I need you all around me Wouldn't wanna be in any other place. From my home to the road I'll make sure you're comfortable, You make sure I'm comfortable, Our love's unconditional
Вкусный ужин, который успешно наколдовал Минхёк, и опустошённая единолично бутылка виски растащили Чонгука окончательно. На скулах заалели яркие пятна, улыбка разъехалась от уха до уха, а язык спотыкался через слово. Но это не мешало ему болтать обо всём и ни о чем без остановки. Минхёк устроился напротив, с умилением наблюдая за исключительно редким состоянием своего босса. Чон с упоением вспоминал забавные случаи из школьной и студенческой жизни, активно жестикулируя. Шатен покатывался со смеху от рассказа о том, как Чонгук, отмечая свой выпускной, впервые напился и, дабы не отхватить на орехи от отца, лез на второй этаж, через окно к себе же в комнату. Как свалившись с не малой высоты, только чудом не сломал себе ничего. Серьёзный выговор он всё же получил, но сейчас менее смешно от этого не было. Уютную атмосферу вечера поддерживала негромкая музыка, что ненавязчиво лилась через динамики саундбара. Минхёк выбрал вроде бы случайный плейлист, запуская его со своего телефона. Чонгук же был уже не в том состоянии, чтобы удивляться тому, как одна за другой сменялись его любимые композиции. Он даже сделал пару неуклюжих комплиментов хорошему музыкальному вкусу своего помощника, на что тот только загадочно улыбнулся. Минхёк был очень внимательным и педантичным человеком, не пропуская мелочей в привычках и пристрастиях своего начальника. Кто знает, что могло пригодиться в работе, да и не только в ней. Чонгук любил англоязычную музыку, как и многое другое, что было родом из-за океана. Может на это повлиял период жизни в штатах, а может и подсознательная неприязнь к консервативным азиатским стандартам, которая родилась и крепла назло отцовскому прессингу. Он надышаться не мог воздухом свободы, широких взглядов и суждений. Теперь же с трудом приходилось душить в себе все инакомыслие, которым он наслаждался шесть лет в Принстоне. Оставалась только музыка, фильмы и книги, которые он воспринимал только на языке оригинала. Усталость и концентрация алкоголя в крови продолжали разматывать организм. Разговор плавно ушёл в размеренный темп, Чон всё чаще подпирал кулаком непослушную голову, которую упорно тянуло к прохладному камню столешницы. А сам он, периодически будто впадая в транс, опасно покачивался в такт музыке на неустойчивом барном стуле. Говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Чонгук же относился к категории мужчин, путь к сердцу которых лежал через всё Средиземье, от Ривенделла до Мордора, со всеми прилагающимися по сюжету чудищами и тварями. Но когда свои демоны скалятся из каждой полутени, чужие уже не кажутся столь пугающими. Минхёк себя ощущал тем самым Фродо, что пробирался через Мёртвые Топи — шаг влево, шаг вправо и конец путешествию. Но трудности лишь повышали градус интереса. Минхёк много спрашивал о детстве, о родных, о друзьях, но желаемой информации так и не получил. Чонгук, будто бы чуя подвох, в упор не называл имя Ким Тэхёна. Не было такого человека в его жизни, что за глупые вопросы? В плейлисте сменилась очередная композиция. Брюнет, услышав первые аккорды, распахнул мутные глаза и взмахнул руками, чуть не слетев со стула. Это была «Listen to your heart», да ещё и кавер Glee cast. Прямое попадание в сердце, браво Минхёк. — Это же вся моя душа… — пьяно щурясь и прижимая обе ладони к груди, блаженно протянул Чонгук. Теперь уже он не только покачивался в такт, но и прищёлкивал пальцами, подпевая на превосходном английском. На втором предложении стул всё же не вынес активных телодвижений седока и начал заваливаться назад. Минхёк очень вовремя подхватил незадачливого меломана под руки, возвращая равновесие и ставя на ноги. — Этому столику больше не наливать? — тихо поинтересовался он в самое ухо, задерживая ладони на чужих предплечьях. — Да ты что! Ноги просто затекли. — Я так и понял. Пойдём, разомнёмся. Провидение этим вечером было на стороне хитрого стратега, а потому Чонгук даже не сопротивлялся, когда тот потянул его за собой в центр гостиной, приобнимая за талию. Но, опомнившись, подозрительно поджал губы и уставился в глаза шатену. — Просто танец. Это совсем не больно, — мягко заверил Минхёк. Чонгук, задумавшись на секунду, всё же мотнул согласно головой. И правда, ничего особенного же. Руки Минхёка удобно устроились на пояснице, цепляясь большими пальцами за брючный ремень за спиной. Чонгук закинул обе руки ему на шею, сцепляя пальцы, и закрыл глаза, полностью отдаваясь любимой музыке. Медленно переступая ногами и мерно покачиваясь в такт музыке в объятиях Минхёка, Чонгук неотвратимо проваливался в гипнотическое забытье. Всё в этой песне было про него, всё о нём, каждое слово. Самый сладкий грех, самый запретный плод, который невозможно не вкусить. Слишком красивый, слишком милый, слишком сильный, слишком непокорный, слишком… Слишком много слишком. Тэхён зацепил острым якорем и тащил за собой на самое дно Марианской впадины. Тонны воды, страшное давление, но отпустить невозможно. Тяжёлая голова опустилась на плечо Минхёка, а глубокий тихий голос продолжал мелодично напевать слова на самое ухо. Лима пробрала нездоровая дрожь от такого коктейля впечатлений. И стало абсолютно плевать, что совсем не его Чонгук сейчас представлял рядом с собой, хотя чувствовалось это отчётливо. Кто кого соблазнял? Неважно, сдался первым Минхёк. Он приподнял лицо брюнета за подбородок и заглянул в чёрные, затягивающие омуты глаз. В них не было понимания, как и ни грамма узнавания. Минхёк склонился, легко касаясь чужих губ своими и замирая на мгновение. О, если бы Чонгук был хоть на промилле трезвее, чем сейчас, то незамедлительно последовал бы жёсткий апперкот — здравствуй сломанная челюсть и сокрушительный нокдаун. Минхёк никак не мог вспомнить кому помолиться за подаренную бутылку виски. Он целовал нежно, мягко касаясь губами, уговаривая ответить. И Чонгук, с тихим стоном выдохнув сквозь сжатые зубы, приоткрыл рот, впуская, позволяя чужой инициативе захватить себя. Неторопливое, вдумчивое изучение, не встречающее сопротивления. Проворный язык скользит по мягким губам, поддразнивая чужой. Осмелевшая рука зарывается в смоляные пряди на затылке, не давая отстраниться даже для вдоха. Другая рука забирается под рубашку, поглаживая кожу, царапая ногтями. Чонгук слабыми руками цепляется за чужие плечи, тихо постанывая в поцелуй, явно ничего не соображая. А у Минхёка просто сносит крышу от ощущений. Боже, он и мечтать о таком не смел. Руки настойчиво прижимают к себе. Поцелуй меняет окраску с нежности на иступленную страсть с металлически привкусом. Чонгук, запинаясь о стоящий рядом диван, летит спиной вперёд на всё-таки мягкие подушки, утягивая шатена за собой. Из лёгких на мгновение вышибает весь воздух. Но безумие невозможно остановить. Не сейчас. Четырёхминутный трек растягивается хронометражем в вечность, сопровождаемый тяжёлым дыханием и стонами. Ловкие пальцы пробегают по мелким жемчужным пуговицам, сноровисто расстёгивая рубашку. Касаются разгорячённой кожи, вырывая новые стоны. Дёргают чёртов кожаный ремень, кто его вообще придумал? Яростные поцелуи-укусы не прекращаются ни на миг, терзая, муча, высасывая до капли. Минхёк из последних сил и только на морально-волевых заставляет себя оторваться от Чонгука. Картина достойная дорогого багета и центрального места на выставке: разметавшиеся чёрные вихры; мутный взгляд, затянутый томной поволокой; зацелованные, раскрасневшиеся губы; распахнутая белая рубашка контрастирует с золотистым шёлком кожи; тяжело вздымающаяся гладкая грудь с темными твёрдыми сосками; рельефные кубики