Endless love

Oh darling, my soul You know it aches for your's And you've been filling this hole since you were born 'Cause you're the reason I believe in fate You're my paradise And I'll do anything to be your love, or be your sacrifice

      Утро четверга выдалось на редкость пасмурным и неприятным. С неба лил, несмотря на начало апреля, по-осеннему холодный дождь, накрывая серой пеленой дома и улицы, превращая прохожих в угловатые точки-зонтики, торопливо спешащие по своим делам, перепрыгивающие и огибающие большие лужи. На Тэхёна то и дело наваливалась тяжёлая дремота, в которую он, сам того не желая, периодически проваливался, чтобы в очередной раз услышать недовольное покашливание от одного из соседей по круглому столу.       Сегодня его впервые пригласили на совет директоров. Ради этого госпожа Мин Со снизошла до того, чтобы лично вплыть в кабинет, неся за собой удушливый сладкий аромат прелых цветов, и пафосно-снисходительным тоном выдать, что господина Кима ожидают в зале заседаний в десять утра. Она всем своим видом демонстрировала, что эта великая честь оказана ему абсолютно незаслуженно, и что он просто обязан ползти туда по-пластунски и с благоговейным трепетом, стараясь не отрываться от пола и на несколько сантиметров. Блондин лишь скептично дёрнул бровями. Недовольство им его же секретаршей уже было в порядке вещей. Горбатого могила исправит.       Время плавно подкатывалось к двенадцати, а пространные доклады всё никак не заканчивались — каждый из выступающих стремился продемонстрировать всё присущее ему красноречие, растекаясь мыслью по древу. Тэхён покручивался в своём кресле, закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди, разглядывал унылую картину за окном. Отец уделял ему внимания не больше, чем кадке с фикусом, что разместилась в центре комнаты, а на остальных было глубоко плевать. Заводить приятельские отношения с нервными туберкулёзниками, что кряхтели каждый раз, стоило ему только прикрыть глаза, он не собирался.       Мысли младшего Кима гуляли далеко за пределами зала совещаний. Он думал о Чонгуке, который последние дни сильно напоминал серый и холодный дождь за окном. О чём они говорили с отцом, Чон рассказывать не стал, только отмахнулся. Но настроение его стремительно катилось вниз по наклонной. Чонгука что-то грызло изнутри, но вместо того чтобы поделиться этим с Тэхёном, попробовать вместе найти решение проблемы, если такая имела место быть, брюнет замкнулся в себе. Он продолжал обнимать, зарываясь носом в пушистые светлые локоны, целовать нежно и томительно, занимался сексом с той же страстью, но каждый раз перед расставанием с тоской заглядывал в глаза Тэхёна, будто прося за что-то прощение.       Ким терпеливо ждал, когда же меланхолия сойдёт на нет или Чонгук всё же решится высказать вслух всё, что его терзает. Сегодня шёл четвёртый день, сопровождаемый печальными взглядами и кислой улыбкой, и Тэхён чувствовал, что терпение иссякает подобно песку в песочных часах. Можно перевернуть колбы и начать отсчёт заново. Можно повторять эту процедуру много раз подряд. Только что это изменит? Говорят, что худой мир лучше доброй ссоры. Тэхён считал иначе. Если придётся сорвать голос, выбивая из Чонгука правду — он не будет думать дважды, набирая полные лёгкие воздуха.       В кармане прожужжал смартфон, сообщая о входящем сообщении. Тэхён тут же полез за ним, невозмутимо игнорируя недовольные взгляды, которые настойчиво прожигали в нём дыру. Сообщение было от Чимина: стаканчик горячего кофе, высовывающий язык смайлик и жизнерадостная приписка «Не кисни! На радуге зависни!», а, ну и сама радуга, конечно. Тэхён усмехнулся, отправляя в ответ кулак с красноречиво оттопыренным средним пальцем. Мило пообщались, давай ещё.       — Господин Ким. Мы Вам не мешаем?       Голос отца был весом с бетонную плиту перекрытия, что грозилась не просто раздавить собой, но и проломить Тэхёном пару этажей. Блондин спешно сунул мобильник обратно в карман и, невинно хлопая ресницами, уставился на старшего Кима.       — Нет-нет, продолжайте. У вас тут очень интересно.       У отца нервно дёрнулся глаз, он откашлялся и, больше не обращая на сына внимания, продолжил песочить солидного мужика, похожего на упитанного кота и размерами, и поведением — смотрел на директора Кима виноватыми глазами и кивал болванчиком, но при этом его наглая рожа продолжала оставаться такой же наглой. Тэхён вникать в суть проблемы не стал. Коты ему не нравились, как и солидный мужик, а потому жалости к нему он не испытывал.       Что-то подсказывало, что за свою выходку он ещё ответит. Отец не сможет долго придерживаться холодного нейтралитета, если Тэхён продолжит цеплять его своими выкрутасами. Тут работал тот же принцип — лучше громко поругаться, чем неделями ходить мимо и злобно коситься друг на друга. Вломиться в директорский офис и начать выяснять отношения Тэхён не мог. Работа — не место для подобных выступлений. Из родного дома он сбежал сам, неся за собой как манифест свою мнимую независимость. Обратно его никто не звал, даже мама, даже на «поговорить». И если с Чонгуком он готов был говорить напрямую о чём угодно, то отца предпочитал изводить своим пренебрежительным тоном и возмутительным поведением. Терпение старшего Кима должно уже было скоро рвануть.       За своими размышлениями он и не заметил, как административная верхушка засобиралась по норам, похватав папки с отчётами и чуть ли не бегом ринувшись к дверям. Директор Ким сидел напротив с прямой спиной и сканировал сына тяжёлым взглядом. На скулах играли желваки, а ноздри гневно раздувались. А вот и всемирно известный Эйяфьядлайёкюдль* — дымит, плюётся пеплом, грозит извержением. Так себе, конечно, перспектива. И да, Тэхён собой очень гордился — выговорить это название могли далеко не многие, даже про себя.       — Ничего не хочешь мне сказать?       Тэхён передёрнул плечами и упёрся в отца ответным упрямым взглядом, вздёрнув подбородок. Не пугайте ежа, как говорится, тем, во что с лёгкостью воткнутся его иголки.       — Спасибо, было весело, зовите ещё?       — Тэхён!       Блондин хмыкнул, поднимаясь из кресла. Бить его здесь не будут — вокруг понатыканы камеры скрытого видеонаблюдения — остальное не страшно.       — А что ты хочешь услышать? Два часа бессмысленной болтовни кого угодно из себя выведут. Ты разве не видишь, что эти жуки в костюмах из штанов выпрыгивают, чтобы только лучше других подлизаться и стрелки с себя перевести. Все их многословные излияния отражены в графиках и цифрах, к которым нет смысла что-то добавлять. И тем не менее, мы сидели тут два часа, чтобы узнать какие они все молодцы, как они старались, но у них ни черта не вышло. Что же поделаешь. Перетряхнуть бы этих ленивых приживалок, уволить половину. С чемоданом без ручки далеко не уйдёшь.       Отец внимательно слушал, слегка сощурившись и оттянув уголок рта в подобии улыбки.       — Ну так и займись этим.       — Чем? — удивился блондин, не ожидавший такой реакции. — Увольнением?       — С этим я и сам разберусь. Собери команду, поставь ей цели, разработай стратегию и стремись к их достижению. Работай спокойно, хватит со мной воевать. Я в полной мере оценил твой суверенитет. Настаивать больше не буду.       Тэхён недоверчиво поглядывал на отца, топчась на месте. Он настроился отдать тут жизнь за свои убеждения, а его так внезапно обескуражили пониманием и доброжелательностью.       — Кстати, ты уже забрал ауди из ремонта? Я могу дать тебе служебную машину — не пешком же тебе добираться до дома и обратно.       — Это совсем не «кстати», но нет, спасибо, я справляюсь, — кисло протянул Тэхён. Про верного коня он как-то подзабыл в суматохе дней. С Чонгуком он больше не ездил, вняв разумному совету Чимина так откровенно не отсвечивать. Метро и такси успешно исполняли свои функции по доставке из точки А в точку Б, а от предложенной страховой компанией на замену машины он отказался — Тэхён был убеждённым однолюбом во всём, ни намёка на измену, даже в мыслях.       — Как скажешь, — усмехнулся старший Ким. — Приезжай домой как будет время — мама скучает и… Мы сможем нормально поговорить. Что скажешь?       — Да, как-нибудь обязательно, — кивнул Тэхён и улыбнулся. Отец кивнул в ответ и махнул рукой, прощаясь.       Тэхён спускался по лестнице на свой этаж. На душе стало как-то полегче, хотя и повода-то пока не было. Это ещё не официальное перемирие, но уже лучше, чем ничего. В приёмной госпожа Мин Со предсказуемо поджала губы при виде своего начальника. Слухи по компании разносились с поистине световой скоростью. И вот уже у мегеры местного разлива появилась дополнительная пара причин ненавидеть Тэхёна чуточку больше, чем утром.       — Вас в кабинете ожидает господин Пак, — процедила женщина, высокомерно задирая нос. — Хочу напомнить, что у нас тут не кофейня. А от такого количества кофеина у Вас скоро сердечный приступ случится, вот вспомните тогда меня.       — Спасибо за заботу, учту, — сладко улыбнулся Тэхён и поспешил скрыться за дверью кабинета.       Чимин распластался в его кресле, закинув ноги на стол и увлечённо уставившись в экран смартфона. На шум от двери поднял рассеянный взгляд, кивнул Тэхёну и даже с места не двинулся. Блондин, усмехнувшись, вытянулся на диване. Время обеда, все додельные могут катиться к дьяволу.       — Ну как там? — продолжая гипнотизировать экран смартфона, обратился брюнет к другу.       — Отлично, очень занимательно, больше туда не хочу, — пробормотал блондин, закидывая руки за голову и закрывая глаза.       В планах на вечер значилась масштабная боевая операция по осаде неприступной крепости под кодовым именем Чон Чонгук — кто знает, придётся ли сегодня спать? Не стоило терять драгоценные минуты отдыха. Но Чимин с таким раскладом, кажется, был в корне не согласен, даже телефон на столешницу отбросил.       — Ты чего тут пристроился? Середина дня, а у нас сиеста?       — У нас обед. Хочу — ем, хочу — сплю, хочу — впадаю в кому. Я человек взрослый и самостоятельный, имею свободу выбора… хотя бы в обеденный перерыв.       — Ну нет, у меня на тебя были другие планы. Отскабливайся от дивана и бодрым шагом за мной.       Тэхён на это заявление широко зевнул и удобнее устроил голову на мягком подлокотнике. Чимин моментально вырос рядом с диваном. Когда было нужно он мог быть очень убедительным. Уверенно скинул длинные ноги на пол и потянул друга за галстук, вынуждая подняться. Ким смерил брюнета недобрым взглядом.       — Чимин-и, что ты хочешь от меня? Оставь спокойно умирать тут на диванчике. Я тихонько, никто не заметит, честное слово.       — Умри, но не сейчас, мистер Бонд! А ты чего тоску нагоняешь? С мужем поругался? — хохотнул Чимин, настойчиво поднимая друга на ноги и подталкивая в спину по направлению к дверям. В приёмной уже никого не было. Война войной, но у госпожи Мин Со обед был по расписанию. Тэхён вяло ткнул кулаком Чимина в плечо.       — Хохма девяностого левела, хён. Сейчас сдохну от гомерического припадка.       — Да я вижу, тебя прям разрывает. Случилось чего?       Тэхён тяжело вздохнул и пожал плечами. У него самого не было ответа на этот вопрос. Да и выкладывать свои переживания, шагая по коридорам заполненного офисного здания было не самой светлой идеей. Они, тем временем, уже зашли в лифт, и Чимин не раздумывая вдавил кнопку подземного парковочного этажа. Брови блондина удивлённо изогнулись — у друга не было машины. Права он получил давно, как и Тэхён, но автомобиль считал для себя непозволительной на данный момент роскошью. Чимин хитро улыбнулся и молча отвернулся, не желая комментировать. Сюрприз, будь он не ладен.       Створки разъехались в стороны, выпуская молодых людей в прохладное помещение парковки, ярко высвеченное белыми лампами дневного света. Чимин, позвякивая ключами в кармане, широким шагом отправился в ему одному известном направлении. Тэхён следовал за ним, сгорая от любопытства. И успел дотлеть до небольшого уголька, пройдя через всю площадь помещения к дальней группе парковочных мест, где, вспыхнув напоследок, сгорел дотла от увиденного. Чимин остановился у новенького, сияющего лаком, чёрного спортивного BMW, наконец вытаскивая из кармана ключи с фирменным немецким брелоком.       — Что скажешь?       — Ни хера себе…       — Не очень поэтично, но в целом твоё лицо описывает очень точно, — усмехнулся брюнет, снимая сигнализацию и блокировку, и открывая водительскую дверь. — Забирайся — прокачу с ветерком.       Тэхён, чуть не забыв подобрать челюсть с бетонного пола, обошёл автомобиль и уселся на пассажирское сиденье, развернувшись всем корпусом к водителю, заводившему двигатель и настраивающему громкость магнитолы.       — Итак? Я нужен тебе, чтобы закопать расчленённый труп того, кого ты ограбил ради этой тачки? Я с радостью, только за лопатой бы заехать.       — У меня всё с собой, — сиял улыбкой Чимин, выезжая на улицу. — Но, если серьёзно, в местный багажник вряд ли поместится тело, по крайней мере целиком.       — Чимин-и, это BMW M2 Competition Coupe… Между прочим, я давно не видел двух знакомых придурков. Колись, кого из них ты пустил на органы, чтобы купить это чудо? Или обоих сразу?       — Прям монстра из меня делаешь. Я же устроился на приличную работу — могу себе позволить.       — Нет, пока не можешь, знаю точно.       — Ну ладно, не целиком. Что-то откладывал, что-то взял в кредит…       — Чим, заканчивай мне лапшу на уши вешать. Вот уж кто-кто, а ты со своей прагматичностью не стал бы так сорить деньгами. Выкладывай.       — Ну… — Чимин замялся, покусывая губу и косясь на друга. Тот смотрел в упор, слегка сощурившись и упрямо ждал пояснений, не собираясь съезжать с темы. — Допустим, что с большей частью суммы мне помогли. Мне не пришлось сильно тратиться…       — О как. Не пришлось сильно тратиться на спортивное купе. Помогли. Чимин-и, а ну-ка расшифровывайся, а то я начинаю думать о тебе нехорошо — не влез ли мой маленький хён в большие неприятности? Не придётся ли мне собирать огромный выкуп, когда ты не сможешь выплатить долги и мне по почте, в качестве предупреждения, пришлют какую-нибудь часть твоего тела? Ты знаешь — я запах крови плохо переношу.       — Тэхён-а, прекрати чушь нести! Никаких долгов нет! Мне… — Чимин снова замялся, подбирая слова и с трудом выдавливая их из себя. — Мне её подарили… Хотя часть денег я заплатил сам. Конечно, немного, но…       — В жизни моего лучшего друга появился кто-то, кто может позволить себе делать такие шикарные подарки, которые мой друг принимает, а я ни сном, ни духом. Ты без сомнений этого заслуживаешь, просто… — Тэхён отвернулся к лобовому стеклу, устремляя напряжённый взгляд на дорогу, и как-то сник. Брови съехались к переносице, и блондин обречённо покачал головой. — Я тот ещё мудак, да? По уши увяз в своих проблемах и забил на всё вокруг. Я совсем тебя забросил, Чим. Простишь идиота?       Чимин улыбнулся, подмигнул и ободряюще сжал плечо друга, одним глазом следя за движением.       — Прощу, конечно. Если работу над ошибками сделаешь. Можешь уже начинать. Сегодня ровно месяц, как я работаю в Глобал, и сейчас мы едем это отмечать!       — Чем будем отмечать? Молочными коктейлями?       — Ты угощаешь меня вкусным обедом, и мы возвращаемся в офис. А полноценно отрываться будем на выходных. Рискни только слиться — я натравлю на тебя Хосока, а он мёртвого поднимет, если нужно. А ему будет нужно, об этом я позабочусь. Ты забросил не только меня.       Тэхён нервно хохотнул, отворачиваясь к окну. Но дёрнувшееся непонятной судорогой лицо скрыть от друга не смог. Чимин расценил реакцию по-своему.       — Мы не в обиде, не заморачивайся. Или ты переживаешь за реакцию Чона? Так зови его с собой. Я думаю, мы же его не съедим? Точно не сразу… Предложи ему! За спрос денег не берут.       Тэхён неопределённо хмыкнул. Идея не казалась ему такой уж замечательной, но сменить унылую обстановку последних дней не помешает даже Чонгуку — уж развлекаться-то они умели. Познакомить лучших друзей с другом детства — что может пойти не так? Чимин был настроен позитивно, Минхо и Хосок с готовностью его настрой поддержат, оставалось всего ничего — убедить Чонгука.

