I don't wanna waste another minute , without your love You're driving me crazy, i need you now
Чонгук бежал, не разбирая дороги, каждый раз шарахаясь от удивлённых взглядов, которыми его щедро одаривали окружающие. Себя он осознал лишь когда раскрылись двери лифта на нижнем уровне парковки. На стоянке было прохладно, а глаза не жёг яркий свет, освещаюший торговые залы. Тяжело дыша, он, пошатываясь, шагал в дальнюю от лифта зону, где парковал машину. Руки мелко тряслись. Да что уж там — его потряхивало всего от макушки до пят. В уши будто набили ваты, а по затылку и спине то и дело прокатывалась лавина мурашек, что заставляла подгибаться колени. Какого, блять, хуя уже второй день подряд летит к коту под муда? Не очень поэтичный, но вполне резонный вопрос. Чонгук был вспыльчивым, да, он был не сдержанным, без сомнения. Но даже сильные эмоции всегда были под контролем — всегда ровно столько, сколько нужно для дела. И вот он, весь из себя сдержанный и разумный взрослый человек, еле переставляя ноги, плёлся к своей машине, чтобы предательски спрятаться в салоне; сжимал до боли кулаки, впиваясь ногтями в кожу, чтобы не рвануть обратно наверх и не оттрахать этого сумасшедшего блондина прямо там, где успеет застать. И о том, кто после этого из них двоих будет более сумасшедшим, ещё можно было поспорить. Дёрнув на себя пассажирскую дверь, Чон повалился на сиденье, болезненно застонав. Возбуждение не отпускало, продолжая терзать и мучить. В бардачке пылилась пачка крепких сигарет, на случай «а вдруг надо, а у меня есть». Он выцарапал из картонного прямоугольника дрожащими пальцами сигарету, остервенело чиркая зажигалкой в попытке прикурить. Та не поддавалась, давая шанс передумать. Мерзкой трелью разразился мобильный телефон. Ну естественно, Минхёк. Где ж ты, сука, раньше был. Гаркнув в трубку «В машине я!», Чонгук отшвырнул аппарат куда-то на заднее сиденье, и с глухим стоном вывалился из машины — сидеть было невозможно. Зажигалка наконец-то поддалась, и, прикурив, Чон сделал глубокий вдох, сначала задерживая дыхание, а потом медленно выпуская горький дым. Курение должно успокаивать, иначе на хер оно надо? На первой же затяжке, с непривычки немного закружилась голова, и Чонгук, захлопнув пассажирскую дверь, привалился к ней спиной, откидывая голову назад и закрывая глаза. Сердце продолжало колотиться как бешеное, напряжение в штанах не спадало, и, чтобы, видимо, хозяину стало совсем хорошо, подсознание услужливо начало прокручивать перед глазами всё, что только что произошло наверху. Сигарета, дотлев до фильтра, обожгла пальцы, вырывая Чонгука из вязких, мучительных грёз. Шипя и матерясь, он взялся прикуривать вторую. — Эй! Ты чего орёшь так? Всё в порядке? — ну конечно, теперь он беспокоится. Как же они все не вовремя, блять, беспокоятся. Чонгук зло усмехнулся, в три затяжки докуривая вторую сигарету и мрачно глядя на приближающегося Минхёка с бумажными пакетами наперевес. Видок оставлял желать лучшего, потому как глаза Минхёка округлялись прямо пропорционально сокращающемуся между ними расстоянию. Он пристально смерил взглядом босса, без сомнения отмечая и припухшие губы, и засос на шее, которого там не должно было быть — Чонгук никому не позволял оставлять на себе метки. Ну и стояк он не заметить не мог. Чон же, тяжело выдохнув, отвернулся. Ему не было стыдно. Ему было физически и морально плохо, нужна была разрядка. — Поехали отсюда... — прошипел Чон, зажмуривая глаза и втягивая носом воздух. Вторая сигарета не помогла так же, как и первая. Открылась задняя дверь, прошуршали пакеты, дверь вновь захлопнулась. На плечи легли тёплые ладони, а вкрадчивый голос прошептал: — Чонгук, я могу помочь. Чон распахнул глаза, изумлённо уставившись на Минхёка. На губах шатена играла порочная ухмылка, а томный взгляд прожигал насквозь. Правая узкая ладонь переползла на грудь, легко поглаживая пальцами через ткань рубашки, а потом медленно поехала вниз, оглаживая живот, царапая ногтями кожу ремня. Замерла она аккурат на пульсирующим под тканью брюк члене, легонько сжав. Чонгук подавился вдохом. Тогда левая ладонь накрыла губы, зажимая, не давая произнести ни слова: — Успокойся, я просто помогу тебе. Это моя работа. Есть такая редкая порода миотонических коз — если напугать, у них парализует конечности, и они забавными меховыми шариками валятся на бок на месте. Чонгук, без сомнения, имеет с ними родственные