столовой, я решил, что это подарок небес за все мои страдания в это школе. Когда мы стали дружить, я был на седьмом небе от счастья. Тэхен и Юнги были со мной на каждой перемене, и больше никто не задевал меня. Когда Юнги смеялся над моими шутками или улыбался, слушая меня, я пытался не закричать от счастья. Когда Юнги заступился за меня в столовой, я влюбился окончательно. Было больно смотреть на его прекрасные костяшки, украшенные кровоточащими ранками, я бы расцеловал их всех, чтобы вернуть прежнюю жемчужность кожи. Когда Юнги пришел на порог моего дома и остался со мной, я, кажется, на секунду умер. Мама в командировке, сестра проходит практику в другом городе, а в моем доме живет самый красивый человек на свете, который сводит меня с ума. Утром его не добудиться, подталкиваешь, потыкаешь в мягкие бледные щеки, чтоб он проснулся, но Юнги лишь кряхтит и только еще больше закутывается в одеяло. А спит он всегда в позе эмбриона. Так мило. После того, как он все же проснется, он хмурый и неразговорчивый, но обычно к 11 часам он оживает и приходит в себя. Теперь я мог видеть Юнги каждый день, каждую минуту, что нахожусь дома. Когда я возвращаясь из компании под ночь, он всегда встречает меня. Он ни разу не уснул, не дождавшись меня. Конечно, за время нашего совместного проживания изрядно пострадала моя посуда, но больше всего пострадало мое сердце. У Мин Юнги самые идеальные ноги. Таких стройных и красивых я не видел ни у кого. Его ноги - это орудие против человечества, против меня. Кажется, в нем все идеально и мило: от корней волос до пальчиков на ногах. Я преклонялся бы ему, как божеству. Но люди меня не так поймут, а Юнги посчитает меня психом и сбежит. Я тысячу раз собирался признаться в своих чувствах: каждый раз, когда мы ели вместе мороженное за просмотром фильма, и он довольный и сытый укладывал свою голову мне на коленки; каждый раз, когда он встречал меня в коридоре после тренировки; каждый раз, когда он выходил распаленный и покрасневший после душа и надевал мои вещи, которые ему очень велики; богом клянусь, каждый раз, когда он надевал шорты и расхаживал в них по дому; каждый раз, когда именно он будил меня по утрам вместо будильника; каждый раз, когда он мягко, понизив голос, называет меня Хоби. Каждый день, каждую минуту мысль о том, что я не могу сказать о своих чувствах, убивала меня. Молчал я по многим причинам: во-первых, я не хотел портить дружбу с Юнги, ведь я был уверен, что он натурал; во-вторых, он и так поругался со своим отцом из-за меня, я надеялся, что когда-нибудь они все же помирится; в-третьих, самая главная причина была в том, что за 2 недели до экзаменов Big Hit предложили мне уникальную возможность пройти стажировку в Америке, в Лос-Анджелесе, у лучших реперов нашего времени. Это был мой шанс выйти на новый уровень, вырасти, как музыкант, но Юнги … . Он был единственным, кто держал меня в Корее. Я активно размышлял, взвешивал все за и против, но, решив, что карьера важней, я дал согласие. Я должен был полететь в Америку через неделю после экзаменов. Как я мог так лохануться? Как я мог не поверить в возможность получить то, чего я хотел, о ком мечтаю, кого люблю. Как я мог лишить себя своего же счастья? Вот он в моих объятиях и целует так отчаянно, хаотично, как будто только и думал об этом. Нет, это я грезил о твоих губах каждую секунду, о твоих сладких розовых губах. Я не мог заставить себя долго ждать, терпеть эту невыносимую пытку, хотя раньше я только этим и занимался, видя Юнги. Мы добрались до квартиры, я лихорадочно бил ключом по скважине, но трясущиеся руки не пускали нас внутрь. Как только дверь открылась, мы ввалились в коридор, сшибая вешалку с куртками и полку с обувью. Юнги прижал меня к стене и жадно впился в губы, оттягивая нижнюю и смачно покусывая ее. Сбитое дыхание и покрасневшее лицо выдавали его возбуждение. Я обхватил его за талию и переместил на тумбочку прихожей. Юнги, прижавшись, углубил поцелуй, использую свой проворный язычок. Мои пальцы пробрались к