***

      — Категорическое нет.       Тэхён вдохом подавился от возмущения. Прежде чем дать ответ нормальные люди хотя бы рассматривают все аргументы «за» и «против». А Чонгук сказал, как отрезал. Не просто нет, а прям категорическое, без возможности обжалования — это читалось в тёмном взгляде. Ужинать резко перехотелось, несмотря на манящие ароматы, витающие вокруг.       Блондин уже привычно устроился на барном стуле, облокотившись о высокую столешницу, и наблюдал за тем, как Чон ваял очередной кулинарный шедевр им на ужин. В своих любимых драных чёрных джинсах и длинной, широкой, белой футболке, да ещё и в фартуке, он успешно обживал чуждую Тэхёну кухню. Влажные после душа, смоляные пряди лежали в очаровательном беспорядке, который не уставал каждый раз наводить блондин. У него руки чесались стряхнуть с брюнета его напускную строгость и щегольскую напыщенность, хотя и в них было немало притягательного.       Чонгук жил у него уже неделю, возвращаясь к себе в квартиру только за тем, чтобы переодеться. Его рабочий ноутбук, папки с документами, что периодически кочевали в офис и обратно, зарядка для телефона, прочие подручные мелочи — всё быстро и удобно нашло свои места в квартире Тэхёна. На подколы по поводу слишком большого гардероба, который тому просто в лом перетаскивать полдня, Чонгук криво ухмылялся, очень по-взрослому показывал язык и цедил мальчишеское «сам такой».       Можно ли назвать серьёзными отношения, что начались всего неделю назад? Обычно — нет. Но Тэхёну казалось, будто они просто воссоединились после долгого расставания, наконец вернув всё на круги своя. Он уже не мог представить себе другую жизнь, в которой может не быть уютных совместных вечеров, вкусной еды, приготовленной заботливыми и умелыми руками, нежных взглядов из-под чернильной чёлки, спадающей на тёмные глаза. У Тэхёна начиналась натуральная ломка без дозы крепких объятий, жадных поцелуев и безудержного секса, когда ему или Чонгуку приходилось задерживаться на работе. Но Кима это не пугало. Наоборот, он с упоением наслаждался новоприобретённым счастьем, которое сейчас выверенными, скупыми движениями шинковало что-то большим шеф-ножом на деревянной разделочной доске.       Для каждой бочки мёда найдётся своя ложка дёгтя. Например, сию минуту эта ложка была в резанувшем металлом голосе и напрягшейся спине под белой тканью футболки. Тэхён всего-то предложил познакомиться со своими друзьями и вместе сходить куда-нибудь в выходные. На что получил такой поспешный и резкий отказ.       — Вот так сразу? Даже не обсудим?       Чонгук продолжал свои манипуляции с продуктами и на вопрос отвечать не торопился. Или же лучше сказать — не собирался?       — Гууккии, — нараспев позвал Тэхён, — поговори со мной, а? Уточни хотя бы: ты не хочешь идти в принципе, ты не хочешь идти со мной или не хочешь, чтобы шёл я?       Чонгук вновь промолчал. Он сосредоточенно дорезал ингредиенты, аккуратно сгрузил их в глубокую салатницу, заправил соусом и увлечённо занялся перемешиванием. Тэхён терпеливо ждал. Спустя вечность, когда салат был готов, а мясо перекочевало из духового шкафа на стол, чтобы отдохнуть перед подачей, Чон наконец повернулся к блондину. Сдёрнул и отбросил в сторону фартук, облокотился поясницей о разделочный стол, скрестил руки на груди и уставился упрямым взглядом, склонив голову набок. Нда, с таким не договоришься.       — Чего ты от меня хочешь?       — Услышать ответ на мой вопрос. С пояснением.       — Вопросов было много, — чёрная бровь изогнулась в вежливом недоумении. — А пояснения приведут к выяснению отношений. Не желаю ничего выяснять. Но ты ведь просто так не успокоишься?       Тэхён, сидя на своём стуле, так же скрестил руки и выразительно кивнул. Кто кого перебаранит?       — Хорошо. Ты можешь ехать к друзьям и проводить с ними время на своё усмотрение, только предупреди, чтобы я не волновался. Меня в это не втягивай.       — Почему?       — Ты всерьёз меня спрашиваешь об этом?       — В чём проблема? Ты всерьёз думаешь, что я представлю тебя друзьям — как кого? Своего мужчину? Я хотел познакомить их со своим другом детства. Они отличные ребята, внесут немного разнообразия в твою размеренную жизнь.       — Ты уже внёс достаточно разнообразия в мою жизнь. Я в нём захлебнулся.       — И что это значит?       — Это значит, что я не хочу выносить свою личную жизнь на глаза общественности. Того, что мы просто знакомы, уже вполне достаточно для домыслов и слухов. В нашу дружбу никто не поверит, не сейчас. Если нас будут видеть вместе в одной компании — это сыграет против нас же в бизнесе и отношениях с партнёрами. Проблемы мне не нужны, тебе тоже.       — Мне плевать на бизнес.       — А мне нет, — гаркнул Чонгук, зло зыркнув тёмным взглядом. Блондин стиснул челюсти, желваки заходили на острых скулах.       — Ты явно преувеличиваешь.       — А ты явно недооцениваешь ситуацию. Я всё сказал. Тема закрыта. Давай ужинать.       Тэхёну от души хотелось наорать на Чонгука за его глухое непонимание. Кажется, что внезапно вскрылась причина его неясной меланхолии — Чон напридумывал проблем, закопался в них с головой, а теперь не знал, как выползти из-под их вороха, злился. Надо отдать ему должное — к вопросу подходил глобально, мешая в один салат и личную жизнь, и дружеские отношения, и бизнес, и политическую обстановку в мире, и глобальное потепление. Только они это уже проходили — крик чёткости мышлению брюнета не способствовал, скорее наоборот. Потому Тэхён начал говорить, стараясь звучать как можно мягче.       — Гукки, ты же понимаешь, что так не может продолжаться вечно? Ты — значимая часть моей жизни, которой я очень дорожу. И с каждым днём эта часть увеличивается в размерах. Я не собираюсь позорно скрывать её, будто стыжусь. Хотя бы перед близкими мне людьми. Я не обязан ни перед кем отчитываться, расписывать подробности, но и врать, говоря, что просто был знаком с тобой в детстве — я не стану. Это не вариант.       — Да ты оглох что ли?!       Чонгук с силой шарахнул кулаком по столешнице, за которой сидел Ким. Тот вздрогнул от неожиданности и нервно дёрнул подбородком, поджимая губы. Чон был в бешенстве, а значит, Тэхён надавил на больное. Не просто надавил, а сплясал чечётку острыми каблуками. Брюнет тяжело дышал, сжимая и разжимая кулаки, и прожигал Тэхёна пылающим взглядом. Тот с опаской покосился на оставленный в непосредственной близости нож — успеет, если что, увернуться? Чонгук проследил за его взглядом, утробно зарычал и широким махом смёл разделочную доску, с лежащим на ней ножом, на пол. Грохот и пронзительный звон оглушили обоих на несколько секунд. Лицо блондина застыло каменной маской, даже бровью не повёл.       — Я уже не голоден. Ешь один, — сквозь зубы процедил Чон, пнул напоследок кусок дерева под ногами и выскочил в коридор, где громко хлопнул за собой входной дверью. Тэхён продолжал сидеть неподвижно, гипнотизируя взглядом миску салата. Первая официальная ссора? С почином.