связи. Парализует его не хуже тех козочек. Разве что упасть не даёт стальной бок автомобиля, и сильные руки Минхёка, что прижимают к нему. Шатен, на глаз убедившись, что сопротивление оказано не будет, отнял руку от губ, переместив её на ремень Чонгука, и по-змеиному грациозно опустился пред ним на колени. Ловкие пальцы тут же расстегнули пряжку, дёрнули молнию вниз. Горячий рот через ткань белья проехался по всей длине, острый розовый язык лизнул головку. Чонгук задушено взвыл. Он очень надеялся, что никому не приспичит сейчас забирать свой автомобиль. А ещё, что камеры наблюдения не зацепят тёмный угол, в котором ему собирался отсосать его же личный секретарь, стоя перед ним на коленях. Минхёк же, спустив на сколько возможно мешающую ткань, не стягивая брюк, развязным движением, мокро облизнув ладонь, обхватил ствол у основания и сильным движением проехался по всей длине, скручивая кисть и оглаживая большим пальцем головку. И ещё раз. И снова. Чон уже не стонал, а подвывал как раненое животное, вцепляясь мёртвой хваткой в стильную укладку шатена. Минхёк добавил к умелой руке шершавый язык, поскуливая и причмокивая влажными губами на подрагивающем члене. Тягучим движением заглотил до основания, останавливаясь, привыкая и вцепляясь в бёдра, что судорожно дёрнулись навстречу движению. Под зажмуренными веками Чонгука расцветали фейерверки, кровь барабанами стучала в висках. В нос опять прокрался терпкий травяной аромат. Волосы на загривке встали дыбом. Приоткрыв глаза, он с ужасом уставился в пепельную макушку, что ритмично двигалась вверх-вниз, вырывая утробные стоны из саднящего горла. Это было чистое безумие. В ушах заструился хриплый баритон, бесконечно повторяя «Дьявол тебя забери...я сейчас кончу, я сейчас кончу...» И вот это вынести уже было невозможно. Чонгука накрыло оглушительным оргазмом, его трясло словно в горячке. Смуглые сильные руки, с синими прожилками вен, крепко удерживали его бёдра на месте; развязный рот заглатывал всё до капли, не отпуская, продлевая удовольствие, а широкий язык проехался по распухшим губам, слизывая остатки белёсой спермы. Глаза цвета плавленой карамели огладили чувственным взглядом из-под растрепавшейся пепельной чёлки, и губы растянула широкая квадратная улыбка. Чонгук зажмурился, откидывая голову назад и больно ударяясь о крышу автомобиля. Он сходит с ума. Через мгновение, вновь открыв глаза, Чон обнаружил перед собой всё того же Минхёка, что уже застегнул ширинку и ремень, а теперь, поднимаясь, разглаживал брюнету складки на рубашке и стряхивал невидимые пылинки с пиджака. Грёбаная жизнь, куда всё катится. Внутри что-то с треском оборвалось и стремительно летело в ёбаное ничего. Минхёк распрямился окончательно и потянулся к чужим губам. Чонгук дёрнул головой, отворачиваясь, и губы легко мазнули по скуле. Шатен разочарованно выдохнул. Отодвинув Чона в сторону, открыл пассажирскую дверь и, аккуратно усадив босса на кресло, обошёл машину, занимая водительское место. Молча завёл двигатель и, выкручивая руль и посматривая в зеркала, направил машину к выезду. — Я не буду спрашивать, что только что произошло. Я не хочу знать, — тихо, но уверенно отчеканил Чонгук, глядя перед собой. — Я просто хорошо справляюсь со своей работой, — ровно проговорил Минхёк, так же смотря только на дорогу. Чонгук искоса глянул на него. Выражение лица Минхёка и правда было бесстрастным, он спокойно и уверенно вёл машину, не обращая, кажется, на Чонгука никакого внимания. Вот только характерная выпуклость на штанах обнуляла весь этот идиотский маскарад. — Как скажешь, — хмыкнул Чонгук, легко соглашаясь, и откинулся на спинку кресла, отворачиваясь к окну. По телу разливалась сладкая нега и тяжесть, хотелось потянуться, чтобы прочувствовать каждую ноющую в истоме мышцу. Хотелось зарыться носом в пепельные пряди, втянуть дурманящий аромат медовой кожи. От желания прикоснуться к ней начинало покалывать ладони. Пизда рулям. Тушите свет — электричество кончилось, разуму стало темно и холодно, и он отбыл в неизвестном направлении. Чонгук обречённо выдохнул, закрывая глаза. Как дальше нормально жить и функционировать – он не знал. А ещё он никак не мог вспомнить имя... что-то очень знакомое, повторенное тремя разными голосами... как же?..***