пресса; напряжённые руки, увитые голубыми канатами вен, что упираются позади в подушки дивана. Чон Чонгук. Сейчас — только его персональный демон. Он не искушает, не покупает душу. Он забирает её бесплатно, без остатка, навечно. Хочется нырнуть обратно в страстные объятия, рвать одежду, рычать и кусаться, а потом с остервенением зализывать повреждённую кожу. Никто не остановит, никто не запретит. Слабый голос разума пробивался через шумящую в ушах кровь и бешеный стук сердца — Чонгук не сможет себя контролировать, не подумает о растяжке, не будет осторожничать. Эти мысли заводили ещё сильнее, заставляя подрагивать от предвкушения. Но вот что будет потом? Он не сможет встать. Хорошо если только это. А Чонгук на утро, оценив масштаб содеянного, больше не прикоснётся, не даст к себе приблизиться. Так не пойдёт. — Я оставлю тебя на пару минут, — прохныкал Минхёк в раскрытые жаждущие губы. В ответ раздался недовольный рокот. Внезапно накрыло дежавю — неужели он сегодня уже говорил такое? Это было сегодня?.. С глухим стоном скинув себя с разгорячённого тела, Минхёк двинулся в ванную комнату. Он большой мальчик, он прекрасно знает, что нужно делать. Вернувшись обратно, Минхёк застыл над диваном, не зная плакать или смеяться. Чонгук мирно посапывал, обхватив руками и ногами подушку. Глубоко и спокойно спал. Вот так. Минхёк мысленно взвыл. С силой проведя ладонью по лицу и обругав себя последними словами, Минхёк раздумывал как быть дальше. Разбудить? Если получится (а это далеко не факт!), то можно схлопотать тот самый апперкот. Но и оставлять Чона спать на бестолковом диване — вещь дизайнерская, но для сна не приспособленная абсолютно — тоже нельзя. Затянув потуже на бёдрах полотенце, Лим подхватил расслабленное, оттого очень тяжёлое, бесчувственное тело и аккуратно, стараясь не снести им углы и встречающиеся по дороге предметы мебели, понёс в спальню. Огромной кровати хватит и на четверых, если нужно, он проверял. Оставлять спать в верхней одежде тоже не стоило. В чём он вернётся домой? Рубашка, как ни странно, сползла очень охотно с раскинувшегося в позе звезды на кровати Чонгука. Ботинки, носки… Чёртов кожаный ремень. Стащив тесные брюки, Минхёк завис на несколько минут. Вот именно сейчас желание разбудить стало окончательно невыносимым. Сильное, прокачанное, такое родное тело, вольготно раскинувшееся на чёрных шёлковых простынях. Не было пошлости. Была зубодробящая похоть, захлёстывающая с головой. Минхёк набросился на Чона с удвоенной силой, зацеловывая каждый сантиметр гладкой кожи, поглаживая и стискивая дрожащими ладонями везде, где мог дотянуться, умирая от желания и щемящей нежности глубоко внутри. В ответ — тишина. Не совсем, конечно. Всё то же мирное сопение. И никакой больше реакции. Минхёк невесело усмехнулся, роняя голову на мерно вздымающуюся грудь. Так проебать момент мог лишь гений. Гений Лим Минхёк. Легко коснувшись напоследок тёплых губ, Минхёк со стоном сполз с кровати. Собрал сброшенные вещи, достал из шкафа пижамные брюки и рубашку. Отправив костюм в паровой шкаф и установив таймер, Минхёк поплёлся обратно в спальню. Нырнув под одеяло, он тесно прижался к горячему боку Чонгука, закидывая руку и ногу на посапывающего начальника. Уже проваливаясь в сон, Минхёк вдруг осознал, что, несмотря ни на что, в эти минуты он ощущал себя очень счастливым.***
Тэхён отстранённо пожёвывал соломинку, уставившись в потолок, освещаемый неровными всполохами света от экрана телевизора. Он лежал на полу, вытянув длинные ноги и устроившись головой на коленях Чимина. Фоном уже третий час подряд шла трилогия Чёрного рыцаря Кристофера Нолана, но до эпичного экшена никому не было дела. Чимин перебирал пальцами светлые пряди, разглядывая точку поверх экрана на противоположной стене. — Значит, ты его отшил. — Да. — А он был не против, чтобы… — Да. — Ты всё сделал правильно. — Да… — Но ты его ревнуешь. Снизу донеслось жалостливое мычание. Тэхён зарылся носом в живот друга, стискивая узкую талию в медвежьих объятиях. Чимину подумалось, что щенки скулят не так жалобно, как сейчас его лучший друг. Помочь он ничем не мог. Часто, наблюдая со стороны, кажется будто деньги априори делают любого счастливым. Ты можешь жить, где и как хочешь, отправиться в любую точку мира в любое время, позволить себе всё, что не могут позволить другие. Но вот же парадокс — тот, кто обладал этим «всем», сейчас был готов отдать последнее, лишь бы не иметь к миру денег и влияния никакого отношения. Если подумать, Чимину повезло в жизни гораздо больше: он был волен выбирать с кем дружить, где учиться, где работать, в кого влюбляться. Родители всегда относились с пониманием к его взглядам и желаниям, всегда поддерживали, не навязывая своё мнение. Пускай они не имели возможности баловать его дорогими подарками, тем более оплачивать учёбу и дорогостоящее жильё в столице. Но это давало отличную мотивацию и стимул — Чимин упорно добивался всего сам, рассчитывая только на свои силы. У Тэхёна было с точностью до наоборот. Властный отец диктовал свои правила, играя на чувствах сына. Матери был нужен молодой светский львёнок, которым можно было похвастаться перед знакомым. Вместо заботы и внимания — платиновая кредитка и дорогие подарки, вроде той же машины. О чём думает их сын, что хочет на самом деле, о чём мечтает — абсолютно не важно. Есть только одна установка на жизнь, остальное исключено за ненадобностью. Пак был уверен, что Кимы лишь играют в семью, давно позабыв о том, что для единственного сына надо быть семьёй, а не казаться ей. Тэхён на них был совсем не похож. И сейчас Чимин, впервые в жизни, об этом сожалел. — Чимин-и, я такой эгоист, — блондин наконец перевернулся обратно на спину. Чимин был готов поклясться, что футболка на животе стала влажной, но в глазах друга не было и намёка на слёзы. Взгляд уставший, тяжёлый, но спокойный. — Я тебе ночь, наверное, запорол… — Зная тебя — я всех девчонок стараюсь выпроводить до одиннадцати вечера. Ты к полуночи, видимо, перекидываешься и начинаешь на луну выть…а потом мне звонишь. — Я больше не буду… — Будешь, — усмехнулся брюнет, ероша светлую чёлку. — Когда я женюсь, ты просто будешь плюсом ещё и от моей жены отхватывать за поздние звонки и приезды. Хотя тебя и это вряд ли остановит. — Ты женишься, когда я одобрю твой выбор, — нагло ухмыльнулся Тэхён, вскидывая бровь, — а ты же знаешь — я страшно привередлив. — То есть если твоя личная жизнь не складывается, то и моя должна катиться по… наклонной? — Нет у меня никакой личной жизни, никто мне не нужен, — пробормотал Тэхён, переворачиваясь на другой бок и отворачиваясь от Чимина. Прошла всего неделя, а он чувствовал, что сил бороться с собой уже нет. Не было сил разбираться в делах компании, просиживая в офисе с утра до поздней ночи; не было сил ругаться с тётушкой-нянькой, что коршуном следила за ним из приёмной; не было сил отбиваться от маминых разговоров о долгожданных внуках. Не было сил убеждать себя ежедневно, что в мире очень много других людей, а не только Чон Чонгук. — Себя ты можешь обманывать и дальше. А меня не нужно, — пихнув Тэхёна в плечо, Чимин дёрнул ногами, скидывая того с колен. Он выпрямился на ногах, потянулся, разминая затёкшие конечности, а потом, уперев кулаки в бока, раздражённо посмотрел на блондина. — Что ты опять ересь какую-то несёшь? Никто ему не нужен. Ты хоть раз сам себе честно признайся, а дальше будет полегче. Да, когда было нужно Чимин превращался в сладкую плюшечку, посыпанную карамельками и блёстками. Такая приторная сладость гладила по голове, баюкала в объятиях, утешала, нашёптывая на ухо, что всё непременно будет хорошо. А иногда сахар растворялся в кипящем гневном взгляде, что запросто размазывал по стенке. Вот как сейчас. Тэхён