***

      Тяжёлый бит вибрирует в глотке, подстраивая под свою ритмичность биение сердца. Моргание стробоскопов и режущие линии лазеров высвечивают извивающуюся толпу на небольшой площадке танцпола. Здесь нет времени, здесь нет правил и ограничений. Если у тебя есть деньги и влияние — тебе позволено всё. Это закрытый клуб, вход в который доступен ограниченному кругу лиц.       Юнги раскинулся на кожаном диване, вытянув ноги и закинув руки на спинку. Он наблюдает за танцующими с лёгким прищуром и ленивой улыбкой, склонив голову к плечу. Картинка перед глазами раскачивается в такт динамичному хаосу, который играет диджей. По телу растекаются пульсирующее воодушевление и искрящаяся радость, он почти слышит цвета и видит звуки, что распускаются яркими бутонами под полуприкрытыми веками. Ему как никогда хорошо. Окружающая толпа не раздражает, превращается в странное многорукое существо, чей первобытный танец завораживает, не даёт отвести от себя взгляд.       Юнги обхватывает пальцами тонкую ножку коктейльной рюмки, за которой он тянется удлиняющейся во времени и пространстве рукой вот уже минут двадцать. По крайней мере, так ощущается. Медленный, тягучий глоток. Вкус водки на языке перебивает травяной привкус вермута. Горячая жидкость огненной волной стекает в желудок. Он закидывает в рот половинку лайма, сжимая зубами. От ядовитой кислоты сводит скулы. Да, ему определённо хорошо.       Строптивый сучонок уже здесь — Мину доложили об этом сразу же, как только он переступил порог, минуя охрану. Но не ткнуть в лицо своей стервозной натурой не может — тянет время, отираясь на танцполе. Искать его в толпе он не пойдёт — незачем. Стройная фигура сама отделяется от людской массы и движется в его направлении, соблазнительно покачивая бёдрами. Он останавливается напротив, продолжая двигаться в такт музыке. Красивый, люксовый, но других Юнги и не держит при себе.       Мин ногой отталкивает низкий столик, что стоит между ними, и шлёпает ладонью по кожаному сиденью рядом с собой. Темноволосый красавец послушно опускается рядом, настороженно разглядывая блондина — злится или нет? Уже перешагнул рамки дозволенного или можно ещё поартачиться? Юнги это нравится. Нравится его страх, его зависимость, его желание угодить… расстелиться. Это заводит неимоверно.       — Хочешь выпить?       В шоколадных глазах мелькает облегчение, на соблазнительных полных губах расцветает улыбка, тёмная чёлка спадает на глаза от лёгкого кивка. Юнги делает небольшой глоток, отставляет напиток на столик, подцепляет пальцами подбородок темноволосого и тянет к себе. Вторая рука тяжело ложится на затылок, давит, заставляя сократить расстояние между ними. Тонкие губы хищно впиваются в чужие, переливая горькую жидкость в приоткрытый рот. Тот судорожно сглатывает, давится, а Юнги довольно ухмыляется, слизывает капли водки с подставленного подбородка и отталкивает от себя.       — Большего не заслужил, — желчно усмехается, откидываясь обратно на спинку и медленно облизывая губы.       Тот смотрит голодными глазами из-под тёмной чёлки, утирая оставшуюся влагу с лица тыльной стороной ладони. С низким рыком рывком кидается к блондину, седлая его бёдра, вцепляется пальцами в отвороты шёлковой алой рубашки и впивается укусом в открытую бледную шею. Юнги хрипло смеётся, зарывается в мягкие волосы на затылке и сильно тянет назад, заставляя откинуть голову.       — Ах ты сучонок… Хочешь меня разозлить? — Юнги скидывает его руки со своей груди, острыми ногтями прочерчивает линию от вскинутого подбородка вниз к ключицам, что открываются в глубоком v-образном вырезе блузки, оставляя красные полосы. Тянет тонкую ткань, оголяя плечо. Красавец на его коленях дёргается, хватаясь обеими руками за цепкую ладонь, и тихо стонет. — Любишь меня?       Глаза напротив распахиваются и округляются, губы приоткрываются в немом изумлении. Он, без сомнения, любит. Не просто любит — дышит им, но вопрос задан не просто так. Лисьи глаза щурятся, наблюдая за реакцией, тонкие губы расплываются в дьявольской ухмылке.       — Громче. Я не слышу.       — Да, конечно, — сдавленно, завешиваясь челкой, шепчет в ухмыляющиеся губы. Но Юнги отворачивается, и он утыкается носом в оголённый изгиб плеча.       — Тогда отсоси мне.       В грохоте музыки может померещиться и не такое, даже если слова выговаривают прямо в ухо. Парень выпрямляется на коленях и заглядывает в холодные глаза в надежде на то, что просто ослышался.       — Что?       — Отсоси мне, — громче повторяет Мин.       Юнги больше не улыбается, губы плотно сжаты в тонкую линию. Пальцы больно сжимают волосы на затылке. Глаза широко распахнуты. На нём нет привычных линз, и даже в неровном свете видно расширенные чернотой зрачки с тонким ободком янтарной радужки. Взгляд страшный, пробирающий до костей.       — Юнги-я, ты под кайфом?       Костлявые пальцы отпускают затылок и без замаха залепляют звонкую пощёчину. Темноволосая голова дёргается в сторону, тонкое тело опасно кренится, но Юнги крепко держит за ткань чёрной блузки.       — Я под тобой, но это мы легко поправим, — острые колени разъезжаются в стороны, и парень слетает вниз, нелепо взмахнув руками и больно прикладываясь об пол у ног Мина. — Следи за языком — он работает неправильно.       Шоколадные глаза беспомощно оглядываются по сторонам, но помощи ждать неоткуда. Помещение клуба заполнено людьми. Справа и слева на небольшом расстоянии стоят такие же диваны, на которых расположились шумные компании. В паре метров впереди активный танцпол. Сверху нависает открытая палуба второго этажа с плотным строем столиков, с которых хорошо просматривается вся нижняя площадка. Он знает многих здесь, многие знают его. Всё, что может здесь произойти и, конечно, уже происходило — всё останется здесь, за закрытыми дверями. Это единственное правило, которое посетители исполняют неукоснительно. Но на такое он пойти не готов.       — Я жду.       — Юнги-я, здесь уйма народа. Я не могу… я… Давай поедем к тебе…       — Нет, — голос хлещет не хуже пощёчины. Страшные глаза буравят безумным взглядом. Из приоткрытых губ, которые постоянно оглаживает острый розовый язык, вырывается тяжёлое дыхание. Белокурая голова склоняется к плечу и тёмные брови удивлённо ползут вверх. — Ты отнимаешь моё очень ценное время. Думай быстро, я сегодня уже устал от твоих выебонов. Нет — пошёл нахуй отсюда, незаменимых нет.       Темноволосая голова свешивается на грудь, будто под тяжестью сказанного. Руки плетьми повисают вдоль тела. Чтобы расслышать его бормотание, Юнги склоняется вперёд, опираясь локтями о колени.       — Юнги, зачем ты так со мной? Зачем унижаешь?       — Детка, — голос становится в разы мягче, а холодная рука гладит по щеке, заставляя поднять голову, — ты плохо знаешь, что такое унижение. Я даю тебе только то, что ты хочешь сам, но боишься признаться даже самому себе. Я могу помочь перешагнуть твои глупые предрассудки. Хочешь?       Бледные пальцы, напоследок мазнув по полным губам, тянутся к карману узких чёрных брюк.       — Нет, я не хочу это! — тот перехватывает руку Мина и прижимается губами к его ладони, умоляя остановиться. — Не надо. Я сам…       Юнги сжимает пальцами подбородок и тянет его наверх. Дрессировка предполагает поощрение за правильное поведение и послушание. Блондин целует грубо, властно, прокусывая мягкие губы, упиваясь солоноватым привкусом крови. Он всегда берёт что хочет и как хочет. Брюнет стонет в поцелуй, стискивая пальцами острые колени. К боли он давно привык, привыкнет и топтать свою гордость, вернее, то, что от неё осталось за время, проведённое с Мином.       Юнги из-под опущенных век пристально следит, как ловкие пальцы неторопливо расстёгивают ремень, выдёргивают пуговицу из петли и тянут молнию вниз, выпуская возбуждённую плоть — когда собираешься в подобные места, бельё разумно остаётся дома, ни к чему. Он чуть приподнимается, стягивая брюки ниже на бёдрах. Тёмная макушка склоняется вперёд, и тёмный язык проезжается по стволу, оставляя разводы от крови и слюны. Припухшие губы плотно обхватывают головку, посасывая, кончик языка мягко давит на отверстие уретры.       Блондин с остервенением вплетается в мягкие волосы, давя на затылок, заставляя взять в рот целиком. Он с шумом втягивает носом воздух, откидывая голову на спинку дивана. Сбоку слышится нестройное присвистывание. Мин поворачивает на звук голову, приоткрывая один глаз. От соседнего дивана ему салютуют бокалами двое красивых мужчин, поджимая губы и одобрительно покачивая головами. Они чокаются между собой и жестами приглашают присоединиться к их компании. Юнги криво ухмыляется и выставляет в их сторону руку с вытянутым средним пальцем. Этот сучонок принадлежит только ему. Никаких вариантов.