Чимин был зол. И выводила его из себя даже не сама ситуация, а то, как на неё реагировал Тэхён. Лучше бы он проорался от души, послал бы куда подальше, но нет. На любую попытку заговорить с ним — упорно сжимал зубы и отчаянно мотал головой из стороны в сторону, словно в попытке вытрясти из неё невыносимые мысли. Он гнал по городу на запредельных двух сотнях в час, судорожно сжимая руль, пролетал на запрещённые сигналы светофоров, подрезал и обгонял. Чимин злился и молча цеплялся влажными ладонями за подлокотники кресла, ожидая, когда за спиной призывно заверещит сирена полиции. И уж лучше бы они поторопились, потому как гарантий добраться до дома живым у него не было совсем. Когда машина плавно затормозила у тёмного подъезда невзрачной высотки, в которой снимал квартиру брюнет, он с трудом разжал пальцы. Глянув на застывшее серое лицо друга, Чимин раздосадованно фыркнул и дёрнул рычаг на двери, собираясь молча выйти. Смуглая рука длинными пальцами вцепилась в край куртки, удерживая на месте. — Чимин-ии... не уходи... — тусклым шёпотом послышалось с водительского сиденья. — Ты меня сам сюда привёз, — брюнет скептически вскинул бровь. Захват распался, выйти из машины ничего уже не мешало. Чимин уверенно шагнул наружу, а в спину летел судорожный выдох. — Что ты там дышишь как последний раз? Паркуй свою субмарину и иди за мной. Надеюсь, утром она тебя тут будет ждать...целой... Тэхён вымученно улыбнулся и поспешил последовать совету, пока друг не передумал. Дрожащая клетушка лифта, скрипя, тащилась на последний этаж. Тэ мысленно умолял её не сдохнуть по дороге — если бы лифт застрял, ждать вызволения пришлось бы очень долго, к понедельнику, не иначе. Спальный район, в котором обосновался Чимин, комфортом и благопристойностью не отличался. На это наблюдение Пак лишь дёрнул плечом: — На что хватило денег, то и снял. Какая разница, где спать? Тэхён хотел ввернуть, что главное ни где, а с кем, но чувствовал, что за подобный комментарий он сегодня ещё отхватит. Небольшая квартирка, на удивление, оказалась очень уютной, как и сам хозяин. Маленькая светлая кухня, небольшая гостиная, совсем крошечная спальная. Для того, кто только спит здесь, вполне сносная комплектация. Тэхён, скинув лоферы в узкой прихожей, прошлёпал босыми ногами к дивану в гостиной, упал на него, проваливаясь в мягких подушках, и устало вытянул длинные ноги. Чимин ушёл на кухню греть воду для чая. Мысли в голове ползли неохотно, скреблись крысиными коготками по черепной коробке изнутри, заставляя Тэхёна поминутно морщиться. Когда тебе говорят не думай о белом медведе, о чем ты начинаешь думать? Правильно, о грёбаном белом медведе. Тут работал тот же принцип. Не думать о Чонгуке, от прикосновений и проникновений которого горело и плавилось всё, к чему тот прикасался, он не мог. При любом неосторожном воспоминании Тэ начинало засасывать в тёмный омут с головой, без возможности вдохнуть или пошевелиться. Мучительно застонав, блондин нырнул головой под подушку. — Ты от меня там прячешься? Или от себя? — из кухни показался Чимин с небольшим приставным столиком, на котором размещались две чашки, небольшой френч-пресс и вазочка со сладкой снедью. Мягкий домашний свитер, широкие штаны и взлохмаченная макушка — образ плюшевого медвежонка готов, ни убавить, ни прибавить. Если бы ещё он так отчаянно не язвил — цены бы не было. — От тебя не спрячешься, — глухо отозвался Тэхён, впрочем, из своего убежища не высовываясь. — Знаешь, как говорят, – деловито продолжал друг, разливая по чашкам ароматный чай, – один раз это случайность, два — совпадение, а три... — Не будет никакого «три», — перебил Тэ, выныривая на свет, к приставному столику, чаю и Чимину. — Это всё удовольствия мне не доставляет... — А я так и понял, — с готовностью закивал брюнет, засовывая за щеку печенье, — ты ж там от боли и унижения стонал, о каком удовольствии речь? — Чимин-и, давай уже сразу перейдём к моменту, когда ты будешь меня ругать и вправлять мозги. Твоя прелюдия сильно жестока, — кисло попросил Тэхён, забирая со столика свою чашку и согревая ладони о керамические бока. — А я не собирался тебя ругать. Я лишь хочу, чтобы у тебя верхняя голова начала работать. От нижней пока только проблемы. Я тебе вопрос сейчас задам, и в твоих интересах дать верный ответ. Тэхён смерил друга тяжёлым взглядом, но промолчал. — Скажи мне, что ты просто хочешь этого красивого мужика в свою постель на один раз, а потом удовлетворённо выдохнешь и забудешь о нём. Да или нет? Острый кадык под смуглой кожей дёрнулся, а Тэ затравленно отвёл взгляд — нет, это