постарался отползти на безопасное расстояние. Но уперся спиной в диван, обхватил себя руками и насупился. Иглам, что топорщились во все стороны, разумеется, ментально, позавидовал бы дикобраз. — В чём признаться? Что я жизнь свою не контролирую? Это очевидно без признаний. Что ещё? Что я периодически авиабилеты бронирую, чтобы смотаться в какой-нибудь ашрам и никогда не возвращаться? Это просто жалко и невыполнимо. Что ещё ты хочешь услышать? Что у меня в сердце опухоль под названием Чон Чонгук, которая пустила метастазы по всему телу и пожирает меня ежедневно?! Тэхён уже кричал. Чимин неуверенно подошёл к нему, присаживаясь рядом на корточках. — Когда только успел… — У него для этого была вся моя жизнь, — горько усмехнулся Тэхён, качая головой. — Я готов был его придушить сегодня за всё сказанное. А потом осознал, что дальше жить будет незачем. Мне дышать без него тяжело. И нет в этом никакой романтики, это отвратительное чувство. А ещё я понимаю, что ничего теперь между нами быть не может. И это уже четвёртая стадия проклятой опухоли. Не операбельно. Никакого лечения. Тэхён судорожно выдохнул, отворачиваясь и зажимая ладонью рот. Он не плакал, и это была не истерика. Каждое слово с трудом преодолевало барьер из стиснутых зубов и собственного упрямства. Когда он заговорил вновь, Чимин невольно вздрогнул — голос был больным и надломленным. — Всё идёт по пизде, Чимин-и. А знаешь, что самое страшное? Эта старая крыса, которую ко мне отец приставил, постоянно притаскивает мне свой мерзкий зелёный чай — адское пойло, меня уже от одного запаха тошнит. Что делать-то? Чимин с облегчением усмехнулся. Вот с этим он как-нибудь справится. Чимин положил ладонь на плечо Тэхёну и легонько его встряхнул, заставляя посмотреть на себя. — Я обещаю поить тебя всем, чем пожелаешь, кроме зелёного чая. Каждый день. Тэхён вскинулся, тараща на друга неверящие глаза — неужели… — С понедельника я работаю в Глобал, — Чимин, сияя двухсотваттной улыбкой, подмигнул другу. — Так что теперь ты не один. А вдвоём мы и горы свернём, не то что крысу твою. Выше нос!***
Солнечный луч, грозя спалить нахрен сетчатку сквозь закрытое веко, упорно не желал уползать в сторону. Не закрывать с вечера окна шторами, чтобы утром рисковать ослепнуть от яркого солнца, стало кредо по жизни. Потому решение установить автоматическую систему с пультом управления, обитающим под подушкой, было делом само собой разумеющимся. Чонгук, болезненно щурясь, пошарил рукой вокруг себя. Пульт не находился. Перевернувшись на живот и уткнувшись носом в подушку, брюнет тяжело вздохнул. Глаза моментально распахнулись, сон как рукой сняло. Это была не его подушка, не его пафосное постельное бельё из чёрного шёлка, и запах был тоже не его. Чонгук подскочил на огромной кровати не хуже кота, которого в роликах на Ютубе подкарауливают огурцом. Судорожно вцепившись пальцами в волосы, он с ужасом озирался по сторонам. И кровать, и стены, и всё, что было вокруг, к его квартире не имело никакого отношения. Чонгук прошёлся взглядом по обнажённой груди, с сомнением заглянул под одеяло. Ну, хотя бы бельё на месте. Вроде, даже его собственное. В душе робко тлела надежда на лучшее. Это как надо было собой не дорожить, чтобы уснуть неизвестно где и с кем. Такого раньше с ним не случалось. С ним много чего раньше не случалось, до появления… Ха, появления. До возвращения в его жизнь одного конкретного блондина. Только вот то, что эта комната не Ким Тэхёна было очевидным. Вместо пряного, травяного аромата, что тянулся за ним терпким шлейфом, вокруг витал свежий, бодрящий цитрус. Очень узнаваемый цитрус. Цитрус под кодовым именем Лим Минхёк. Чонгук с глухим стоном опрокинулся обратно на подушки, закрывая лицо ладонями. Никогда больше не буду пить! Никогда больше не буду пить, никогда больше не буду пить …никогданикогданикогда… Очень вовремя подоспело подсознание, услужливо подбрасывая пёстрый коллаж из картинок вчерашнего вечера. Нудный приём, потом, яркой вспышкой — карамельные глаза напротив, что пылают праведным гневом. Дальше — хуже: вкусный ужин, что готовил для него Минхёк, пустая бутылка виски, Glee cast… Мать твою за ногу. Он пел. Повиснув на шее Лима… Нет, пел он действительно неплохо. Помнится, однажды они с Джином, отмечая выход какой-то дорамы с его участием, три часа орали пьяными котами в караоке. Друг полночи потом возмущался, что такой божественный голос пропадает в теле узколобого офисного планктона, пусть и высшего звена. Джин ещё долго после этого подкалывал его, подсовывая рекламные буклеты с приглашениями на кастинги различный вокальных проектов. Чонгук скрежетал зубами и делал вид, что по-корейски не понимает. Одно дело с удовольствием петь в круглую расчёску, стоя под душем, и совсем другое — перед кем-то, глядя в глаза… Спасибо, следующая мысль, пожалуйста. А потом… а потом желательно провалиться на месте, куда-нибудь на минус пятый этаж… чтобы насмерть, и больше не мучиться. Бешеные, ненасытные поцелуи, наглые руки, расстёгнутая рубашка… а дальше мрак, рассмотреть в котором что-либо эквивалентно средневековым пыткам. Никогда больше не буду пить — эту мантру стоило набить татуировкой на лбу и чаще смотреться в зеркало. Как теперь выползать из этой комнаты? Как смотреть в глаза Минхёку? Если в прошлый раз он мог прикинуться деревом — ничего не знаю, я просто стоял и курил, он сам ко мне подошёл, то вчерашние выходки таким уже не прикрыть. Он сам вгрызался в губы шатена, шарил по его спине руками под рубашкой, стонал… Умереть хотелось всё сильнее. У пингвинов крылья не для того, чтобы летать, а просто так. Есть и есть. Вот у Чонгука так было с мозгами. Ким Тэхён и алкоголь вышибали их напрочь с одного точного удара. У взрослых и самодостаточных людей так происходить не должно. Не должно же? Сколько ещё можно проваляться здесь, прикидываясь спящей на всю голову красавицей, пока это не стало очевидным идиотизмом в глазах Минхёка? Чонгук стёк с кровати, надеясь, что вместо коврика под ногами его ожидают зыбучие пески. На прикроватной тумбе стоял стакан воды, а на стуле рядом –спортивные брюки и футболка. Стакан с множеством пузырьков на дне, одежда — с этикетками. Надо было придушить Лима за его заботу — Чонгук её явно не заслуживал. А факт её проявления превращал его в своих же глазах в мерзкое чудовище. А что если он…? Что явно «не его» — тут даже сомневаться не приходилось. Ни по ощущениям, ни по уверенности в Минхёке. Натянув на себя одежду и отхлебнув холодной минералки из бокала, Чонгук с нехорошим предчувствием поплёлся на поиски хозяина квартиры. Искать пришлось недолго. Минхёк нашёлся у плиты, весь такой утренний и благоухающий, в футболке и длинных, льняных шортах. Весь в белом, что снаружи, что внутри. Он готовил. Готовил грёбаный завтрак для морального урода, что вчера домогался его, лапал и что там ещё… Форменное блядство. Чон, стараясь не шуметь, забрался на свой вчерашний насест, обнимая себя руками, и затравленно уставился на увлечённого кулинара. — Доброе утро, как себя чувствуешь? — глаза у него что ли на спине? Минхёк обернулся, отвлекаясь от шкворчащих на сковороде оладушек, и одарил Чонгука лучащейся добротой и заботой улыбкой. — Где крылья прячешь, ангел небесный? — мрачно поинтересовался Чонгук. Это было похоже на проявление гуманного снисхождения к убогим — да, ты дятел недобитый, но что же сделать, судьба. По крайней мере, так Чонгуку казалось. Минхёк же удивлённо округлил глаза, прикладывая обе ладони к щекам. — Забыл из химчистки забрать! — и после секундной паузы, в которую лицо Чонгука смешно и беспомощно вытянулось, сложился пополам от хохота. Чону смешно не было, он со страдальческим стоном зажмурился. — Успокойся, — встряхивая брюнета за