***

      Чонгук нервно мерил шагами кабинет, сцепив руки за спиной. Круги по ограниченному пространству перевалили за вторую сотню, а на ковролине явственно проступала протоптанная дорожка. Из приёмной доносились несмолкающие голоса, раздражавшие его всё сильней и сильней. Чон был готов вырвать язык каждому и повесить вместо галстука. И с каждой минутой страшная фантазия была всё ближе к реальности.       Если попытаться проанализировать, отчего сдержанный и обыкновенно спокойный мужчина вот уже несколько часов метался по кабинету как разъярённый лев в клетке, то причин было несколько.       Первой причиной был резко отупевший юридический отдел, который, явно находясь в пьяном угаре, уже шестой раз переделывал и приносил на подпись важный контракт. Первые два раза Чонгук себя честно сдерживал, спокойно указывая на ошибки. Начиная с третьего — бумаги летели вдогонку улепётывающему сотруднику, каждый раз новому. На повторный визит пока ни один из них не решился. А контракт последней редакции так ещё и не получил.       Второй и главной причиной был гордый и принципиальный сосед, затихарившийся со вчерашнего вечера. Тэхён не пришёл, не позвонил и даже короткого сообщения не прислал. Обиделся? Пострадавшей стороной Чонгук считал себя самого. Уверенность в этом была крепка до четырёх утра, после которых начала медленно рассеиваться, сменяясь давящим чувством вины. Он вчера явно перегнул с категоричностью и показательными выступлениями альфа-самца.       Чон изначально понимал, что эта тема рано или поздно всплывёт. Лучше, конечно, поздно, но вышло так, как вышло. После ужина с отцом он себе руки по локоть сгрыз, мучаясь от безвыходности ситуации. Возможно стоило усадить Тэхёна рядом с собой, взять за руки и спокойно поговорить, выработать вместе стратегию поведения, согласовать… Да к чёрту. Это не бизнес-план, на составлении которых Чонгук половину собачьего питомника съел. В отношениях это так не работало. Не то чтобы Чон знал это наверняка — серьёзных отношений он ни с кем не заводил пока, но мелодрамы смотрел исправно. Не из головы же сценаристы берут сюжеты? Ценный опыт многих поколений. И чужой опыт подсказывал, что вляпался он конкретно.       Сейчас хотелось вцепиться в волосы, забиться в угол и орать, пока голос не сядет. Чон слишком хорошо понимал, чем, а главное — как быстро закончатся их отношения, если даже намёк на них хотя бы мелькнёт в прессе. Жирный крест ляжет и на карьеру, и на спокойную жизнь в родной стране, о перспективах можно будет и не заикаться. Всё, чего он может лишиться сейчас, до появления Тэхёна как раз и составляло всю его жизнь. Да, кое-что изменилось. Но стоит ли один человек таких жертв? Прагматичный рассудок говорил своё однозначное «нет». Проблема в том, что помимо рассудка внутри поселилось что-то ещё, что медленно и мучительно душило голос разума. И Чонгук, припоминая банальные сюжеты любимых мелодрам, как раз очень боялся, что это «что-то» и есть «то самое».       После бессонной ночи и несчётных литров кофе мозг начинал плавиться, мысли потеряли адекватный вид и формулировку и метались в броуновском движении. В висках болезненно ныло и пульсировало, а затылок нещадно ломило. Что-то похожее случается, когда делаешь упражнения на мышцы, которые ранее не задействовал — на следующий день начинает болеть всё то, что раньше о своём существовании ничем не напоминало. Для Чонгука подобные моральные терзания тоже были новыми. Новыми, навязчивыми и неприятными. И с каждым часом становилось всё более очевидно, что в одиночку он с этим не справится.       Нужно поговорить с Тэхёном. Нормально поговорить. Хотя бы попытаться. Ведь должен же найтись компромисс?       Чонгук мельком глянул на часы — до конца рабочего дня оставалось всего ничего. Он мог бы сорваться и прямо сейчас. Как там принято у людей извиняться? Не по телефону — это понятно. Купить цветы, конфеты… Нда, получить этим веником по роже и успокоиться. Тэхён будет долго смеяться. Придётся ждать вечера.       Голоса из приёмной всё не унимались, напрашиваясь на кровавую расправу. Чон, скрипнув зубами, широким шагом отправился на разборки.       За высокой стойкой обнаружился задумчивый Минхёк, внимательно просматривающий объёмную пачку листов, испещрённых мелким текстом. Рядом же, какая неожиданность, четыре нерадивых юриста. Видимо, чтобы в седьмой раз их не заставили на месте съесть контракт без соли и соуса, парни решили подстраховаться у опытного помощника начальника. А Минхёк не отказал — дотошно изучал текст, периодически поправляя на переносице очки, и временами шикал на зрителей, которые подобно стае воробьёв чирикали и чуть ли не дрались между собой, выясняя кто из них больше накосячил.       Чонгук тихо прикрыл за собой дверь и облокотился на неё спиной, наблюдая за происходящим. За шумом его появления никто не заметил. Он громко откашлялся в кулак и уставился немигающим взглядом на враз ставшую статичной и безмолвной компанию. Минхёк искоса глянул на начальника и криво ухмыльнулся, предвкушая расправу.       — Я сейчас сделаю вид, что вижу вас тут впервые, не знаю кто вы и откуда. Вы же подхватываете свои бумажки и на полусогнутых семените к себе в кабинет. Господин Лим мне сейчас принесёт из отдела кадров ваши личные дела, и я решу кого уволить сразу, а кому дать немного помучиться. Дорога до второго этажа и обратно займёт у него около двадцати минут. Если за это время готовый контракт не нарисуется у меня на столе — пакуйте вещи, черти. Лично вышвырну каждого.       Сотрудники юридического отдела синхронно побледнели, кивнули и, выхватив из рук Минхёка стопку листов, бегом ринулись из приёмной. Топот по коридору доносился ещё какое-то время — лифт сочли аппаратом медленным и неэффективным, а времени, чтобы сохранить своё рабочее место, оставалось немного — четвёрка всадников правового апокалипсиса неслась по лестнице, хлопая дверями и сбивая несчастных, попадающихся на пути. Чонгук хмуро посмотрел на секретаря.       — Мне теперь тебя Матерью Терезой называть? Или ты перевестись на другое место хочешь? Своей работы нет?       — Навалом, — усмехнулся Минхёк, — а потому в кадры пойдёшь сам, грозный начальник. Настроение у тебя отличное, как я вижу. Хочешь, ещё подпорчу?       — Рискни.       — Директор Чон срочно улетел в Японию, а значит встреча с партнёрами сегодня вечером остаётся на тебе. Он звонил утром и просил тебе это передать.       Чонгук выразительно посмотрел на часы, а потом и на Минхёка.       — Он звонил утром, а ты говоришь мне об этом в пять вечера? Чую подвох.       — Так распорядился директор Чон. Видимо, чтобы ты не смог слиться, как обычно это делаешь. Вот список тех, кто будет на вечере. Встреча неформальная, но ты и сам прекрасно знаешь, что в таких местах решается гораздо больше вопросов, чем на официальных собраниях. Также директор отправил тебе на почту письмо с рекомендациями по поводу интересующих его вопросов. Вызвать машину или поедешь сам?       Чонгук растерянно просматривал список участников «неформальной встречи», с ужасом осознавая, что ни одно имя ему не знакомо. Рекомендации — это, конечно, отлично, но личный разговор с отцом дал бы ему гораздо больше информации. Шансов "слиться" просто не оставили.       — Значит, предал меня, Иуда? — Чонгук укоризненно посмотрел на Лима. Тот пожал плечами и криво ухмыльнулся. — У меня, между прочим, планы были на вечер.       — Ну, извини, — без капли раскаяния выдал Минхёк, недобро щурясь.       — Непременно. Вызывай водителя. Ты едешь со мной, будешь вместо Гугла. Мучиться — так хотя бы не одному.       Минхёк закатил глаза и раздражённо цокнул, но возмущаться не стал, а потянулся к трубке стационарного телефона. Чонгук тяжело вздохнул и вернулся в свой кабинет. Ещё предстояло изучить отцовские рекомендации. Для встречи партнёры выбрали закрытый клуб, а значит, «общаться» собирались долго, незаметно сбежать получится не сразу.       И вновь всплыла моральная дилемма — предупреждать Тэхёна? Они же не разговаривали. Ссора и всё такое. Но если Ким позвонит и на фоне услышит громкую музыку и гомон голосов — вряд ли потом получится объяснить, что это была деловая встреча. У Тэхёна был пунктик на неверном понимании ситуации, вспомнить хотя бы Минхёка, которого ревнивый блондин ему с лёгкостью записал в любовники. А если не позвонит? С другой стороны — должен ли он отчитываться? Это работа. Он постарается отделаться как можно быстрее, вернётся домой, и они поговорят. Всё просто.       Чонгук сам себе кивнул — хоть что-то за сегодня нашло логичное решение — и вернулся к компьютеру. Отцовские рекомендации, будь они неладны.

***

      Чонгук прижался лбом к холодной кирпичной кладке, стараясь глубоко не дышать и не закрывать глаза. Стоило лишь немного прикрыть веки, и над головой с оглушительным рёвом начинала носиться вертолётная эскадра. Голова кружилась, во рту сушило и желудок периодически скручивало спазмом. Хорошо ещё, что не ел ничего. Иначе его бы долго выворачивало наизнанку. С другой стороны — наверняка бы так не развезло.       Рядом стоял чуть пошатываясь Минхёк. Он тоже опирался о стену и пытался неверными пальцами через приложение вызвать такси. Не с первого раза, но смог, облегчённо выдохнул и сполз по стенке вниз. Они оба не понимали, как дошли до жизни такой и почему холодный ночной воздух, который должен приводить в чувства и отрезвлять, сейчас буквально лишал сознания.       Формальная встреча партнёров очень быстро переросла в разнузданную пьянку слетевших с катушек менеджеров высшего и среднего звена. Этому способствовал и закрытый для посетителей на сегодня клуб, и заказанная по случаю программа, и литры алкоголя, что текли рекой не только из фонтанов с шампанским, но и из разномастных бутылок, рюмок и фужеров. Чонгуку практически сразу на уши подсели два американских представителя. Услышав родную, не исковерканную акцентом речь, они повисли на Чоне с двух сторон, не желая отлипать ни на минуту и с пугающей периодичностью поднимая тосты за благополучие и процветание Соединённых штатов виски с колой. Откуда эти двое предприимчивых янки доставали бутылки лимитированной серии Jack Daniels Sinatra Century оставалось загадкой.       Минхёк как мог первое время пытался отвлекать огонь на себя, но тоже сник после второй бутылки, распитой на четверых. Из-за пулемётной английской речи и громкого гогота американцев, подавляющее большинство участников вечера, являющихся представителями Азии, под действием градуса и фривольной обстановки, всё чаще заменяли недовольные взгляды грубым тоном и предупреждающими жестами. Американцам было до звезды. Героизм и понты, привитые голливудскими блокбастерами, в сочетании с пятидесятиградусным виски превращали их в отчаянных ковбоев на бешеных быках. Короче — они нарывались на драку. И массовали на свою сторону новых друзей, в лице Чонгука и Минхёка. Неизвестно, чем бы это всё закончилось, если бы не внезапно заигравший национальный гимн — Мадонна электронным голосом призывала всех полюбить её буги-вуги, и весёлые ковбои ломанулись на танцпол. Чонгук, переглянувшись с Минхёком, с энтузиазмом ломанулся в противоположную сторону — к выходу для персонала. У парадного их могли зацепить знакомые и развернуть обратно.       И вот теперь они на пару, плохо осознавая себя, цепляясь за кирпичную стену, медленно ползли по проулку в сторону проезжей части, куда должно было подъехать такси. Лим выглядел чуть лучше, старался поддерживать босса, клятвенно обещал доставить до дома и лично уложить в постель. Чонгук упрямо мотал головой и всё пытался объяснить не слушающимся языком, что у него вообще-то были иные планы. Сейчас он с трудом помнил какие, но надеялся, что память чуть взбодрится ближе к дому.       Таксист, окинув обоих скептическим взглядом, потребовал оплату вперёд. После получения оной, прибавил громкость магнитолы и опустил стёкла с обеих сторон. Чонгуку такое пренебрежение проехалось наждаком по уязвлённой гордости — одеты они были прилично, не бузили, заплатили, что ещё надо? — он попытался доказать свою точку зрения водителю, ругаясь на английском и размахивая руками. Но Минхёк тут же зажал ему рот ладонью и тесно прижал к себе, шепнув на ухо чтобы тот не дёргался. Ждать другую машину или идти пешком, после того как их высадят за непотребное поведение, не было ни сил, ни желания. Так до места и доехали: довольный водитель, уставший и напряжённый Минхёк, и обиженно сопящий Чонгук.       До лифта они добрались, цепляясь друг за друга и стараясь сильно не шататься, чтобы не привлекать к себе внимания. В кабинке Чонгук долго отбрасывал от панели с номерными кнопками руки Минхёка, выискивая нужную, явно не свою. Минхёк в десятый раз обречённо напоминал, что Чон живет в пентхаусе, но тот отрицательно качал головой и бубнил себе под нос что-то невнятное. Наконец, вдавив кнопку с номером тридцать один, расслабленно облокотился о боковую стенку и откинул голову назад. Ему было необходимо немного прийти в себя и поговорить с Тэхёном. Надо было сделать это ещё вечером. Лучше же поздно, чем никогда? Хотя второй час ночи и пьяное нечто вряд ли были хорошей альтернативой для «поздно». Но виски с колой, закачанные в организм под завязку, утверждали обратное.       Вывалившись из кабины на нужном этаже, Чонгук попытался шагнуть в нужную сторону, но мир качнулся, а он качнулся вместе с миром. В такие моменты он очень ценил своего незаменимого помощника, что ловко подхватил за талию, закинул руку на плечо и смиренно поплёлся в нужном направлении. Ключи, конечно, остались в машине, а машина, в свою очередь, на парковке офиса. Пришлось звонить. Долго и возмутительно настырно. Минхёк уже начал бубнить на ухо, что ломиться в чужой дом в такое время как-то не прилично, а Чонгук уже почти начал объяснять, что это вовсе не чужой дом, и живёт там его парень, и вообще-то он перед ним очень за что-то виноват, и сейчас самое подходящее время для извинений.       Замок щёлкнул. Дверь открылась.