далеко не так. Одного раза ему будет мало. Ему будет мало и десятка раз. В случае с Чон Чонгуком хватило и пары минут, проведённых рядом, чтобы утонуть в нём без всякой надежды на спасение. Там, за тяжёлой шторой, в сумасшедших объятиях, Тэ чувствовал себя как никогда на своём месте. И если ему не суждено пережить это хотя бы ещё один раз — то зачем ему вот это вот всё? — И это был не правильный ответ, — констатировал Чимин. — У меня есть сразу несколько увесистых «но» для тебя. — О, не одно, а сразу несколько. Урожайный вечер, — уныло заметил блондин, отхлёбывая горячий чай. — Во-первых, по официальной версии, Чон Чонгук кристально чистый натурал. Завидный жених, которому давно подбирают подходящую невесту... — Это я сразу заметил, — поспешил перебить Тэхён, нервно закидывая ногу на ногу, — как раз когда он свой язык мне в глотку засовывал и лапал за задницу. Первой мыслью было — не иначе как натурал. А ещё у натуралов часто стоит на других парней, подумаешь, бывает, — наигранно безразлично пожал он плечами. — Во-вторых, — дернув щекой, Чимин смерил друга скептическим взглядом, — даже если «во-первых» не актуально, то это не значит, что он влюбился в тебя по уши с первого взгляда и уже мысленно выбирает обои в вашу будущую спальню. А ты уже выбираешь, я по идиотскому выражению лица вижу. Тэхён обиженно фыркнул, скрещивая руки на груди и отворачиваясь. Закрылся в защитной позе наглухо. Конечно, он не ванильная девица, что с первой минуты примеряет себе фамилию новоиспеченного ухажёра и придумывает имена будущим детям. Но с прошлого раза (подумать только, прошли всего сутки! А казалось, что недели...) вороватая мысль о возможном совместном будущем нет-нет да мелькала на краю осознания. Тэхён совсем не знал этого нового Чон Чонгука, но вот тот мальчишка, с которым он расстался более десяти лет назад, обладал набором потрясающих душевных качеств. С таким можно было в разведку идти и жизнь свою доверять, что уж там про выбор обоев говорить. — В-третьих, — безжалостно продолжал брюнет, сканируя взглядом реакцию Тэхёна, — даже если всё это так, а я розовый пони, что жрёт на завтрак радугу, отрыгивая бабочками, ты вспомни на секунду, кто вы и где живете. Вам просто не позволят. Ты помнишь, такое уже случалось. Вот это был удар ниже пояса. И это была чистая правда. Обидная, раздражающая, невыносимая правда. В мире, в который с таким упорством стремились окунуть его родители, не было места его чувствам и желаниям. Консерватизм, преемственность поколений и жёсткие рамки, в которых он должен был себя держать. Если в эти рамки не помещалась какая-то часть тела, то её немедленно следовало отсечь за ненадобностью, и живи потом как хочешь. Скрывать свою личную жизнь от любопытных светских глаз долго не получится. А если станут известны её пикантные подробности — злобные стервятники разорвут в клочья с нескрываемым удовольствием. — Есть ещё «в-четвертых», — Ким как никогда хотел, чтобы друг замолчал. — На тебе лежит огромная ответственность, как на единственном наследнике. Ты не можешь предать семью и всё бросить. Ты сломаешь жизнь всем тем людям, что так преданно работают в Глобал. Ты родился с золотой ложкой во рту, Тэ, и теперь, даже если ты захочешь её выплюнуть и сбежать, тебе даже рыпнуться не дадут. Тэхён судорожно выдохнул сквозь зубы. Чимин был прав во всём. И от осознания этой правды хотелось выть. Больше не будет «я хочу» и «я мечтаю», теперь только «я должен», «я обязан». А все свои ненормальные притязания можешь запихнуть себе очень глубоко в задницу, дорогой Ким Тэхён. Тэ будто наяву услышал, как лязгнул замок золочёной клетки, в которой ему теперь предстояло жить и не трепыхаться. Напиться захотелось неимоверно. В хлам. — Я должен был тебе это сказать как твой разумный хён, — смягчившись, продолжал Чимин. — Ты и сам всё это понимаешь, но теперь ещё должен признать. И смириться. Да, смириться. Легче сказать, чем сделать. Только выбора, как обычно, никто не дал. — А теперь скажу как любящий тебя хён, — мягко улыбнулся брюнет, садясь рядом на диван и обнимая Тэхёна за плечи, — ты сильный, ты всё сможешь. Ты всегда справлялся. И я, как и всегда, готов тебя поддержать, — Чимин ненадолго замолчал, что-то обдумывая, а потом многозначительно добавил, заглядывая в несчастные глаза друга, — я поддержу тебя в любом твоём решении. В любом. Тэхён выглядел разбитым и подавленным. Действительность придавила