его спине, я забрал толстовку и стал просчитывать каждый позвонок, от чего он заерзал. Отстранившись на минуту, мы посмотрели друг другу в глаза. Таким я его никогда не видел: развратный и возбужденный с желанием в темных, как ночь, глазах. - Хоби, - промурлыкал он и провел кончиком носа по моей шее. Я вскинул голову, обнажая участок для его ласк, но вместо этого получил сильный укус. Я был в таком восторге от каждого его прикосновения, что в глазах мутнело. - Ай..!! Юнги захихикал и провел языком по своему следу от зубов. Я взвыл от нового импульса внизу живота. - Паршивец, - прохрипел я и, схватив за ягодицы, понес Юнги в свою комнату. Сбросив его на матрас, я хищно навис сверху. Передо мной лежал самый желанный человек, он возбужден и с мольбой смотрит на меня. - Я хочу тебя…, - прошептал я ему на ухо, от чего он вспыхнул с новой силой. Юнги прервал зрительный контакт и отвернул голову. Я нахмурился. - Скажи, я прекращу. Только не молчи сейчас. Прошу. Он стыдно сморщился и прикусил костяшку пальцев. - Я … я .. всего раз пробовал … Я смутился. Он стесняется или боится? - Тебе страшно? Юнги наконец-то взглянул на меня, в его глазах горел огонь, дьявольский огонь, но сам он был сжат и не уверен. - Хоби, у меня черти бегают в голове. Я тихо засмеялся. Он улыбнулся. Пауза затянулась. - Мы может прекратить. Лучше закончить на этом, потому что я не уверен, что смогу остановится, когда ты этого попросишь. Ты хочешь этого? В голове все плавилось, сейчас я думал головой, что внизу живота, но здравый смысл еще не покинул меня. Я терпеливо ждал, пока Юнги не взял мою ладонь и не половил себе на пах. - Хоби, я тебя очень хочу. На этом тормоза сорвались окончательно. Юнги хочет меня, у него стоит, он очень возбужден из-за моих прикосновений. Боже, именно я довел его до такого состояния. Мин Юнги хочет меня. Я примкнул к его губам, сминая и кусая их до крови, попутно задирая черную толстовку. Моему взору предстало идеальное молочное тело, которое в свете луну казалось еще бледнее, чем оно есть на самом деле. Я стянул с него верх, Юнги привстал, чтоб вытянуть руки и помочь мне. Он так смотрел на меня, что я снова сорвал с его губ поцелуй. Юнги сел на мои ноги и обхватил шею руками, углубляя поцелуй. Его ресницы щекочут. Я обхватываю его за талию и вожу по ней руками. Он сладко кряхтит, морщится во время поцелуя. Оторвавшись от его губ, я спускаюсь к шее, целую каждый изгиб, от чего Юнги тяжело вздыхает и опрокидывает голову. Я спускаюсь к изящным ключицам и легонько покусываю их. Не сдержавшись, я кусаю его, задержавшись на несколько секунд, Юнги, тяжело дыша, вскрикивает от легкой боли и падает на постель. Изнемогая от жары, я стягиваю футболку. Он наблюдает и кратко вздыхает, хватая воздух, когда я откидываю ее к толстовке на полу. Рука Юнги тянется к моему торсу и с вожделением проходится вверх вниз, а я не сдерживаю возбужденный стон. Он продолжает свою игру, пока я не хватаю Юнги за запястье и не придавливаю к постели. - У тебя красиво тело, – полушепотом говорит он. - А я в сравнение с тобой тощий ди…. - Ты самый красивый, - прерываю я его и опускаясь к соскам. Юнги сдавленно стонет, когда я начинаю играться с ними. Один обхватываю губами, покусывая, оттягивая, с другим проделываю тоже, но рукой. Юнги заерзал, застонал, погружая свои пальцы в мои волосы. - Хоби, Хоби, яяя… не могу, пожалуйста, … там … Я перевожу взгляд на его джинсы и вижу, как у него выпирает бугорок. Спустившись туда, я замечаю, что в районе молнии у него мокрое пятно. - Хоби … сними, я щас взвою! Я не спеша расстегиваю молнию и снимаю с него джинсы . Юнги невольно раздвигает передо мной свои стройные ноги, и я вижу, от чего он кряхтит и ерзает бедрами по постели. Его член так возбужден, что сочится смазкой. - Хоби…, - молит он. Я аккуратно берусь за края боксеров и стягиваю их. Юнги нетерпеливо стонет и стыдливо закрывает лицо руками, когда остается полностью обнаженный. Голый Мин Юнги на моей постели с раздвинутыми для меня ногами. Я задыхаюсь