плечо, Минхёк старался говорить, как можно мягче и убедительнее. — Всё в порядке. Ничего не было. Ты просто уснул на диване. Мир? Чонгук приоткрыл один глаз, оценивая, может ли Лим так мастерски искренне врать. Выглядел он очень даже… честным. А верить ему хотелось очень даже сильно. Брюнет кивнул, виновато поджимая губы. — Ты прости меня. Я … перебрал. — Ты не перебрал, ты целенаправленно напивался. Я раньше за тобой такого не замечал. С тобой всё в порядке? Чонгук упрямо молчал, рассматривая мраморный узор столешницы. Нечего ему сказать. Высказанные вслух проблемы почему-то увеличивались в размере втрое, грозя раздавить. А ещё, что-то подсказывало, что Минхёку сильно не понравится то, что он может рассказать про своего бывшего лучшего друга. Счастье в неведении. — Всё в норме, такое больше не повторится. Минхёк хмыкнул, пожав плечами, и вернулся к плите. Сложил аппетитные оладьи на большую тарелку, достал из шкафа стеклянный кувшинчик с кленовым сиропом и поставил всё это утреннее великолепие перед Чонгуком. Пока Чон жадно расправлялся со своей порцией, сварил кофе в турке, разлил по чашкам и уселся напротив, обхватив ладонями свою. Неловкая пауза затягивалась, оладьи и кофе заканчивались, а Чонгук становился всё нервознее. Ситуацию надо было спасать. — У меня на сегодня кое-что запланировано… — Конечно-конечно, я сейчас допью твой чудесный кофе и свалю. Даже не вспомнишь, что я тут был! — энергично закивал Чонгук, безуспешно пытаясь спрятать благодарность, что лавиной хлынула из чёрных глаз. Ему было страшно неловко. И как сбежать, чтобы не выглядеть шелудивым псом с поджатым хвостом, он не знал. — Кстати, звонил господин Чон — не мог до тебя дозвониться со вчерашнего вечера. Я сказал, что ты оставил телефон в офисе, а после приёма уехал на ужин с партнёром. Он просил передать, что улетает на несколько дней в Японию на переговоры, и… что гордится тобой. Ты показал себя очень достойно. Голос был довольный. Чонгук нервно сглотнул, оседая на стуле. В любой другой день он был бы безмерно счастлив, услышав подобное от отца. Он, чтобы заслужить похвалу, мог кому угодно глотку зубами перегрызть, если бы это потребовалось. Но сегодня слова Минхёка вызывали только предсмертные судороги совести. Чонгук думать забыл и про отца, и про приём, и про партнёров. Минхёк мизансцену «виноватый сын, готовый разреветься от отчаяния» оценил, поспешив завершить разговор. Чонгук рассыпался на глазах. — Твой костюм отглажен и ждёт на вешалке. Ключи на столике у входа. Машина на парковке. На звонки в выходные можешь не отвечать — беру на себя всех настырных идиотов. Но в понедельник утром я хочу, чтобы это жалкое животное, что мечется сейчас в твоём взгляде, сдохло безвозвратно. Я буду ждать тебя в офисе к восьми. С чашкой моего чудесного кофе. Если буду нужен — только позвони. Не прощаясь и не говоря больше ни слова, Минхёк поднялся со стула, собирая посуду и не глядя на Чона. К тому моменту как тарелки, чашки, сковорода и турка были убраны, а посудомоечная машина призывно пискнула, начиная стандартный цикл мойки, Минхёк в квартире был уже один. Судорожно выдохнув, он опустился на пол, откидываясь спиной на дверцу тумбы. Он всё сделал правильно, по-другому нельзя. Доверие Чонгука было слишком ценно, чтобы им разбрасываться. Нужно время… и поискать в аптечке спазмолитик — сердце болезненно ныло.***
Время летит как сумасшедшее, когда есть, чем себя занять. Три недели мелькнули перед глазами и растаяли будто и не было, Тэхён опомниться не успел. Отец щедрым жестом буквально похоронил его под кипами документов. Живого общения с партнёрами, акционерами, инвесторами и прочим социумом пока удавалось избегать — не хватало опыта и погружённости в тему. Чимин практически перебрался в его кабинет — помогая разгребать завалы договоров, соглашений и контрактов, снабжая карамельным латте из Старбакса с соседней улицы, заставляя выбираться на обед. Последнюю неделю, вместе с маркетологами они разрабатывали рекламный проект для нового продукта. За него пришлось не на жизнь, а на смерть сражаться со всей административной верхушкой. Доказать матёрым консерваторам, что жадность порождает бедность, было не просто. Но Тэхён своего добился из чистого упрямства. А теперь выжимал из доступных возможностей все сто десять процентов. Похерить это направление было никак нельзя, и дело не в гордости. Это была элементарная проверка — есть чем грызться и царапаться у маленького Тэхёна, или можно его смести когтистой лапой в сторону и забыть. Работа кипела, занимая всё рабочее и личное время. К концу третьей недели под глаза на длительное проживание заехали тёмные круги, а по венам тёк кофе, слегка разбавленный кровью. Тэхён всерьёз задумывался — а не начать ли курить. Так хотя бы появится повод выходить чаще из кабинета, разговаривать с кем-то кроме Чимина и четырёх измученных маркетологов. Этот вопрос находился в разработке, как и другие — когда он будет нормально есть, спать и мыться. Дверь без стука распахнулась и в кабинет бодро прошествовал лучший друг, загадочно улыбаясь и помахивая пачкой испещрённых некрупным шрифтом листов. Чимин остановился напротив стола, но делиться новостями не спешил, пристально глядя на Тэхёна. — Я должен угадать, что в шляпе? — скептично дёрнул бровью блондин. — Ты должен расцеловать меня в дёсны и выписать премию размером с Сатурн, — фыркнул брюнет, аккуратно укладывая стопку листов перед Тэхёном. — Инвесторы наконец решились вложиться в новый проект. Наши юристы обнюхали здесь каждую букву — можешь смело подписывать. И я надеюсь, что твоя рука сейчас дрожит от радости, а не от истощения. — Пятьдесят на пятьдесят, — пробормотал Ким, пробегая глазами строчки договора. Вчитываться он не собирался. Условия разрабатывал Чимин, юристы одобрили — просмотреть стоило только для успокоения совести. Размашисто расписавшись, Тэхён отбросил документ в сторону. Он устало откинулся в кресле, запрокидывая голову на спинку и массируя пальцами виски. — Тебе бы передохнуть не мешало… — Тебе бы тоже, — парировал Тэхён. — Собирай чемоданы. Куда махнём? Бали или Фиджи? — У тебя даже сарказм какой-то вялый, — заметил друг, усаживаясь в гостевое кресло. — А если серьёзно? Что насчёт ужина? Я позвоню Хосоку и Минхо — они подкинут какое-нибудь модное местечко. Только представь — несколько часов без слов «реклама, инвестиция, проценты, вклады». Согласен? — Я из твоих рук даже на яд согласен, звони. Чимин расплылся в довольной улыбке и, прищёлкнув пальцами, полез в карман за телефоном. Селектор чихнул, пискнул трижды в разных тональностях и наконец заговорил искажённым голосом госпожи Мин Со. Научить её правильно пользоваться техникой, как и отговорить от заваривания всем и каждому Молочного Оолонга, было невозможно. — Господин Ким, — обращалась она по имени всегда с тройным подтекстом, что раздражало неимоверно. — Вам поступило предложение о деловом ужине. Тэхён с Чимином синхронно поморщились — мысли она формулировала так же чудовищно, как и обращалась с селектором. — От кого, госпожа Мин Со? — уныло переспросил Тэхён. Планы на приятный вечер летели коту под хвост. — Ой, ну я ж не могу так просто запомнить, подождите, — динамик зашуршал — поиски нужной записи сопровождались недовольным ворчанием. Чимин закрыл лицо ладонями, подавляя истеричный смешок. Тэхён же закатил глаза — это был ежедневный прикол его ортодоксальной секретарши. Всё забывать, записывать, чтобы не забыть, и тут же терять запись на захламлённом офисном столе в приёмной. Милую даму давно пора было отправить на пенсию, но чья-то сильная рука упорно оставляла за ней это место. И что-то подсказывало Тэхёну, что господину Киму-старшему шпион рядом с сыном нужен больше, нежели квалифицированный помощник. Наконец поиски увенчались успехом и скрипучий голос деловито выдал: — Господин Чон Чонгук приглашает Вас на деловой ужин. В 20:00, ресторан SkyFall. Что молчите, юноша? Предложение принимаете? Как ответить, когда язык намертво присох к нёбу? За прошедший почти месяц с их последней встречи, Тэхён старался о Чонгуке не думать совсем. И работа успешно помогала с этим справляться. Конечно, Тэхён не тешил себя надеждой, что они больше никогда не встретятся. Может быть позже. Мельком. Но явно не так, фактически в лоб. Что это ещё за деловой ужин? С Чонгуком нельзя иметь никаких дел… опасно это для психики. Селектор продолжал недовольно сопеть в ожидании ответа. Чимин напротив делал большие глаза и размахивал руками. Что конкретно он имел в виду понять было сложно, потому Тэхён растерянно развёл руками — если хочешь что-то сказать, то скажи по-человечески. Брюнет, зло сощурившись, покрутил пальцем у виска и показательно кивнул. То есть отговаривать не будет, иди, друг, прямо в лапы к монстру. Тэхён цокнул языком, укоризненно качая головой. Ещё другом называется. — Я принимаю приглашение. Сообщите о моём согласии.***