бетонной плитой, не давая вдохнуть полной грудью. И соображать нормально не давала тоже. Он обреченно выдохнул и обнял брюнета в ответ, зарываясь носом в мягкую шерсть свитера на плече. Родной запах и уютные объятия придали немного уверенности, чтобы сказать то, что должен был: — Ты во всём прав, Чимин-и. Я должен взять себя в руки. Иначе меня прожуют и выплюнут, не поперхнувшись. В этой новой жизни не будет места слабости, — и, тяжело сглотнув, закончил, — как и Чон Чонгуку. Расслабься, хён, я больше не подведу. Чимин неопределённо хмыкнул на ухо, крепче прижимая к себе, но ничего не сказал. А Тэхёну оставалось всего-навсего заставить себя поверить в то, в чём сейчас заверил друга. Всего-навсего.***
Чонгук сидел спиной к большому офисному столу, утопая в высоком кожаном кресле. Обхватив себя правой рукой и покусывая ноготь большого пальца левой, он слепо уставился в панорамное окно, находясь в глубокой прострации. Рабочее настроение не посещало его с понедельника, а так как сегодня уже заканчивался пятничный обед, можно было уже и не напрягаться. Разнос от отца он получил ещё этим дивным утром, а потому с чистой совестью который час подряд предавался рефлексии. Вообще, за эту неделю он открыл в себе много новых, в основном отрицательных качеств, из которых рефлексия была не самым ужасным. Он стал рассеян, медлителен и беспросветно туп. Документы приходилось перечитывать по нескольку раз, но смысл так и не доходил до застопорившегося мозга. На встречах с партнёрами и клиентами он отчаянно стискивал челюсти, чтобы не зевать в открытую, а вспомнить содержание разговоров не удавалось уже через половину часа. Минхёк делал вид, что не происходит ничего особенного. Чаще приносил кофе и старался огородить босса от любых внешних вмешательств. Чон Чонгук — человек, а не машина на солнечных батарейках, как бы ему ни хотелось доказать всем обратное. Встречи были перенесены на следующую неделю, а сотрудники, набравшиеся смелости для личной беседы с Чоном, отшивались раздражённым шипением его личного секретаря. И как следствие, изменений в поведении босса никто не замечал, попросту не имел такой возможности. Зато заметил Чон-старший. Строгое «Зайди ко мне. У тебя пять минут», резанувшее холодным металлом из селектора, сработало не хуже ледяного душа. Чонгук метнул отчаянный взгляд в окно — прыжок с пятого этажа показался вполне сносным вариантом, в отличие от предстоящей перспективы. Чонгук отца уважал, но боялся не меньше. И это было вовсе не опасение получить выговор от строгого родителя. Брюнета каждый раз скручивал животный ужас, от которого стучали зубы и потели ладони. Кролик не может не бояться удава, инстинктивный страх заложен природой. Спартанское воспитание включало много аспектов, неизменных правил и запретов. Запретов, пожалуй, было больше всего остального в разы. Чонгук всегда должен был быть вежлив, почтителен и послушен. Отец никогда не поднимал на сына руку, но его слова часто били наотмашь не хуже хлёстких пощёчин. Вот и сегодня, определения «вздорный мальчишка» и «наглый сопляк» были из разряда самых мягких и тактичных. Его провальный диалог с настырным партнёром в субботу мимо отца не прошёл. Кто бы мог подумать, что на него в прямом смысле слова нажалуются старшим, вроде же взрослые люди. К середине отповеди Чонгук уже ощущал себя не просто не оправдавшим надежды сыном, а конченым идиотом, непонятно как попавшим на свою должность. Он от души получил за всю слитую неделю. А под конец Чон-старший смерил его стотонным взглядом и бросил сквозь зубы «Пошёл вон. Видеть не хочу». Но самое страшное крылось в причине столь разительных перемен. У Чонгука из головы не выходил тот странный блондин. Он превратился в навязчивую идею, которая засела в голове и стучала в виски, подобно маленькому дятлу — упорно и неустанно. С Чоном подобное случалось впервые, отчего он попросту растерялся. За прошедшую неделю он сгрыз себе руки по локоть от невозможности увидеть того ещё раз. Ему снились вязкие, влажные сны, которые не давали отдыха, а изматывали всё больше. Он часто ловил себя на том, как пальцы неосознанно поглаживали губы и шею — там, где его касались чужие губы. Охренительные губы, надо сказать. Такой выплеск адреналина и животной похоти, как в те несколько минут в памятный выходной, не накрывали его ни разу в жизни. Хотелось ещё. Хотелось большего. Хотелось до зубного скрежета. Да он и думать