от такой картины, которая могла прийти ко мне лишь на пороге смерти, но сейчас я не умираю. Только не сейчас. Взяв его правую ногу, я стал поглаживать икру. - Хоби…. Хоби… Оставив на ней поцелуй, я поднялся к коленке, опаляя ее своим горячим дыханием. Одновременно другой рукой я поглаживал левое бедро. Юнги застонал и стал водить руками по лицу, то хватаясь за губы, погружая свои пальчики и закусывая их, то сминая подушку или одеяло под ним, то зарываясь пальцами в волосы, сильно жмурясь. Я же устроился между его ног, легко раздвинул их, удобно приподняв, и стал оставлять легкие укусы по внутренним сторонам бедер. Юнги затрясло. - Хоби … Хоби!! Прошу…! Я отрываюсь от бедер, наставив засосы и следы от укусов, чтоб посмотреть на него. Он чуть ли не плачет и нетерпеливо гладит себя по впалому животику, не решаясь дотронуться до изнывающего члена. - Хоби…! – простонал он, слабо улыбаясь, и проехался рукой вверх по бедру, шире раздвигая ноги. – Хочу… дай мне кончить… я сейчас умру… Я наклоняюсь к его члену и понимаю, что даже он у него идеальный. Кажется, Юнги родился без изъянов: все в его теле прекрасно и неотразимо. Проведя языком по стволу, Юнги заныл, руки вцепились в края подушки. Я вобрал головку, смачно посасывая и оттягивая крайнюю плоть. Во время минета с Юнги творилось что-то невообразимое. Он сто раз проклял себя, что не занимался этим раньше, что игнорировал свои желания и непонятную тягу к лучшему другу. Это было лучшее, что с ним когда-либо происходило. От удовольствия слезы текли по щекам. - Хоби, Хоби, …. Я сейчас … ха ах ах ха… Я ускорил темп, позволяя Юнги кончить. Он задохнулся в стонах, вскрикнул и вцепился в мои волосы, кончая в меня. Я отстранился откашляться. Его сперма была с горчинкой, но не настолько противной, что я не проглотил ее. Юнги тяжело дышал, посматривая на меня и улыбаясь. - Это было здорово, - сказал он. Я улыбнулся, вытирая губы, на который остался вкус Юнги. Он поднялся на колени и чмокнул меня в губы с такой благодарностью и полученным удовольствием в глазах, что я подумал, что он собирается уходить. Но он лишь перевернулся на живот и оттопырил попу, подбирая в себе подушку и призывно смотря на меня с боку. - Я … я …, - я, наверное, на секунду умер, потому что голова совсем перестала работать. Передо мной Юнги в такой позе. Я точно умираю. - Хоби …, - вырвал он меня из оцепенения. – Я не просто так перед тобой зад поднял. Я смутился. Боже, спаси меня. Мне потребовалось около 10 секунд, чтобы я встал и подошел к свою шкафу, откуда я и достал презервативы и смазку. Я сел на край кровать, поглаживая его правую ягодицу. - Хоби…, - промурлыкал он, вертя задницей навстречу моим ласкам. – Может мне следовало помыться или … ХА! Он тяжело выдохнул, когда я укусил его. - Хоби…! Ха … хаа … Хватит! Он резко перевернулся, от чего я испугался. - Я говорю серьезно! Там же … грязно … Я нахмурился. Я планировал растянуть его с презервативом, потому что сил больше не было ждать, но если он против… - Я схожу в душ помыться? По моей спине прошлись мурашки. А если он передумает, когда будет мыться или испугается и сбежит? Я не на шутку занервничал. - Если только я пойду с тобой. Он округлил глаза и покраснел, отвернувшись. Я встал и протянул ему руку. - Пошли? Он засмущался, но поднялся и пошел со мной. Я был уверен, что расстанусь со своей душой прямо в душе. Кажется, на пару секунд мне стало, действительно, плохо, когда я увидел, как Юнги, отвернувшись к стене и наклонившись, стал растягивать себя. Теплая вода смыла с нас пыль городских улиц, но она не могла сделать тоже самое с похотью, в которую мы окунулись с головой. Я не мог стоять и просто смотреть на эту сцену, это насилия над самим собой. Я положил ладони на его бедра и навис сверху, целуя его волосы, щеки, скулы губы. -Хоби … ! Он тяжело задышал и опустил свои постыдные глаза в пол, ускоряя темп. Я готов был взорваться: член изнывал, все внутри желало Юнги. - Юнги – яя, я сейчас сорвусь… Он бросил на меня безумный взгляд и остановился. Сжав