Чонгук крутанул колесиком мышки, проматывая документ с контрактом до конца. Он листал его уже больше часа, но вникнуть в суть никак не получалось. И дело было не в посторонних мыслях. Вернее, в посторонних, но не мыслях. Дело было в Сокджине, который, развалившись на офисном диване, создавал много шума и суеты. Его телефон то трезвонил идиотским рингтоном, и тогда он трещал по нему очень громко, эмоционально и долго, то вибрировал от приходящих сообщений, грозясь резонансом вызвать землетрясение. Ким с периодичностью раз в полчаса гонял Минхёка, требуя то кофе, то чай, то голландский сыр, то швейцарский шоколад, то русскую селёдку. Словом, делал всё, что нормальные люди стараются не делать, соблюдая приличия. Чон в очередной раз одарил друга предупреждающим строгим взглядом. Сокджин мило улыбнулся и развёл руками — ничего не могу поделать, такое уж я солнышко. Пришлось сохранять изменения в документе и закрывать программу. Работать в такой шумной компании было нереально. Чонгук отъехал на кресле от стола, разминая шею, и после третьего круга раздражённо уставился на Кима. — Неужели тебе больше нечем заняться? — Так я потому и сижу здесь, — искренне удивился вопросу Джин, косясь одним глазом на экран смартфона и быстро набирая сообщение. — У тебя тут, кстати, невозможно скучно. Никаких условий для творческого человека. — Ну так и шёл бы… туда, где условия лучше, — скрипнул зубами Чонгук. — Я тебя последний раз зимой во вторник видел! Может, я соскучился, — окончание фразы актёр бубнил уже уткнувшись в телефон. — Ну да, и поэтому ты со мной только поздоровался. А последние три часа игнорируешь меня и мешаешь работать от сильной и неудержимой любви к моему обществу? Сокджин! Какого дьявола тебе тут нужно? — Ооо, вот ты какой, — обиженно протянул тот. — Значит, воспользовался мной, откупился и выбросил как ненужную вещь?! — Ты отработал рекламу и получил свой гонорар, никто тебя не выбрасывал, — устало потирая переносицу, заметил Чонгук. Порой Сокджин бывал невыносим… Часто. Очень часто бывал невыносим. Он был отличным другом, прекрасным человеком, по мнению режиссёров, критиков и поклонников — превосходным актёром. Вот только все эти положительные качества перекрывались одним исключительно отрицательным — стремлением в рекордно короткие сроки доводить окружающих до белого каления. Казалось, что Сокджин жил только ради этого. За годы их дружбы Чонгук выучил десятки психологических приёмов и дыхательных практик, чтобы сдерживать рвущееся наружу желание сломать Сокджину нос. Сейчас, например, он глубоко вдыхал и выдыхал, считая до десяти и обратно. Кровь из сломанного носа, скорее всего, зальёт светлый ковролин и обивку дивана. А это лишние заботы Минхёку, которого и так уже порядком трясло от назойливого гостя. Как раз на этой мысли Лим появился в кабинете. Бросив уничтожающий взгляд в сторону Сокджина, он гордо прошествовал к столу Чонгука, выложил из папки несколько документов и замер, ожидая пока Чонгук их просмотрит и поставит подпись. Ким тут же подскочил на диване, плотоядно оглядывая фигуру секретаря, стоящего к нему спиной. — А что это мы такие недовольные? Ты знаешь, такими взглядами можно убивать. Будь осторожен — меня легко ранить! Минхёк с шипением вдохнул через стиснутые зубы, собрал подписанные документы и тихо обратился к Чонгуку. — Мне вызвать охрану? — Пока не нужно, — усмехнулся Чон, — но я буду держать тебя в курсе. Если не занят — завари мне чай… что-нибудь успокоительное. Минхёк понимающе кивнул и молча вышел из кабинета. Сокджин, возмущённо жестикулируя, перебрался ближе к столу. — Нет, ты видел какое неуважение к медийной личности? Я тут, значит, своим прекрасным ликом озаряю ваши серые трудовыебудни*, а он меня глазищами своими испепеляет! Каков нахал! — Ты уже достал его, медийная личность. — То есть ты его защищаешь? — наклоняясь к столешнице и пристально рассматривая друга, Сокджин сменил тон. — Мне показалось, или он как-то чересчур нежно о тебе заботится? Я давно за вами наблюдаю, и вопросов становится всё больше. Ты ничего не замечаешь? — Ничего не замечаю, — передразнил Чонгук и поспешно отвернулся к монитору компьютера. Абсолютно неуместная наблюдательность, лучше бы в свой телефон пялился. — Я так и знал! — воодушевлённо воскликнул Ким и требовательно постучал кулаками по столешнице, привлекая к себе внимание. — До тебя доходит как до жирафа, чурбан бесчувственный. Ты хоть иногда замечаешь, что вокруг тебя происходит? Или ты соображаешь, что с тобой флиртуют только после первого засоса? Чонгук метнул в него испуганный взгляд. Сокджин поперхнулся вдохом и закашлялся, пытаясь самостоятельно похлопать себя ладонью по спине. Чтоб его скрутило так на пару часов, засранец проницательный. — То есть засос уже был? Или не только засос? — Сокджин сканировал Чона рентгеновским взглядом. — Друг мой, ты сейчас как хамелеон четыре раза цвет поменял. Вкус у тебя, конечно, прекрасный… — Да нет у нас с ним ничего! Просто идиотское стечение обстоятельств. Я оба раза был не в себе… — Оба раза, — со значением подметил Сокджин, складывая губы трубочкой. — Ой всё, отвали! — бросил Чонгук, складывая руки на столе и пряча в них покрасневшее лицо. Ещё не хватало чтобы его тут отчитывали как школьника. И за что? Не было ж ничего… Сокджин продолжал пристально рассматривать друга, задумчиво потирая пальцами подбородок. В том, что Чонгуку подобные отношения не нужны, он не сомневался. Да и он уже не в том возрасте, чтобы неосознанно делать глупости. Возраст как раз тот, когда глупости делаются осознанно и с удовольствием. Но это не тот случай. Сам Чонгук на рожон бы не полез. Это значит, что господин секретарь не так уж и беспристрастен, каким хочет казаться. Вопрос второй: а зачем Минхёку вообще это нужно? Чонгук привлекателен, что уж тут говорить, но не в деньгах ли тут дело? И если это так, то как далеко пойдёт предприимчивый красавчик, чтобы заполучить фулл хаус из красивого мужика, его великолепного тела и, главное, внушительного личного счёта, разнообразной недвижимости и карьерных перспектив. Сокджин наивным не был, прекрасно осознавая современные реалии, когда чувства в приоритетах отодвигались далеко с ведущих позиций. Но, а как же любовь? То, что делает нас лучше, чем мы есть и чем можем быть на самом деле? Как же та монументальная сила, что способна рушить империи и выстраивать их заново из руин? Неужели сейчас это чувство не стоит и ломаного гроша? Сокджин искренне, всем сердцем уважал и любил Чонгука. Зная о нём если не всё, то очень многое, он ставил себе задачей номер один найти для друга