ни о чём другом не мог вот уже неделю. Вишенкой на торте его смятения была невозможность новой встречи, разве что случайно. Да, имя ему назвали, но тогда вся кровь была далека от верхней половины тела — мозгу не хватило ресурса для запоминания такой простой информации. А даже если бы и услышал сквозь бешеный гул в ушах — что бы оно дало? Бегать по Сеулу с фотороботом и трясти им перед прохожими — вы такого не видали? Выбить его личность из администратора французского ресторана, в котором они встретились впервые? Скорее всего ему тут же вызовут неотложку, спасибо, если не полицию. Но даже этот факт с каждым днём всё меньше его смущал. Двери кабинета резко, с грохотом распахнулись. Чон с трудом оторвал взгляд от своего внутреннего «в никуда» и перевёл его на посетителя. Пару секунд на его лице можно было с лёгкостью читать вопрос — ты кто? — Я не понял! А где лепестки роз, фанфары, красная дорожка и цистерны шампанского?! — вещало двухметровое нечто, размахивая руками. Чонгук с трудом начал узнавать в нём Ким Сокджина. — Я героически отработал твою рекламу. Режиссёр рыдал как малое дитя. Где горячие объятия и страстные поцелуи?! Да, хён умел вернуть любого к реальности одним своим появлением. Эффектным, между прочим. Вслед за ним в кабинет просочился Минхёк, откровенно хреново сдерживающий раздражённую мину. Поставил на стол поднос с двумя чашками дымящегося кофе, внимательно оглядел Чонгука с ног до головы — беспокоится, не иначе — и нехотя вернулся в приёмную. Сокджин, не дожидаясь приглашения Чонгука, царственно прошествовал к столу и растёкся в гостевом кресле. — Хреново выглядишь. — Обычно эту фразу говорят с участливым выражением лица, а не блаженной улыбкой, — скрипуче заметил Чонгук. — А я рад тебя видеть, несмотря на твою кислую рожу, — доверительно сообщил Сокджин, пододвигая к себе чашку. Сделав глоток и одобрительно промычав себе под нос, он вытянулся в кресле, из-под ресниц наблюдая за Чоном. — Чего такой замученный? Секретарша жизни не даёт? Чонгук несколько раз удивлённо моргнул, осознавая вопрос. — У меня нет секретарши. — У тебя есть секретарша, — делая большие глаза и поигрывая бровями, закивал Сокджин, — горячая штучка, между прочим, - небольшая пауза, чтобы добиться нужного эффекта, — и отлично варит кофе! Чонгук криво ухмыльнулся, качая головой. Шутку оценил. Почти улыбнулся — уже гораздо лучше, чем ничего. — Моя «секретарша» легко может выкинуть тебя из кабинета за шиворот, и твои неумелые комплименты вряд ли «её» смягчат. — Эй! Я не претендую, — шутливо сдался Джин, — на земле полно красавиц, и он не последняя! Ты обещал сегодня заехать на съёмку. Но, видимо, немое созерцание... — Ким выглянул из-за кресла Чонгука, чтобы убедиться в своём утверждении, — ...«ничего» в окне гораздо интереснее. Что стряслось? — Ничего, — буркнул Чон, скрещивая руки на груди и упираясь взглядом в стену позади Сокджина. — Ну да, я вижу, — согласно покивал Сокджин, а потом вытянул длинную руку и нажал кнопку на селекторе, — милочка, а можно нам что-нибудь покрепче кофе? Только бетонную плиту не тащи — надорвёшься, — и загоготал, абсолютно собой довольный. Селектор в ответ задушено прохрипел что-то мало разборчивое, но явно нецензурное и затих. Через минуту дверь кабинета снова ощутимо грохнула открываясь. Минхёк, плотно сжимая губы, наверное, чтобы нахер Сокджина не послать, принёс новый поднос с резным графином с виски и двумя снифтерами*. — У тебя чудовищное чувство юмора, хён, — констатировал Чонгук и, дабы сгладить немного ситуацию, обратился к своему секретарю, — спасибо, Минхёк. Нам больше ничего не потребуется. Не отвлекайся на нас. Минхёк сдержанно кивнул и направился к выходу. А у самой двери вновь обернулся, обращаясь к Чонгуку: — Господин Чон, Ваш костюм доставили из химчистки. Отправить его к Вам домой, или Вы будете переодеваться здесь? — Здесь. Мы должны появиться там в семь? — Минхёк вновь кивнул. — Тогда распорядись, чтобы водитель ждал нас внизу без пятнадцати семь. Можешь идти. Дверь кабинета закрылась, а на Чонгука уставились хитрые и наглые глаза Сокджина. — Оу, Господин Чон отправляется на свидание? — Если бы, — поморщился Чонгук, разливая виски по бокалам на два пальца и протягивая один Джину, — сегодня вечером один известный чиновник устраивает приём для сильных и не очень мира сего. Я не могу не поехать, отец велел не опаздывать. — Ну да, куда ж ты денешься, — поддел