***

      Минхёк вышел на улицу, с силой вдохнув ночной прохладный воздух, и заозирался по сторонам в поисках такси. Зарядка на телефоне села, а вызвать машину через ресепшн он сразу не догадался. Возвращаться в ставшее вмиг неприятным и враждебным здание Лим не хотел. У тротуара стояла та самая машина, что везла их с Чонгуком сюда. Переглянувшись с водителем и получив утвердительный кивок, Минхёк упал на пассажирское место и назвал адрес. Дома его никто не ждал, а чувствовал он сейчас себя отвратительно протрезвевшим. Надо было исправлять ситуацию. Напиться в хлам. Чтобы всё забыть, хотя бы на сегодня.       Такси притормозило у не броской вывески бара, что располагался совсем недалеко от дома. Отсюда он даже на бровях до дома доберётся, если что. Кисло улыбнувшись знакомому бармену и грузно опустившись на барный стул, Минхёк заказал несколько шотов из разряда «покрепче». Впереди ждала программа максимум — забыться как можно глубже и до понедельника. Народу было много, группа живьём играла со сцены каверы на что-то страшно популярное. Всем было весело, Минхёку хотелось утопиться прямо в стакане.       На шестом шоте на плечо легла тяжёлая ладонь. Лим скрипнул зубами — компания сейчас ему была совсем не нужна. Он дёрнул плечом, пытаясь скинуть наглую руку и всем своим видом говоря, что не настроен общаться. Ухо обожгло горячим дыханием и смешливый тон пробрался прямиком под кожу.       — Радость моя, а у нас с тобой одни маршруты. Это ли не судьба?       На соседний стул, сияя счастливой улыбкой, опустился Ким Сокджин. Уважительно присвистнул, взглядом пересчитав пустые рюмки, теснившиеся перед Минхёком на барной стойке, и выжидательно уставился на шатена.       — Какого хера тебе здесь надо? — язык уже основательно заплетался, а Минхёк не мог решить для себя чего ему хочется больше: дать наглому актёру по роже снова или уверовать, что это просто пьяная галлюцинация и перестать обращать на неё внимание.       — Здесь у меня были определённые интересы на этот вечер. Но неожиданная встреча перевернула весь мой мир. А ты здесь отчего напиваешься один? Начальник загонял?       Джин хохотнул, не подозревая в какую точку попал и каким снарядом. Бронебойным. Минхёк волком глянул на довольное лицо и махнул бармену — пора было восстанавливать алкогольную батарею. Джин хмыкнул и вдруг стал задумчивым и серьёзным.       — Я больше в душу к тебе сам не полезу - челюсть до сих пор к дождю ноет. Но я останусь здесь, посижу молча. Пей спокойно — ты под надёжным присмотром.       Минхёк скривился и отвернулся к своим рюмкам. Няньки ему не нужны. Ему ничего не нужно. Джин же исполнял своё обещание честно и точно: просто сидел рядом, не заговаривал, потягивал свой коктейль, постукивал длинными, изящными пальцами в такт музыке по стойке, изредка подпевал знакомым песням. Наверное, иногда он всё-таки мог быть не таким уж двинутым придурком. Наверное, он был неплохим другом Чонгуку. Мда, Чонгуку…       — А знаешь, — Минхёк резко крутанулся на стуле, поворачиваясь лицом к Джину. Тот не сразу понял, что обращаются именно к нему. — Вот почему всё именно так? Вот почему, блять? Что не так-то во мне?!       — Эммм… — Джин неуверенно улыбнулся, обдумывая ответ на набор оригинальных вопросов. — Что я должен сейчас сказать? Не буду врать, что понимаю о чём речь, но, кажется, догадываюсь. Мне тебя нужно поддержать? Или правду-матку рубануть? Или вместе будем напиваться?       Лим усмехнулся, пожав плечами. Видимо, от выпитого, но Джин казался сейчас довольно милым, честным, не подкалывал, совсем не раздражал, начинал нравиться. Он был красивым, а как иначе бы попал в свою индустрию? Высокий, широкоплечий, статный, с внимательным и открытым взглядом, в обрамлении пушистых ресниц, плавным изгибом пухлых губ… В голову закралась неожиданная мысль, что и вёл Джин себя подобно влюблённому школьнику, что дёргает понравившуюся девчонку за косички. Косичками, правда, были нервы и гордость Минхёка, но тут уж выбирать не приходилось — кто как умеет.       Минхёк облокотился локтем о стойку, устроил щёку на раскрытой ладони и пристально уставился на Кима. Рассматривал долго, ничего не говоря, а потом пьяно заулыбался, щурясь.       — А ведь я тебе нравлюсь. Я же помню, ты сам говорил, — Джин, заинтересовавшись, чуть склонившись вперёд, чтобы лучше расслышать — музыка заглушала голоса. — Хочешь ещё раз меня поцеловать?       Сокджин удивлённо моргнул несколько раз. Явно не ожидал такого даже от пьяного Лима.       — Кажется, клиент дозрел. Этому столику больше не наливать, — попытался отшутиться Ким.       — Да, и правда уже хватит. Пойду, пожалуй, — усмехнулся Минхёк, соглашаясь. Он легко, даже изящно, поднялся на ноги, похлопал Джина по плечу и двинулся сквозь танцующую толпу к выходу. Затылком чувствовал на себе пристальный взгляд, от которого мурашки бежали по коже, но оборачиваться было бы фатальной ошибкой. Ошибок на сегодня было достаточно.       На улице ещё похолодало. Запахнув полы пальто, сунув руки в карманы и зарывшись носом в ворот-стойку, Минхёк неспешно зашагал по тротуару. В начале четвёртого утра улицы были пустынны — благопристойные граждане видели десятый сон, а те, кто предпочитал дневной жизни ночную, вовсю отрывались в клубах, барах и прочих злачных местах. Ноги невесомо касались асфальта, голова слегка кружилась, лёгкие качали прохладный воздух, и ночь была прекрасна.       Он свернул в слабоосвещённый переулок, сокращая дорогу до дома. Стремительные шаги позади распознал не сразу, глубоко погрузившись в абстрактные мысли. А когда его дёрнули за плечо назад, крутанули и прижали к стене — даже испугаться не успел. Чужая рука прижимала, давя на грудь, вторая пальцами вплелась в волосы на затылке.       — Если я поцелую тебя ещё раз — кусаться и бить не станешь? Ведь сейчас это может сыграть против тебя.       Минхёк хрипло рассмеялся и со стоном впился в приоткрытые губы Джина. Ночь была прекрасна.