хорошую пару. Джин не занимался сводничеством, но от природы обладал острым глазом, видя насквозь меркантильные замашки субъектов, что роились вокруг Чона стаей назойливых мух. И он с остервенением брался разгонять это зудящее облако насекомых. К какому виду жужжащих тварей относился Минхёк? Стервец был хорош, но его самонадеянность страшно бесила Сокджина. Дверь кабинета вновь приоткрылась, впуская сперва поднос с заварочным чайником и двумя чашками, а затем и Минхёка, что нёс всю эту утварь. Губы были плотно сжаты, на скулах играли желваки, а в глазах плескалась опасная тьма, не предвещающая ничего хорошего. Если бы такие взгляды могли запугать и лишить решимости Сокджина, то он бы давно вылетел пробкой из киноиндустрии. Не на того напал. — Заботливая наседка прискакала покормить своих цыпляток, — развязно улыбаясь, елейным тоном выдал Джин, проходясь похотливым взглядом по телу шатена. Чонгук цыкнул, закатывая глаза — эти двое доведут его до эпилептического припадка. Если бы его помощником была девушка, к которой так откровенно домогался его лучший друг, он непременно бы этому другу заехал кулаком промеж глаз. Из лучших же побуждений — края нужно видеть. Но Минхёк не девушка, вставать на его защиту — значит, унизить как мужчину. Они должны разобраться сами, главное, чтобы до драки не дошло. Минхёк проявлял чудеса выдержки — спокойно расставил всё необходимое для чаепития на столике возле дивана со страшным выражением лица, но молча. Неужели его так раздражает Сокджин? Который и не собирался униматься. — Минхёк! Вид сзади потрясающий. Дашь номерок своего тренера? Чонгук дар речи потерял. Это уже был явный перегиб. Сокджин даже с пьяных глаз с ним так не разговаривал. Лим, конечно, был строен, подтянут, а чёрные классические брюки и белая рубашка выгодно подчёркивали всё, что нужно было подчеркнуть. Но в этом не было ничего удивительного — он был лицом этого офиса, и во многом именно от него зависело настроение, с которым посетители заходили в кабинет к Чону. Минхёк медленно развернулся, впиваясь взглядом в лицо Джина. — Могу дать тебе в челюсть и номерок знакомого челюстно-лицевого хирурга, — от голоса веяло ледяной стужей, колючий взгляд жаждал крови. Похоже, терпение кончилось. — Оу, это было горячо, — Сокджин, казалось, именно этого и добивался с самого утра, цепляясь к Лиму. — Признайся, ты бы просто хотел мне дать. Я тебя не виню — этого хотели бы многие, но я страшно избирателен. — Что тебе дать, идиот? — Лим снисходительно ухмыльнулся, по-птичьи склоняя голову к плечу. — Я видел твои фильмы, тебе меня нечем заинтересовать. Не тот раз… — будто нечаянно споткнувшись на слове, он медленно облизнулся, — …формат. — Ты не можешь утверждать, не проверив. Я, кстати, сегодня абсолютно свободен, если ты понимаешь, о чём я. Могу и на чай оставить… если понравится. Минхёк в долю секунды оказался рядом с сидящим в кресле Сокджином. Схватив за отвороты щегольской рубашки и хорошенько встряхнув сияющего улыбкой Джина, шатен подтянул его наверх, приближая лицо на опасно близкое расстояние. — Побереги свою мелочь, сука. И ту, что в кошельке, и ту, что в штанах, — плевался ядом в лицо актёру Минхёк. — Как бы первая не пригодилась тебе для лечения второй. Если останется, что лечить. Ещё слово, и то, чем ты тут пытаешься хвастать, вылетит в окно. — А тебе не терпится ухватиться за мой член? Или не во мне дело? — Сокджин участливо рассматривал трясущегося от гнева Лима. — Тебя бесит, что Чонгук не даёт тебе ни за что ухватиться? Ну так не переживай, может я получше буду, а? Может и не нужен никакой Чонгук? Минхёк, шипя разозлённой коброй, отшвырнул от себя Сокджина, который тяжело рухнул обратно в кресло, вцепляясь в подлокотники напряжёнными пальцами. Чонгук выброшенной на берег рыбиной открывал и закрывал рот, переводя взгляд с одного на другого. Теперь он понимал, зачем Ким устроил это представление — он добивался признания. — Тебе до него, как до Пекина - раком, ублюдок, — выплюнул Минхёк и деревянной походкой направился к выходу. У самой двери он развернулся, обращаясь к Чонгуку. — Господин Чон, я прошу простить меня за всё, что тут… — тяжело сглотнув, Лим продолжил, — …произошло. Вас пригласили на деловой ужин. Сегодня, в восемь вечера, в ресторане SkyFall. Приглашение пришло от представителя Глобал… Ким Тэхёна. Чонгук молчал, буравя помощника взглядом. — Я отменил на сегодня все встречи и уже распорядился — машину подгонят заранее. Я всё сделал правильно? Чонгук молча кивнул, откидываясь в кресле и моментально мрачнея. Лицо Минхёка застыло посмертной маской. Он скрылся в приёмной, бесшумно притворяя за собой дверь. Сокджин, поражённо хмыкнув, неверяще покачал головой. Ким Тэхён - мастер неожиданных ходов? Вот почему так бесился Минхёк — ревность рвала его на куски прямо здесь, в этом самом кабинете. Хорошо, что не придушил. — Приятного вечера, господин Чон, — стараясь передать интонацию Лима, прокаркал Сокджин. — Ты прям нарасхват. Пожалуй, на сегодня мои дела здесь закончены. Осталась одна мелочь, — на вопросительный взгляд Чонгука, он довольно улыбнулся. — Пойду мириться с твоим разъярённым котёнком. Он же не виноват, что шатенам ты предпочитаешь блондинов. И пока Чонгук не запустил в него чем-нибудь тяжёлым, с чудовищным гоготом ринулся в приёмную. Наводить мосты, так сказать, которые могут в будущем пригодиться. Для стратегического отступления. Чонгук же откинул голову на спинку высокого кресла и зажмурился. Что, блять, происходит?***
Тэхён приехал раньше положенного времени и сидел, сложив руки на руле и слепо уставившись в лобовое стекло. Чимин отправил его с работы раньше, аргументировав это тем, что даже к злейшим врагам на ужины не ходят в мятом костюме и с трёхдневной щетиной. Он успел принять душ, переодеться и привести себя в относительный порядок. Набрасывая на плечи шёлковую бордовую рубашку с цветочным принтом и натягивая узкие чёрные брюки, он прекрасно понимал, что в ресторане, скорее всего, определённый дресс-код. Вот только он не собирался ужинать, как и вообще заходить в помещение. План был прост — поймать Чонгука здесь, на парковке, в течение минуты выяснить какого чёрта ему понадобилось и гордо удалиться, напоследок послав его далеко и надолго. Снаружи опять порошил снег. Тэхён уже и вспомнить не мог, когда ещё зима длилась так долго; когда ещё снег так долго ровным слоем укрывал землю. Мимо проскользил броский чёрный мерседес, паркуясь на противоположной стороне. Левая дверь распахнулась, выпуская из недр салона водителя. Одетый с иголочки Чонгук, в тёмно-синем костюме тройке и длинном чёрном пальто нараспашку, захлопнул водительскую дверь и решительно направился к входу в ресторан. Что ж, час икс. Тэхён поспешно выпрыгнул из салона в прохладный вечер и окликнул брюнета. Чонгук остановился, будто налетев на невидимую стену, постоял неподвижно четыре длинные секунды, а потом медленно развернулся. Несколько шагов навстречу друг другу, и тяжёлая пауза, что всё длилась и длилась, без начала и конца. Наконец Тэхён, немного придя в себя, вспомнил первоначальный план. Вздёрнув подбородок и засунув мёрзнущие руки поглубже в карманы короткого пальто, он старался звучать как можно надменнее. — Добрый вечер, господин Чон. Чем обязан Вашему вниманию к моей незначительной персоне? Или Вы всех неприятных Вам личностей зовёте на деловые ужины? — Я думал, что это исключительно Ваша инициатива, господин Ким, — Чонгук в вежливом недоумении склонил голову к плечу, пристально изучая лицо Тэхёна. — Но вижу, что Вы и не собирались ужинать со мной. Так зачем же я приехал? Я перестаю понимать Ваш тонкий английский юмор, господин Ким. — Вы весьма осведомлённый человек, господин Чон, — желчно заметил блондин. — Думаю, что