Сокджин. Чонгук скрипнул зубами, но ругаться с другом не стал. — Он хочет меня представить официально, как своего преемника. Я обязан там быть. — Значит, едешь на смотрины, — протянул Ким, грея бокал в широкой ладони. — Значит, да, — невпопад ответил Чонгук и, коротко выдохнув, залпом осушил свой снифтер. Сокджин от возмущения аж подпрыгнул в кресле: — Ты неандерталец что ли? Ты в курсе вообще, как пьют элитные сорта виски? Сначала любуешься цветом напитка, оцениваешь аромат, смакуешь ноты вкуса, а потом отмечаешь послевкусие. А ты глотаешь как не в себя! Чонгук смерил друга нечитаемым взглядом и потянулся за добавкой. — А я понял, — наблюдая как тот опрокидывает в себя вторую порцию и тянется за третьей, пробормотал Сокджин, — ну давай-давай, заправляйся. На трезвую голову ты к откровениям не готов. Я подожду. После четвёртого бокала, Чонгук наконец расслабленно откинулся в кресле и затравленно уставился на Джина. Тот цокнул в восхищении. — Ну ты силён. Я с тобой больше пить не сяду. Рассказывай. Кто она? — Он. — Что он? — не понял Сокджин, рассматривая янтарную жидкость в своём бокале. — Это не она, а он. Охуительный блондин с неебической внешностью, которого я почти трахнул в примерочной кабинке бутика Том Форда в прошлую субботу. Тот самый, которому я оставил свою блядскую рубашку в грёбаном французском ресторане на прошлой неделе. Теперь я понятно изъясняюсь? Сокджин застыл с поднесённым ко рту бокалом, так и не коснувшись его, и во все глаза вытаращился на младшего. Да что уж тут не понятного. И единственное, что смог выдавить из себя — это: — Ты серьёзно? Чонгук невесело усмехнулся. Шутки для него закончились в начале недели, когда пепельная макушка начала мерещиться даже в зеркале. Ему надо было с кем-то поделиться, выговориться. Конечно, Джин ещё долго будет его на эту тему подкалывать и изводить, но держать всё в себе становилось невозможным. Он сходил с ума. И очень рассчитывал если не на дельный совет, то хотя бы на дружескую поддержку. Благодаря четырём порциям крепкого виски, слова полились нескончаемым потоком, подробно описывая весь тот кошмар, в который превратилась жизнь Чона. Сокджин внимательно и с пониманием слушал, изредка кивая и сощуривая красивые глаза. Внимательно слушал и Минхёк, который скрестив руки и ноги, подпирал стену рядом с неплотно прикрытой дверью кабинета. Многое прояснилось, а где-то глубоко внутри разрасталось что-то очень тёмное и, определённо, не хорошее.***
Тэхён в сотый раз придирчиво осматривал отражение, стоя перед зеркалом в своей комнате. Чёрный двубортный пиджак, снежно-белая рубашка, узкий галстук и те самые чёрные брюки, с которыми блондин просто не смог расстаться. Хорош. Ещё бы вселенскую тоску из взгляда вымести, и будет совсем здорово. Он пол дня потратил, примеряя различные маски к лицу — от учтивой кротости до открытого высокомерия. — Главное — произвести хорошее первое впечатление, — вещала мать без передышки всё утро, наставляя сына перед ответственным вечером. — Этим светским акулам глубоко плевать друг на друга, но за тобой будут смотреть очень внимательно. Не теряй лица, поменьше разговаривай, делай вид, что заинтересованно слушаешь каждого собеседника. Лучше даже порепетируй перед зеркалом! И он послушно гримасничал, выбирая на каком бы кривом отражении остановиться. Необходимость появиться на пятничном приёме вместе с отцом резала без ножа. Он с трудом пережил первую рабочую неделю. Мышцы лица свело в приклеенной намертво вежливой улыбке, а спину и руки ломило от бесконечных поклонов и рукопожатий. Имена и должности он перестал запоминать после второго десятка. А чтобы беспомощность не проглотила его целиком, отец приставил к сыну няньку. Вернее, официально она была секретарём, но, по сути, эта дама, стремительно приближающаяся к преклонному возрасту, внимательно следила за непослушным ребёнком ТэТэ. И это была именно её формулировка, а Тэхён несколько раз прикусывал себе язык, когда почти ляпал неуместное «тётушка», обращаясь с какой-нибудь просьбой. А теперь новая напасть. На мероприятии соберутся все сливки бизнес-сообщества, а несколько крупных руководителей, в том числе и Ким-старший, в неформальной обстановке представят своих преемников. Предстоял долгий, тяжёлый и скучный вечер. Бесконечные улыбки, поклоны и рукопожатия. Тэхён мысленно прохныкал, скривившись. Ехать вместе с родителями блондин отказался — мать уже приготовила