***

      Тэхён устроился в углу большого дивана, подобрав под себя ноги, и неспешно тянул из большого бокала красное вино. Из колонок тягуче вибрировали софтовые миксы, а освещением служил свет ночного Сеула, который падал из панорамных окон. Время перебралось далеко за полночь, а сна не было ни в одном глазу.       Чон так и не объявился, ни у него, ни у себя в квартире. И Тэхён никак не мог понять этой истерики на пустом месте. Темперамент, характер, битая посуда, да пусть хоть проломленные стены, но не бестолковое молчание и игра в прятки. К дьяволу все выяснения и ссоры, ему жизненно необходимо было обнять Чонгука, вдохнуть ставший таким родным запах, убедиться, что с ним всё в порядке. Пусть обижается и психует сколько его душе угодно, но рядом, на его глазах. Позвонить хотелось до ломоты в пальцах, но перспектива выглядеть истерично-ревнивой жёнушкой ему не улыбалась. Чуточку терпения. Совсем немного. Совсем чуть-чуть и он будет звонить в полицию с заявлением о пропаже человека.       Пронзительное чириканье звонка заставило его подпрыгнуть на месте и чуть не выронить вино из рук. Блудный сын вернулся, не иначе. Тэхён, с бокалом наперевес, неторопливо направился к входной двери.       Замок щёлкнул. Дверь открылась.       Тёмные брови поползли под светлую чёлку. Челюсти со скрипом стиснулись. Пальцы, удерживающие пузатый сосуд, сжались до побеления. Картина маслом, мать её. На пороге, цепляясь друг за друга, стояли Чонгук и его неизменный секретарь, Лим Минхёк. Спиртовым фоном от них разило наповал. Тэхён дёрнул носом и недобро сощурился. Чонгук неуверенно улыбнулся и попытался выдать максимально чётко:       — А я вот…пришёл…       — Я вижу, — скрежетнул зубами Тэхён.       Чон растерянно заморгал, не понимая причины напряжённого тона Тэхёна. Перевёл взгляд на Минхёка, потом вновь на Тэхёна, так по кругу несколько раз, и внезапно осознал, как всё выглядит со стороны. До Лима, кажется, тоже уже дошло, кого он видит перед собой.       Тэхёну показалось, что он слышит, как оба трезвеют прямо тут, на пороге его квартиры. Чонгук отцепился от своей опоры и топтался на месте, не решаясь сделать шаг внутрь. Могли ведь и не пустить. Ким дёрнул головой, глядя на Чона — заходи, мол, сейчас будем разбираться, где ставить запятую во фразе «Казнить нельзя помиловать». Минхёк по инерции качнулся следом за начальником, но на пути выросла неприступная стена в виде хозяина квартиры. Тэхён сверлил его тёмным, тяжёлым взглядом со злым прищуром.       — Спасибо за доставку. Больше в Ваших услугах мы не нуждаемся, — слова цедились сквозь стиснутые зубы.       — Но господин Чон…       — Господин Чон в надёжных руках. Я, кажется, просил больше ко мне не приближаться? Сделай милость — съебись в ужасе. Доброй, блять, ночи.       Дверь с грохотом шарахнулась о косяк, захлопываясь перед носом Минхёка. Чон нервно поёжился — Тэхён рычал очень внушительно, не дошло бы до драки. Ким с преувеличенной осторожностью поставил бокал на лаковую тумбу и скрестил руки на груди.       — Вещай.       Чонгук сглотнул, облизал пересохшие губы и замер, глядя на блондина. Оправдания прозвучали бы очень жалко. Казалось Тэхён готов налететь на него с кулаками даже за то, что Чон дышит сейчас не в той тональности.       — Я на встрече деловой задержался…       — Ну-ну.       — Пришёл… извиниться…       — Извиняйся.       Чонгук со свистом выдохнул, пожевал губы и отчаянно всплеснул руками. Слова как-то не получались. Английский с корейским перемешались в адскую солянку — он никак не мог нащупать в памяти хотя бы один знакомый слог.       — Тяжело? — участливо поинтересовался Тэхён.       Чонгук виновато закивал. Конечно тяжело. Невыносимо тяжело. Ким скользнул ближе, ухватился за галстук одной рукой, а другой сдёрнул с Чонгука пальто и пиджак. Подхватил брюнета за руку и потащил за собой в ванную. Чонгук не успевал соображать — надо ли сопротивляться? Не топить же его сейчас будут? Или… ну, нет же. Тэхён сгрёб его за воротник рубашки, с силой ткнул лицом в раковину и одним движением крутанул регулятор с холодной водой.       Ледяной водопад хлынул за шиворот, намочил волосы и залил глаза и нос. Чонгук инстинктивно дёрнулся и закашлялся, но Тэхён держал крепко. Откуда только силы брались в жилистом теле. Экзекуция длилась с минуту, после чего водопад иссяк, а на плечи легло мягкое полотенце. Чонгук ещё постоял немного с закрытыми глазами, опустив голову и упираясь ладонями в керамические бока чаши раковины. С волос стекали холодные ручьи, в ушах грохотала кровь, но в голове заметно прояснилось. Брюнет утёр мягкой тканью лицо, чуть отжал мокрые пряди и медленно развернулся.       Тэхён застыл с каким-то по-звериному голодным выражением. Лицо напоминало неподвижную фарфоровую маску, только глаза жили своей потусторонней жизнью: пульсировали то ли гневом, то ли жаждой крови, то ли… жаждой чего-то ещё. Он медленно поднял руку, вытянул её вперёд и стёр каплю воды, слезой бежавшую по щеке Чона. Чонгук невольно потянулся к коснувшимся пальцам, молча прося ласки, но рука резко отдёрнулась.       Блондин, не разрывая зрительного контакта, шагнул вперёд, сокращая расстояние. Рука мягко легла на живот Чонгука и медленно поползла вверх. На губах брюнета расцвела улыбка, из груди вырвался облегчённый выдох — это похоже на помилование. Смуглые пальцы сжали белую ткань рубашки на груди и резко рванули вправо. Чонгук, от внезапности потеряв равновесие, чуть не свалился на пол. Но Тэхён шагнул следом и с силой припечатал его спиной к стене. Одна рука так и продолжала терзать рубашку на груди, вторая же легла на шею, пальцы сжались, основательно сдавливая. Сделать полноценный вдох не получалось, голова вновь начала кружиться.       — А теперь слушай меня очень внимательно, — низко и угрожающе пророкотал Тэхён, склоняясь к лицу Чонгука. — Я не люблю, когда меня пытаются так бездарно обманывать и выставлять конченым кретином.       — Я не…       — Замолчи, я не закончил, — сильные руки вновь ощутимо приложили затылком о стену. У Чонгука оставшийся воздух из лёгких вышибло. — Я не люблю, когда меня игнорируют и избегают, разыгрывая истерику.       — Я хотел…       — Заткнись, я сказал, — снова удар, пальцы на шее сжались сильнее. Чонгук с трудом сглотнул, облизнул пересохшие губы и задышал чаще. В животе начинал скручиваться тугой узел, огонь тёк по венам. Его увлекала эта игра. Такой Тэхён — злой, опасный, угрожающе рычащий — заводил его с каждой минутой всё больше. — Я не желаю, чтобы моего мужика лапал кто-то, кроме меня. Ты видимо не до конца осознал, но я тебе помогу, чтобы впредь такого не повторилось. Ты принадлежишь только мне. Ты. Только. Мой. Я понятно объясняю?       Чонгук потрясённо выдохнул. Он бы с радостью переспросил. Раз пятнадцать, не меньше, только чтобы слышать вибрирующий баритон, ощущать на губах терпкое виноградное дыхание, чувствовать кожей обжигающие смуглые пальцы и прижимающееся сильное тело.       — Только… твой?       Ким, едва касаясь, носом прочертил линию по скуле к уху, медленно втянул воздух, пустив стаю мурашек вдоль позвоночника Чона. Коротко усмехнулся в ушную раковину, прихватил зубами мочку, легко сжал и потянул.       — Весь мой, без остатка.       Чонгук сквозь зубы с шипением выдохнул, запрокинул голову назад, закрыв глаза. Влажный язык скользнул по открывшейся шее, и Тэхён несильно прикусил кожу над ключицей. Чону по телу словно разряд тока пустили. Вот значит, каких ощущений искал Тэхён, когда вынуждал его быть грубым и властным. Ни с чем не сравнимое чувство, когда знаешь, что силён, что можешь подчинить, взять и сделать всё, что хочешь в любой момент, но и в то же время осознаёшь, как колени подгибаются под давлением чужой воли, как внутренности скручивает волнительное предчувствие и желание отпустить себя, забыться в чужих руках, довериться. Конечно, не малую роль в осознании этих ощущений сыграл американский братишка Джекки с колой, но важно ли это сейчас?       — Докажи… — протяжно, с хрипотцой.       Тихое рычание прокатилось по разгорячённой коже. Тэхён сдёрнул висевший на расслабленном узелке галстук и рванул руками рубашку за отвороты воротника. Пуговицы с глухим стуком забарабанили по тёмному кафелю. Острое колено протиснулось между ног, буквально усаживая брюнета на себя. Чонгук и сам так делал много раз, а сейчас начинал понимать, отчего начинали трястись ноги Тэхёна. Ему крышу рвало в предвкушении улететь с закрытыми глазами в неизвестность. Жадные, горячие губы впивались в подставленную шею, больно засасывая, терзая чувствительную кожу. Метки тут же наливались багровым, расцветая на шее, ключицах и груди. Острые ногти царапали и пощипывали затвердевшие соски. Тэхён с маниакальной дотошностью выцеловывал каждый миллиметр гладкой кожи, до которой мог дотянуться, сопровождая свои действия умопомрачительными звуками.       Чонгук уже стонал в голос, чувствуя себя игрушкой, которую уже завели ключом, но продолжали тянуть перекрученную пружину. Он тянул Тэхёна за волосы, сминал тонкий свитер, растягивая и без того глубокий круглый вырез, выгибался, подставляясь под укусы и поцелуи. Ему было мало всего — мало рук на его теле, мало губ, мало жгущих прикосновений кожи с кожей, мало урчания заведённого тигра, что терзал его своей неспешностью.       — Тэхён, пожалуйста!       Блондин глухо рассмеялся, куснув его за подбородок.       — Никогда не думал, что ты можешь ТАК просить…       Чонгук облизнул обметавшиеся губы, прикусил нижнюю зубами и протяжно простонал. У Тэхёна по лицу судорога пробежала. Он выпрямился, убирая колено и лишая тем самым опоры Чонгука, которого тут же потянуло вниз. Киму пришлось подхватывать тяжелое тело, обхватив одной рукой за талию, а второй придерживая голову сзади. Чонгук смотрел ему в глаза, плавясь и растекаясь в тесных объятиях. Блондин, на глаз прикинув безопасный маршрут до спальни, накрыл своими губами покусанные чужие, утягивая в долгий, безумный поцелуй. Он осторожно пятился из ванной комнаты, практически таща брюнета на руках. Чон сначала пробовал протестовать.       — Нет… я хочу здесь…       — Возможно. Но точно не сегодня. — Тэхён, дав короткую передышку для вдоха, вновь возобновил поцелуй.       Путь до спальни занял, кажется, целую вечность. Оказалось, что в коридоре слишком много мебели, углов и прочей херни с острыми краями. Но потери они подсчитают уже утром. Тэхён остановился у кровати, не давая Чону на неё упасть, и заговорщицки усмехнулся. Медленно повёл руками, сбрасывая с плеч разодранную рубашку. Широкими ладонями прошёлся по дёрнувшимся под ними мышцам пресса, медленно опустился на колени, расстёгивая пряжку ремня и вытаскивая кожаную полоску из шлёвок, всё так же медленно потянул брюки вниз, заставляя Чонгука переступить, и отбросил их в сторону. Поднял глаза на Чонгука, ловя его затуманенный и лишённый осмысленности взгляд, подцепил зубами край резинки трусов и потянул вниз, продолжая гипнотизировать чёрные глаза над ним.       — Это всё мне? — горячий и мокрый рот обхватил ствол подрагивающего члена у основания и медленно проехался вверх, задерживаясь и слегка посасывая налитую кровью головку, но быстро выпустил, лизнув кончиком языка. Бесстыдный язык так и остался высунутым, поглаживающим нижнюю губу, с его кончика тянулась к головке тонкая ниточка слюны. Чонгук, впечатлённый демонстрацией, задыхался потяжелевшим воздухом. — Мой большой и красивый мальчик, — тянул бархатным баритоном Тэхён, внимательно его разглядывая, — ты же попросишь меня?       Чонгук отчаянно мотнул головой, зажмуриваясь. Тэхён в принципе не слышал о таких понятиях как смущение и стыд. В постели же его развязный язык начинал нести такое, от чего Чонгуку становилось трудно дышать, а прошибающие воспоминания и на следующий день вгоняли в мучительную краску. Он не мог ничего сказать, язык не поворачивался. Но кажется, сейчас Тэхён всерьёз решил добиться своего. Он сидел перед Чоном на коленях, сильно разведя их в стороны, чуть заметно ёрзал, но терпеливо ждал, покусывая и облизывая губы.       — Пожалуйста… — задушено попросил Чон. Он знал, что этого будет мало.       — Что «пожалуйста»? Ну же, Гукки, ты знаешь, как мне нравится. Попроси хорошо.       — Боже! — взвыл Чонгук, закрывая ладонями покрасневшее лицо и запрокидывая голову. Тэхён умел уговаривать. — Да отсоси ты мне уже, Господи!       Горячие ладони проехались по бёдрам, сжимая длинными пальцами крепкие ягодицы и придвигая брюнета ближе. Грудной смех, донёсшийся, кажется, из недр ада, прокатился по высвеченной огнями ночного города комнате. Дьявол праздновал победу, не к тому ты взывал, Чонгук, ой не к тому.       — Господь вряд ли отсосёт, а я могу.       Тэхён больше не церемонился. Его язык жил своей отдельной, самостоятельной жизнью. Длинный, широкий, он словно змея оплетал возбуждённый ствол, кружил у головки, слизывая выступающую смазку, оглаживал яички. Всё это он успешно проделывал как снаружи, так и вытворял что-то невозможное внутри, когда его хозяин уверенно заглатывал член мокрым и горячим ртом. Возможно Господь действительно был ни при чём, подобному обучают только преподаватели с рогами и длинными хвостами, несколькими этажами ниже. Их дипломированный отличник сейчас отсасывал аки боженька, помогая себе руками, причмокивая и постанывая. Чонгука затрясло в предоргазменной дрожи, колени подгибались. Он вцепился в светлые пряди, судорожно дёргая бёдрами и с остервенением вбиваясь в чужой гостеприимный рот. Разрядка подходила медленно — алкоголь в крови сильно растягивал процесс. Тэхён терпел, неустанно работая языком. По смуглым щекам из уголков карамельных глаз потоками лились слёзы, он давился, тяжело сглатывал, но не пытался отстраниться, пока ЕГО мужчина практически его насиловал. Для Чонгука он готов был стерпеть всё, что угодно. Последний сильный толчок, и брюнет с захлёбывающимся воплем излился в затраханный рот. Тэхён послушно глотал сперму, облизывая и обхватывая губами опадающий член. Чонгука от его действий трепали судороги, а ноги вконец отказали — брюнет кулем повалился на постель, раскинув ослабевшие руки в стороны.       — Если ты дашь мне сейчас сигарету — я сдохну от счастья… — простонал Чон, охрипшим и сорванным голосом. — Не рассказывай мне, где ты этому научился, умоляю.       — У меня авторская методика со специфической практикой. Эксклюзив. Гордись, что удалось попробовать, — Тэхён довольным диким котом забрался сверху, потираясь носом, облизывал соски и дул на них, вызывая дрожь в расслабленном теле. Он откровенно издевался. — А умереть ты сегодня ещё успеешь, я только начал.       Чонгук распахнул глаза и удивлённо посмотрел на блондина.       — Ты даже не разделся?       — Что тебя удивляет? Что я могу быть настолько ахуенен даже в одежде? Ты меня явно недооценивал.       — Целуй меня сейчас же своим ахуенным ртом, — Чонгук дёрнул его на себя, вплетая пальцы в белокурые волосы и притягивая улыбающееся лицо ближе. — Или умирать сегодня придётся тебе.       — Мой мальчик так заводит папочку, когда сквернословит, ммм, — Ким мазнул большим пальцем по растерзанным губам — потревоженные трещинки тут же налились кровью — и накрыл их своими губами, проламывая слабую защиту и завоёвывая чужое пространство. Ещё немного, и он проглотит Чонгука целиком.       То, что поначалу прикидывалось благодарностью, быстро накрыло новой волной болезненного возбуждения. Чон рвал с плеч Тэхёна дурацкий свитер, стаскивал широкие джинсы, ругался, цепляясь за живописную бахрому и прорехи на коленках. Не нащупав белья — облегчённо выдохнул — терпение закончилось ещё на свитере. Тэхён, наблюдая за его прытью, только посмеивался — видимо брюнет не совсем осознавал, к чему так торопится. Но в живот ему уже красноречиво упирался вновь налившийся ствол. Блондин пальцами зачесал назад влажные чёрные локоны, нежно коснулся губами носа, поцеловал в уголок рта и отстранился, заглядывая в чернильные глаза.       — Что сейчас будет? — голос севший, растерянный, если не сказать, обречённый.       — А ты не догадываешься? — Тэхён мягко улыбнулся, поглаживая подушечками пальцев подрагивающие скулы. — Сейчас ты ещё немного посмущаешься, потом будет слегка дискомфортно, но в конце — обязательно получишь удовольствие. Я гарантирую.       Чонгук нервно кивнул, вот именно в эту секунду осознавая, что абсолютно, кристально трезв. Списать тягу к экстремальным приключениям на пьяный угар не получится. Чонгук неосознанно покосился на дверной проём. Тэхён проследил за его взглядом и расплылся в широкой прямоугольной улыбке, цокая языком.       — Ну-ну, бежать уже некуда, мой хороший. Всё, приплыли.       Ким склонился к побледневшему лицу, слегка касаясь губ своими губами, языком, дразня, вынуждая тянуться за поцелуем, но постоянно отстраняясь. Настойчивые руки, что норовили сжульничать и притянуть светловолосую голову к себе, были крепко прижаты за тёмной макушкой к постели. Чонгук выгибался и рычал, пытаясь достать желаемое, но только больше распалялся, оставаясь каждый раз ни с чем. Наконец, когда глаза Чона снова начало затягивать безумной поволокой, Тэхён сжалился, присасываясь к зацелованным губам.       Чонгук был согласен умирать прямо сейчас, именно в таком виде и в таком положении. Заголовки жёлтой прессы потом сильно позабавят отца. Тэхён же подхватил его под поясницу и сноровисто перевернул на живот, наваливаясь сверху. Дотянулся до высокой подушки, зацепил за край наволочки и подтащил к себе, подкладывая Чонгуку под живот. Пока он ещё за чем-то тянулся, брюнета окатила натуральная паника. Гей-паника, хаха. Смешно до боли в почках.       — Тэхён-а, должен сказать, что твои отвлекающие манёвры очень херово работают. Меня сейчас от ужаса парализует…       — Меня же не парализовало, — деловито заметил тот, седлая бёдра и склоняясь к алеющему уху. Шершавый язык прошёлся по ушной раковине, лизнул за ухом. Зубы опять ухватились за мочку, терзая и оттягивая. Сильные пальцы гладили и растирали спину, согревая и пересчитывая позвонки. Тэхён наконец оставил в покое ухо, переместился на руках чуть ниже, прокладывая дорожку поцелуев и покусываний вдоль позвоночника вниз. Язык влажно лизнул поясничные ямочки и… Чонгук резко вскинулся, распахивая глаза.       — Тэхён!       — Мммм?       — Что ты делаешь? — но блондин был страшно занят, даже не промычал в ответ. Чонгук захлебнулся в своём смущении, тяжело опускаясь на дно океана стыда, свешивая на грудь голову и тихо простонав от бессилия. Тэхён, оторвавшись на миг, довольно хохотнул.       — Я же говорил, что ещё придётся посмущаться. Расслабься и получай удовольствие.       — Да какое тут удовольствие, когда…. Оооххх…       Тэхён удовлетворённо хмыкнул, сильнее сжимая одну ягодицу рукой и покусывая вторую. Пятая точка — эрогенная точка? А почему бы и нет. Старательно целовал, засасывал кожу, оставляя небольшие отметины. Чонгук медленно, но верно расслаблялся. Ким развёл половинки в стороны, давая стечь с языка в ложбинку нитке слюны. Коснулся кончиком языка сжатого сфинктера, обвёл по кругу несколько раз, успокаивая. Добавил ещё слюны и легонько толкнулся внутрь. Кольцо мышц тут же сжалось.       — Какой же ты упрямый… — протянул блондин, вновь принимаясь за свои манипуляции руками, зубами и языком.       Чонгук честно пытался расслабиться и под умелыми ласками Тэхёна это почти получалось, но каждый раз, когда тот надавливал на сфинктер языком чуть сильнее, Чона клинило и стопорило. Терпению Кима можно было смело ставить памятник при жизни, Чонгук бы давно на такого партнёра плюнул. Плюнул… да бляяядь.       — А я и не думал, что будет легко, — почему-то в голосе разочарованием и не пахло. — Так и знал, что ты даже спьяну со своими комплексами не расстанешься. Есть другой вариант.       Тэхён подхватил Чонгука под руки, вздёргивая наверх и ставя на колени, и прижался сзади, обхватывая руками. Чонгука в жар бросило — Ким был возбуждён, ещё как, жалкие зажимы любовника его ни грамма не охладили. Он царапнул ногтями левой руки грудь, задевая сосок, спустился к животу, поглаживая круговыми движениями и ненавязчиво задевая чувствительную головку. Рука взметнулась наверх, прижимая ладонь к губам, и рокочущий баритон зашептал на ухо:       — Ну же, смочи как следует, упрямый сучонок, ты ведь это не для меня делаешь.       Чонгук судорожно вдохнул, принимаясь послушно вылизывать подставленную ладонь. То, что говорил ему блондин, и то, как он это говорил, срывало последние выстроенные заслоны на пути к клокочущему безумию. Тэхён шлёпнул его мокрой ладонью по губам, а потом обхватил ею колом стоящий член, начиная ритмично надрачивать. Губы с удвоенной силой терзали шею, а вторая рука сжимала и массировала упругую задницу. Чонгук даже не пытался понять, как он совершал столько разнообразных движений одновременно. Дыхание тяжелело с каждой секундой, стоны рвались всё чаще и выше, голова безвольно покоилась на смуглом плече. В приоткрытый рот забрались два длинных пальца, погладив язык.       — Оближи.       И Чон с готовностью начал облизывать. Он совсем недавно проделал то же самое с ладонью, ничего же страшного. К двум пальцам добавился третий. Но Чонгук этого уже не понимал — дрожал, ухватившись слабыми руками за смуглые бёдра позади, и тихо подвывал в такт движениям руки блондина. Острые ногти царапнули ягодицу и влажный, скользкий и очень холодный палец коснулся сжатого кольца мышц, уверенно проталкиваясь внутрь на одну фалангу. Замер. Чонгук забыл, как дышать, застыв всего на мгновение.       — Не бойся, я добавил лубрикант с анестетиком. Ты делал это скорее для меня, и мне понравилось.       Тэхён продолжал шептать какую-то возмутительную чушь на ухо, толкаться скользким пальцем внутрь и надрачивать левой рукой. Но Чон уже перешагнул ту грань, когда ещё можно было остановиться, отстранить от себя, пожать руку и притвориться, что ничего не было. Его зажало в бесконечной пытке между двумя руками, одну из которых хотелось оттолкнуть, другая же дарила невероятное удовольствие. К одному пальцу добавился второй, такой же холодный и скользкий. Чонгук чувствовал каждую фалангу, каждое костное сочленение. Было неприятно, но настырные пальцы не давали отдыха, поворачивались, растягивали, проталкивались глубже. Когда к двум добавился и третий, Чонгук взвыл раненым зверем.       — Тэ! Господи, почему у тебя такие длинные пальцы. Я их уже в горле чувствую!       — А у меня не только пальцы длинные, ты должен быть готов, — дьявольская бесовщина рычала на ухо, терзая зубами мочку. Чон даже смысла ответа не уловил, последние силы ушли на свой собственный крик. Левая рука ускорилась, подводя к разрядке, низкий голос тёк по венам вместе с кровью. — Давай, кончи для меня. Кричи моё имя, малыш. Порадуй папочку.       — Тэхён-а, бляяяядь!       Чонгука накрыло оглушительным оргазмом, он ослеп и оглох, совершенно не представляя кто он, где находится и что делает. Когда зачатки чувств начали возвращаться, он ощутил себя уже лежащим на кровати, сверху его придавливало тяжёлое, влажное тело, а в задницу упиралось что-то каменное и огромное.       — Нет… — только и смог прошептать Чонгук, но тело даже не среагировало — продолжало колыхаться мягким и безвольным желе.       — О дааа… — простонал на ухо Тэхён, вводя на несколько сантиметров головку. Замер, прерывисто дыша, со свистом выпуская воздух из лёгких. Смуглые руки со вздувшимися канатами вен, что упирались по обе стороны от головы Чона, мелко дрожали. Чонгук только сейчас осознал, сколько же его любовнику пришлось терпеть и сдерживаться, пока он «уговаривал» строптивого труса расслабиться. Он и сейчас проявлял чудеса выдержки — не торопился, давая привыкнуть, входил медленно, но, на удивление, легко. И это было уже пыткой для Чонгука. Он инстинктивно прогнулся, подаваясь на встречу, насаживаясь до основания — боль это не самое страшное, что могло с ним случиться. Но боли не было. Было непередаваемое ощущение наполненности, ему хотелось движения, а ещё — унизительное и развращающее чувство подчинения. Колени сами собой разъезжались в стороны, из глотки рвался жалкий скулёж, бёдра тряслись, стараясь раскачать Тэхёна. Тот коротко выдохнул через стиснутые зубы и задушено процедил:       — Что, сучка, распробовал? Ну теперь извини, я больше не могу.       Тэхён подался назад, вытаскивая член до половины и снова двинулся навстречу движению Чона. Брюнет застыл, не зная, что делать — орать от внезапно прошившей невыносимой боли или визжать от непонятного удовольствия. Разбираться долго ему не пришлось — Тэхён больше не давал отдохнуть, мерно и размашисто вбиваясь на всю длину и задевая простату. Чонгук захлёбывался стонами, закусив до крови своё запястье. Его размазывало нещадно, рвало сознание и тело на мелкие ошмётки — после собирать будет нечего. Боль с каждым разом утихала, удовольствие росло в обратной прогрессии. Он уже откровенно подмахивал под Кимом, подставляясь под удобным для себя углом, стонал сорванным фальцетом, покручивал тазом, вырывая у любовника задушенный вой. Ещё немного и соседи вызовут национальную гвардию — полицией здесь не обойдётся, явно же кого-то не просто убивают, а едят живьём.       Собственный член — здоровья ему крепкого на долгие годы — истекал смазкой, болезненно ноя и шлёпая по животу с каждым движением Тэхёна, который стонал на одной ноте уже давно, неустанно раскачивал бёдрами, вцепившись мёртвой хваткой в чёрные взлохмаченные локоны. Космос неотвратимо накрывал, взрывая перед глазами звёзды и галактики. Чонгук выгнулся, сжимаясь в микроскопическую точку. Третий, контрольный мать его на хер совсем, оргазм за сегодняшнюю сумасшедшую ночь. Кажется, он даже что-то крикнул. Тэхён утробно зарычал, дёргая его за волосы на себя.       — Чонгук, сукааа!       Чона обожгло изнутри. Прижимавшее его к себе тело била крупная дрожь. Руки стискивали в медвежьем объятии, до боли сдавливая грудь. Они так и рухнули на кровать вместе, не расцепляясь. Тэхён обвил его ногами, целовал и дул в висок, потираясь носом. Чонгук пытался собрать в кучу то, что раньше бы назвал мыслями, от которых сейчас остались разрозненные буквы и слоги.       — Это… вот… блядь, да…       — Согласен, — усмехнулся блондин, слизывая капли пота с обкусанной шеи. Он чуть отстранился, выходя из размякшего тела, и снова вгрызся в чужую шею. Чонгук прислушался к ощущениям, цепляясь ослабевшими пальцами за светлые пряди.       — Тэхён-аа…       — Мммм?       — Я чувствую, как из меня вытекает твоя сперма…       — Заткнись, идиот, — рыкнул тот в волосы за ухом, ущипнув за сосок. — Ты кончил три раза, я — всего один. И если ты не прикусишь свой осмелевший язык, то утром не встанешь. Я обещаю.       Чонгук нервно хохотнул, решив, что, пожалуй, на сегодня и правда достаточно. Решится ли он повторить? Вполне возможно. Тэхён нашел его губы своими, мягко приласкал, поглаживая ладонью щёку и чмокнул в нос, удобно устраивая подбородок на его плече. Спать в обнимку было неудобно, конечности быстро затекут, но шевелиться сейчас было бы преступлением века.       Чонгук провалился в глубокий сон, лишь сомкнув веки.