и очень занятой. Потому не буду тратить ни Ваше драгоценное время, ни своё. Вы шутить не умеете совсем — я даже не улыбнулся. Желаю Вам всего доброго и надеюсь на не скорую встречу. Тэхён крутанулся на каблуках, намереваясь как можно скорее покинуть подмостки театра абсурда, что устроил тут Чонгук. Что по этому поводу думать он решит как-нибудь потом. Но чужая рука цепко ухватила его за запястье, разворачивая обратно. — Тэ… прекрати. Давай поговорим… Тэхён завороженно смотрел в эти молящие чёрные глаза, не зная, как поступить. Они не виделись почти целый месяц. И перемена в поведении была разительной. Ни намёка на агрессию и вызов. Хватка на запястье ослабла, и рука Чонгука соскользнула вниз, пальцами мягко проведя по раскрытой ладони Тэхёна. Мимолётная ласка. Но Тэхёну, наверное, хватило и взгляда. — Давай поговорим. — Если честно, то есть я уже не хочу, — признался Чонгук, кисло улыбаясь. Заозиравшись по сторонам и найдя взглядом раскинувшийся неподалёку заснеженный парк, мотнул головой в ту сторону. — Давай пройдёмся? Тэхён пожал плечами. Погода к пешим прогулкам не располагала, но только идиот упустит такую возможность. А Тэхён идиотом не был. Потому послушно зашагал за Чонгуком, поравнялся с ним и сбавил шаг. В животе порхала стая суетливых бабочек, а в голове, напротив, в ужасе скалилась загнанная в угол росомаха. О чём они будут говорить? Зачем это нужно? Они не главы противоборствующих мафиозных кланов, чтобы делить территорию мирными переговорами во избежание кровавых стычек. Чонгук шёл рядом, сосредоточенно что-то обдумывая, и молчание нарушать явно не торопился. Мимо пробегали редкие прохожие. В середине рабочей недели, пускай и вечером, желающих подышать свежим воздухом было совсем немного. И если бы Тэхён мог абстрагироваться от накрывшего его невроза, то просто наслаждался бы волшебным моментом: разноцветные фонари рассеивали приглушённый свет по путаным аллеям, деревья отбрасывали причудливые тени на сверкающем снегу, с чернеющего купола неба неторопливо сыпались крупные хлопья снега. Они уже довольно далеко зашли, плотная стена кустарников надёжно отгораживала от шума и городской суеты. Тишину нарушал только похрустывающий под ногами снег. Когда Чонгук неуверенно заговорил, Тэхён невольно вздрогнул. — Я должен извиниться перед тобой… Я повёл себя грубо на приёме. — Только на приёме? — удивлённо вскинул брови блондин. — Не только, — мрачно усмехнулся брюнет. Он нервно облизывал и покусывал губы, смотря себе под ноги. — Ты застал меня врасплох. Я… я хочу… я не знаю, что сказать… Чонгук никак не мог собраться с мыслями. Всю дорогу до ресторана он обдумывал варианты развития вечера, проговаривал про себя возможные диалоги. И тогда всё получалось изящно и непринуждённо. А сейчас слова не находились. И Тэхён помогать ему не собирался — размеренно вышагивал рядом своими длинными ногами, грел руки в карманах, прятал нос в вороте светлого пальто и молчал. Чон резко остановился, глубоко вдыхая прохладный воздух через нос. Тэхён по инерции сделал ещё несколько шагов и обернулся, вопросительно глядя на спутника. Чонгук, наконец, собравшись с духом, поспешно выпалил: — Ты ненавидишь меня? К удивлённым глазам добавились удивлённый нос, что вынырнул из воротника, и такой же удивлённый рот, что слегка приоткрылся в недоумении. Тэхён не сразу нашёлся, чем ответить на такой внезапный вопрос. — Почему ты спрашиваешь? Ненависть — сильное чувство, а я… — А ты ко мне сильных чувств не испытываешь, — разочарованно закончил Чонгук, опуская взгляд. — Я этого не говорил. Чонгук изумлённо вскинулся. Тэхён рассматривал его с нечитаемым выражением, покусывая щёку изнутри, будто решая, как лучше продолжить. И стоит ли вообще продолжать. За прошедшие три недели он страшно соскучился по Чонгуку. А сейчас тот стоял напротив в заснеженном парке, такой красивый, что в глазах начинало пощипывать от подступающих эмоций. В чёрных омутах отражался свет фонарей и неясной надежды. Сделай он пару шагов и можно будет коснуться тёмных прядей чёлки, припорошенных снегом. Сдвинуть их в сторону, открывая высокий лоб, невесомо прочертить пальцами острую линию скул. Коснуться подушечками красиво очерченных губ… Сознание слегка плыло. Ему всегда было проще заменять бесконечные разговоры простыми действиями. Но сейчас нужен был именно разговор. Ведь Чон хотел поговорить. По крайней мере в начале. — Я был очень рад тебя видеть в самый первый раз. Я не буду врать — вторая наша встреча основательно снесла мне крышу. И даже на том идиотском приёме… — Тэхён смешался, с трудом подбирая нужные слова. — Не думай, что меня так просто обидеть грубостью. Я ожидал и худшего. Но знаешь, всё должно было произойти не так. Я… Тэхён мотнул головой, отворачиваясь и преступая с ноги на ногу. Чонгук боялся дышать — он и подумать не мог, что сможет услышать подобное… Откашлявшись и обречённо выдохнув, будто решившись на что-то, Тэхён прямо посмотрел в глаза брюнету. — Я скучал по тебе все десять лет, что мы не виделись. Ты был моим лучшим и единственным другом, нас очень многое связывало. Я до сих пор не могу понять, что тогда произошло и как я всё это пережил. Но мне не хватает тебя. Ты можешь ничего мне не объяснять, даже просто развернуться и уйти. Я готов принять всё, что ты мне предложишь. Ты всё ещё слишком дорог мне, чтобы тебя ненавидеть. Сильны ли чувства, что живы спустя столько лет? Решать тебе. Время замерло. Даже летящие снежинки будто бы зависли в воздухе, сверкая резными краями. Признание далось тяжело, обнажая душу перед человеком, что мог с лёгкостью сейчас растоптать её. По телу прокатывалась нервная дрожь, от которой подгибались колени. А Чонгук, кажется, перестал дышать, во все глаза глядя на Тэхёна. Он резко и жутко не солидно сорвался с места, в секунду оказываясь рядом с блондином и стискивая его в удушающих объятиях. Судорожный вдох и отчаянный шёпот: — Прости меня. Прости, если только сможешь. Я так виноват перед тобой, так виноват… Давай попробуем начать всё заново? Я попробую тебе всё объяснить, но чуть позже, хорошо? Ты сможешь довериться мне ещё раз? Сердце Тэхёна исступлённо колотилось, мешая сделать полноценный вдох. Руки тяжело опустились на чужую спину, сминая пальцами мягкую ткань чёрного пальто. Он физически бы не смог отказать в такой просьбе, что горячим шёпотом проникала под кожу, текла по венам, сжигая изнутри. Если бы мог — он бы продлил это мгновение на долгую вечность. Но Чонгук ждал ответа. Отстранился, сжимая сильными пальцами предплечья Тэхёна, и, минуя глаза, заглянул прямиком в самую душу. Тэ кивнул. Говорить он не мог — ком, что встал поперёк горла, никак не желал проглатываться, сколько бы Ким не пытался. Чон восторженно что-то промычал, вновь стискивая стальные объятия и зарываясь носом в пепельные пряди. Теперь он не был готов так просто отпускать то, что так внезапно вернулось в его жизнь. Никто не предскажет, что может случиться в будущем, но сейчас Чонгук был уверен, что будет бороться за то, что так дорого его сердцу. Они отстранились одновременно, счастливо улыбаясь друг другу. Чонгук левой рукой вложил в свою правую руку смуглую ладонь Тэхёна, переплетая пальцы, и потянул за собой дальше по аллее. — Даже не пытайся вырваться, теперь я не отпущу тебя, — предупредил он, лукаво глядя из-под смоляной чёлки, что тяжёлой влажной завесой падала на глаза. Тэхён готов был наручниками сцепить их запястья, а ключ зашвырнуть за пределы Вселенной. На улице стало ещё холоднее, а прохожие и вовсе перестали попадаться на пути. Никто бы не взялся предположить который сейчас час и сколько прошло времени. Окружающий мир отступил далеко за пределы сказочного ночного парка, замирая и оставляя их наедине друг с другом. Они