мою руку, он вышел со мной из душа и пошел в сторону комнаты. - А как же полотенца? - Похуй на них! Он потянул меня на себя, и мы упали на кровать. Юнги смотрел мне в глаза и не мог скрыть нежную улыбку. Если бы я знал, что скоро лишусь ее, я бы пожелал не видеть ее вовсе. Юнги поцеловал меня, обняв за плечи, и произнес те слова, что эхом разносятся у меня в голове по сей день: «Никого я не хотел так сильно, как тебя». В эту ночь мир рухнул. Сеул пошатнулся со своим шумом машин и суетой людей и заснул под сиянием звезд. Кто может сказать, что человек не рожден для счастья? Минута, секунда только для нас, подаренная ночь тяжелого дыхания и сорвавшихся голосов. Комната, наполненная естественным процессом, но словно дар несчастному. Подарок для вечно страдавшего, для вечно уставшего. Он - Чистый сосуд, лоно озера с кристальной водой, затягивающая в свою глубь, губящая безумца. Приставьте к моему виску дуло пистолета, если человек существует не для того, чтоб умирать и рождаться от счастья и великого наслаждения под названием «любовь». Ночь подарила нам шанс быть вместе. Юнги терзал мою спину, изливался в стонах и слезах, пока я нетерпеливо входил в него. - Хоби … Мммм … Ха … Ему было больно, чертовски больно. - Тише … тише … Хоть как-то облегчить боль, я гладил его по волосам, шептал на ухо нежности. Это меньшее, что я мог сделать. Я не мог вынести, что Юнги плачет лишь от того, что я вхожу в него. - Я не могу …., – прошептал я скрипя сердце. – Тебе больно … - Нет! – сказал он и прижался ко мне сильнее, от чего я вошел полностью. Юнги вскрикнул и новый поток слез хлынул с новой силой. Он уткнулся в мое плечо, тяжело всхлипывая, содрогаясь всем телом. - Не знаю, почему так больно … Его трясло. - Юнги – я…, - я уткнулся носов в его волосы, не двигаясь: ему нужно привыкнуть. - Хоби, Хоби…, - шептал он, словно в бреду. – У тебя такой большой …, заставил меня реветь, ублюдок. Я почувствовал, что он улыбается, и, взяв за подбородок, повернул его лицо к себе. Глаза немного опухли, а на губах розовая улыбка. Я поцеловал его, поцеловал потеки от слез, поцеловал в висок, а он жмурился, отвечая на ласки. - Привык? Он потупил взгляд. Я терпеливо ждал, когда он ответит, но Юнги молчал. Я уже подумал, что стоит переспросить, но вдруг он толкнулся ко мне, насаживаясь до упора. Шлепок кожи эхом разнесся по заснувшей тишине. Юнги ахнул и схватился за мои плечи. Из моих глаз посыпались искры. Я воспринял это, как знак согласия и сделал первый толчок. Второй, третий. Юнги взрывается в стонах, лаская мой слух. Перед глазами сосуд, который разбирается и собирается снова и снова, лицо, полное наслаждения и нетерпения. - Юнги-я…, Юнги-я... Я не могу не терзать его шею, оставляя алые засосы, которые, вероятно, утром будут смотреться как побои. Я не могу не шептать ему на ухо о том, какой он развратный, какой желанный, от чего Юнги смущается и возбуждается еще больше. Я не могу не думать о том, что надо было записать все это на камеру: Юнги, который растягивается по кровати, словно кошка, крича мое имя от того, что я трахаю его быстро и до упора. Неужели только воспоминания об этой ночи останутся со мной в Америке? - Хоби … ! Хоби … ! – выкрикивает он вперемешку со стонами. Я отрываюсь от его шеи и целую в искусанные губы жадно, как в последний раз. Сорвавшись на бешеный ритм, я закидываю прекрасные ноги себе на плечи, и с Юнги творится что-то невообразимое, и он тонет в своем же крике. Я чувствую разрядку и, обезумев, кусаю Юнги в плечо, от чего его ноги разъезжаются в стороны, и я подхватываю их, разводя шире. Его затрясло, как в лихорадке, он цепляется за меня и кончает, изливаясь на живот. От невероятной узости я делаю финальные толчки и кончаю с ним. Тяжело дыша, я падаю на Юнги, не в силах даже выйти из него. Мы молчим. Абсолютная тишина. Я чувствую, как чьи-то руки гладят меня по голове. Наверное, я так и заснул, оставшись в нем. Я ничего не чувствовал. Лишь руки. Бледные пальцы в своих волосах. А тем временем мир