наманикюренные пальчики, чтобы ухватить руку сына и не отпускать ни на секунду весь вечер. К такому он готов не был и отказался наотрез. Нужно было привести мысли в порядок, настроиться. А делать это под бесконечное щебетание взволнованной матери казалось невозможным. Ресторанно-гостиничный комплекс, арендованный на сегодняшний вечер, встречал красной дорожкой и вышколенным персоналом, готовым на руках тащить разодетых в пух и прах гостей. Тэхён вынырнул из салона своего Ауди, обходя машину спереди и передавая ключи выросшему из-под земли лакею**. Глубокий вдох и несколько десятков шагов до убранного под прием, круглого зала. К началу десятого, когда Тэхён уверенно шагнул в банкетный зал, помещение было заполнено гостями, и отыскать в этой толпе высокую фигуру отца было довольно сложной задачей. Нервозность заставляла подрагивать пальцы. Нужно было чем-то занять руки. Мимо проплыл официант с подносом, уставленным высокими бокалами с шампанским. Тэхён схватился за один из них как за спасательный круг, отпивая глоток. Тут же в предплечье вцепилась когтистая узкая ладонь, в нос ударил тяжёлый, сладкий аромат парфюма и ухо опалило шипение матери: — Ты решил напиться в самом начале? Неудачная мысль. Иди за мной, отец тебя заждался. — О, госпожа Ким Туан! — рассекая толпу гостей, к ним спешила ухоженная дама, сверкая дружелюбным оскалом. — Вы нашли свою пропажу. Я очень рада. Приятно познакомиться, молодой человек. Лёгкий кивок, заменяющий традиционный поклон и хищный взгляд, что прошёлся по блондину сверху вниз и обратно. Лощёная дама оказалась хозяйкой вечера, женой министра Ким Дон Ёна. Мать, источающая всё возможное дружелюбие, поспешила представить сына. — Очень хорошенький, — сладко заметила женщина, по-птичьи склоняя голову и рассматривая Тэхёна. — Впрочем, ему очень повезло с генетикой. Так приятно, что подрастающее на нашу смену поколение будет радовать не только своим умом, но и блестящей внешностью. В наше время это становится очень важным. Мать согласно кивала китайским болванчиком, всё крепче сжимая предплечье Тэхёна. Было очевидно, что она никак не может найти повод сбежать как можно дальше от этой женщины и её светской беседы. К её счастью, выпадая из толпы одинаково напыщенных лиц, рядом материализовался отец, приобнимая жену за точеную талию и посылая учтивую улыбку госпоже Ким Хе Су. — Благодарю, госпожа Ким, — вливаясь в диалог, перетянул на себя внимание отец. — Вы очень добры... Стараясь выглядеть страшно заинтересованным, Тэхён, меж тем, украдкой блуждал взглядом по залу. Светские расшаркивания вряд ли когда-нибудь станут его коньком. Хотелось раствориться в толпе незнакомцев и тихонько напиться. Но сильная рука матери продолжала стальной хваткой удерживать предплечье, причиняя ощутимый дискомфорт. — Наши дети такие ранние, — продолжала щебетать жена министра, явно ухватившись за любимую тему, — подумать только, в столь юном возрасте участвовать в делах компании наравне с матёрыми бизнесменами. Мы с вами можем быть спокойны — будущее в надёжных руках... О, господин Чон! Не проходите мимо! Я непременно должна вас познакомить. Ким Хе Су расплылась в блаженной улыбке, глядя куда-то за спину семейству Ким. Она призывно помахивала изящной рукой, увешанной сверкающими кольцами и браслетами. Внутри Тэхёна всё заледенело. Фамилия Чон была очень распространённой, но интуиция подсказывала, что жена министра звала в их «уютную» компанию вовсе не какого-то престарелого толстосума. — Идите к нам, мой дорогой! Хочу представить вам, — это уже обращаясь к застывшим перед ней Кимам, — сын хорошо известного вам председателя совета директоров Национального Банка Кореи, очень перспективный молодой человек, господин Чон Чонгук. И она, бесцеремонно цапнув молодого мужчину за рукав чёрного пиджака, дернула его на себя, вытаскивая из-за широкой спины Ким Хьюна. Брюнет одарил её в ответ снисходительной улыбкой, прощая за неуместную выходку, и развернулся к её собеседникам лицом. В чёрных глазах полыхнуло безумие, а красивое лицо изумлённо вытянулось. Вот за такие взгляды и продают душу дьяволу. Тэхён мысленно отвесил себе тяжёлую затрещину — иначе вдохнуть не получалось. Сердце зашлось в припадочном ритме, грозясь пробить рёбра насквозь. Блондин, с трудом сглотнув колючий комок, что застрял поперёк горла, протянул смуглую, широкую ладонь опешившему Чонгуку. — Ким Тэхён. Рад нашему знакомству, господин Чон.