смеялись в голос, болтали, перебивая друг друга, делились воспоминаниями из детства и упущенных лет. Неловкость ушла, и теперь они не могли наговориться друг с другом. Тэхён чувствовал себя лёгким воздушным шариком, наполненным смехом и счастьем. Так легко и сумасшедше прекрасно ему не было очень давно. Чонгук шёл спиной вперёд перед ним, что-то увлечённо рассказывая и размахивая руками. А Тэхён не слышал слов. Он жадно впитывал образ светящегося воодушевлением брюнета, следя за тем, как шевелятся обветренные губы на красивом лице. И, кажется, за этим занятием он пропустил момент, когда Чонгук задал какой-то вопрос. — А? — он растерянно смотрел на Чона, ожидая, что тот повторит. Но Чонгук просто стоял напротив и широко улыбался. — Ты пялишься. — Что? Нет. Я задумался. — Ты пялился, — вредничая, стоял на своём Чонгук. Выглядел он страшно довольным. — Да с чего ты взял? — вспыхнул Тэхён, пряча глаза за пепельной чёлкой. — Я всё видел, — деловито сообщил Чонгук, крутанулся на месте и зашагал вперёд, оставляя позади ошарашенного блондина. Но вместо ответа, в спину с глухим стуком врезался снежный комок. Чонгук изумлённо обернулся. — Да ты что, страх последний потерял? Тэхён довольно скалился своей квадратной улыбкой и лепил новый снежок. Чонгук многообещающе пригрозил ему пальцем и кинулся готовить ответные снежные снаряды. Они словно дети носились по небольшой круглой площадке, швыряясь снежками друг в друга и хохоча как сумасшедшие. В очередной раз пытаясь совершить обманный манёвр, чтобы расстрелять Чонгука со спины, Тэхён попытался поднырнуть тому под руку, но запнулся о чужой ботинок и стремительно полетел на землю, инстинктивно цепляясь за единственную опору — распахнутое пальто Чонгука. Тот, не ожидавший такого подвоха, не удержал равновесия, и они оба полетели в снег. Растянувшись во весь не малый рост на земле, они лежали плечом к плечу, задыхаясь от смеха, быстрого бега и безумного восторга. — Боооже, — прохныкал Тэхён сквозь слёзы, глядя в чёрное небо над головой, — это лучший вечер в моей жизни… Чонгук неопределённо хмыкнул в ответ. Он вдруг резво перевернулся, подминая под себя блондина и усаживаясь на его бёдрах. Тэхён выжидающе замер, разглядывая брюнета сквозь мокрые ресницы. — Ты очень красивый… невозможный… — поражённо выдохнул Чон, медленно склоняясь к его лицу. — Сделай этот вечер лучшим и в моей жизни, — попросил он в раскрытые губы, замирая в ожидании ответа. Тэхён тихо застонал, зажмуриваясь, и подался наверх, прогибаясь в спине и впиваясь отчаянным поцелуем в подставленные губы. Чонгук с готовностью подхватил инициативу, вплетая пальцы в светлые волосы и проводя языком по жаждущим губам. Они целовались исступлённо, задыхаясь от нехватки воздуха и захлёстывающей страсти. Голова кружилась, щёки затапливал алый румянец, и Тэхён мучительно умирал от желания под этим сильным телом, что прижимало его к земле. Чон вдруг протестующе замычал, отстраняясь и облизывая зацелованные губы. Ким почти впал в отчаяние. Но Чонгук был непреклонен. Он отрицательно покачал головой, поднимаясь на ноги и протягивая руку Тэхёну, чтобы помочь встать и ему. — Не спорь, — предупредил брюнет, отряхивая светлое пальто от снега, — я не хочу, чтобы завтра ты свалился с воспалением лёгких. Я себя за это не прощу. Идём… И Тэхён послушно шёл, увлекаемый своим личным безумием к выходу из парка. Он не спрашивал куда и зачем. Он был готов идти за ним хоть в недра ада. Трель мобильного телефона стала чем-то инородным и враждебным, что вторглось в их счастливый мирок на двоих. Чонгук растерянно зашарил по карманам, кажется, даже не понимая, что конкретно ищет. Рассмотрев наконец на экране имя звонившего, брюнет заметно удивился, принимая вызов. — Минхёк? Что случилось? Я ещё не дома. Ну конечно. Лим Минхёк. Тэхёна грубо вернули из заоблачных высот, с чудовищной силой швыряя о землю. Туда, где они по-прежнему оставались соперниками, заклятыми друзьями. Туда, где был настойчивый шатен, голос которого что-то быстро проговаривал в ухо Чонгука. Тот самый Минхёк, что угрожал ему, заявляя свои права. Во рту появился неприятный горький привкус от затапливающей всё существо обиды. Добро пожаловать в реальность, Ким Тэхён. С каких пор ты опять начал верить в сказки? Блондин судорожно дёрнул рукой, вырывая ладонь из руки Чонгука. Он глубоко вдохнул, расправляя плечи и успокаивая сердцебиение. Чонгук, наконец сбросив вызов, вопросительно на него посмотрел, чувствуя перемену настроения. Тэхён сжал губы, мотнув головой, и прибавил шаг. Они уже вышли к воротам, до оставленных на парковке машин было рукой подать. Блондин уже почти был готов сорваться на бег, чтобы нырнуть в остывший салон Ауди и уехать отсюда как можно быстрее и дальше. — Тэ, что случилось? — растерянно бормотал Чонгук, подстраиваясь под широкий и стремительный шаг блондина. — Куда ты так бежишь? Да подожди же ты! — Не могу, — не оборачиваясь бросил тот сквозь стиснутые зубы. — Меня ждут. — Тебя ждут? — Чонгук никак не мог понять, что происходит. — Кто тебя ждёт? Тэхён резко остановился, разворачиваясь лицом к Чону. — Чонгук, — в голосе пахнуло зимней стужей, — меня ждёт… друг. Тебя, видимо, тоже. Чон будто в ступор впал, глядя на Тэхёна округлившимся глазами. Смысл сказанных слов доходил с трудом. Что вообще происходит? Минуту назад, до этого проклятого звонка (Минхёку нужно было согласовать нюансы завтрашнего совещания, чтобы подготовить план. Правда, он рассчитывал застать Чонгука дома, но кто же знал, что всё обернётся именно так), он был счастлив и предвкушал продолжение чудесного вечера. А сейчас карамельные глаза гневно щурились, заставляя что-то внутри болезненно сжиматься. Тэхён выждал паузу, но не дождавшись никакого ответа, развернулся, чтобы наконец сбежать от Чонгука и чувства ревности пополам с разочарованием. Чонгук отчаянно ухватил его за рукав пальто, дёргая на себя и сжимая в тесном объятии. Он так просто не сдастся. — Стой спокойно, я всё равно не отпущу, пока не объяснишь в чём дело. Какая муха тебя укусила? — Убери от меня руки, — процедил Тэхён рокочущим баритоном, предупреждая взглядом, что готов за свободу драться. Чонгук растерянно расцепил руки и с места больше не двигался. — Это всё большая… — Не надо так говорить, — перебил Чон, сжимая кулаки и стараясь не заорать от ощущения, что всё катится в тартарары. — Нет никакой ошибки! Я никогда в жизни ещё не чувствовал такой уверенности, что всё как нельзя правильнее! Что за бред ты несёшь?! Почему ты бежишь от меня? Что я сделал не так? — Всё, — глухо уронил Тэхён, отступая всё дальше назад. — Всё не так. Всё неправильно. Этого вообще не должно было произойти. Прощай, Чонгук. Он стремительно развернулся и ринулся через дорогу к парковке ресторана, чудом не угодив под машину. Ни разу не оглянувшись, Тэхён рухнул на водительское кресло и завёл двигатель. Автомобиль, с пробуксовкой и визгом шины по асфальту, сорвался с места, быстро исчезая в потоке машин. Чонгук так и стоял, безвольно опустив руки и невидяще глядя перед собой. Ему будто бы со всей дури двинули в солнечное сплетение — никак не получалось сделать полноценный вдох. Горло царапало болью, а что-то неясное мешало видеть перед собой. Снежинки оседали на волосах и щеках, тая и оставляя за собой мокрые дорожки. По крайней мере, он из последних сил надеялся, что это был именно снег.***
Сообщение от неизвестного номера: Ты всё сделал, как я сказал? (сообщение доставлено) Да. (сообщение отправлено) Сообщение от неизвестного номера: Тогда ты заслужил награду. Хороший мальчик. (сообщение доставлено) Я ненавижу тебя. (сообщение отправлено) Сообщение от неизвестного номера: Это взаимно. До скорого. (сообщение доставлено) Будь ты проклят. (сообщение не отправлено)