ожил. Машины вновь загудели, люди загалдели. В домах зажегся свет, заварился чай, наполнились ванны, захрустели свежие постели, делая новых людей. <……> «Уважаемые пассажиры нашего лайнера, огромная просьба пристегнуть свои ремни и отключить сотовые телефоны во время взлета. Повторяю, наш рейс выполняется по маршруту Сеул – Лос-Анджелес. Время пути составляет 16 часов 25 минут. Желаем удачного полета». Летя на 10000 метром над землей, я мучил себя надоевшей музыкой в телефоне. Я пытался читать, но в конечном итоге отложил это дело. Смотреть в затылок какого-то мужика спереди я тоже не хотел, поэтому, как дурак, пялился на свои руки и старался не думать. Лишь бы не думать. Лучше не думать. Проснувшись тем утром, я не сразу сообразил, что происходит. Я чувствовал себя таким разбитым и уставшим. Внезапно я вспомнил ночь и Юнги в своих объятиях и мгновенно проснулся. Кровать была пуста. Юнги не было дома. Вместе с ним пропали и его вещи, а на тумбочке лежали ключи. Что я знал раньше о боли? В этом момент все внутри стянулось в огромный узел. Дыхание прервалось, а на глазах навернулись слезы. Я ничего не понимал. Началась паника. Я, как безумец, схватил свой телефон и стал звонить Юнги. В душе еще была надежда, что это лишь шутка, прикол, недоразумение, что Юнги сейчас выйдет как обычно из ванной наденет мою футболу, и мы пойдем вместе готовить завтрак. Телефон абонента выключен … Еще раз. Телефон абонента выключен … Может у него просто телефон разрядился? Попробую еще раз. Телефон абонента выключен … А если Тэхену… Гудки … гудки … гудки … сброс вызова Гудки … гудки … гудки … сброс вызова Гудки … гудки … гудки … сброс вызова Я был готов поехать к Юнги, искать по всему городу, но чтобы я сказал? Что бы он сказал? Почему ты ушел от меня? Я думал … Целую ночь я думал, что я стал самым счастливым во всем мире. Он был со мной. Он был моим. Такой открытый. Такой искренний. Мин. Юнги. Мин Юнги. Разрыдавшись, как девчонка, я сполз по стене и закрылся от всего мира. Эта любовь? Умирать внутри от колющей боли в сердце? Не находить себе места? Быть готовым на все ради него, но при этом быть не в состоянии что-либо сделать? Почему любовь так душит? Словно вокруг шеи натянули петлю и тянут, тянут. Хочу к нему. Хочу к нему. Не могу. Что я ему скажу? Люблю тебе! Но я улетаю через 2 дня. Америка. Юнги. Охх, Юнги, милый, Юнги – я. Что ты сделал со мной? Что я сделал с тобой? Разрываясь, я потянулся к телефону в последний раз. Телефон абонента выключен … Тэхен. Гудки … гудки … гудки … сброс вызова С психу я откинул телефон в стену. Это ночь я не спал и считал часы до вылета. Словно ножом по сердцу. Я схватился за грудь. Сдавило внутри. - Молодой человек, - стюардесса обеспокоенно подошла ко мне. – С вами все в порядке? Меня прошиб холодный пот. - Все в порядке, - натянуто улыбнулся я. - Вы побледнели. С вами все хорошо? Она нежно взяла меня за руку. Она такая молодая. Сколько ей? - Кажется, я боюсь летать на самолетах, - нервно засмеялся я. Стюардесса хихикнула. - Слава богу. Я уж подумала, что вам, действительно, плохо стало, - она присела на свободное рядом со мной сидение. – Глубоко вздохните и успокойтесь. Наш пилот – человек с 15-летним стажем. Вам нечего бояться. В наше время воздушный транспорт безопасен так же, как поездка на велосипеде. Я засмеялся. - Отличное сравнение, - она засмеялась в ответ. – Но даже на велосипеде можно упасть и разбить колени. Она кивнула. - Но вы же не будете думать об этом во время езды? Вы наслаждаетесь видами и скоростью вашего велика. Так и сейчас не думайте о полете. - А если не можешь не думать? - Отвлеките себя, чем только можете. Она крепко сжимала мою рука. - Сколько вам лет? От неожиданного вопроса она смутилась. - Эмм… нам не положено, но … мне 23. - Ин Ван, – прочитал я с ее бейджа. – Милое имя. Вам подходит. Она кивнула и смущенно отвела взгляд. - А вас как зовут? Зачем летите в Лос-Анджелес? - Меня зовут Чон Хосок. Там я стану репером. Ночь подарила нам шанс, в этот же момент она отняла его.