***

      А утром Чонгук ощутил на себе все последствия вчерашних приключений. Задницу жгло, будто местный ковен ведьм устраивал в анальном отверстии шабаш, разжигая многометровый костёр. Голову ломило злоебучим похмельем, во рту всё высохло и растрескалось. Но тем не менее, тело ныло от сладкой неги, которая случалась всякий раз после хорошего секса.       Тэхён лежал рядом, опираясь на подставленную руку, и смотрел на него, загадочно улыбаясь. Чонгук потянулся к его губам за коротким поцелуем и с болезненным стоном свалился обратно на постель.       — Прости меня, — прохрипел брюнет, поглаживая смуглую руку.       — За что?       — За твой первый раз. Ты же то же самое чувствовал утром…       — Нет.       — Нет? — Чонгук приподнялся на локтях, удивлённо заглядывая в спокойные глаза.       — Я колол обезболивающие.       — Ты что делал? — Чонгук не верил своим ушам.       — Что ты вытаращился? У меня низкий болевой порог. Я много чего делал, но тебе о том лучше не знать.       — Ты больной, — потрясённо покачал головой Чонгук.       — Как раз наоборот. Оказалось, что я очень люблю тебя и секс. А тело не должно было мешать этому чудесному тандему. Так что мази, уколы, приспособления разные…       — Минуту, — Чонгук моргнул, вздёрнул указательный палец вверх, призывая замолчать, и напряжённо уставился на блондина. — Что ты сказал?       — Что? — не понял Ким, хмурясь. — Чудесный тандем? Уколы, приспособления?       — Ты сказал, что любишь меня.       Тэхён захлопнул рот, клацнув зубами. Пизданул так пизданул. Альфач недобитый. Ну и куда теперь бежать? Окна-то не открываются.       Из коридора донеслось заполошное чириканье звонка. Звук всё тянулся и тянулся, будто кто-то забыл убрать палец с кнопки, да так там и умер. Тэхён не знал, радоваться ему или сразу умереть от счастья.       Чонгук же в ужасе распахнул глаза, заметавшись взглядом по комнате. Ага, на окно тоже посмотрел. Ни тебе, ни мне, один один. Тэхён приложил палец к губам и начал выбираться из одеяла. Натянув на голое тело джинсы и накинув рубашку, он замер, прислушиваясь. В замке скрежетнули ключи. Чонгука на кровати хватил инфаркт миокарда с полутораметровым рубцом поперек сердца.       — Ты кого-то ждёшь? — задушено-умирающим шёпотом.       — Никого, — шёпотом же ответил Тэхён и метнулся обратно к рванувшему с кровати Чону. Дёрнул его за руку обратно и прижал к простыням, наваливаясь сверху. Пальцы привычно легли на шею, придавливая и намекая, что лучше не дёргаться. Чонгук во все глаза таращился на блондина. — Спокойно, я сказал. Ты сейчас никуда не рыпаешься и не шумишь, раз боишься, что застигнут с поличным. Я разберусь с тем, кто пришёл и вернусь к тебе. Понятно?       — Понятно. Ты гонор-то прибери. Я вполне трезвый уже, не надо мне угрожать.       — А ты думаешь, что я могу тебя нагнуть только под градусом? Ошибаешься, — на губах засверкал прямоугольный оскал. — Ещё сам меня просить будешь.       — Тэхён, твою мать…       — Тихо. Потом разберёмся.       Тэхён соскользнул с кровати и вышел в коридор, плотно прикрыв за собой дверь.       — Тэхён-и, братишка! Сколько лет, сколько зим! Как ты, мерзавец? Забил на роднулечек своих неприкаянных? Ах ты ж щенок неблагодарный!       И весь этот словарный поток выливался из улыбающегося рта Хосока. Рядом стоял смущенный Минхо, а за их плечами копошился Чимин: звенел ключами и шуршал пакетами. Тэхён тщательно проморгался, вглядываясь в лица друзей.       — Вы кто, блядь, и как сюда попали?       Из-за спины Хосока, наконец вылез лучший друг.       — Глаза разуй. Мы те, кто ещё помнит, как ты выглядишь, но с каждым днём всё хуже и хуже. Я пригнал твою машину из сервиса. Ключи на тумбе, завтрак в пакете — готовить ты всё равно не умеешь.       Тэхён заторможено кивнул, медленно шагая друзьям навстречу. Он как-то и забыл совсем, что оставлял запасной ключ от квартиры Чимину на всякий случай. Про машину он забывал уже не первый раз.       — А пиздобратия эта откуда здесь нарисовалась? — буркнул Ким, хмуро глядя на жизнерадостного Хосока.       — А это моя группа поддержки, — довольно выдал Чимин, приобнимая друзей за плечи. — На случай если ты начнёшь всеми четырьмя упираться и сливаться с сегодняшней попойки. Ты мне теперь должен, как земля — колхозу. А благодарность от тебя я приму только в виде обещания, что вечером ты едешь с нами. Ну как, вкурил?       Минхо щёлкнул выключателем, и коридор ослепило белым, дневным светом. Тут уж глазам предстала картина вчерашнего разгрома: поваленная вешалка, разбросанная одежда, осколки от разбитой вазы и бокала, разметённые по полу мелочи с тумб. Во всей красе предстал и сам хозяин квартиры: помятый, растрёпанный, расцарапанный, со следами засосов на всех видимых участках тела. Хорош. Судя по вытянувшимся лицам ребят — они тоже впечатлились.       — Брат, да ты выглядишь оттраханным до умопомрачения. Я завидую, — присвистнул Хосок, жадно разглядывая Тэхёна.       — Ты знаешь — одно только твоё слово… — Минхо уже был рядом, поскрёбывая друга ногтем по шее.       — Так, руки убрал, — отмахнулся Хосок. — Это кто тебя так? Или ты уже сам большой такой стал?       Тэхён скрестил руки на груди и скептично вздёрнул бровь. Пальцы невольно нащупали торчащие нитки. Ким опустил глаза, рассматривая то, во что успел нарядиться. Классика — белоснежная шёлковая рубашка Чонгука, с вырванными с мясом пуговицами. Тэхён дёрнул щекой, криво ухмыляясь. Это тонкая отсылка, друзья не должны понять.       — Тэхён-а… — аккуратно позвал Минхо, отпихивая Хосока, что рвался пощупать и повертеть перед собой блондина. — А мы тебе не помешали разом?       — Есть немного.       — Ты и сейчас не один? — вытаращился Хосок, заглядывая за плечо Кима. — А чего не знакомишь? Тащи сюда этого дикого самца — я ему по губам нашлёпаю, чтобы так больше не кусался…       — Хосок! Какой же ты долбоёб, — простонал Минхо, хватая друга за руку и подталкивая к двери, которую заботливо распахивал перед ними Чимин. — Прости, Тэ, мы мешать не хотели.       — Не страшно, — усмехнулся, провожая парней. — Я постараюсь вечером приехать.       — Если будешь в состоянии!       — Хосок, сука! А ну заткнись, а то поцелую!       — Люди добрые! Что творится?! Средь бела дня гетеросексуальности лишают! Караул! На помощь!       Двери лифта распахнулись сразу, и Чимин легко впихнул туда продолжающего верещать Хосока. Минхо для порядка отрядил ему оздоровительного пенделя, но внезапно кивнул Чимину и вернулся к стоящему в дверях Тэхёну. Двери лифта сомкнулись, унося шумную парочку на первый этаж. Минхо же топтался рядом, кусая губы и явно пытаясь что-то сказать.       — Тэхён-а, я… знаешь, я…       — Случилось чего, хён? Нужна помощь? — Тэхён с беспокойством пытался поймать мечущийся взгляд друга.       — Да нет… просто… Мы можем поговорить?       — Сейчас? — вопрос прозвучал напряжённо.       — Нет-нет, сейчас и ты занят, и мне надо торопиться. Можно завтра. Поедим где-нибудь, кофе выпьем…       — А сегодня вечером?       — Нет, не при ребятах.       — Я понял тебя, хён. Нет проблем.       — Спасибо, ТэТэ. На тебя всегда можно рассчитывать.       Минхо потрепал младшего по плечу, мягко улыбнулся, потом подумал немного и порывисто обнял. Тэхён обнял в ответ, похлопывая друга по спине. Последнее время они как-то отдалились друг от друга. Пора было навёрстывать. Минхо напоследок сильнее прижал блондина к себе и выпустил из объятий, махнув на прощанье рукой, и бегом кинулся к выходу на лестницу. И охота же людям по тридцать этажей пробегать. Есть же лифт.       Тэхён вернулся в квартиру, закрыл дверь, занёс бумажный пакет с двумя порциями завтрака (святой Чимин, которому цены нет!) в гостиную и зашагал в спальню.       — Итак, на чем мы остановились?..       — Ты сказал, что любишь меня, — хрипло протянул Чонгук. Он опирался спиной об изголовье кровати, смотрел жадно, облизывая губы.       — Тебе показалось, — низко рассмеялся Тэхён, выдираясь из одежды и не отрывая от любовника взгляда.       Чонгук откинул в сторону одеяло и похлопал ладонью рядом с собой. Говорить о том, что он был абсолютно голый и абсолютно возбуждённый будет абсолютно лишне.       — Иди сюда. Сейчас проверим, показалось мне или нет.